Наталья АЛЕКСАНДРОВА

      ЗМЕИНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

     

      Анонс

     

      С женской местью ничто на свете не может сравниться по масштабу разрушений. Красавица Лена случайно стала свидетельницей приватного разговора двух криминальных авторитетов, в котором раскрылась загадка внезапной смерти мэра.

      Поняв, что она теперь человек, который слишком много знает, а потому недолго живет, Лена под чужим именем бежит в Петербург. На грани отчаяния девушка обращается за помощью к детективу-любителю Надежде Лебедевой. А в душе Надежды борются противоречивые чувства — страсть к детективным загадкам и неприязнь к Лене, оказавшейся дочерью её давней соперницы. Сможет ли Надежда побороть ревность и помочь девушке выпутаться из криминальной передряги?

     

      Дежурная по этажу, румяная круглолицая бабенка лет тридцати пяти, ещё раз постучала в дверь сорок шестого номера. Оглянувшись на сотрудников милиции, она вполголоса проговорила:

      — Я могу открыть своим ключом.

      Худой высокий мужчина с красными от недосыпа глазами покачал головой и попросил:

      — Ну ещё попробуйте.

      И в это время дверь номера распахнулась.

      На пороге стояла молодая женщина, можно сказать — девушка, с растрепанными темными волосами. Кутаясь в бордовый махровый халат и отчаянно зевая, она удивленно уставилась на незваных гостей:

      — Что случилось?

      — Березкина Елена Борисовна — ваша знакомая? спросил невыспавшийся мужчина, осторожно отодвигая дежурную и одновременно протягивая раскрытую книжечку служебного удостоверения.

      — Что случилось? — повторила девушка, резко побледнев. Ее темные глаза расширились, в них заколыхалась паника.

      — В окно выбросилась подруга ваша, — проговорила дежурная из-за плеча милиционера, — насмерть…

      — Вы это зачем? — страшным голосом оборвал её мужчина, — что за…

      Он замолчал, увидев, как девушка в халате беззвучно сползает вдоль притолоки, и кинулся подхватить её.

      Темные глаза закатились, тело безвольно обвисло на руках милиционера.

      — Что вы натворили? — прошипел он дежурной, осторожно запахивая разошедшиеся полы бордового халата и перенося бесчувственное тело на кровать, — есть у вас что-нибудь.., ну, нашатырь, что ли…

      — Не хотела я… — забормотала дежурная, оправдываясь, — кто её знал, что она такая нервная…

      В дверях номера появилась женщина средних лет в белом халате. Наклонившись над больной, она приподняла веко, оглянулась и решительно заявила:

      — Ну-ка, все быстро вышли отсюда!

      — У нас есть к ней несколько вопросов, — проговорил милиционер.

      — Подождете! — прикрикнула суровая фельдшерица. — С ней все в порядке, но нужен абсолютный покой! Через два-три часа можете поговорить, только никаких стрессов!

      Она поднесла к лицу девушки ватный тампон, смоченный остро пахнущей жидкостью. Девушка вздрогнула, дернулась, открыла глаза.

      — Я сказала — все вон! — прошипела фельдшерица, обернувшись, и номер в мгновение ока опустел.

      — Ты полежи, полежи! — женщина ласково обтерла бледный, покрытый испариной лоб, поднялась и пошла к двери. — Я к тебе через час ещё зайду, проведаю.

      Как только дверь номера за ней закрылась, девушка отбросила одеяло, села на кровати. Голова немного кружилась, но это не страшно, это пройдет.

      Она встала, подошла к окну.

      Поросшие соснами сопки тянулись до горизонта, а ближе к зданию, под самыми окнами, бежала узкая быстрая речка в крутых каменистых берегах. Там, на камнях, лежало что-то темное, бесформенное, и вокруг этого страшного предмета суетились люди, казавшиеся сверху такими маленькими…

      Перед глазами снова поплыли цветные пятна, но девушка взяла себя в руки. Она не может сейчас снова упасть в обморок. Не может позволить себе такую роскошь. У неё слишком мало времени. Что сказала эта женщина в белом халате? Что она придет через час…

      Девушка бросилась к постели, собрала свою одежду, торопливо натянула джинсы, футболку, тонкий свитер. Огляделась, увидела темную дорожную сумку, вытряхнула на кровать её содержимое.

      Пара кофточек, пакет с бельем, косметичка… вот он! Билет на поезд Зауральск — Санкт-Петербург., вот паспорт.., денег немного, но ей должно хватить.., это выход, это единственный выход!

      Поезд останавливается на станции Золотая Речка всего на две минуты…

      Девушка подхватила сумку, выглянула в коридор.

      Там было пусто, только раздавался громкий радостный голос из радиоприемника, рекомендовавший новую зубную пасту.

      Она выскользнула в коридор, закрыла за собой дверь, бросилась к лестнице. Но в это время снизу донеслись быстрые шаги нескольких человек, вполголоса переговаривающихся между собой.

      Девушка кинулась назад, заметалась в растерянности, подбежала к лифту, но тут же испуганно попятилась. Она побежала по коридору, растерянно оглядываясь по сторонам.

      Голоса поднимающихся по лестнице людей становились все громче, все слышнее, ещё немного, и они увидят ее…

      Коридор заканчивался хлипкой застекленной дверью. Стекло, густо замазанное белой краской, не позволяло разглядеть, что за этой дверью, но это безусловно не был один из номеров. Девушка нажала на ручку, толкнула дверь.., и та послушно распахнулась. За ней была прилепившаяся снаружи к стене дома металлическая площадка и убегающая вниз пожарная лестница.

      Времени на раздумья не было. Плотно закрыв дверь, девушка бросилась вниз. Железные ступени пожарной лестницы предательски гремели под ногами.

      Спустившись на несколько пролетов, она посмотрела вниз и увидела выбегающего из-за угла дома широкоплечего темноволосого мужчину. Испуганно ахнув, она дернула дверь, мимо которой в это время проходила, и оказалась в огромной кухне пансионата, точнее, как её называли здесь по советской ещё традиции, в пищеблоке. — Повар в высоком крахмальном колпаке пробовал что-то из огромной кастрюли. Увидев в своих владениях постороннюю, он рявкнул пиратским басом:

      — Куда?

      Девушка пробежала мимо него, снова выскочила в коридор — на этот раз, если она не обсчиталась, второго этажа. До лестницы было всего несколько метров, но там стояли спиной к ней двое мужчин.

      Девушка рванула дверь, оказавшуюся рядом с ней, юркнула в темный душный чулан и бесшумно закрыла дверь за собой. Кладовка была чуть больше телефонной будки, в ней хранили ведра, швабры и прочий нехитрый уборочный инвентарь.

      Сжавшись в уголке, старалась не дышать. Сердце стучало, как барабан, казалось, что его слышно сквозь тонкую дверь…

      Глаза постепенно привыкли к темноте, и внезапно девушка увидела, что она не одна в этом чулане. В другом углу скорчилась ещё одна женская фигура.

      — Эй, ты кто? — прошептала девушка, когда прошло несколько минут и её соседка не издала ни звука.

      Не дождавшись ответа, она придвинулась к той, вгляделась в нее.., и зажала себе рот, чтобы не закричать от страха.

      Это была та самая дежурная по этажу, которая меньше часа назад пришла к ней в номер с милицией, чтобы сообщить ужасную новость. Только сейчас её круглое румяное лицо стало белым, как мел, а широко открытые глаза смотрели прямо перед собой безо всякого выражения.

      Дежурная была мертва.

      Кто-то убил её и затолкал в эту кладовку, чтобы труп не обнаружили раньше времени.

      Девушка с трудом преодолела накатившее на неё головокружение, несколько раз глубоко вздохнула, стараясь не глядеть на женский труп, и решительно распахнула дверь. Будь что будет, но больше находиться в одном чулане с покойницей она не могла.

      К счастью, на этот раз путь был свободен.

      Она пробежала отделявшие её от лестницы метры, скатилась по ступеням, вылетела в холл пансионата. Возле стойки женщина с маленьким ребенком разговаривала с портье. Ребенок громко хныкал, что-то требуя, и оба взрослых — мать и служащий пансионата — пытались перекричать его и разобраться в каком-то своем вопросе. Поэтому они не заметили пробежавшую мимо них растрепанную, перепуганную девушку.

      Выбежав на улицу, она огляделась по сторонам, нырнула за густые кусты и короткими перебежками устремилась прочь от здания.

      Только вчера она гуляла здесь с подругой и хорошо запомнила широкую, усыпанную хвоей тропинку, которая вела напрямик к станции гораздо быстрее, чем шоссе.

      Пригибаясь и то и дело оглядываясь, она припустила вперед.

      До поезда оставалось больше часа, а дорога до станции — всего километра полтора, но ей хотелось скорее удалиться от пансионата, где она чувствовала себя затравленным зверем.

      Тропинка привела её прямо к платформе. Невысокое унылое кирпичное здание, в котором помещались кассы и вечно пустующий буфет, стояло чуть поодаль.

      По платформе прохаживался тщедушный дедок в кирзовых сапогах, ватнике и кепке с надписью на английском языке «Я люблю Нью-Йорк».

      Девушка перевела дыхание, ещё раз оглянулась и решила на всякий случай пока не подниматься на платформу, где она была бы слишком на виду.

      Только когда из-за поворота выплыл зеленый пассажирский поезд, сбросил скорость и остановился, она взбежала по ступенькам платформы и подошла к открытой двери вагона.

      Проводница, унылая тетка средних лет с усталым недовольным лицом, препиралась с дедом, который просил подвезти его до ближайшей станции. Девушка протянула ей билет. Проводница по привычке начала ворчать, что билет от Зауральска, и там надо было садиться, а то она, проводница, вполне могла пустить на её место другого пассажира.., потом потребовала паспорт, лениво пролистала его и пустила-таки в купе. Девушка поздоровалась с соседями, попросила у проводницы чаю и забилась в уголок, глядя в окно на медленно уплывающие вдаль заросшие соснами сопки.

     

            * * *

     

      — Нет, нет и нет! — выкрикнула Надежда и отошла от мужа к окну, сердито блестя глазами. — Я категорически возражаю!

      — Но Надя, послушай…

      — И слушать больше ничего не хочу! — Надежда отвернулась, схватила с подоконника невесть как оказавшуюся там шариковую ручку и принялась интенсивно вертеть её в руках.

      Это её не успокоило, тогда Надежда прижалась лбом к стеклу и с тоской наблюдала, как с той стороны текут по стеклу крупные капли дождя.

      Ее положение было ужасно. То есть не то чтобы ужасно, но совершенно нетерпимо. Начать с того, что в июне НИИ, где много лет работала Надежда Николаевна Лебедева, выражаясь по-простому, приказал долго жить. То есть этот НИИ и раньше-то не больно преуспевал из-за директора, который, будучи в пенсионном возрасте, не же-«дал вводить никаких новшеств и искать перспективные заказы, все уже как-то привыкли к такому положению вещей и роптали не сильно. Но в июне старого директора наконец-то удалось «уйти на пенсию». Бурного ликования коллектива НИИ хватило на три дня, потому что новый директор начал свою трудовую деятельность с того, что мигом уволил из института всех сотрудников женского пола старше сорока пяти лет, а таких как раз и было в НИИ больше всего, учитывая его незавидное положение и маленькие оклады. Жаловаться было некуда и некому, поскольку формально института больше не существовало, он реорганизовывался и распадался на несколько более мелких фирм.

      Непосредственный начальник Надежды Николаевны зазвал её к себе в кабинет и в приватной беседе страшно извинялся. Он говорил, конечно, что сотрудник сотруднику рознь, и что сам лично он Надеждой очень доволен, и для инженера с её опытом и квалификацией работа всегда найдется.

      И он, начальник, обязательно ей эту работу предоставит, только потом, когда все утрясется. Так что следует немного подождать, а к осени или на самый крайний случай к зиме все будет в порядке, Только не нужно пока никому про это рассказывать, чтобы не вызвать нездоровых разговоров.

      Выслушав все это. Надежда оскорбилась и подала заявление об уходе, как все.

      Самое ужасное заключалось в том, что муж Надежды Сан Саныч, вместо того чтобы утешить её в трудную минуту, обрадовался происшедшему до чрезвычайности.

      .Муж у Надежды был второй, они прожили вместе восемь лет, так что ясно было, что брак этот крепкий, и ни о ком другом Надежда и не мечтала. Но все же когда муж, выслушав её гневный монолог по поводу отвратительного поведения нового директора, заявил, что все просто замечательно, что он давно этого хотел, Надежда обиделась.

      Этой весной в жизни Надежды Николаевны случилось очень неприятное событие — ей исполнилось пятьдесят лет. И хотя событие это было весьма предсказуемо, то есть всем ведь ясно, что после сорока девяти рано или поздно, но все же последует пятьдесят, Надежда очень переживала.

      Разумеется, она никому об этом не говорила кроме близкой подруги Алки Тимофеевой, которая вполне понимала Надежду, поскольку самой ей исполнялось пятьдесят летом.

      Муж заявил, что Надежде давно пора отдохнуть и заняться своим здоровьем. Надежда обиделась ещё больше — она не старуха, чтобы просиживать дни в районной поликлинике. Муж кротко возразил, что он совсем не это имел в виду — он достаточно зарабатывает, чтобы его жена могла посещать косметолога и массажиста, и совершенно ни к чему приплетать тут районную поликлинику. Муж Надежды и вправду несмотря на весьма зрелый возраст — ему было пятьдесят пять — год назад устроился работать в солидную компьютерную фирму и зарабатывал теперь достаточно, чтобы бросить свои многочисленные халтуры.

      Где-то в глубине души Надежда признавала, что муж прав, но от этой мысли она окончательно озверела. Был скандал, потом Надежда вздыхала и дулась, после чего усовестилась и решила заняться своими семейными обязанностями. В самом деле: у неё муж, за которым следует ухаживать, кот Бейсик замечательной рыжей масти с белой манишкой и лапами, который тоже требует внимания. Еще у Надежды есть мать — пенсионерка, которую никак нельзя назвать старушкой, хотя ей уже за семьдесят. Мать сильна духом и весьма бодра телом (чтоб не сглазить!), но все же годы берут свое, так что Надежда вполне может подольше пожить с ней на даче, чтобы делать там всю тяжелую работу в саду и огороде. И наконец летом приедут в отпуск дочка Алена с мужем и Светланкой, Надеждиной внучкой. Дочь Надежды замужем за военным моряком и живет в далеком городе Северодвинске, так что видятся они нечасто. А теперь, когда у Надежды свободно лето, можно оставить Светланку подольше и всем вместе пожить на даче.

      Словом, Надежда почти примирилась с судьбой, но злодейка-судьба внесла свои коррективы.

      Начать с того, что лето в этом году выдалось отвратительным. Целыми неделями шел дождь, жители города Санкт-Петербурга размокли, как губки, на дачных участках урожай сгнил на корню и единственно что выросло — это трава по пояс.

      Мать Надежды сидела на даче исключительно из принципа, такой уж у неё был характер, дочь с семьей, погостив три дня, мигом собрались и улетели в Сочи, погреться у теплого моря.

      Надежда переделала все хозяйственные дела, которые стояли на повестке дня, и даже те, которые на повестке дня не стояли, посетила парикмахера, где очень удачно выкрасила волосы, и даже записалась к косметологу, чего раньше никогда не делала. Она готовила мужу вкусные обеды и, не спеша бродя по магазинам, сумела подобрать приличные занавески и кое-какие хозяйственные мелочи. Муж был доволен, кот тоже — он не любил долго оставаться один в квартире, мало-помалу и сама Надежда Николаевна стала находить нечто приятное в таком времяпрепровождении — никуда не торопиться, все делать не спеша… Но судьба-злодейка и тут не успокоилась и продолжала портить Надежде жизнь.

      Когда они поженились, Надежда давно была в разводе с первым мужем, а у Сан Саныча жена умерла. Но у него был взрослый женатый сын и внук Вовка. Они жили в большой трехкомнатной квартире, которую Сан Саныч оставил им, когда женился и переехал к Надежде в её однокомнатную. Сан Саныч внука очень любил и проводил с ним много времени. Надежда с его невесткой тоже поддерживала хорошие отношения — делить им было нечего. И вот, совершенно неожиданно, на Надежду свалилась новая напасть. Выяснилось вдруг, что сын с женой срочно уезжают работать на год в Канаду — появилась такая возможность. Они, видите ли, знали об этом давно, но не говорили до последнего момента, чтобы все не сорвалось. Внука двенадцати лет они брали с собой, он там будет учиться в местной школе. И теперь речь шла о том, чтобы Сан Саныч с Надеждой поселились в их квартире, чтобы приглядывать за ней и поливать цветы. Из-за этого-то сейчас и был у Надежды с мужем спор, переходящий в ссору.

      Надежда ощутила, как лоб стал холодный, и отошла от окна:

      — Почему, ну почему я должна бросить свою собственную квартиру и жить у чужих людей, как будто я приживалка или бомжиха? — страстно заговорила она.

      — Что значит — у чужих людей? возмутился муж. — Ты не забыла, что квартира эта изначально была моей? И я до сих пор, между прочим, там прописан. Это я здесь у тебя приживал! А теперь я хочу привести свою жену к себе в дом!

      — Надежда угрюмо молчала. Мужчине бесполезно объяснять такие вещи, он все равно не поймет. Во-первых, одно дело — это ходить к невестке, хотя бы и неродной, в гости по праздникам, а совсем другое — жить с ней вместе в одной квартире.

      — Не жить вместе! — вставил муж, как будто прочитав её мысли. — Они уезжают через три дня, так что при всем желании пожить с ней вместе ты не успеешь.

      Надежда слегка удивилась такой мужниной проницательности, но продолжала думать дальше. Во-вторых, эта трехкомнатная квартира — та самая, где её муж много лет жил со своей первой женой, он будет вспоминать о ней чаще, чем Надежде бы хотелось, и она. Надежда, в этих воспоминаниях будет только лишней.

      — Ну знаешь! — ответил на это муж, снова прочитав её мысли. — Ну уж это ни в какие ворота!

      Он ушел в комнату и даже так сильно хлопнул дверью, что с сушилки слетела крышка, и кот Бейсик, сидевший на своем излюбленном месте — на холодильнике, встрепенулся и поглядел на Надежду с большим неодобрением. Надежда только пожала плечами.

      Однако сидеть одной на кухне было неинтересно, поэтому Надежда приоткрыла дверь и прислушалась. В их маленькой квартирке всегда было слышно, что делается во всех помещениях, и, будучи в комнате, можно было разговаривать с супругом, находящимся на кухне, не повышая голоса.

      Итак, Надежда навострила уши и поняла, что муж разговаривает с кем-то по телефону. Она не слышала звонка, значит, он звонил сам. Интересно, кому? Неужели он сообщает невестке, что Надежда наотрез отказывается жить в её квартире?

      Как-то нехорошо все вышло…

      Надежда явилась в комнату, когда муж уже повесил трубку. Он поглядел на неё очень серьезно и сказал:

      — Надя, ты должна пересмотреть свою позицию. Иначе у всех возникнет масса сложностей.

      «А в противном случае всем будет хорошо, но зато сложности возникнут у меня!» — сердито подумала Надежда и уставилась на мужа в ожидании его ответа.

      Но Сан Саныч на этот раз сделал вид, что не слышал её мыслей.

      — Но почему, почему мы должны бросить все и переезжать к ним? Разве тебе здесь плохо? Почему нельзя приходить туда два раза в неделю и присматривать за цветами? — страстно завопила Надежда.

      — Потому что они оставляют собаку, — строго сказал Сан Саныч и сел на диван, прикрыв рукой щеку в позе роденовского мыслителя.

      — Собаку? — как эхо переспросила Надежда. Какую ещё собаку?

      Тут же в голове у неё что-то забрезжило. Не так давно муж говорил что-то о том, что у его сына в квартире появилась собака — молодой сенбернар. Собака якобы потерялась, то есть совершенно точно потерялась, потому что внук привел её с улицы.

      — Неужели они до сих пор не нашли хозяев собаки? — вскричала Надежда.

      — Нашли, но там кто-то умер, и те люди не хотят брать его назад, — ответил Сан Саныч, не глядя на Надежду. — Вовка очень просил оставить собаку ему…

      — Но ведь они же уезжают… — Надежда в растерянности села рядом с мужем на диван.

      — В этом-то все и дело, — вздохнул Сан Саныч, — я сейчас говорил с сыном, Вовка в истерике. Он привязал себя и Арчи цепочкой к батарее и кричит, что не поедет ни в какую Канаду, что вообще не двинется с места, если не возьмут Арчи. Но они не могут его взять, они понятия не имеют, где они будут там жить И потом, у него нет документов, и нет времени все оформить…

      — Слушай, но это же форменное идиотство! Надежда вскочила с дивана и в раздражении забегала до комнате. — Люди собираются уезжать на долгое время за границу, а сами заводят собаку! Ты извини, конечно, но я была лучшего мнения о здравом смысле твоего сына…

      — Они и не собирались никого заводить! — рассердился Сан Саныч. — Вовка поставил их перед фактом. И они думали, что найдутся хозяева Разве можно было выгнать собаку на улицу? Этак от них собственный ребенок отвернулся бы… Тебе ли об этом не знать…

      Надежда сразу же поняла, на что муж намекает. В свое время её дочка Алена вот так же принесла в дом тощего заморенного котенка. Котенок был маленький, меньше месяца, блохастый, и жалобно мяукал Надежда сначала была категорически против, но не решилась отказать дочери, к тому же у кого поднимется рука зимой выгнать котенка на мороз? С того времени прошло десять лет, и котенок превратился в огромного рыжего котяру, нахала и обжору.

      — Да, вот кстати, — Надежда внезапно успокоилась и поглядела на мужа с некоторым злорадством во взоре, — если мы будем жить все вместе, то как ты думаешь, одобрит Бейсик наличие в доме собаки?

      — Боюсь, что не одобрит, — горестно ответил муж, — просто не представляю, что делать.

      Надежда злорадствовала не впустую. Всем её многочисленным знакомым было хорошо известно, как трепетно Сан Саныч относится к коту Бейсику, он его обожал едва ли не больше, чем жену, то есть Надежда в глубине души была уверена, что и женился-то он на ней ради кота. Но мужу об этом если и говорила, то редко, боясь услышать подтверждение, что так оно и есть на самом деле.

      — Надя, так ты согласна пожить у них и позаботиться о собаке? — робко спросил муж.

      — Ну, разумеется, если ребенок так расстраивается, я собаку не брошу, — решительно ответила Надежда, — пускай едут спокойно, а мы заберем собаку сюда.

      — Ты соображаешь, что говоришь»? — непритворно рассердился муж. — Ты представляешь размеры сенбернара? Да он просто не войдет в нашу кухню Надежда поняла, что её взяли измором и шантажом и не оставили выбора. Она терпеть не могла, когда на неё давят, и не собиралась такое спускать никому. Даже собственному мужу.

      — Это все? — холодно спросила она. — Больше ты ничего от меня не требуешь? Когда прикажешь быть готовой?

      — Через три дня, к двадцатому… — ответил муж таким странным тоном, что Надежда поняла: это ещё не все. Самое главное её ждет впереди.

      — Понимаешь, — Сан Саныч заговорил неуверенно, отводил глаза и теребил покрывало на диване, что раньше было для него совершенно нехарактерно, — понимаешь, Наденька, тут ещё случилась одна вещь…

      — Какая же? — проскрипела Надежда, от волнения у неё сел голос, муж называл её Наденькой крайне редко, когда очень волновался.

      — Вчера мне позвонила Лиза Самохвалова.., муж остановился.

      Надежда понятия не имела, кто такая Лиза Самохвалова, но решила пока не встревать с вопросами.

      — Она сказала, что получила письмо от Ани Белолобовой, то есть не от Ани, а от её дочери. Ей очень нужно приехать в наш город, недели на две.

      В гостинице, может, и есть места, но цены там непомерные, ты же знаешь…

      — Знаю, — деревянным голосом подтвердила Надежда.

      — Лиза сама не может её принять, потому что у неё и так-то тесно, да ещё дочка недавно родила, а с маленьким сама понимаешь… А у нас как раз квартира свободна.., ну, раз мы переезжаем к сыну…

      — Та-ак, — медленно протянула Надежда, та-ак…

      Самое время было заорать. Девяносто пять процентов женщин так бы и сделали и высказали бы мужу все, что они думают о нем самом, о его сомнительных знакомствах и о том, что не желают предоставлять собственную квартиру незнакомым девкам. К чести Надежды, она относилась к остальным пяти процентам, то есть к тем женщинам, которые перед тем, как заорать и устроить скандал, прикидывают наскоро, что из этого выйдет.

      В характере Надежды Николаевны было много недостатков. И она сама прекрасно об этом знала. Но также признавала за собой по крайней мере два достоинства: неистребимое любопытство и умение в любой ситуации поглядеть на себя со стороны. Правда, муж считал Надеждино любопытство не достоинством, а самым большим её недостатком, он говорил, что любопытство сгубило кошку, и её. Надежду, любопытство приведет когда-нибудь к большим неприятностям. Что касается второго достоинства, то Надежда никому про него не рассказывала, даже мужу.

      Итак, она поглядела на себя со стороны и увидела немолодую всклокоченную тетку, красную от злости. Еще и голос, наверное, визгливый станет, когда орать начнет. Нет, так нельзя себя вести, следует срочно сменить тактику. Тем более что внутренний голос, которому Надежда привыкла доверять, ожил внезапно и дал понять ей, что вот оно, то самое, из-за чего ей следует волноваться, вот для чего муж завел весь этот разговор, и ни собака, ни внук, ни отъезд тут не имеют большого значения.

      Страшным усилием воли Надежда Николаевна взяла себя в руки и загнала внутренний голос ещё дальше внутрь.

      — Дорогой, — кротко сказала она мужу, — в твоем рассказе женские имена и фамилии мелькают, как в дамском детективе. Не успеешь разобраться с одной дамой, как тут же всплывает другая. Лиза Самохвалова, Аня Твердолобова, я понятия не имею, кто такие эти твои знакомые дамы…

      — Надежда, не валяй дурака! — взорвался муж. — Ты прекрасно знаешь, кто это. И Лиза и Аня — это мои однокурсницы, когда-то мы вместе учились в институте, в одной группе. И мы все дружили — Лиза, Аня, я и Пашка, ещё ребята.., вообще группа у нас очень дружная была.

      И я тебе про них рассказывал, ты просто не помнишь!

      Из всех его институтских друзей Надежда знала только Пашку Соколова, то есть он теперь не Пашка, а Павел Петрович Соколов, профессор и доктор наук. Она готова была поклясться, что никогда не слышала от мужа ни про Лизу, ни про Аню, и этот факт ей очень не понравился.

      — И не Твердолобова, а Белолобова, — не успокаивался муж, — Аня Белолобова. Они обе были не ленинградки, только Лизавета вышла замуж и осталась здесь, а Анна после окончания института уехала к себе, в Зауральск.

      — Есть такой город? — удивилась Надежда.

      — Да, и довольно большой промышленный город. Одно время я часто ездил в командировки на тамошний завод и жил у Ани чуть ли не месяцами. Они вообще меня очень хорошо принимали, хоть жили с мамой небогато. А уж потом мать у неё умерла, Аня с дочкой осталась. Лиза сказала, что Аня умерла полгода назад — инсульт, представляешь, так что я просто обязан помочь девочке!

      И тут Надежду озарило! Правильно, ведь все лежало на поверхности, а она никак не могла сообразить. Ведь муж же, считай, сам обо всем рассказал! Они дружили, потом эта самая Аня уехала, а потом у неё родилась дочка. И судя по всему, про мужа этой Ани никто ничего не слышал. Да и вряд ли какой мужчина потерпит, чтобы приятель его жены жил у них месяцами!

      — Девочка большая? — осведомилась Надежда абсолютно равнодушным тоном.

      — Ну, как тебе сказать, последний раз я был у них в восемьдесят втором году, ей как раз в школу идти нужно было, я ещё привез книжки там всякие, в общем все, что нужно первокласснику. Стало быть, сейчас ей уже.., слушай, двадцать семь лет!

      И снова Надежду больно кольнуло: с чего это он так точно помнит, в каком году был в этом самом Зауральске последний раз? Подумаешь, какая важная дата! Если только дочка у этой Ани не от него… И теперь она приезжает. И это ещё хуже, чем если бы приехала сама Аня. Потому что с дочерью-то Надежда конкурировать не сможет, не тот случай. Надежда Николаевна ощутила, как ревность, это чудовище с зелеными глазами, терзает ей сердце. Все было так болезненно, потому что за восемь лет брака муж ни разу не дал ей повода для ревности. Несмотря на то что раньше он работал в вузе и его окружали студентки и аспирантки, ни разу Надежда не заметила, что от него пахнет чужими духами или платок испачкан губной помадой. Ни разу муж не изменился в лице, услышав, что звонит женский голос. Ни разу в гостях у друзей муж не оказывал повышенного внимания ни одной женщине даже в шутку…

      И вот теперь такое.

      — Зачем она приезжает? — спросила Надежда и тут же пожалела об этом, но муж ничего не заметил.

      — Лиза говорила, что у неё что-то с глазами.

      После скоропостижной смерти матери у неё резко ухудшилось зрение. Возможно от стресса, ей нужно показаться здешним врачам, пока не стало поздно.

      «Ой как нехорошо, — подумала Надежда, — ведь это же ужасно — молодая женщина может остаться слепой! Конечно, нужно ей помочь, и я сделаю все, что смогу».

      Но в мыслях её не было теплоты.

      В принципе, Надежда знала, что сенбернары очень крупные собаки, она и ожидала увидеть что-то большое, с рыжими пятнами и лобастой мордой. Но действительность превзошла самые смелые её ожидания.

      Ехать решили все сразу, то есть Сан Саныч погрузил в машину самые необходимые носильные вещи. Надежду и переноску с котом Бейсиком. Надежда рассудила, что глупо сначала ей знакомиться с собакой, потом везти туда Бейсика. Нет уж, раз им всем предстоит жить вместе почти год, то чем скорее произойдет процедура знакомства, тем лучше.

      Сан Саныч вставил ключ в замок, и за дверью тут же раздался лай.

      То есть лаем это можно было назвать только с большой натяжкой. Гораздо больше это было похоже на раскаты приближающейся грозы или глухой грохот отдаленной канонады.

      Надежда невольно схватила мужа за руку.

      — Не волнуйся, Наденька, — с наигранным оптимизмом проговорил Сан Саныч, — он очень приветливый.., это он так с нами здоровается…

      Дверь распахнулась, и перед ними появилась огромная лобастая голова.

      — Р-р-р? — произнесла голова вопросительно, что можно было, наверное, перевести на человеческий язык — «Вы к кому?».

      При этом тяжелая нижняя челюсть отвисла, обнажив огромные желтоватые клыки.

      — Мама! — тихонько проговорила Надежда. Какой же он огромный!

      Из плетеной переноски послышалось угрожающее шипение: это Бейсик демонстрировал свое отношение к происходящему.

      В это время сенбернар увидел Сан Саныча, и весь его облик преобразился. Он радостно взвизгнул, что при его размерах выглядело очень комично, и бросился к Надеждиному мужу с явным намерением встать лапами ему на грудь. Сан Саныч, который прекрасно понимал, что не удержит такой вес, отскочил в сторону и строго прикрикнул:

      — Арчи, место!

      Пес виновато потупился, облизнулся большим шершавым языком, шумно сглотнул слюну и захлопнул пасть. С обожанием глядя на Сан Саныча, он задом отступил в квартиру. Надежда поняла, почему ему пришлось пятиться: развернуться на тесной лестничной площадке он просто не смог бы, ему не хватило бы места, как туристскому автобусу на маленькой автостоянке.

      Сан Саныч вошел в квартиру, и Надежде ничего не оставалось, как последовать за ним.

      Пес сидел в углу, занимая половину прихожей, и ритмично шлепал по полу большим лохматым хвостом. Его обаятельная лобастая морда выражала симпатию и приязнь.

      — Вот, Арчи, знакомься, — с энтузиазмом проговорил Сан Саныч, — это Надя, она будет здесь жить.

      Сенбернар внимательно посмотрел на Надежду, разинул пасть, напоминающую размерами багажник автомобиля, и радостно улыбнулся. Во всяком случае, выражение его морды было как нельзя более похоже на искреннюю приветливую улыбку.

      «Очень приятно, — казалось, говорил он, друзья Сан Саныча — это мои друзья!»

      — А он славный, — удивленно и немного нерешительно проговорила Надежда. В глубине души она считала, что этот пес вряд ли ей понравится.

      В ответ на её слова Арчи пару раз стукнулхвостом по паркету, встал и приблизился к новой хозяйке.

      Хотя Надежде очень хотелось спрятаться за широкую спину мужа, она взяла себя в руки и осталась на месте.

      Арчи, стуча по паркету когтями, подошел к ней и ткнулся мордой. Прикосновение было очень деликатным, однако ей с трудом удалось удержаться на ногах.

      — Он знакомится, — прошептал Сан Саныч, запоминает твой запах!

      — А по-моему, он использует меня вместо носового платка, — с легким недовольством отозвалась Надежда.

      Действительно, Арчи тщательно вытер об неё свою вечно слюнявую пасть.

      — Арчи, как не стыдно! — укорил его Сан Саныч. — Что за неаккуратная собака!

      Сенбернар виновато опустил голову, и при этом прямо перед его носом оказалась плетеная переноска, из которой непрерывно доносилось угрожающее шипение Бейсика.

      Пес вопросительно взглянул на хозяина. В его взгляде явственно читалось:

      «А это что за мелкая неприятность?»

      Сан Саныч, который больше всего боялся именно этого момента, с тяжелым вздохом проговорил:

      — Арчи, это Бейсик. Он тоже будет здесь жить.

      Не обижай его, пожалуйста!

      Арчи тяжело вздохнул и попятился. Он покосился на хозяина с немым укором, как бы говоря:

      «Конечно, от тебя я готов принять что угодно, но неужели ты не мог пощадить мои чувства?

      Ну, ладно, допустим, я послушаюсь тебя и не буду его обижать, но он-то сам что думает по этому поводу?»

      Бейсик, который внутри своей плетеной тюрьмы только голосом мог выразить всю глубину своего возмущения, перешел от шипения к высокому, угрожающему подвыванию.

      — Не знаю, Саша, как мы сможем их познакомить, — озабоченно проговорила Надежда, убирая переноску за спину.

      Сан Саныч, оптимистичный, как большинство мужчин, пожал плечами и сказал:

      — Арчи, кажется, не против знакомства…

      — Арчи, может быть, и не против, — с сомнением протянула Надежда, — а вот Бейсик.., не представляю, как выпустить его из клетки!

      — Ну, пойдем в комнату, там его и выпустим, Сан Саныч взял переноску в руки и строго посмотрел на сенбернара:

      — Арчи, место!

      Пес послушно улегся на полу, положил лобастую голову на лапы и проводил хозяев грустным взглядом, в котором читалось все, что он о них думает.

      Удалившись от сенбернара на безопасное расстояние, Сан Саныч поставил плетеную клетку на пол и осторожно открыл дверцу.

      Бейсик, который немного притих, потеряв пса из виду, осторожно выбрался наружу и бросил по сторонам заинтересованный взгляд. В любое другое время он, конечно, начал бы с ознакомления с новой квартирой, но сейчас у него было куда более важное дело. Прижавшись к полу и нервно поводя кончиком хвоста из стороны в сторону, он медленно двинулся в сторону прихожей. При этом шерсть у него встала дыбом, что ему чрезвычайно шло, Бейсик стал похож на свою легендарную ангорскую бабушку.

      Надежда невольно залюбовалась своим рыжим красавцем, но её очень волновало, как пройдет его непосредственное знакомство с Арчибальдом. Она попыталась отговорить кота от путешествия в прихожую, предложив ему любимое угощение, — специальный кошачий витамин в форме маленькой рыбки. Бейсик покосился на рыбку, но не свернул с выбранного пути: все остальные интересы отступили сейчас на второй план.

      — Саша, это плохо кончится! — испуганно проговорила Надежда. — Сделай же что-нибудь!

      — Что я могу сделать.., они должны сами разобраться! В конце концов, Арчи — очень добродушный пес, он ничего плохого не сделает Бейсику..

      — Он-то не сделает, — прошептала Надежда, — а вот Бейсик…

      Тем временем кот, двигаясь по-пластунски, бесшумно выскользнул в коридор. Несколько секунд в квартире царила тишина, и вдруг она взорвалась настоящей какофонией.

      Из прихожей несся утробный кошачий вой, шипение, жалобный визг и неожиданно тонкий лай.

      — Скорее! — вскрикнул Сан Саныч, схватившись за сердце. — Спасать! Спасать Бейсика, если он ещё жив!

      Он бросился в прихожую, и Надежда устремилась следом, хотя у неё было собственное мнение о том, кого им придется спасать.

      Действительно, когда они выбежали в прихожую, их глазам представилась следующая сцена.

      Бейсик, чередуя жуткий вой с угрожающим шипением, наступал на сенбернара, сгорбившись как верблюд и метя когтистой лапой в собачью морду. Арчибальд отступил в угол, что было непросто при его размерах, и пытался защитить свой нежный нос от острых кошачьих когтей.

      — Кого ты собирался спасать? — насмешливо осведомилась Надежда. — По-моему, все обстоит в точности наоборот.., если ты не хочешь, чтобы у твоего внука по возвращении был жуткий стресс, спасай Арчибальда!

      — Бейсик! укоризненно воскликнул Сан Саныч и попытался схватить рыжего агрессора. Результатом этой попытки была огромная глубокая царапина на его руке.

      Надежда поняла, что если она хочет спасти мужа от инвалидности и установить в квартире хотя бы временное перемирие, нужно взять инициативу в собственные руки.

      Оглядевшись, она нашла плотное махровое полотенце, набросила его на Бейсика, схватила бешено сопротивляющегося кота и почти без серьезных телесных повреждений унесла его в дальнюю комнату. Там она его заперла, сурово сказав при этом:

      — Посиди тут и подумай над своим поведением!

      После чего она вернулась в прихожую, где застала Сан Саныча и Арчибальда, сидящих рядом на коврике с одинаковым обиженным и разочарованным видом. Этот вид определенно говорил:

      «За что он нас, ведь мы хотели только хорошего!»

      Надежда нашла йод и обработала боевые ранения своего мужа. Сенбернар свои царапины зализал самостоятельно.

      Он некоторое время всхлипывал, как обиженный ребенок, вздрагивал всем телом и испуганно косился в ту сторону, куда исчез этот ужасный визжащий и царапающийся зверь.

      Наутро Надежда проснулась очень рано, даже муж ещё спал. Правда, он до полночи успокаивал кота, нашептывая ему всякие ласковые слова, пока Надежда, окончательно разозлившись, не пригрозила, что выгонит обоих из спальни.

      Сан Саныч представил себе, что придется преодолевать препятствие в виде огромного сенбернара, который расположился в прихожей на своем матрасе, размером с хорошую двуспальную тахту, испугался и притих. Кот злобно поглядывал на Надежду и тоже молчал. Она отвернулась к стене и задремала.

      Сейчас она тихонько встала и на цыпочках прокралась к двери. Кот приоткрыл один глаз, но Надежда показала ему кулак, и он тотчас сделал вид, что крепко спит.

      Сенбернар Арчи лежал в прихожей на полу, перед ним валялся Вовкин старый ботинок, и в глазах у собаки была самая настоящая человеческая Тоска.

      «Ишь как успел он к мальчишке привязаться за такое короткое время!» — поразилась Надежда и отважилась погладить Арчи по голове. Пышный хвост в ответ стукнул пару раз об пол.

      — Ты не бойся, Вова вернется, — растроганно сказала Надежда, — а пока мы тут как-нибудь проживем.

      Она оглянулась на дверь спальни и шепотом посоветовала Арчи быть с котом построже. Потом она подумала, что с ней сделает муж, если узнает, какие советы она дает огромному сенбернару, и поскорее удалилась в ванную.

      В процессе приготовления завтрака Надежда все время раздражалась по пустякам. Нет, кухня у невестки была в полном порядке — отлично отремонтированная, вся забита дорогими бытовыми приборами. Но Надежду раздражала электрическая плита, которая долго разогревалась, а потом, после выключения, также долго оставалась горячей, так что омлет пересушился и даже чуть не сгорел. И кофеварка была какая-то чересчур навороченная, Надежда понятия не имела, как ей пользоваться, и решила сварить кофе в простой джезве, но обыскалась её по всем шкафам. И во, обще в процессе готовки она хваталась то консервного ножа, то пряностей и сразу ничего не могла найти. Она утешала себя тем, что привыкнет, но сердце ныло при воспоминании о своей уютной квартирке, где все вещи на своих местах, и где новые занавески свисают красивыми складками, и пахнет родным домом, а не освежителем воздуха, как здесь.

      Муж благородно взял на себя обязанность гулять с собакой, но Надежда чувствовала, что это не навсегда. Удержать Арчи за поводок Надежда не могла бы при всем желании, оставалась надежда, что пес привыкнет к ней и станет слушаться. Вообще-то он неагрессивный, утверждал Сан Саныч, но тон его был не слишком уверенный.

      Пока они отсутствовали. Надежда скоренько накормила кота и заперла его в туалете. Кот шипел и пробовал от еды отказаться, но с Надеждой этот номер не прошел. Бейсику отлично было известно, что Надежда терпеть не может, если дети и животные капризничают во время еды. В таких случаях разговор у неё был короткий: не хочешь есть — вон из-за стола! Так что спокойно может хозяйка лишить завтрака, думал Бейсик, не станет она причитать над ним и уговаривать, как Сан Саныч. Поэтому хитрый котяра придал морде выражение глубочайшей муки, но съел весь свой корм без остатка.

      Тут как раз подоспели двое с прогулки. Сан Саныч наскоро съел пересушенный омлет и умчался на работу, пообещав звонить и вернуться пораньше, а Надежда уселась на кухне выпить кофе, рассеянно наблюдая, как Арчи гоняет по кухне миску размером с таз, в котором на даче она замачивала белье. Кухня в этой трехкомнатной квартире была большая, куда там Надеждиной, так и то здоровенный пес еле поворачивался, и холодильник жалобно гудел, когда Арчи задевал его могучим боком.

      Надежда только горестно качала головой, глядя на такое безобразие, и думала, что бывшие хозяева, очевидно, просто обалдели, когда увидели, что из симпатичного плюшевого щенка выросла такая махина. Конечно, это верх подлости, и мало у кого поднимется рука выгнать собаку, но все же как-то Арчи очутился на улице. Все-таки некоторые люди бывают ужасно безответственные!

      Тут Надежда осознала, что мысленно брюзжит вовсе не из-за собаки. В общем, животное не виновато, и Надежда как-нибудь привыкнет к этим впечатляющим габаритам. Привыкнет она и к чужой квартире — что ж делать, надо так надо.

      Настроение с утра портило то, что сегодня в шестнадцать часов двадцать минут прибывает поезд Санкт-Петербург — Зауральск. И в этом поезде едет неизвестная девица, которая вполне может быть родной дочерью её мужа Сан Саныча. Осознав эту мысль, Надежда даже зажмурилась, так ей стало нехорошо. Она посидела немного с закрытыми глазами, стараясь успокоиться, потом тяжело вздохнула и решила не прятать голову под крыло и взглянуть наконец правде в глаза. В конце концов, ну что такого? Ну, приедет, поглядим на нее, посмотрим, что девушка из себя представляет. А может быть, у неё есть семья, муж, дети.

      По возрасту вполне могут быть, ведь ей сейчас примерно лет двадцать семь… Жила же она как-то до этого, так с чего Надежда взяла, что сейчас должно что-то измениться?

      Разумеется, был способ выяснить кое-какие подробности. Жена лучшего друга Сан Саныча Паши Соколова, её тоже звали Надеждой. Так вот эта самая жена училась с ними в институте, только в другой группе. Но знала всех. И конечно, если что и было у её мужа с этой самой Аней Твердолобовой или как её там, то Пашиной жене об этом прекрасно известно. Стоит только завести разговор невзначай…

      Но вот как раз этого-то Надежда Николаевна делать ни за что не станет. Еще не хватало — собственного мужа позорить! Хотя.., ну какое ей, Надежде, в сущности дело до того, что было много лет назад? Но в сердце свербел и свербел неприятный червячок.

      Тут Надежда осознала, что разговаривает вслух сама с собой, что кот ужасно орет из туалета, а сенбернар Арчи смотрит на неё в полном удивлении. Надежда решительно встала и приказала себе выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на хозяйственных проблемах. Следовало разобрать вещи, провести воспитательную беседу с котом и срочно прикупить кое-что из продуктов, потому что запасов в холодильнике не было никаких.

      Надежда перевела Арчи в гостиную, сунула ему туда игрушки и Вовкин ботинок, после чего выпустила кота и закрепила за ним спальню и коридор. Пока решили не сводить их вместе. Надежда опасалась, что кот, этот рыжий злодей, расцарапает несчастному Арчи всю морду, и тогда пес может не выдержать и просто перекусит его пополам.

      — Обещай мне, что будешь вести себя прилично и не набрасываться на несчастного Арчи! — сказала она коту.

      Бейсик негодующе фыркнул и отвернулся.

      Когда через полтора часа, обливаясь потом, Надежда открыла дверь и плюхнула на пол в прихожей две здоровенные сумки, в квартире стояла относительная тишина. Ожидая самого худшего, Надежда заглянула в спальню, потом в гостиную.

      Кот спокойно спал на кровати, Арчибальд же повалил стул из дорогого гарнитура и обгрызал его ножки.

      «Пускай сами со своей мебелью разбираются!» — решила обозленная Надежда.

      Время неумолимо бежало к четырем часам, и в это время раздался телефонный звонок.

      — Это Надя? — спросил звонкий женский голос. — Здравствуйте, это Лиза, Лиза Самохвалова.

      Я от Саши узнала, что вы дома, я ему на работу звонила. Понимаете, сегодня приезжает Танечка…

      — Я знаю, — вставила Надежда.

      — А я никак, ну просто никак не могу её встретить, — извинялась Лиза, — понимаете, дочка родила, а у неё осложнения какие-то после родов…

      — Надеюсь, ничего серьезного? — спросила Надежда.

      — Сейчас уже лучше, вскоре обещали выписать, а малышку мы не отдали в больницу, сами знаете, какие там порядки, ещё занесут ребенку инфекцию какую-нибудь…

      — Понимаю…

      — А у зятя руки дырявые, вчера чуть ребенка не уронил, — продолжала Лиза, — просто боюсь его одного с малышкой оставить! Так что вы уж сами… номер поезда знаете, вагон тоже…

      — Но как я её узнаю? — растерялась Надежда. Я же её ни разу в жизни не видела…

      — Да и я-то сама тоже последний раз лет пятнадцать назад с ними встречалась, — рассмеялась Лиза, — понятия не имею, как сейчас Татьяна выглядит. Аня-то светленькая была, волосы легкие, пушистые, как одуванчик.., но это когда было…

      Так что вы напишите просто плакатик, как в аэропорту: ищу, мол, Таню Белолобову…

      «Белолобову! — пронеслось у Надежды в мозгу. — Как у матери фамилия, стало быть, не было у Ани никакого мужа…»

      Она тут же рассердилась на себя и вежливо простилась с Лизой.

     

            * * *

     

      Поезд из Зауральска опоздал всего на двадцать пять минут, так что Надежда недолго маялась на вокзале. Как водится, нужный вагон оказался в самом конце поезда, и Надежда неслась вдоль платформы, опасаясь на бегу, как бы девушка не ушла, и тогда она её ни за что не найдет. Мелькнула было мысль, что, может, это и к лучшему, но Надежда Николаевна тут же устыдилась, рассердилась на себя и ещё больше забеспокоилась. Молодая женщина одна в чужом, незнакомом городе, да ещё и со зрением проблемы всякое может случиться, и тогда она, Надежда, никогда себе этого не простит.

      Вот и нужный вагон. Люди торопясь выходили на перрон, выносили вещи, кто-то обнимался, смеясь и причитая, кто-то передавал маленького ребенка с рук на руки…

      Когда Надежда подошла к дверям вагона, намереваясь поговорить с проводницей, толпа немного схлынула и на ступеньках появилась молодая женщина в темных очках. Женщина была стройна и довольно высока ростом, волосы замотаны косынкой, так что непонятно, блондинкой была пассажирка или брюнеткой. Она чуть помедлила на ступеньках, оглядываясь по сторонам, но, видно, сзади напирали, так что девушка быстро шагнула на перрон и отступила в сторону, чтобы не быть сметенной очередной толпой встречающих. В их руки посыпались многочисленные чемоданы и баулы, потом передали престарелую бабушку, потом крепкий нестарый мужик буквально вывалился в объятия трех таких же крепких и нестарых теток. Все четверо были ужасно похожи. Тетки висли на мужике, плакали и кричали:

      «Пашенька, Пашенька!», как будто мужик со старухой вернулись не из далекого Зауральска, а из какой-нибудь горячей точки.

      За всей этой кутерьмой Надежда чуть было не упустила девицу в темных очках. Когда она, крутя головой, выбралась из толпы, стройный силуэт мелькнул довольно далеко.

      — Таня! — закричала Надежда. — Таня Белолобова!

      Девица остановилась как вкопанная, потом медленно повернула голову. Надежда подбежала, натыкаясь на встречающих и на ходу извиняясь.

      — Ведь вы — Таня? — спросила она. — Я правильно угадала?

      — Ну да, — ответила девушка, чуть помедлив, я Татьяна Белолобова.

      — А вы, наверное, ждали, что вас Лизавета Ивановна встретит, Самохвалова? — тараторила Надежда.

      — Ну да… — все также без улыбки ответила девушка.

      — Так она не смогла, у неё дочка родила и там возникли сложности, а я жена Сан Саныча Лебедева, вы у нас жить будете…

      — Очень приятно, — соизволила наконец улыбнуться девица и даже сняла очки.

      Улыбка у неё была приятная, зубы ровные и белые, тут уж ничего не скажешь. Глаза у девушки оказались большими, темно-карими, ресницы длинные, брови тонкими дугами… Впрочем, возможно, все дело было в косметике. Надежда не успела рассмотреть. И никакой патологии в этих глазах Надежда не увидела — не слезились они, не моргала девица беспомощно, сняв темные очки, не было у неё на лице беззащитного выражения, какое бывает у сильно близоруких людей.

      «Ну и что, — тут же одернула себя Надежда, — я же в конце концов не врач и не могу знать все симптомы… А может, у неё не близорукость и не дальнозоркость, а что-то более сложное.., например проблемы с глазным дном или отслоение сетчатки».

      Единственное, что заметила Надежда в глазах девушки, — это настороженность. Что ж, тоже можно понять — кругом все незнакомое. Однако могла бы и полюбезнее быть, а она вон снова очки свои напялила.

      — Меня зовут Надежда Николаевна, — сухо сказала Надежда.

      — А я — Таня, — ответила девица, подхватила нетяжелую дорожную сумку и устремилась к выходу с вокзала.

      «Дикая какая-то, — подумала Надежда, — впрочем, может, они в Зауральске все такие…»

      — Поедем на метро, — сказала она в спину девице, и та тут же повернула в сторону.

      «А откуда она знает, что с той стороны удобнее всего войти в метро?» — задумалась Надежда.

      — Вы раньше никогда не бывали в нашем городе? — начала она светскую беседу.

      — Нет, — ответила Таня и замедлила шаг, — я правильно иду?

      — Правильно… — слегка запыхавшись, подтвердила Надежда, — только немножко быстро…

      Они помолчали, потом Надежда, чувствуя себя все более неловко, снова завела беседу:

      — Что случилось с вашей мамой?

      — Инсульт, — коротко ответила Татьяна, не вдаваясь в подробности.

      — А вы в отпуске?

      — Да, — так же коротко сказала Татьяна, но все же почувствовала, видно, что поведение её выглядит не слишком любезным, поэтому остановилась и сказала гораздо мягче:

      — Вы не беспокойтесь. Я ненадолго, недели на две, не больше.

      — Лиза говорила, у вас проблемы со зрением? — продолжала настойчиво расспрашивать Надежда. — Нужна консультация? Я бы могла поспрашивать у знакомых врачей…

      — Спасибо, у меня есть направление в глазной центр профессора Сидорова, — ответила Татьяна, на взгляд Надежды, слишком поспешно.

      В метро они беседовали о пустяках, Татьяна оглядывалась по сторонам с любопытством.

      — Вот ваше жилье, — сказала Надежда, входя в собственную квартиру, и тут же устремилась на балкон, чтобы полить цветы. Правда, по нынешней дождливой погоде это требовалось делать нечасто, но все же в некоторые ящики не попадала влага.

      Надежда Николаевна разводила цветы дома только летом и только на балконе, по причине отвратительного характера своего кота Бейсика, который поедал все комнатные растения, кроме кактусов. Собственно, Надежда была больше чем уверена, что и кактус-то противный кот объест, но муж не разрешал ей ставить над котом такие безнравственные эксперименты.

      Татьяна оглядела квартиру Надежды без всякого выражения и ничем не выразила своего отношения.

      «Хоть бы из вежливости сказала, что в квартире чисто и уютно, — обиделась Надежда, — хоть бы занавески новые похвалила… И вообще могла бы поблагодарить за заботу, в конце концов я ей совершенно посторонний человек и вовсе не обязана…»

      Тут она подумала, что, возможно, девица вовсе не считает, что Сан Саныч Лебедев ей посторонний, и как раз от него и ждет проявления заботы. Но она-то, Надежда, тут при чем? Хотя есть такие люди, которые считают, что все им должны.

      Когда Надежда вернулась с балкона, Татьяна сняла косынку и причесывалась перед зеркалом.

      Волосы у неё оказались довольно длинные, прямые и темные. Вообще девушка несомненно была красива, это Надежда заподозрила ещё на вокзале. Но вот то, что она темная шатенка, наводило Надежду на нехорошие мысли. Аня Белолобова по рассказам Лизы была «светленькая, волосы одуванчиком». А вот муж Надежды был темноглазый и темноволосый.

      — Что вы на меня так смотрите? — спросила Таня. Оказывается, Надежда пялилась на неё вот уже несколько минут.

      — Простите, Таня, вы ведь не похожи на свою маму? — пробормотала Надежда.

      — А вы разве её знали? — слишком воинственно, на взгляд Надежды, спросила Татьяна.

      — Нет, но я видела фотографии, — на всякий случай соврала Надежда, — я ведь говорила, что мой муж учился с вашей мамой в институте, потом часто бывал у вас в Зауральске.., но это было давно…

      — Не помню, — Татьяна пожала плечами.

      «Врет!» — уверилась Надежда.

      Она показала девушке, где лежат постельное белье и полотенца, провела на кухню.

      — Сейчас попьем чаю и я пойду, — сказала Надежда, — если, конечно, вам не нужна моя помощь.

      Татьяна промолчала, из чего Надежда сделала вывод, что гостья ждет-не-дождется, когда хозяйка наконец уберется и оставит её одну. Но не так-то просто было сбить с толку Надежду Николаевну Лебедеву, тем более что в данном случае она была у себя дома, а дома, как известно, и стены помогают.

      — Таня, вы после смерти матери остались совсем одна? — спросила она, отпивая глоток из парадной синей чашки.

      — Я не замужем, — ответила Татьяна, чуть помедлив и отставив чашку, — и мама тоже замужем никогда не была, я своего отца не знала…

      — Простите… пробормотала Надежда и поняла, что настал момент ей уйти.

      — Вот вам ключи, замки открываются легко, сказала она на прощанье, — но я буду заходить время от времени. Знаете, собирались мы в спешке, а теперь то одной мелочи хвачусь, то другой…

      Так что я забегу на днях.

      — Разумеется, Надежда Николаевна, это же ваша квартира! — ответила Татьяна.

      Они простились без особой сердечности, и Татьяна тщательно заперла все замки.

      После ухода любопытной хозяйки квартиры она постояла в прихожей, прислонясь пылающим лбом к зеркалу, потом со стоном взглянула на себя.

      В зеркале отражалось испуганное лицо, в глазах плескалась самая натуральная паника. Конечно, она зря все это затеяла, ничего у неё не выйдет, нужно было остаться дома, в Зауральске. Но там вряд ли кто-то помог бы. Она не может плыть по воле волн, у неё есть обязательства… Так что нужно отбросить свои страхи, вернее, запихать их как можно глубже в подсознание и действовать. Она так просто не сдастся, ей есть что терять…

     

            * * *

     

      «Что-то в ней есть странное, — размышляла Надежда Николаевна, направляясь пешком к станции метро, — вроде бы красивая девица, а одевается как-то непонятно…»

      Действительно, на вокзале на Татьяне были самые простые джинсы, к тому же потертые, и такая же дешевенькая кофточка.

      «Вроде бы в большой город ехала, а оделась, как будто на дачу, — продолжала недоумевать Надежда, — что уж, неужели денег совсем нету? Ведь работала же она где-то все это время… И косынку жуткую зачем-то напялила, закрыла такие красивые волосы…»

      Дома встретил Надежду голодный и усталый муж, который, как и обещал, вернулся пораньше, чтобы погулять с Арчи. За то время, пока они гуляли, кот просочился в гостиную и ободрал всю мягкую обивку на новом диване.

      — Пропал гарнитур! — спокойно констатировала Надежда. — Ей-то что волноваться, мебель не её.

      — Это он от стресса, — заступался Сан Саныч за Бейсика, — Надя, как ты не понимаешь, у животного сильный стресс, он переехал в другую квартиру, да тут ещё собака…

      — Это он вчера собаке устроил сильный стресс, — ворчала Надежда, — чуть всю морду не расцарапал!

      За ужином муж выслушал Надеждин отчет о встрече Аниной дочери весьма равнодушно, его больше беспокоил вопрос, как уговорить кота сменить гнев на милость и перестать третировать сенбернара.

      А поздним утром позвонила Лиза Самохвалова. Вот она как раз очень дотошно расспрашивала Надежду про приехавшую девушку и взяла даже телефон Надеждиной квартиры, чтобы позвонить и расспросить про свою умершую подругу.

      — Никого у Танечки не осталось, никаких родственников, да ещё со здоровьем нелады, — сокрушалась она. — Вообще-то Аня с детства с ней мучилась, уж очень болезненный была Таня ребенок. У неё ведь со зрением-то стало плохо ещё с детства. Жили они летом в деревне, Танечке лет десять было, ну сами понимаете, дети есть дети. Залезли они с подружками на сеновал, а у Тани, видно, голова закружилась или просто поскользнулась. В общем, упала она с лестницы. Высота там приличная была, да она ещё упала так неудачно, голову расшибла. Ну, конечно, сотрясение мозга, рана на шее сильная, зашивали, шрам даже остался… А когда все зажило, то стала она хуже видеть. Я тогда Аню очень звала к нам, чтобы здесь врачи обследовали её и как следует все проверили. Но она все собиралась, собиралась, а потом вроде бы получше стало, приостановили процесс. А сейчас вот, видно, опять началось от переживаний…

      — Она сказала, что пойдет сегодня в глазной центр профессора Сидорова. Что у неё туда направление, — вставила Надежда.

      Тут у Лизы заплакал ребенок, и она повесила трубку. Надежда тоже повесила трубку и задумалась, проверяя свои ощущения. Девушка, которую она встретила вчера на вокзале, не производила впечатление сильно болезненной особы. Напротив, вид у неё был вполне здоровый — гладкая кожа, хорошая осанка, уверенная походка…

      Надежда очнулась от подозрительных звуков.

      Оказывается, кот висел на шелковых занавесках в гостиной, шипя и раскачиваясь, а сенбернар испуганно забился в угол. То есть он пытался это сделать, но не было в гостиной такого большого угла.

      Надежда вытолкала пса из гостиной и заперла в Вовкиной комнате — там мебель попроще. Коту она бессильно погрозила кулаком.

      — Вот молодец Саша — бросай, говорит, работу, отдохнешь, в санаторий съездишь! Отдохнешь тут с ними, как же, как бы в сумасшедший дом не угодить вместо санатория!

      Занимаясь мелкими хозяйственными делами, Надежда уговаривала себя не ходить сегодня в свою квартиру. Однако получалось, что обязательно нужно это сделать, поскольку кое-какие мелкие вещи были просто необходимы, например форма для теста или фен. У невестки был какой-то супермодный, немецкий, с несколькими насадками, Надежде такой ни к чему. Уверив себя, что без фена ей ни прожить ни дня. Надежда Николаевна снова провела воспитательную беседу с котом и поспешила к себе.

     

            * * *

     

      День был дождливый, и Татьяна обрадовалась — можно не выходить из дому, можно отложить то, за чем она собственно и приехала в Санкт-Петербург. Она тут же устыдилась своего малодушия, заставила себя позавтракать и выйти из дома. В этом городе всегда дождь, он не должен ей помешать. Она поехала на метро и вышла в центре. Хотелось пройтись по городу, освоиться в нем после долгой разлуки.

      Оказалось, город не так уж изменился, или просто она за шесть лет мало что забыла, хоть и усиленно пыталась забыть. Вместо того чтобы сосредоточиться на деле, она отдалась во власть воспоминаний, и ноги сами привели Таню на Финляндский вокзал.

      Она купила билет до Комарова, села в первую же электричку и уставилась в окно.

      День был будний, народу в поезде немного.

      Опять пошел дождь, и по стеклам побежали параллельные штрихи капель. Как тетрадка в косую линейку. Таня задумалась, погрузилась в свои мысли. Она вспоминала другое лето, другую жизнь.., шесть лет назад. Тогда она была здесь счастлива, очень счастлива, и ей казалось, что дальше все будет только лучше… Боже, какой она была наивной дурой!

      Она вспоминала старую дачу, веранду с цветными стеклами в переплетах.., от этих стекол на белую крахмальную скатерть ложились яркие квадраты — оранжевые, синие, зеленые.

      Во главе стола сидела крупная, величественная старуха. Царственным жестом она протягивала руку за фарфоровой сахарницей, наливала в старинные бирюзовые с золотом чашки темно-янтарный, ароматный чай.., где-то вдалеке раздавался мерный, мощный шум, словно спокойное дыхание великана — это море напоминало о своем присутствии…

      — Станция Комарове! — громко объявил голос в динамике, и Таня едва успела выскочить на мокрую платформу. Двери захлопнулись, и поезд, медленно разгоняясь, уплыл в сторону Зеленогорска.

      Хмурое небо никак не вязалось с июнем. Мелкий дождь сеялся уныло, как докучный собеседник. Таня открыла зонт и перешла пути.

      Она сразу вспомнила дорожку, по которой не раз ходила тем летом. Конечно, вокруг очень многое изменилось, в этом тихом, элитном академическом поселке выросли, как грибы, роскошные коттеджи и загородные дома новых хозяев жизни, но некоторые старые дачи выстояли в борьбе за существование. Теперь, в новом окружении, они казались маленькими и жалкими, но вместе с тем внушали невольное уважение…

      Таня свернула налево, миновала огромную старую ель, прошла ещё один квартал и наконец увидела ту самую дачу. У неё был печальный, запущенный вид, ещё более унылый под этим серым небом. Давно некрашеная веранда посерела от дождя, но цветные стекла кое-где сохранились, и оранжевый квадрат вдруг бросил ей в лицо обманчивый солнечный блик.

      «Чай надо пить обязательно из старинного фарфора, — говорила величественная старуха, передавая чашку, — тогда у него совсем другой Вкус!»

      Из старенького магнитофона лились звуки гитары — «Над небом голубым есть город золотой…»

      На клумбе перед домом пышно цвели тигровые лилии, и жизнь казалась прекрасной и бесконечной.

      Теперь участок покрывал густой мокрый бурьян, лебеда, репейники. От клумбы не осталось и следа.

      Как и от всей той жизни, радостной и наполненной событиями, — от неё тоже не осталось ни следа…

      Хотя нет, один след, конечно, остался, и она об этом никогда не жалела и никогда не пожалеет…

      Против воли на неё нахлынули воспоминания, запретные воспоминания, убранные на самую дальнюю полку.

      Она вспомнила жаркую летнюю тьму и пробегающие по стене пятна света — отсветы последней ночной электрички, и свое платье, стекающее со спинки стула, как лягушачья кожа из детской сказки…

      Она вспомнила сильные, горячие руки, запах волос.., той ночью эти волосы пахли дождем, и дождь ровно и спокойно шумел за окном, как будто рассказывал ей длинную увлекательную историю, историю, которую ей ещё только предстояло пережить.., историю, в которой будет любовь и верность, и эти руки, эти губы, эти волосы…

      Ты солгал, дождь.

      Ничего этого не было и не будет, впереди оказались только ложь, ложь и предательство.

      И ещё смерть.

      Но той ночью она ещё ничего не знала — ничего, кроме горячих сильных рук и жадных губ на своей коже, жадных солоноватых губ и густых волос, пахнущих дождем.

      Сегодня тоже идет дождь, но совсем другой тоскливый, однообразный, как будто сейчас не лето, а глухая осень…

      Таня толкнула покосившуюся калитку и ступила на мокрую дорожку. Сколько раз она проходила по этой дорожке тем летом!

      По густой мокрой траве пробежал порыв ветра, и Тане показалось, что в бурьяне кто-то прополз — кто-то отвратительный, скользкий…

      Небо было тускло-серым, и никакого золотого города над ним, конечно, не было.

      Она вспомнила, как ужасно закончилось то незабываемое лето, вспомнила, как уезжала из Петербурга, что творилось тогда у неё в душе, и её невольно передернуло.

      Дача, наверняка, давно пустовала, и это было хорошо — Таня не хотела бы сейчас встретить его.., она не хотела и не могла даже мысленно произносить его имя. Не хотела и не могла после того, что случилось здесь шесть лет назад. Не хотела вспоминать о нем.

      Зачем же тогда она приехала сегодня в Комарове?

     

            * * *

     

      Надежда столкнулась с Татьяной в подъезде. Татьяна сама окликнула её, потому что иначе Надежда не смогла бы её узнать. Джинсы на ней были те же, но кофточка другая — не такая куцая и дешевая. Но вот прическа… Вместо длинных темных волос на голове у неё была теперь короткая стрижка. Волосы прилегали к голове наподобие шапочки. К тому же были выкрашены в три разных цвета: фон светлый, а по нему расползались зеленые и бордовые пряди.

      Надежда постаралась, чтобы на лице её не выразилось откровенное изумление. Обрезать такие чудесные волосы и выкраситься как.., как девчонка на дискотеке!

      «Кажется, в двадцать семь лет такие вещи уже проходят… — неодобрительно подумала она, — впрочем, возможно я ничего не понимаю в современной моде. Во всяком случае она стала гораздо проще и вульгарнее, хотя гораздо моложе…»

      — Я в магазин за продуктами! — крикнула Татьяна, так и не дождавшись от Надежды слов одобрения.

      — Как ваши дела?

      — Сегодня днем была в глазном центре Сидорова на Петроградской, меня смотрел врач, — бросила Татьяна и поспешно ретировалась.

      «И не только там, — подумала Надежда Николаевна, — ещё и в парикмахерскую успела».

      Надежда собрала сумки, проверила, все ли в порядке в квартире, и решила уходить, не дожидаясь Татьяны, когда вдруг зазвонил телефон.

      Звонила её старинная знакомая Люба Сапожкова. Услышав Любин голос, Надежда тяжело вздохнула и опустилась в кресло — Сапожкова любила поговорить и делала это со вкусом при всякой возможности. Разговор с ней по телефону неизменно затягивался как минимум минут на сорок, так что Надеждин уход откладывался на неопределенное время. Люба, страшно довольная, что застала Надежду, сразу же взяла быка за рога.

      — Представляешь себе, какое хулиганство? возбужденно тарахтела она. — Всех выгнали на улицу!

      — Кого выгнали? — обреченно переспросила Надежда. Перед её глазами предстала Люба с её мужем Виталием, стоящие с узлами и чемоданами под проливным дождем возле своего дома.

      — Да ты меня совсем не слушаешь! — обиженно отозвалась приятельница. — Я же тебе говорю, кто-то утром позвонил в милицию и сказал, что в наше здание заложена бомба. Ну ты ведь знаешь, как сейчас боятся террористов!

      Всех немедленно выгнали на улицу! Ну, нас ещё куда ни шло, все-таки агентство недвижимости.., ну, отложили одну-две сделки, извинились перед клиентами! И модельное агентство, которое на третьем этаже, тоже не очень много потеряло. Юридическая контора, которая под нами — тоже… А в центре Сидорова наверняка были на сегодня запланированы операции, представляешь, каково людям? Они дожидались не один месяц… А потом, уже в конце дня, милиция нашла того, кто звонил, оказался старшеклассник из соседней школы. Он это сделал на спор, выиграл ящик пива.., у них была назначена контрольная по математике, а из-за этой паники всех распустили по домам…

      — Постой, — Надежда встрепенулась, как боевая лошадь при звуках трубы, — что ты там сказала про центр Сидорова? Это глазная клиника?

      — Ну да, — в голосе Любы явственно прозвучало недоумение, — знаменитый офтальмолог.., ты что, не знаешь?

      — Да нет, знаю конечно.., но этот глазной центр, что, в одном здании с твоей фирмой?

      — Конечно, да я тебе об этом сто раз говорила!

      Ты меня просто никогда не слушаешь…

      — И что — этот центр сегодня весь день не работал?

      — Ну да! А о чем я тебе рассказываю? Из-за этого мальчишки, телефонного хулигана…

      — Понятно, — Надежда уставилась в стену.

      На самом деле все это было как раз совершенно непонятно. Выходит, Татьяна обманула ее?

      Была вовсе не в этом глазном центре? Но почему? Для чего она так неуклюже врет? Ведь Надежда не тянула её за язык, не устраивала допросов., сказала бы, что сегодня не успела, задержалась в парикмахерской, кстати, и вправду это дело долгое, Надежду вон в один цвет покрасили, да постригли, так и то полдня она в парикмахерской провела, а тут вон как сложно… Но Татьяна сама сказала, что была в глазном центре.., но может быть, их несколько? Хотя Татьяна говорила, что ездила на Петроградскую, и Любина фирма тоже расположена на Петроградской…

      На столе лежала толстая рекламная газета «Из рук в руки». Газета была не новая, Надежда сама её купила в свое время — что-то нужно было найти — не то балкон они стеклить собирались, не то подруга просила найти породистого жениха для своей бирманской кошки… С тех пор как Надежда временно бросила работу, все знакомые и родственники просто осатанели. У них тут же нашлась для Надежды Николаевны масса важных и неотложных дел. Сами они не могли выполнить все эти дела по причине нехватки свободного времени и сильной занятости и торопились загрузить ими Надежду, чтобы, по их словам, ей не было так одиноко и грустно сидеть дома.

      Разумеется, желания и возможности самой Надежды в расчет совершенно не принимались. За то недолгое время, которое Надежда считалась домохозяйкой, она успела проводить в санаторий одну милую старушку, маму своей приятельницы, навестить в больнице двух великовозрастных шалопаев, которые попали в аварию на мотоцикле, отвезти бывшей соседке страшно неудобный вентилятор и даже достала какое-то редкое лекарство для второй жены своего первого мужа. Так что если бы не война кота Бейсика с сенбернаром, то в переезде на другую квартиру можно было найти свои плюсы — не все знакомые знают тот телефон. Но вот настырная Люба Сапожкова отловила её в собственном доме. И наверняка звонит не просто так, чтобы поболтать!

      Однако звонок пришелся кстати в том смысле, что позволил разоблачить Татьяну. Надежде пришло в голову, что в газете можно посмотреть адреса имеющихся в нашем городе глазных клиник и проверить, есть ли ещё один центр профессора Сидорова.

      Она пододвинула к себе газету и машинально потянулась за очками — шрифт был очень мелкий, Вообще говоря, Надежда Николаевна не любила надевать очки, поскольку считала, что они ей совершенно не идут, старят её и делают чересчур солидной, похожей на школьного завуча или депутата горсовета советских времен, и поэтому надевала их как можно реже, только когда нужно было, как сейчас, прочитать что-нибудь очень мелкое.

      И как раз потому, что она надевала очки редко, поиски их каждый раз превращались в настоящую проблему. Приходилось долго и мучительно вспоминать, где она оставила их последний раз.

      И вообще, всякий, кто носит очки, знает, что их поиски — это истинное мучение, потому что искать их приходится.., без очков.

      Но на этот раз очки, как ни странно, нашлись сразу, буквально сами попали под руку. Надежда, не отрывая телефонную трубку от уха и время от времени вежливо поддакивая Любе, надела очки и уставилась в газету.

      Однако шрифт остался по-прежнему неразборчивым. Очки нисколько не помогли.

      Надежда сняла их и недоуменно оглядела.

      Это были не её очки — они были легче, дужки другой формы, хотя оправа тоже металлическая. Ее очки лежат небось в сумочке, а она машинально схватила те, которые подвернулись под руку. Ах, ну да, конечно же, — это очки зауральской гостьи, Татьяны Белолобовой.., но почему она их оставила, если говорит, что со зрением у неё очень плохо? Кстати, сегодня шел дождь, и на Татьяне не было темных очков.

      Сердясь на саму себя за такую подозрительность, Надежда тут же придумала объяснение: наверное, у девушки не одна пара, допустим, одни очки для дали, а другие — для близи, и эти сегодня не нужны…

      Но оставалась ещё одна смущавшая её деталь.

      Надежда снова нацепила очки и уставилась на газету.

      Она видела шрифт нисколько не лучше, чем без очков.

      Не лучше, но и не хуже.

      В очках были простые стекла, безо всяких диоптрий.

      Что же это значит? Для чего Татьяна их носит? И носит ли?

      — Надя, да ты совсем меня не слушаешь! — раздался в трубке обиженный Любин голос. — О чем ты думаешь?

      — Да-да, конечно, — ответила Надежда совершенно невпопад.

      — Что — конечно? Так придешь или не придешь?

      Зачем Татьяна выдумала историю про свое плохое зрение?

      Зачем она носит очки?

      Но ведь про её больные глаза сказал Надежде муж, а ему — Лиза Самохвалова, причем ещё до того, как девушка приехала в Санкт-Петербург…

      — Надежда, да что с тобой происходит? — Люба, кажется, уже не на шутку рассердилась.

      «Так жить нельзя! — мысленно простонала Надежда. — Совершенно не дают подумать!»

      — Люба, я обязательно тебе перезвоню в самое ближайшее время! — закричала она, с маху повесила трубку и поскорее выскочила из дома, чтобы обиженная Сапожкова не успела перезвонить.

      «Ну и что такого? — думала Надежда, торопясь к метро под сильным дождем. — Что я такого узнала? Девица абсолютно зрячая, это и сразу было видно. А наврала про плохое зрение нарочно, чтобы её пригласили в Питер. Если бы написала просто — хочу, мол, к вам в гости, Лиза бы наверняка ответила, что извини, мол, сейчас никак невозможно — дочка рожает и вообще, совершенно не до гостей… А так, если ей срочно на операцию нужно — кто в такой ситуации откажет больному человеку?»

      Подумав так, Надежда даже остановилась, потому что твердо уверилась, что девица приехала с целью познакомиться поближе с Сан Санычем.

      Иначе зачем ей врать?

      Надежда так расстроилась, снова осознав эту мысль, что потеряла бдительность, и проехавший автомобиль окатил её из лужи. Холодная вода подействовала несколько отрезвляюще, и Надежда Николаевна устремилась домой, повинуясь долгу жены и хозяйки рыжего кота, а также огромного сенбернара, которого подсудобили ей родственники обманом.

      Дома муж по просьбе Надежды нашел в книжном шкафу старый альбом с фотографиями и показал ей всех.

      — Вот я, вот Пашка, а вот Лиза с Аней…

      Надежда долго вглядывалась в пожелтевший от времени снимок. Пашка какой смешной, с хохолком на голове, а сейчас совершенно лысый…

      Ее муж волосы сохранил, и вообще мало изменился — стоит такой серьезный, без улыбки. А у Ани и вправду волосы пушистые, головка как одуванчик. Одно можно сказать точно: дочка на маму совсем не похожа. Что ж, бывает…

      Снова звонила Лиза и жаловалась, что никак не может Татьяну застать дома. Надежда сухо ответила, что и сама-то видела гостью только мельком, та все время куда-то торопится.

      — Она абсолютно самостоятельна и прекрасно ориентируется в нашем городе, во всяком случае ни разу не спросила у меня дорогу…

      — Наверно, ей Аня много рассказывала… протянула Лиза.

      Тут кот прыгнул на телефон, и связь прервалась. Надежда укоризненно покачала головой, но не стала ловить рыжего хулигана и шлепать его полотенцем. Ее по-настоящему волновало другое.

      Действительно, куда все время торопится Татьяна? И где она была, если не ходила в глазной центр? Гуляла по городу под проливным дождем?

      Но Надежда отбросила эту мысль, поскольку вид у Татьяны был вовсе не праздный. Она непохожа на бездумную искательницу приключений, которая, пользуясь случаем, приехала в Петербург проветриться. Нет, вид у девушки озабоченный и настороженный.

      «Что же ей от нас нужно?» — задумалась Надежда.

      Мысль эта преследовала её всю ночь, оттого снились всякие кошмары. Надежда ворочалась и разговаривала во сне, так что муж даже забеспокоился, не заболела ли она оттого, что много ходит по сырости.

      Надежда встала с больной головой и твердо решила разобраться во всей этой истории и выяснить наконец, что на уме у их гостьи. В конце концов, рассуждала Надежда, Татьяна живет в её доме. Так имеет Надежда право знать, что ей нужно?

      Предлог посетить собственную квартиру нашелся очень быстро. На этот раз Надежда Николаевна внезапно осознала, что жить не может без своей любимой сковородки. У невестки был полный набор шикарных тефлоновых сковород отчего-то радикального синего цвета, они так красиво висели над плитой, что сразу становилось ясно: это не орудия труда, а предметы интерьера. Надежда долго не решалась нарушить дизайн, но ведь без удобной сковородки тоже жить не будешь.

      Если бы муж узнал, как часто она посещает свою квартиру, он сразу заподозрил бы неладное. Ведь ему прекрасно были известны пристрастия своей жены, которая вечно вмешивалась во всяческие сомнительно-криминальные истории.

      Даже если её не просят, замечал Сан Саныч, иногда не чуждо было ему некоторое ехидство.

      Однако в данный момент мужу было совершенно не до наблюдений за Надеждой. Он был всерьез озабочен непримиримой войной, которую ведут в квартире кот и собака. То есть сенбернар Арчи в общем-то вел себя вполне миролюбиво, он готов был признать главенствующую роль кота и уступать ему во всем, только бы не драли ему нос когтями и не нападали постоянно из-за угла. Кот же никак не желал вести себя прилично. Надежде было легче: она почти сразу уверилась, что кот этот — отвратительное скандальное существо, кстати, она давно это подозревала.

      Она всегда говорила, что муж избаловал кота без всякой меры и когда-нибудь они будут иметь от этого кучу неприятностей. Так оно и вышло, и Надежда имела хоть какое-то слабое утешение оттого, что оказалась права. Сан Саныч же, как всякий любящий родитель, страшно переживал, увидев воочию плоды своего не правильного воспитания, поэтому ему в данный момент было совершенно не до жены.

     

            * * *

     

      Надежда через дверь услышала, что в квартире играет музыка, и поняла, что её гостья дома.

      Она решила позвонить, чтобы Татьяна не испугалась. Татьяна открыла дверь не спрашивая, очевидно, увидела в глазок, что идет хозяйка. Как видно, она выскочила на минутку из ванной, замотанная в Надеждину розовую купальную простыню. Голова её тоже была обмотана махровым полотенцем. Татьяна кивнула, извинилась и скрылась в ванной, а Надежда застыла в собственной прихожей, пораженная какой-то неясной мыслью. Она знала, что увидела сейчас что-то очень важное, но никак не могла поймать за хвост ускользающую мысль.

      Что поразило её, что-то такое говорила Лиза или муж относительно Аниной дочери…

      Надежда внезапно увидела себя в зеркале солидная женщина застыла посреди собственной прихожей с выпученными глазами и открытым от напряжения ртом — и ужасно рассердилась. От злости в голове прояснилось, и Надежда вспомнила, что именно Лиза говорила о Тане. Девочка в возрасте десяти лет упала с лестницы и здорово ушибла голову. Сотрясение мозга и рана на шее.

      И даже остался шрам.

      В зеркале теперь отражалась совсем другая женщина, она не таращила глаза и не считала ворон. Теперь Надежда Николаевна сжала зубы и огляделась вокруг цепким взглядом, она, что называется, взяла след. Только что она видела Татьяну. Волосы были подняты и замотаны полотенцем, так что шея сзади была прекрасно видна.

      Длинная красивая шея, кожа на плечах совершенно гладкая… И никакого шрама. То есть буквально никаких следов. Надежда бы заметила, если что.

      И как можно объяснить такой факт? Татьяна обратилась к косметическим хирургам, они убрали шрам? Возможно, тут же усмехнулась Надежда, но только не в Зауральске. Там — вряд ли. И потом, если бы у неё были деньги, чтобы заплатить хирургу, она не одевалась бы так дешево и безвкусно.

      Причина может быть только одна: девушка, проживающая у Надежды в квартире, вовсе не Татьяна Белолобова.

      И тогда все становится на свои места.

      Надежда давно уже подозревала что-то в этом роде, но отгоняла от себя эту мысль. Теперь же, осознав её до конца. Надежда похолодела. Самозванка и авантюристка! А что, очень даже просто: познакомились в поезде, долго болтали, девица выяснила у настоящей Тани всю подноготную, а потом убила её и забрала вещи…

      «Милиция! — мысленно закричала Надежда. Караул! Милиция! Убили! Ограбили!»

      Но тут же опомнилась. В милиции прежде всего скажут, что Надежда сама во всем виновата, и будут по-своему правы. Действительно, разве не она сама привела домой совершенно постороннюю девицу, даже не спросив у неё паспорт? Вы Таня — спросила она на вокзале, та ответила утвердительно, тогда Надежда представилась и повела её к себе домой. Так что же вы хотите, гражданка, — спросят в милиции, — если сами, простите, оказались такой легкомысленной и беспечной?

      Надежда оглянулась на дверь ванной. Вода больше не лилась, очевидно, Татьяна, или кто там она есть, сушила волосы. Долго ей придется это делать, ведь фен-то Надежда унесла!

      Надежда Николаевна отбросила всякие сомнения и метнулась к Татьяниной сумочке, стоявшей в прихожей. Так, оставим всякие женские мелочи, косметику, кошелек с деньгами… Паспорт!

      Надежда быстро пролистала бордовую книжечку Паспорт был на имя Татьяны Алексеевны Белолобовой. А вот и фото. На этих фотографиях в паспорте ничего не поймешь и никого не узнаешь.

      Самое заурядное лицо, светлые негустые волосы до плеч. Девушка на фотографии была похожа на свою мать Анну Белолобову, только у той пушистые волосы лежали венчиком. Этой бы тоже лучше постричься, но нужно было прикрывать шрам на шее, поняла Надежда.

      Так вот почему лже-Татьяна замотала голову дурацкой косынкой, сообразила Надежда, она показала в поезде билет на имя Белолобовой, в паспорте проверили только фамилию, это же не самолет, где фото внимательно сверяют! В поезде, да ещё из Зауральска, паспорт не больно-то рассматривают. Вот она и убрала волосы, чтобы уж очень-то в глаза не бросалось, что она — брюнетка, а на фотографии в паспорте — блондинка.

      Надежда еле успела сунуть паспорт обратно в сумочку и придать лицу безмятежное выражение, когда дверь ванной открылась, и Татьяна выскочила в полной боевой готовности. Она схватила сумочку, крикнула, что очень торопится к профессору Сидорову, и убежала. Надежда и слова сказать не успела, не хватать же было её за руки!

      Поразмыслив немного. Надежда Николаевна решила, что раз уж она сделала такую глупость, сама привела в дом авантюристку, то самое страшное уже позади. Обокрасть лже-Татьяна её не может, потому что, откровенно говоря, в доме у Лебедевых красть было нечего. То есть, конечно, были у них новый телевизор и видеомагнитофон, кое-какая бытовая техника и новая одежда, но что-то подсказывало Надежде, что её гостья не станет работать по такой мелочи. Что касается более ценных вещей, то все деньги, документы и старинное кольцо с бриллиантом, которое муж подарил Надежде к свадьбе, они взяли с собой, а шубу планировалось купить только к будущей зиме.

      Надежда решила хорошенько обдумать свое дальнейшее поведение и дождаться возвращения Татьяны, или как там её зовут, во что бы то ни стало. Уж она выведет преступницу на чистую воду и обязательно узнает у нее, куда подевалась настоящая Татьяна!

      Между делом Надежда слегка прибрала квартиру, потому что у гостьи был легкий беспорядок, поговорила немножко по телефону с близкой подругой Алкой Тимофеевой, перетряхнула зимние вещи и пересыпала их средством от моли, а также пропылесосила квартиру, чтобы извести рыжую шерсть, оставшуюся от кота Бейсика.

     

            * * *

     

      Таня выскочила на улицу и поняла, что откладывать больше нельзя, иначе её приезд в Петербург не будет иметь никакого смысла. Она не сможет долго жить здесь, в этой квартире, она прекрасно видит, как подозрительно посматривает на неё эта Надежда Николаевна Так что времени у неё очень мало, и хватит прятать голову под крыло и надеяться, что кто-то выполнит за неё всю неприятную работу. Такого в её жизни никогда не случалось, видно уж судьба такая — выпутываться из всех неприятностей только самой…

      Таня свернула с улицы Некрасова и оказалась в коротком переулке с зеленым сквером посередине. Второй дом от угла, нарядный голубой с белым особнячок, прекрасно отреставрированный, портили многочисленные телекамеры, установленные по всему фасаду.

      Девушка достала из сумочки темные очки, надела их и прошла мимо голубого особняка. Возле входа красовалась бронзовая табличка:

      «Центр социологических исследований «Вариант»».

      Именно то, что она искала.

      Здесь работала та женщина.

      Таня хотела проникнуть сюда, узнать, что стояло за событиями в Зауральске, но она не продумала заранее линию поведения.

      Не сунешься же сюда с улицы!

      «Простите, у вас работает такая-то»?

      Идиотизм! В лучшем случае её просто выпроводят, а в худшем…

      О худшем случае не хотелось думать.

      Она вспомнила бесформенное тело на камнях под окном пансионата.., вспомнила мертвую женщину, скорченную в чулане.., вспомнила быстрые шаги у себя за спиной, чувство загнанного зверя…

      Она огляделась.

      На скамейке в сквере сидела молодая женщина с коляской, одной рукой она механически расначинала свое дремлющее сокровище, в другой держала детектив в яркой глянцевой обложке.

      Таня подошла к скамейке и уселась рядом с молодой мамой. Та озабоченно покосилась на неё и снова уставилась в книжку. На обложке лысый мужчина с совершенно идиотским лицом целился в кого-то из огромного черного револьвера.

      Откинувшись на спинку скамьи, Таня внимательно следила за дверью социологического центра. Хорошо, что сегодня нет дождя и на улице довольно тепло!

      Из-за угла высыпала большая компания оживленно беседующей молодежи — девушки в расклешенных джинсах и ярких мини-юбках, парни в потертых кожаных куртках и высоких ботинках на толстой подошве. Подойдя к двери «Варианта», компания остановилась, один из парней нажал кнопку вызова. Голос в динамике что-то спросил и велел подождать.

      Таня встала со скамьи и подошла к ребятам.

      — Вы здесь работаете? — спросила она у худенькой девчушки с малиновыми волосами.

      Та окинула Таню недружелюбным взглядом и хмыкнула, но, видно, новая прическа в чем-то роднила Татьяну с ней, поэтому девица процедила:

      — Больно надо в конторе штаны просиживать!

      Таня достала из сумочки пачку «Вог» и протянула девчонке:

      — Угощайся!

      Девушка вытащила сигарету, прикурила, и взгляд её потеплел.

      — Да вот Дэн халтурку нашел, — мотнула она малиновой головой в сторону долговязого рыжего парня, — подписи собирать за какого-то козла.

      Подпись-десятка, милое дело! Мы всей группой собрались, все равно летом делать нечего.., а ты что — подработать хочешь? — девчонка с сомнением окинула Таню взглядом, — они вообще-то только студентов набирают…

      В это время дверь «Варианта» открылась, и студенты просочились внутрь. Таня, потупившись и стараясь казаться незаметной, проскользнула вслед за своей новой знакомой.

      За дверью двое рослых широкоплечих парней в одинаковых черных костюмах направляли входящих в узкий коридор, освещенный галогеновыми светильниками.

      В конце коридора находился небольшой конференц-зал. Студенты, притихшие в незнакомой обстановке, расселись по рядам. Перед ними появился полноватый мужчина лет тридцати в дорогом мятом костюме из натурального льна и без предисловий начал:

      — Ну, все, конкретно, в курсе, какая у нас задача? Задача у нас — набрать как можно больше подписей за этого коз.., кандидата и не дать конкурентам повода конкретно при.., придраться. Что это, конкретно, значит? Это значит, что вы можете, конечно, записывать своих родных и знакомых, всяких бабушек и дедушек, племянников и своячениц, соседей по лестничной площадке, даже своего кота, — мужчина коротко хохотнул, если у него, конкретно, имеется российский паспорт, но только, конкретно, тех, которых вы сами в глаза видели! И чтобы обязательно собственноручная подпись! А то есть такие умельцы — налаживают, конкретно, фабрику на дому, из компьютерной базы данных перепишут полгорода и приходят, конкретно, за капустой.., в смысле за деньгами. Так вот чтобы этого не было! Это мы и сами умеем!

      — Кстати, насчет капусты, — подал голос один из студентов, — сколько за подпись платите?

      — Я вашему старшему сказал — тринадцать рублей. Цифра, конечно, считается несчастливой, но я думаю, вам это до фени…

      — Вот гад Дэн! — прошептала Танина знакомая. — Нам сказал — десятка, треху себе хотел зажилить!

      — Что ещё хотел сказать, — продолжал инструктор, — если у кого-то папа, конкретно, большой начальник, и вы к нему в фирму придете собирать подписи, так сказать, под папины гарантии — так вот это по закону неположено. Но вы, конкретно, можете папу попросить выйти, конкретно, погулять, а сами его подчиненных, конкретно, по-хорошему попросить… — инструктор снова хохотнул, но студенты его веселье не поддержали.

      — Если бы у меня папаша был большой начальник, фиг бы я стала за десятку прогибаться! — прошептала девушка с малиновыми волосами.

      Студенты начали задавать вопросы. Таня убедилась, что инструктор не смотрит в её сторону, пригнулась и тихонько выскользнула из зала.

      В коридоре, к счастью, не было ни души.

      Она подергала одну дверь, другую — все было заперто. Наконец, третья по коридору дверь поддалась. Таня заглянула внутрь и, никого не увидев, проскользнула в комнату.

      Она оказалась в маленьком кабинете, где один против другого стояли два стола с компьютерами.

      На матовой поверхности ближнего стола высыхал влажный кружок от стакана — видимо, кто-то только что встал из-за компьютера, взял в руки стакан и вышел…

      И скоро должен вернуться.

      Таня настороженно оглянулась и села за стол.

      На плоском экране монитора медленно плавали яркие тропические рыбы, медленно колыхались водоросли. Таня щелкнула мышью, вызвав символы рабочего стола. Она просматривала названия папок. Мои документы… Сетевое окружение… Почтовая программа…

      Кадры! Вот самая интересная папка!

      Таня щелкнула мышью на этой папке, но компьютер потребовал у неё пароль.

      Сколько раз ей приходилось видеть в приключенческих фильмах и детективах, как герой в такой ситуации с умным видом смотрит в потолок и тут же непонятно как догадывается, что незнакомый ему человек в качестве пароля использовал имя своей любимой собаки, написанное тут же, на фотографии, которая стоит прямо на столе, или марку своей машины, которая припаркована под окном. Однако в реальности все было несколько сложнее, никаких подсказок не наблюдалось и папка с кадрами центра «Вариант» не собиралась раскрывать свои тайны.

      Таня задумчиво пощелкала клавишами, и в это время за спиной у неё открылась дверь.

      — Эй, а вы что тут делаете? — недовольно проговорила крупная блондинка с электрическим чайником в руках.

      — Я из бухгалтерии, затараторила Таня, поднимаясь, — у меня машина глючит, «Ворд» не работает, я хотела позвать программиста.., это ведь компьютерный отдел?

      — Это не компьютерный отдел, — с нажимом проговорила блондинка, поставив чайник на стол и протягивая руку к телефону, — а как ваша фамилия? Из бухгалтерии, говорите?

      — Я подумала, что это компьютерный отдел, повторила Таня, отступая к двери, — дверь была открыта…

      Блондинка убрала руку от телефона: то, что она оставила дверь открытой, наверняка было нарушением правил здешнего распорядка, и ей самой могло крупно нагореть…

      Пробежав по коридору, Таня снова оказалась в холле. Там толпились знакомые ей студенты, дожидаясь, когда их выпустят.

      — Эй, ты где была? — окликнула её девушка с малиновыми волосами. — Дай ещё сигаретку!

      На столе у дежурного зазвонил телефон. Секьюрити снял трубку, молча послушал, кивнул, обежал толпу студентов взглядом. Тане показалось, что на неё он посмотрел особенно внимательно.

      Наконец дверь открылась, и посетители высыпали на улицу.

      Дойдя со студентами до угла, Татьяна свернула в другую сторону.

      — Эй! — окликнула её знакомая. — Не будешь, что ли, подписи собирать?

      — Нет, — Таня покачала головой, — больно уж мало платят!

      — Ничего себе! — девчонка тряхнула малиновой гривой. — Ну как знаешь, вольному воля!

      Таня торопливо пошла в сторону троллейбусной остановки.

      Она не заметила, как из переулка выехала черная иномарка и медленно поехала вслед за ней.

      Она вообще ничего не замечала.

      Она узнала дом, возле которого случайно оказалась, дом, где бывала шесть лет назад, тем самым летом…

      Опять на неё нахлынули прежние воспоминания, запретные воспоминания…

      Она вспомнила, как самый первый раз пришла в этот дом и как поразилась этим обветшавшим остаткам прежнего великолепия — огромный камин на лестнице, медные прутья на ступенях, статуя на площадке между третьим и четвертым этажами, витражи в окнах…

      Таня сама не заметила, как толкнула тяжелую дверь и вошла в полутемный подъезд.

      Внутри все было так же, как шесть лет назад, только ещё больше облупилась лепнина потолка да ещё грязнее стали стены, расписанные местными молодыми дарованиями.

      Она стояла, забыв, где была только что, забыв о своих несчастьях, забыв, из-за чего ей пришлось приехать в Петербург. Она снова перенеслась в то лето, шесть лет назад…

      Ей казалось до сих пор, что все забыто, что прошлое умерло и она стала совсем другим человеком.

      Это только казалось.

      Никто не забыт и ничто не забыто, как писали раньше в одинаковых, как однояйцовые близнецы, советских газетах.

      То лето накатило, навалилось на нее, как горная лавина наваливается на заблудившегося альпиниста.

      Горячие руки, светлые щекотные волосы, жаркие, беспамятные, бессмысленные слова…

      Как она могла столько времени обходиться без них? Как она могла столько времени не вспоминать?

      Впрочем, она знала, что воспоминания принесут ей только боль.

      Она вспомнила, как все это кончилось, и тихонько застонала.

      Все обернулось ложью, ложью и предательством.

      Но кожа помнила каждое прикосновение и горела, как будто жадные ласковые губы только что прикасались к ней, только что шептали куца-то в живот детскую любовную бессмыслицу…

      Где-то наверху открылась дверь квартиры, и на лестницу вырвалась музыка. Тихая гитара и хрипловатый надтреснутый голос — «Над небом голубым есть город золотой…»

      Дверь хлопнула, закрываясь, и она вздрогнула, будто сбросив чары этого странного места.

      Только не хватало сейчас столкнуться с ним…

      Она понимала умом, что это невозможно, что тогда, шесть лет назад, он только снимал здесь комнату, поскольку собственную квартиру оставил жене.., по крайней мере, так он говорил ей.

      Теперь она не знала, что в его словах было правдой. Теперь, после того, чем закончилось то лето, их лето.

      Она понимала умом, что не может сейчас встретить здесь его, но тем не менее сердце забилось с ненормальной скоростью, и она вылетела из подъезда на улицу, на ненадолго появившееся солнце…

      Глаза не сразу привыкли к свету, и неудивительно, что она не заметила черную машину с затемненными стеклами, которая остановилась метрах в тридцати от подъезда, не заглушая мотор.

      Надежда Николаевна бродила по собственной квартире в самом воинственном настроении.

      Понемногу накаляясь, она определенно считала свою гостью самой настоящей злодейкой и жаждала выяснить все до конца.

      «В конце концов, — думала она, — должна я знать, кого пустила в свою квартиру? Что, если эта девица задумала что-то и вовсе уж криминальнее и осуществит свои преступные намерения? Ведь мы все — и я, и муж, и Лиза Самохвалова тоже будем в этом косвенно виноваты! Мы будем, страшно сказать, соучастниками!»

      Однако в глубине души она не слишком верила, что эта девица может причинить ей, Надежде, сильный вред, то есть надеялась, что один на один она сумеет с ней справиться. Думая так, Надежда Николаевна противоречила сама себе, но неистребимое любопытство как всегда взяло верх над остальными соображениями. Существовала тайна, а раз так — Надежда Николаевна просто была очень заинтригована и хотела непременно раскрыть эту тайну.

      Однако время шло, а Татьяна все не появлялась. Надежде давно уже пора было уходить — не может же она сидеть здесь до вечера. В конце концов, у неё звери и муж…

      Надежда Николаевна тщательно заперла двери и вышла из дома, но, пройдя метров пятьдесят, неожиданно увидела Татьяну, как для удобства называла пока свою гостью.

      Девушка медленно шла по противоположной стороне улицы, глубоко задумавшись и не замечая ничего вокруг себя. Она подошла к переходу, машинально бросила взгляд на светофор и шагнула на мостовую. Улица была совершенно пуста.

      Надежда остановилась, поджидая девушку.

      Когда та почти перешла дорогу, из-за угла неожиданно вылетела черная иномарка с тонированными стеклами. Машина мчалась на красный свет с явно недопустимой скоростью, и девушка, в глубокой задумчивости приближавшаяся к тротуару, была прямо на её пути.

      Водитель черного автомобиля и не думал сворачивать, больше того. Надежде определенно показалось, что он специально едет прямо на Таню, а девушка все ещё ничего не замечала…

      Все решали доли секунды.

      С быстротой и решительностью, которых она сама от себя не ожидала, Надежда выскочила на проезжую часть и изо всех сил толкнула Татьяну.

      Девушка устояла на ногах, но вместе с Надеждой отлетела к другой стороне улицы. Черная машина пронеслась мимо.

      И тут произошло совершенно неожиданное: по инерции доехав до перекрестка, черная иномарка резко, со страшным визгом тормозов развернулась и помчалась назад.

      У Надежды исчезли последние сомнения: водитель явно хотел сбить девушку;..

      Схватив Татьяну за плечо. Надежда Николаевна отскочила за припаркованный возле тротуара ярко-желтый пикап. Черная машина вильнула, едва избежав столкновения, и затормозила. Дверцы её, не дожидаясь полной остановки, распахнулись…

      Надежда не стала дожидаться того, что за этим последует. Она, по-прежнему держа за руку растерянную девушку, вбежала во двор.

      Окрестности своего дома она знала очень хорошо. Двор, в котором они сейчас оказались, был проходным, вторые ворота выходили на другую улицу, но именно туда и устремятся в первую очередь преследователи…

      Повинуясь мгновенному импульсу, Надежда Николаевна бросилась в ближайший подъезд.

      К счастью, дверь не была закрыта на кодовый замок, поскольку он был сломан.

      Возблагодарив про себя неизвестных хулиганов, Надежда, волоча за собой свою спутницу, взбежала на второй этаж и прильнула к лестничному окну, едва переведя дыхание.

      Она увидела, как следом за ними во двор вбежали двое рослых мужчин в одинаковых черных костюмах и, как и следовало ожидать, побежали во вторые ворота…

      Когда в напряженном ожидании прошло несколько минут и ничего опасного не произошло, Надежда Николаевна перевела дыхание и повернулась к девушке.

      — Ну, — холодно произнесла она, — не хочешь объяснить происшедшее?

      — О чем вы говорите? — встрепенулась девица. — Я сама совершенно ничего не понимаю!

      — Врешь! — возмутилась Надежда. — Опять ты врешь! Что ты сделала с Таней Белолобовой? спросила она тоном сурового следователя из старого советского фильма.

      Девушка вздрогнула, отшатнулась от Надежды и вскрикнула:

      — Я ничего с ней не делала! Это они, они её убили!

      — Вот что, милая моя, — Надежда смотрела весьма строго, — расскажи-ка мне все с самого начала!

      — Здесь? — девушка растерянно огляделась по сторонам, и Надежда тотчас заподозрила её в желании потянуть время.

      Надежда и так была сердита на неизвестную девицу — кому понравится, когда тебя держат за полную дуру, а ведь псевдо-Татьяна, очевидно, посчитала её полной идиоткой, раз решила поселиться у неё в доме, выдав себя за настоящую Таню. Вместе с тем Надежда Николаевна ощущала в глубине души некоторое удовлетворение: вот ведь она подозревала, что с гостьей что-то не то, так оно и вышло.

      Грязная лестница, заплеванная, с разрисованными краской стенами, не слишком подходила для задушевного разговора, и Надежда решила, что не будет особого вреда, если они поговорят дома.

      — Зачем же здесь? — Надежда ещё раз выглянула в окно. — Думаю, мы можем выйти. Вряд ли твои друзья все ещё нас дожидаются.

      — Какие друзья! — девушка вспыхнула.

      — Вот ты мне все и расскажешь.

      Надежда спустилась по лестнице, выглянула из подъезда и, не увидев ничего подозрительного, решительно направилась к своему дому.

      Девушка, понурившись, следовала за ней.

      Закрыв за собой дверь квартиры. Надежда прошла на кухню, где чувствовала себя наиболее уверенно. Кивнув девушке на табурет, она села напротив и строго спросила:

      — Ну и как же тебя зовут на самом деле?

      Девица молчала, и Надежда, чтобы подтолкнуть её, проговорила:

      — Послушай, милая, если ты думаешь, что с тобой кто-то будет здесь возиться, то глубоко ошибаешься! Давай так договоримся: или ты немедленно рассказываешь мне все и в подробностях, или я вызываю милицию!

      — Так уж прямо и милицию? — криво усмехнулась девица. — И что вы ей скажете, этой милиции?

      — Ты живешь по чужому паспорту — это раз, оживилась Надежда, — ты обманом проникла в мою квартиру и явно замышляешь какое-то темное дело — это два!

      — Никуда я обманом не проникала! Вы сами меня пригласили! — закричала девица.

      — Короче! — так же громко заорала Надежда. Будем признаваться или будем запираться? Имей в виду: ты можешь сейчас забирать свое барахло и убираться из моей квартиры! Думаю, что красть ты у меня ничего не стала…

      — И на том спасибо, — угрюмо вставила девица.

      — Я поменяю замки и забуду про этот случай, как про страшный сон. А ты уж сама выпутывайся, как знаешь. Впрочем, думаю, та иномарка ошивается где-нибудь поблизости, так что недолго ты погуляешь…

      Девушка вдруг закрыла лицо руками и начала раскачиваться на табуретке. Надежда малость сбавила тон.

      — Девочка, ты явно попала в серьезный переплет! Одной тебе не выпутаться! Расскажи мне все, и мы посмотрим, что можно сделать.

      — Почему вы думаете, что я одна? — спросила девушка, не отрывая ладоней от лица.

      — Потому что если бы ты была не одна, ты не сунулась бы в незнакомый дом, рискуя тем, что тебя в любой момент могут разоблачить! Что и случилось, — скромно добавила Надежда.

      — Как вы догадались? — спросила девушка, отняв наконец руки от лица.

      Глаза у неё были красные и заплаканные, что, надо сказать, нисколько Надежду не растрогало.

      — Ты совершенно не похожа на Таню, — сказала она, — как только не боишься с таким паспортом ходить…

      — Вы обыскивали мои вещи! вспыхнула девица. — Вы рылись в моей сумочке!

      — Ну знаешь! — от возмущения Надежда даже вскочила с места. — Не тебе уж говорить!

      — Правда, что это я, — девушка поникла головой, и Надежде на мгновение стало её жалко.

      — Послушай, если ты пообещаешь, что не станешь бить меня по голове скалкой или ещё каким тяжелым предметом, — заговорила она, — то я, пожалуй, заварила бы кофе. Или чаю… А то как-то неуютно мы сидим.

      Когда чай был налит и поставлены на стол вазочки с печеньем и конфетами, девушка подняла на Надежду затравленный взгляд и проговорила:

      — Меня зовут Лена Березкина. Таня была моей лучшей подругой…

      «Не верю ни единому слову!» — сказала себе Надежда, отхлебнула ароматный чай и приготовилась слушать.

      Две подруги жили в далеком городе Зауральске.

      — Вы не подумайте, что это какая-то захолустная дыра, — говорила девушка Надежде Николаевне, — наш город довольно большой, у нас есть несколько крупных заводов. И природа красивая — сопки, сосны, хороший климат…

      — Ну-ну, — вздохнула Надежда, вспомнив, что именно такими словами оперировал её муж Сан Саныч, когда рассказывал о Зауральске.

      — Мы с самого детства с Таней дружили, рассказывала Лена, — сначала жили по соседству, потом нам квартиру дали, но все равно близко оказалось, и мы вместе в школу пошли, за одной партой сидели. Потом я в институт решила поступать, а Таня нет. Она уезжать не хотела, боялась мать надолго оставить. Да и потом…

      — Ей что — трудно учеба давалась? — Надежда вспомнила про болезни Татьяны и про ушиб головы.

      — Откуда вы знаете?

      «От верблюда», — захотелось ответить, но, разумеется, Надежда Николаевна сдержала порыв. Не бросила она и никакой хамской фразы типа «Я знаю все!» или «Вопросы здесь задаю только я!»

      Она просто промолчала, хотя сделала это очень выразительно. Кажется, Елена, как она себя называла, поняла намек и сбавила тон.

      — Таня была очень болезненной, ну и тетя Аня, конечно, над ней тряслась, не хотела отпускать одну далеко…

      «Вот и к делу подошли», — подумала Надежда и внутренне подобралась, прежде чем задать слишком сильно интересующий её вопрос.

      — Они жили только вдвоем с матерью? Мужа у Ани не было?

      — Не было, — Лена вздохнула, — только про Таниного отца все знали. Он на заводе работал, замдиректора. Семья у него была… Сначала-то вроде хотел он от жены уходить к тете Ане, а потом передумал. Перебросили его на другую работу, они и уехали всей семьей, но это позже, когда нам с Танькой лет по десять было. Это мне мама рассказала уж потом, когда мы взрослые были. А тогда как раз Таня упала и долго болела, а он даже ничем не помог, хоть и возможности были — все же не простой работяга, а начальник…

      — Так, может, не его все-таки девочка-то была? — с замиранием сердца спросила Надежда, хоть и понимала, что нельзя этого делать.

      — Как — не его? — вскричала Лена. — Да Танька на него похожа, что нос, что глаза — все его! Да все соседи его видели!

      Надежда встала и отошла к окну, потому что лицо опалила краска стыда. Как она могла подумать плохое про своего мужа? Как у неё не хватило ума сразу сообразить, что такой совестливый и порядочный человек ни за что не бросил бы собственную дочь на произвол судьбы, помогал бы деньгами, посылки слал… А он сам сказал, что последний раз видел девочку давным-давно, когда ей было семь лет. А она. Надежда, тут же начала думать гадости, да ещё и расспрашивать незнакомую девицу. Хорошо, что та своими проблемами занята и ни о чем не догадалась…

      Однако что ни говори, а камень с души свалился огромный. То есть, конечно, радоваться нечему, поскольку Тани нет в живых. Но это мы ещё проверим, все раскопаем, вытрясем из девчонки всю информацию!

      Надежда Николаевна повернулась к Лене и весьма сурово велела ей продолжать.

      Так случилось, что потом обе подруги устроились работать вместе. И работа у подруг была достаточно интересная. Они работали в туристической фирме, которая занималась не отправкой своих земляков на Канары и в Венецию, а приемом и размещением приезжающих в Зауральск из других городов России и даже из-за рубежа гостей. Как правило, это были не туристы — при всех своих несомненных достоинствах, Зауральск не является туристическим объектом. Приезжали в основном технические специалисты или бизнесмены, а иногда — государственные служащие…

      В этом месте Надежда насторожилась. Отчего-то эта девушка, Лена, очень быстро проскочила все, что связано было с учебой её в институте.

      Где она училась и по какой специальности получила диплом?

      — Давно вы работали в этой фирме, — спросила Надежда Николаевна, — сколько времени?

      — Года три, — подумав, сообщила Лена, — это Таня меня туда устроила, она там работала секретарем, а меня взяли менеджером…

      — Еще бы, ведь у тебя небось диплом есть о высшем образовании, а у неё ничего не было…

      — Да, она после школы закончила секретарские курсы, так и работала секретарем. Потом в нашу фирму устроилась, тут я как раз вернулась…

      Этим летом в Зауральск прибыла большая группа высокопоставленных столичных гостей.

      В этом городе проводилась парламентская конференция, на которую собрались депутаты Думы, несколько сенаторов и других высокопоставленных политиков. Все они, естественно, прибыли со своей охраной, с сопровождающими лицами, вслед за ними понаехали представители прессы и телевидения — в общем, у фирмы, в которой работали Лена и Таня, было очень много работы.

      Конференция проводилась в новом отеле с колоритным названием «Кедровая падь», строительство которого было завершено всего несколько месяцев назад.

      Кроме местной туристической фирмы, занимавшейся устройством и организацией быта высокопоставленных гостей, в проведении конференции участвовали несколько московских фирм и социологический центр «Вариант» из Санкт-Петербурга.

      Надежда отметила про себя кое-что, что Лена не договорила, и продолжала слушать.

      В связи с конференцией Лена и Таня были непрерывно заняты с утра до вечера. У них были пропуска в «Кедровую падь», и они практически не выходили из отеля.

      Московские гости были очень капризны.

      Кому-то досаждало излишнее внимание репортеров, а кого-то оскорбляло их демонстративное равнодушие. Кого-то не устраивал вид из окна номера, а кого-то — соседи, кому-то мешал шум за стенкой, а кому-то не нравился цвет кафеля в ванной… Кроме того, и сами политики доставляли немало хлопот. Один радикальный депутат с юга России каждый вечер непременно напивался до поросячьего визга, известный всей стране политик избил популярного журналиста, член Совета Федерации едва не изнасиловал моложавую депутатшу…

      Когда конференция, миновав все мели и подводные камни, относительно благополучно приблизилась к концу, сотрудники фирмы вздохнули с облегчением. Оставался последний вечер, так сказать — финишная прямая, а потом можно будет отдохнуть и спокойно подсчитать набитые шишки и заработанные тяжелым трудом деньги…

      — В группе специалистов из Санкт-Петербурга, работников социологического центра «Вариант», — продолжала девушка после небольшой паузы, — была женщина, которая показалась мне знакомой. Я встречала её несколько лет назад… конечно, с тех пор она очень изменилась, не то чтобы постарела, скорее наоборот — приобрела какой-то столичный блеск, но все же узнать её было несложно. И вот, в этот последний вечер, я случайно увидела эту женщину в обществе известного политика…

      Лена сидела в зимнем саду отеля, обдумывая оставшиеся на сегодняшний вечер дела, когда в помещение вошли мужчина и женщина.

      Мужчину Лена узнала сразу же — его широкое, грубоватое лицо с тяжелым массивным подбородком очень часто мелькало на страницах российских газет и на экранах телевизоров, особенно в последние месяцы, когда он вступил в борьбу за пост губернатора одной из крупных и богатых северных областей. Женщина была видна со спины, и только когда она слегка повернулась и встала ближе к свету, Лена узнала в ней свою давнюю знакомую…

      Девушка поспешно отступила за пальму, чтобы не попасть на глаза вошедшим. Таково было основное правило поведения сотрудников принимающей фирмы — как можно меньше попадаться на глаза участникам конференции, делать свое дело, оставаясь незаметными.

      Кроме того, ей совсем не хотелось встретиться с этой женщиной. То, что произошло между ними несколько лет назад, оставило в душе у Лены не самые приятные воспоминания.

      Политик и его спутница остановились возле фонтана в форме каменной черепахи. Мужчина сжимал руку женщины, смотрел на неё не вызывающим сомнений взглядом…

      — Я приду, — проговорила та вполголоса, — через час.., не закрывайте дверь номера и отошлите куда-нибудь своего цепного пса…

      Лена бесшумно скользнула в дальний угол зимнего сада. Там был ещё один выход, которым она решила воспользоваться, но в тот момент, когда она открывала дверь, из её руки выскользнула связка ключей. Коротко звякнув, ключи упали на покрывающую пол плитку. Лена подхватила их и как ошпаренная выскочила из зимнего сада.

      После этого на неё снова обрушилась лавина мелких, но досадных неприятностей и служебных хлопот, за которыми она совершенно забыла сцену в зимнем саду.

      Но примерно через полтора часа, когда активность постояльцев отеля пошла на спад, по коридорам забегали с озабоченным видом сотрудники службы безопасности.

      Лена остановила знакомого парня и спросила, что случилось.

      Тот понизил голос и сообщил, что только что обнаружили исчезновение очень значительного, высокопоставленного человека. И он назвал имя того самого политика с грубоватым лицом и тяжелым подбородком, претендента на губернаторское кресло. Якобы никто не видел, ни охрана, ни секретарь, куда он подевался и как сумел выйти из номера незамеченным. Никаких подробностей парень не сообщил и вообще попросил Лену держать язык за зубами.

      Парень убежал по своим делам, а Лена только пожала плечами — у неё своих забот хватает…

      Но под утро всех потрясла страшная весть.

      Того политика обнаружили мертвым в машине в двадцати километрах от города. По всему выходило, что он ехал куда-то один глубокой ночью и не справился с управлением на незнакомой дороге. Машина не вписалась в поворот и рухнула с обрыва. Никто не мог сказать, каким образом политик очутился так далеко от города, куда он ехал и что ему там было нужно.

      Лена пребывала в растерянности. Имеет ли отношение к смерти политика сцена в зимнем саду?

      Ведь насколько Лене удалось услышать, та женщина назначила мужчине свидание, сказала, что придет к нему сама. А он почему-то тайком выскользнул из номера и уехал…

      Скорее всего, одно с другим никак не связано… Ну, передумала она, или он.., а если Лена кому-то расскажет о том, что случайно увидела и услышала — к чему это приведет? Скорее всего, к крупным неприятностям.., её затаскают всякие службы безопасности, здешние и столичные, будут допрашивать.., наверняка всплывет её прежнее знакомство с той женщиной, и могут подумать, что она все выдумала из мести.., да и как она может доказать, что разговор в зимнем саду действительно был? И что он как-то связан с аварией на двадцатом километре?

      Тут её встретил непосредственный начальник и дал новое поручение.

      Несмотря на трагическую смерть важной персоны, работа конференции закончилась, и нужно было немедленно заниматься массой завершающих рутинных дел — отправкой в аэропорт её участников и их багажа, подготовкой заключительных пресс-релизов…

      За этими хлопотами Лена забыла сцену в зимнем саду.

      — На следующий день все столичные гости разъехались, в Зауральске наступила привычная провинциальная тишина. Работники «Кедровой пади» приступили к ликвидации последствий конференции, сравнимых разве что с последствиями стихийного бедствия, а руководство фирмы, в которой работали Лена и Таня, вывезло свой отлично потрудившийся персонал на выходные в расположенный неподалеку от города, в очень живописном месте пансионат «Золотая речка», чтобы отдохнуть от праведных трудов и отметить в тесном кругу закончившуюся работу.

      Таня Белолобова прямо из пансионата собиралась уехать в Санкт-Петербург — ей дали направление в знаменитую глазную клинику профессора Сидорова.

      Лена собиралась проводить подругу и посадить на поезд Зауральск — Петербург, который делал остановку на станции Золотая Речка, неподалеку от пансионата. У неё начинался отпуск, поэтому она могла задержаться в пансионате на лишний день.

      Сцена в зимнем саду отеля совершенно выветрилась из её головы.

      В первый день уикенда сотрудники фирмы устроились в пансионате и отправились погулять в его окрестностях. Пешеходная дорожка петляла по берегу Золотой речки, давшей название и близлежащей станции, и пансионату. Слева от тропинки бурная неширокая речка бежала по каменистому руслу, справа возвышалась крутая скала.

      Подруги немного отстали от остальных сослуживцев. Когда те скрылись за поворотом, сверху донесся какой-то шорох. Таня вскинула голову и вдруг с криком бросилась вперед, оттолкнув подругу. За спиной у них раздался грохот, и, обернувшись, Лена увидела, как со скалы на то место, где они только что стояли, обрушился огромный камень.

      — Там кто-то был! — испуганно проговорила Таня.

      — О чем ты? — Лена недоверчиво взглянула на нее. — Спасибо тебе! Еще секунда, и нас обеих раздавило бы в лепешку!

      — Я тебе точно говорю, — настойчиво повторила Татьяна, — там кто-то был! Кто-то стоял на скале, я услышала звук и поэтому подняла голову!

      Друзья уже бежали к ним, услышав грохот обрушившейся скалы.

      Лена прижала палец к губам:

      — Не говори никому о том, что видела!

      Сослуживцам они ничего не сказали о своих подозрениях, объяснив происшествие естественными причинами и порадовавшись тому, что все обошлось без последствий.

      Выходные прошли весело — прогулки, шашлыки, музыка, анекдоты. Вспоминали прошедшую конференцию, капризных столичных гостей. То, что тогда раздражало и нервировало до предела, сейчас вызывало только взрывы смеха.

      — Отчего ты не велела Тане рассказать про сорвавшийся камень? — вклинилась с вопросом Надежда. — Ведь вы же были там не одни, а с большой компанией, можно было проверить, просто так камень сорвался, или его кто-то столкнул…

      — Понимаете… Таня, она.., в общем, тетя Аня, её мать, умерла скоропостижно от инсульта. Села в кухне на табуретку и все. Соседка её в таком виде через два часа нашла. Для Тани это было таким ударом.., вы не представляете…

      — Отчего же не представляю, очень даже представляю… — проворчала Надежда.

      — У неё на этой почве начались явления всякие, не только зрение упало, но кошмары все время снились, депрессия, сильные головные боли начались… А на хорошей работе ведь больного человека долго держать не стали бы, сами знаете…

      — Это точно, — не могла не согласиться Надежда.

      — Ну вот, я не хотела панику поднимать, лишнее внимание к Татьяне привлекать, тем более, что она все равно уезжала… То есть я надеялась, что она здесь, в Петербурге, как-то отойдет, подлечится и вообще.., ну не то чтобы забудет горе свое, но отвлечется…

      — Продолжай! — велела Надежда.

     

            * * *

     

      На следующий день все остальные сотрудники фирмы вернулись в Зауральск, а две подруги остались ещё на одну ночь в пансионате, чтобы утром прогуляться до станции и там проститься.

      Номера у них были одноместные, и девушки уже разошлись по своим комнатам. Лена легла в постель и уже начала засыпать, как вдруг в дверь её номера постучали. На пороге стояла Таня, в руке она держала бутылку коньяку.

      — Ну что, подруга, — вполголоса, с каким-то странным волнением проговорила она, — неужели мы вот так и расстанемся, не посидим с тобой вдвоем на дорожку? Когда ещё увидимся!

      — Как — когда? — недоуменно переспросила Лена. — Через месяц! Ты вернешься домой новым человеком, со здоровыми глазами…

      — Если бы так… — Татьяна вздохнула, — что-то у меня тяжело на душе.., какое-то предчувствие… не знаю, как обернется моя поездка!

      Лена стала успокаивать подругу, убеждать её, что перед такой серьезной операцией сомнения и беспокойство неизбежны. Они выпили понемногу, потом Таня налила еще.

      — Выпьем за мою новую жизнь! — говорила Татьяна. — Раз ты считаешь, что все изменится…

      Девушки тихо разговаривали, вспоминали детство… Татьяна забралась с ногами на кровать и вдруг, посреди разговора, заснула. Ее лицо разгладилось и выглядело во сне совершенно счастливым.

      Лена накрыла спящую подругу одеялом и, чтобы не беспокоить её, перешла к ней в номер и скоро заснула.

      А утром её разбудил громкий, требовательный стук дежурной по этажу и милиции.

     

            * * *

     

      Когда ей сказали, что Лена Березкина — то есть она сама — выбросилась из окна, девушка от неожиданности и от ужаса потеряла сознание. Гостиничная фельдшерица привела её в чувство и оставила ненадолго одну, и тут Лена поняла весь ужас случившегося.

      Подругу, наверняка, убили вместо нее, поскольку она ночевала в её номере. Лену же, надо полагать, хотели убить из-за того случая в зимнем саду гостиницы «Кедровая падь», когда она слышала разговор, не предназначенный для чужих ушей. Ведь она свидетель того, что в номере у убитого политика была женщина, и если эта женщина и не виновата в его смерти, то многое может рассказать о ней. А Лена знает имя той женщины. Только теперь она поняла, что вчера Татьяне ничего не привиделось и что огромный камень упал не сам по себе, а его кто-то столкнул.

      Самое ужасное уже произошло, Таня Белолобова, ни в чем не повинная и не замешанная, погибла по чистой случайности. Но положение самой Лены остается ужасным. Для обслуги пансионата все клиенты на одно лицо, поэтому дежурная по этажу, придя с милицией, приняла её за Татьяну, но сами милиционеры быстро разберутся, кто есть кто. А тогда и убийцы, наверняка, поймут свою ошибку и поспешат её исправить.

      Остается одно — немедленно скрыться, пока ошибка убийц ещё не разъяснилась.

      И тут девушка поняла, что её единственный шанс — воспользоваться паспортом и билетом погибшей подруги и уехать в Петербург. Немедленно уехать, пока её ещё считают убитой. Там, в огромном городе, ей будет легче затеряться, легче скрыться от своих преследователей…

      Она не могла вернуться в свой номер — там наверняка была милиция, поэтому взяла Танину дорожную сумку. Паспорт и билет до Петербурга, к счастью, нашлись в этой же сумке, а размер одежды у них с Татьяной был один. Когда она попыталась уйти из пансионата, ей едва удалось оторваться от преследователей. Из этого она сделала вывод, что те, кто убил Татьяну, уже убедились в своей ошибке, и теперь за ней самой началась настоящая охота…

      Особенно испугалась девушка, когда, спрятавшись в чулане, наткнулась там на труп дежурной по этажу — той самой, которая утром пришла к ней вместе с сотрудниками милиции…

      Только сев на поезд, она немного успокоилась, хотя и понимала, конечно, что и здесь её могут найти.

      Однако до самого Петербурга с ней больше ничего не случилось.

      Она помнила, что Таня рассказывала ей о петербургских знакомых своей матери, которые обещали дать ей приют, но не думала всерьез об этом варианте, не собираясь обременять посторонних людей…

      И только когда на вокзале Надежда Николаевна окликнула её, назвав Таней Белолобовой, под влиянием минутного порыва девушка обернулась и назвалась именем погибшей подруги…

      — Я понимаю, что поступила глупо и некрасиво, — закончила девушка свой рассказ, — сама не знаю, что на меня тогда нашло, а после неудобно было сознаться в обмане…

      — Это все? — холодно осведомилась Надежда, прихлебывая остывший чай.

      — Да… — тихо пробормотала Лена и отвернулась.

      «Не верю, — сказала себе самой Надежда, как некогда Константин Сергеевич Станиславский говорил неспособным актерам, — ни на грош не верю!»

      Во-первых, странно выглядело то, что накануне девушки поменялись комнатами. С чего это Лена оставила подругу у себя? Ну, растолкала бы и проводила до номера. Во-вторых, с чего это они так разоспались, если наутро одной из них нужно было ехать в Петербург?

      — Скажи, Татьяна вообще-то что — пила? осторожно осведомилась Надежда.

      — Что вы! Ни боже мой! — с жаром ответила Лена. — При ее-то самочувствии, да ещё пить! Я почему и удивилась, когда она с коньяком ко мне пришла. Но уж, видно, не зря она волновалась, вон как все обернулось… Она потому и заснула так крепко, что не слишком привычная к спиртному была.

      — И ты решилась оставить её, крепко спящую, одну в незапертой комнате? — прищурилась Надежда.

      — А что мне было делать? — в глазах Лены вспыхнули злые огоньки. — Я её растолкать никак не могла! Кровати там узкие, односпальные, не на пол же ложиться! И потом, там, в этом пансионате, тихо, на этаже дежурная сидит, отдыхающих кроме нас почти не было… Красть у меня в номере нечего, деньги я с собой забрала.

      — А документы? — вскинулась Надежда.

      — Паспорт куда-то завалился, я решила, что утром поищу… Я и сама, наверное, пьяная была, потому что плохо соображала…

      — А с чего милиция решила, что убита ты, а не Татьяна? — не отставала Надежда.

      — Так эта тетка сказала, дежурная по этажу, а потом они паспорт мой нашли, там, в комнате.

      Надежда встала и походила немного по кухне.

      Но кухня в её квартире была маленькой, так что особенно не разойдешься. Все в этой истории не нравилось Надежде Николаевне, начиная с сидевшей перед ней девушки и кончая своей собственной глупостью и доверчивостью.

      Следовало, однако, признать, что девица если и врала, то не во всем. То есть она, надо полагать, действительно Елена Березкина, и точно они дружили с покойной Татьяной. И если предположить, что Лена говорит правду о случившемся в пансионате, то дальше начинаются сплошные сомнения.

      Во-первых, она представила дело так, что обе девицы были совершенно одиноки, просто как оазис в пустыне. Ну, допустим, у Тани умерла мама и больше родственников не было. Допустим также, что Татьяна была некрасива, да ещё и больна к тому же, так что мужчины не слишком обращали на неё внимание. Кстати, теперь понятно, отчего Лена так ужасно была одета — это вещи не её, все с чужого плеча…

      Но там, у себя в Зауральске, сама Лена должна была очень котироваться — красивая и неглупая молодая женщина, хорошо зарабатывающая к тому же… Так отчего же, когда с ней случилось несчастье, она не бросилась к любимому человеку за помощью, а предпочла уехать по чужим документам в далекий и чужой город?

      — Ты живешь в Зауральске одна? — резко спросила Надежда. — У тебя, как и у Тани, никого нет из родных?

      — Только мама, — потупилась Леня, — но она уехала на все лето к своей подруге с.., в общем, она уехала.

      «Пока этот вопрос оставим», — подумала Надежда.

      Получалось, что она вызвала Лену на откровенность совершенно напрасно. То есть она пообещала девушке помочь, а судя по всему, сделать тут ничего нельзя. Даже если предположить, что Лена говорит правду, история выходит какая-то темная и путаная, Лена не вызывала у Надежды Николаевны особой симпатии. Но не в её правилах было бросать дело на полдороги. Если нужно разобраться в ситуации — уж будьте спокойны, Надежда разберется, чего бы ей это ни стоило! К тому же она чувствовала вину перед незнакомой умершей Татьяной, которую заранее невзлюбила, как оказалось, совершенно зря.

      — Как звали того человека, которого ты видела в зимнем саду? Ну, того политика, которого потом убили? — спросила она Лену.

      Девушка замялась, и Надежда, чтобы подтолкнуть её, недовольно проговорила:

      — Что ты темнишь? В конце концов, я могу прочитать это в газетах недельной давности, наверняка, об этом сообщали.

      — Черепахин… — нехота проговорила Лена.

      — Виктор Черепахин? — удивленно переспросила Надежда, — Да, Виктор Васильевич Черепахин, мэр Ангарска и претендент на пост губернатора Ангарской области.

      Надежда Николаевна Лебедева мало интересовалась политикой, но даже она слышала о Викторе Черепахине. Этот политик из Сибири был известен краткостью и выразительностью своих высказываний, многие из которых выглядели настоящими афоризмами и пошли в народ, превратившись в «крылатые выражения». Да и внешность у ангарского мэра была выигрышная — несколько простоватая, грубоватая, но какая-то надежная, основательная. Виктор Черепахин производил впечатление человека, на которого можно положиться.

      — Но разве Черепахин убит?

      — На следующий день в газетах и по телевизору сообщили, что он погиб в аварии, но ходили упорные слухи, что Виктора Васильевича убили.

      Тот парень, сотрудник службы безопасности, проболтался мне, что с аварией не все ясно. Но он тут же испугался, что наболтал лишнего, и взял с меня слово, что я буду об этом молчать.., я и не говорила ни с кем, только с вами сейчас.

      — Вот ему, наверное, влетело за треп раньше времени! — проговорила Надежда. — Хотя, если бы ты стала выступать, он бы от всего отказался дескать, ничего никому не говорил, так?

      — Наверное… — тоскливо пробормотала Лена, вид у неё был не блестящий — под глазами залегли тени, резче выступили скулы.

      — В одном ты права, — сказала наконец Надежда после долгой паузы, — эта история, то, что случилось с тобой сегодня, наверняка связана с тем, что ты видела в Зауральске, а значит — с этой петербургской фирмой.., как ты её назвала?

      — Социологический центр «Вариант».

      — А та женщина, которую ты видела вместе с Черепахиным.., ты знаешь её фамилию?

      Надежда увидела, что по лицу молодой женщины пробежала тень, и поняла, что затронула очень неприятную для неё тему. И ещё Надежда Николаевна поняла своим хорошо развитым шестым чувством, что сейчас её гостья не скажет правду.., по крайней мере, всю правду, а снова чего-то недоговорит.

      — Насколько я могу понять, ты решила сама расследовать убийство Черепахина, — скептически протянула Надежда, — и должна сказать, это не слишком умно с твоей стороны.

      — Знаете, мне по большому счету все равно, кто его убил, — решительно сказала Лена, — то есть нехорошо, конечно, но в этом деле, думаю, и без меня много народу толчется. То есть я хотела сказать, что меня интересует только: кто и за что убил Таню.

      — Это твое желание можно понять, но ты же сама говорила, что оба убийства связаны. К тому ещё не доказано, что твою подругу действительно убили. А может быть, все же она сама.., ну, ты же говорила, что у неё психика была в последнее время неустойчивая?

      Но Лена так яростно замахала руками, что Надежда смирилась:

      — Ладно, сделаем допущение, что ты права. Так как фамилия той женщины?

      — Ее фамилия Ракитина… — неохотно ответила Лена, — Ольга Ракитина.., но я попыталась узнать в справочном бюро её адрес, и все варианты, которые мне выдали, оказались неподходящими.

      — Что значит — неподходящими?

      — По возрасту. Мне дали адреса четырех Ракитиных с именем Ольга, две из них — на пенсии, причем одной уже девяносто два года, ещё одной Ракитиной — шестнадцать лет, и последней — всего месяц…

      — Да, эта вряд ли подходит, — вынуждена была согласиться Надежда, — но женщина могла выйти замуж, изменить фамилию.., значит, нужно искать её через фирму, где она работает. Но соваться туда так, как это сделала ты, конечно, нельзя. Сама видишь, к чему это привело.

      Лене не понравился высокомерный, поучающий тон Надежды Николаевны. Легко ей говорить, что все сделано не правильно, когда последствия налицо! Посмотрим, что она сама предложит!

      — Мы должны обратиться в эту фирму так, чтобы они, во-первых, ничего не заподозрили, а во-вторых, чтобы были в нас заинтересованы. Чем они вообще-то» занимаются? Что делали у вас в Зауральске? Социологический центр — это как-то чересчур неконкретно…

      — Они проводят разного рода исследования общественного мнения, но в основном занимаются проведением предвыборных кампаний. То есть к ним обращается кандидат, который хочет выиграть выборы, и они берут все дальнейшее на себя. Создают его имидж, начиная с внешнего вида и заканчивая семьей, привычками.., вплоть до того, что покупают ему подходящую собаку или кота, связываются со средствами массовой информации, готовят рекламные материалы, проводят социологические опросы, чтобы определить всех потенциальных конкурентов и выяснить, кто из них наиболее опасен, и проводят работу по дискредитации этого конкурента.., например, распускают о нем порочащие слухи, создают какой-нибудь скандал…

      — Ничего себе! — Надежда, конечно, слышала о том, что современная политика — грязное дело, но впервые узнала из достоверного источника, насколько все это поставлено на поток.

      — Конечно! — Лена оживилась, заговорив на тему, в которой хорошо разбиралась.

      — Но это, наверное, очень дорогие услуги?

      — Еще бы! Политика — это вообще бизнес для очень богатых. Даже выборы депутата местного законодательного собрания обходятся в несколько сот тысяч долларов, а чтобы пройти в Государственную Думу, нужно выложить не один миллион…

      Надежда ахнула: названные суммы казались ей совершенно астрономическими.

      — А что вы думаете? — Лена пожала плечами. Попав в Думу, вчерашние кандидаты ворочают такими суммами, что очень быстро возмещают расходы на предвыборную кампанию. Весь вопрос только в том, где достать первоначальный капитал, обычно для этого требуется богатый покровитель…

      — Весь вопрос в том, как изменить твою внешность, — задумчиво отозвалась Надежда, разглядывая девушку.

      — Что? — удивленно переспросила Лена.

      — Если мы хотим нанести визит в «Вариант», нам нужно сделать так, чтобы тебя там не узнали.

      Ведь ты у них уже засветилась, причем настолько серьезно, что едва унесла ноги.., первое, что ты должна сделать, — это полностью сменить прическу, и второе — растолстеть.

      — Растолстеть? — Лениному удивлению не было предела. — Как вы себе это представляете? Очень много предложений для тех, кто хочет похудеть, но чтобы потолстеть.., таких я что-то не встречала. И потом, это, наверняка, займет очень много времени!

      Надежда Николаевна посмотрела на Лену с не меньшим изумлением. Сама она очень следила за своим весом.., по крайней мере, она регулярно взвешивалась и очень расстраивалась из-за результатов. Поэтому она не могла себе представить, что какая угодно причина может заставить женщину растолстеть совершенно добровольно.

      — Конечно, тебе не придется толстеть по-настоящему, — раздраженно ответила она и принесла из шкафа большое купальное полотенце, — просто обмотай это вокруг тела.

      — Вы, что, собираетесь идти туда прямо сейчас? — вскрикнула Лена.

      — А чего тянуть? — хладнокровно ответила Надежда. — Во-первых, нужно ковать железо пока горячо, то есть пока они не успели предпринять каких-либо мер по твоему розыску. А во-вторых, мне очень некогда, так что вряд ли я смогу выбраться из дома завтра. А сейчас ещё четырех нет, как раз успеем до конца их рабочего дня.

      Лена с сомнением обвязалась полотенцем, Надежда заколола его английской булавкой, чтобы полотенце не сползало, и принесла вешалку с бледно-салатным брючным костюмом делового покроя.

      — Вот и он пригодился, — проговорила она со вздохом, протягивая девушке брюки, — хороший костюм, я в Москве покупала, когда у приятельницы там гостила…

      Надежда не сказала, что костюм этот стал ей в последнее время слишком узок, оттого и оставила она его в шкафу, а не взяла с собой, но взгляд, которым её окинула Лена, говорил о многом, в частности о том, что девица догадалась, отчего костюм висит в шкафу.

      — Вы хотите, чтобы я это надела? — в голосе Лены прозвучал настоящий ужас. — Но ведь это…

      Она вовремя прикусила язык, но Надежда закончила за неё тоном, не предвещавшим её гостье ничего хорошего:

      — Ужас, летящий на крыльях ночи, стариковская тряпка, в общем, полный отстой?

      — Ну, не то чтобы полный… — ответила Лена, покраснев, — но ведь он, наверное, пятидесятого размера?

      — Всего лишь сорок восьмого, — проговорила Надежда Николаевна весьма холодно, — думаю, в полотенце это будет в самый раз! Я ведь сказала, что тебе нужно потолстеть!

      Лена с тяжелым вздохом надела салатный костюм и подошла к зеркалу.

      — Рано смотреться, — Надежда снова удалилась и вернулась с длинным светлым париком в руках, ну-ка, надень!

      — Это ваш? — осведомилась девушка, натягивая парик.

      — Дочкин, — лаконично ответила Надежда, она купила, да решила не носить, у меня оставила, а тебе будет в самый раз. А теперь надо заняться макияжем. Ты ведь теперь блондинка, значит, косметика должна быть соответствующей…

      Через полчаса из зеркала на Лену смотрела несчастная, обиженная на весь свет блондинка, полноватая и очень вульгарная.

      — Теперь они тебя, пожалуй, действительно не узнают, — одобрительно проговорила Надежда, — можем приступать ко второй стадии операции.

      Она подошла к телефону и щелкнула каким-то выключателем, установленным на его корпусе.

      — Антиаон, — вполголоса пояснила она, увидев вопросительный взгляд Лены, — устройство, которое не позволяет определить номер телефона, с которого мы звоним. Это муж у меня умелец, любит всякие такие штучки…

      Затем она открыла телефонный справочник и нашла там номер центра «Вариант».

      Ей сразу же ответил вежливый и приятный женский голос.

      — Центр социологических исследований «Вариант», чем могу быть вам полезна?

      — С вами говорит референт Василия Михайловича Потапова, — слегка простуженным голосом сообщила Надежда Николаевна, — Василий Михайлович хочет выставить свою кандидатуру на выборах в городское Законодательное собрание. Он хочет воспользоваться услугами вашего центра и поручил мне выяснить все условия…

      — Очень правильное решение! — с необыкновенным энтузиазмом отозвалась Надеждина собеседница, — приезжайте к нам в центр, и мы расскажем вам обо всем, что можем сделать для вашего шефа! И не только расскажем, конечно, но и покажем — вы ведь знаете поговорку, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!

      Надежда подтвердила, что поговорку она знает и целиком с ней согласна, попросила свою собеседницу продиктовать адрес центра, хотя, конечно, и без того прекрасно его знала, и сообщила, что приедет вместе со своей помощницей примерно через час.

      — Вы с ума сошли! — вскричала Лена, когда трубка была повешена. — Вы что, так и собираетесь идти туда без всяких документов? И кто такой Потапов?

      — Господи, ну какая разница — кто такой Потапов! — чуть раздраженно ответила Надежда. — Фамилия достаточно распространенная, чтобы встретиться в базе данных. Нам же не нужно и вправду выдвигать его кандидатуру в Законодательное собрание, а так сойдет…

     

            * * *

     

      Через час они с Леной подошли к нарядному бело-голубому особняку, увешанному телекамерами, как новогодняя елка лампочками и игрушками. Едва Надежда нажала клавишу переговорного устройства, дверь особняка плавно распахнулась. На пороге стоял плечистый тип в черном костюме. Лена невольно похолодела — не узнает ли её охранник? Ведь она была здесь сегодня всего несколько часов назад.

      Но тот только скользнул равнодушным взглядом по приличной женщине средних лет и её более молодой, полной и светловолосой спутнице и вежливо осведомился:

      — Вы заказывали пропуск?

      На какую-то долю секунды охраннику показалось, что лицо полной блондинки ему смутно знакомо, что он её вроде бы уже видел, только она не была полной и тем более блондинкой. Но в следующее мгновение он вспомнил, что завтра приедет теща из Таганрога и его жизнь превратится в самый настоящий ад. Он представил себе зычный голос тещи и её мелко завитые волосы, выкрашенные в огненно-рыжий цвет, и подумал, что жениться нужно на сироте. Впрочем, мысль эта не была оригинальной. От этих безрадостных раздумий лицо охранника перекосилось, как будто он съел лимон, и воспоминание о полной блондинке (которая раньше не была ни полной, ни блондинкой) окончательно уползло в его подсознание, напоследок вильнув чешуйчатым хвостом.

      — Вы заказывали пропуск? — повторил охранник, на этот раз без прежнего гостеприимства.

      — Я звонила примерно час назад, — строго ответила Надежда Николаевна.

      Из-за спины охранника выскользнула миловидная девушка в элегантном деловом костюме и радушно проговорила:

      — Я вас жду! Проходите, пожалуйста!

      Повернувшись к охраннику, она сообщила:

      — Это представители нашего нового клиента, они у нас впервые, в следующий раз у них будет пропуск.

      Охранник посторонился, и женщины вслед за своей провожатой пошли по коридору первого этажа.

      Девушка открыла перед посетителями дверь и вошла следом. Они оказались в светлом, просто и современно обставленном кабинете. Девушка усадила гостей в глубокие кожаные кресла и устроилась за металлическим офисным столом, на котором красовался суперсовременный компьютер.

      «Ага, — подумала Надежда, — основы социальной психологии! Она усадила нас в низкие кресла, чтобы сразу занять в разговоре доминирующее положение».

      Однако хозяйка кабинета вовсе не собиралась давить на посетителей.

      С милой и приветливой улыбкой она представилась:

      — Меня зовут Лиза Лютикова, я менеджер по работе с потенциальными клиентами.

      — Меня зовут Надежда Николаевна Гусева, Надежда решила изменить только фамилию, чтобы не сбиться в разговоре и не выдать себя, — а это — Лена, моя помощница.

      — Очень приятно, — Лиза улыбнулась, — итак, ваш шеф хочет пройти в городское Законодательное собрание?

      — Да, Василий Михайлович принял такое решение.

      — Скажите мне, чем господин Потапов занимается?

      Надежда отметила про себя, что Лиза запомнила фамилию потенциального клиента, и подумала, не навела ли она справки обо всех Потаповых за прошедший час.

      — У Василия Михайловича торговая фирма, ответила она, не показывая своей озабоченности.

      — Достаточно крупная? — уточнила Лиза.

      — Достаточно крупная, чтобы оплатить ваши услуги, — мгновенно отбила Надежда этот мяч.

      — Очень хорошо, — Лиза ещё шире улыбнулась и проговорила самым радушным тоном:

      — Не хотите ли кофе?

      — Минеральной воды, если можно, — отозвалась Надежда Николаевна.

      Лиза встала из-за стола, прошла к небольшому холодильнику и принесла запотевшую бутылку и два стакана.

      — Вам тоже воды? — спросила она Лену. Девушка кивнула.

      «Она одна в этом кабинете, — отметила Надежда, — сама себе начальник, сама себе секретарша… если её куда-нибудь отослать, можно будет порыться в компьютере».

      Лиза тем временем пробежала пальцами по клавиатуре, вызывая демонстрационную программу, и подозвала посетительниц к своему столу.

      — Взгляните, вот что мы можем предложить вашему шефу.

      На экране монитора вспыхнула цветная заставка, на фоне которой появилась надпись:

      «К победе с центром «Вариант»!»

      Заставка исчезла, и на её месте появилась красивая молодая женщина, которая с милой доверительной улыбкой сообщила:

      — Наш социологический центр может предложить вам целый спектр услуг, которые помогут одержать победу на выборах любого уровня. В нашем штате есть стилисты и визажисты, специалисты по костюму и прическе, которые помогут вам создать новый, выигрышный имидж…

      Тут же на экране появился совершенно жуткий тип, явный уголовник с лицом закоренелого вора и убийцы. Толстая золотая цепь на шее, небритые щеки, многочисленные татуировки на волосатых руках и спортивный костюм «Адидас» довершали его «светлый» образ.

      Ловкие руки специалистов «Варианта» замелькали вокруг него, и криминальный тип волшебным образом преобразился. Аккуратная стрижка, белоснежный воротничок, безупречный костюм и со вкусом подобранный галстук сделали из него совершенно другого человека.

      — Но это — только один из возможных случаев, — звучал за кадром чарующий голос ведущей, могут быть совершенно другие решения…

      Тут же на экране возник унылый мужчина в черном костюме и мрачном галстуке, в котором уместно появиться разве что на похоронах. Длинные волосы и очки в темной оправе делали его законченным старым брюзгой. Казалось, что этот человек может вызвать симпатию разве что у кладбищенской крысы или у престарелого дождевого червя.

      Снова замелькали руки специалистов. Вместо очков появились контактные линзы, длинные волосы сменились аккуратной короткой стрижкой, на смену унылому черному костюму появился светлый клетчатый пиджак с цветным галстуком.

      Мужчина помолодел лет на десять и стал веселым, обаятельным и чрезвычайно симпатичным.

      — Вы увидели только первый этап создания имиджа, самый простой, — прокомментировала кадры ведущая, — создание выигрышного внешнего вида — это даже не половина дела, самое большее — это одна десятая. Дальше начинается формирование образа нашего клиента…

      В кадре снова появился первый «клиент» бывший уголовник, превратившийся в приличного молодого человека. Он был окружен маленькими детьми, которым с ангельской улыбкой раздавал шоколадки и игрушки.., тут же на смену ему появился второй персонаж, бывший унылый брюзга. Он бежал по дорожке парка наперегонки с весело лающим жизнерадостным бульдогом..

      Лиза Лютикова следила за реакцией будущих клиенток на демонстрационный ролик. Сейчас, когда они были поглощены экраном компьютера, она могла сбросить с лица маску дежурного гостеприимства и служебного рвения, и на нем проступила тоскливая озабоченность. За последнюю неделю Лиза не смогла привлечь в фирму ни одного нового клиента, и старший менеджер Рифат Махмудович устроил ей утром основательную выволочку. Выволочка — это ещё куда ни шло, к этому Лиза привыкла, но Рифат недвусмысленно намекнул, что если и вторая неделя будет такой же безрезультатной, им придется расстаться.., то есть, выражаясь человеческим языком, Лизу выкинут на улицу.

      К чему это приведет, страшно было даже подумать. В центре ей платили довольно прилично, так что Лиза могла отдавать двести долларов за квартиру, более-менее прилично одеваться, и у неё оставалось хоть немного денег на еду. Если же она лишится работы, то с квартирой придется расстаться, а что тогда делать? Не возвращаться же к родителям в город Верхнехолуйск Нижневилюйской области, где центральную площадь украшает лужа размером с Объединенные Арабские Эмираты, из культурных объектов имеется только пивная «Василек», подрастающее поколение мечтает податься в рэкетиры и пока тренируется на кошках и малоимущих пенсионерках, а единственная работа, которая ожидает Лизу, — торговля пивом в ларьке, принадлежащем местному Рифату Махмудовичу, с которым придется ещё и спать по субботам.

      В общем, как ни крути, она должна уломать этих двух капризных теток и убедить, что никто не обслужит их шефа лучше, чем центр социологических исследований «Вариант».

      Лиза снова взглянула на клиенток и глубоко вздохнула. Если младшая, бесформенная блондинка в ужасном салатном костюме, не показалась ей твердым орешком, то старшая, наверняка, попортит много крови! Уговорить её будет очень непросто! На лице у неё просто написана недоверчивость и подозрительность!

      Вдруг эта самая подозрительная клиентка тяжело задышала, откинулась на спинку кресла, закатила глаза и задрожала крупной дрожью.

      Ее спутница, полная блондинка, вскочила и заверещала так, как будто её режут:

      — Надежда Николаевна! Что с вами? Врача!

      Скорее врача! Ей плохо! Она умирает!

      «Только этого не хватало, — подумала Лиза, если клиентка умрет у меня в кабинете, Рифат будет в ярости!» Такого в её небогатой практике ещё не было. Она подбежала к трясущейся клиентке и растерянно уставилась на нее.

      — Что это с ней? Сердце?

      — Понятия не имею! — прорыдала блондинка. — Скорее приведите врача! Она умирает!

      Лиза вылетела в коридор, как пробка из бутылки шампанского, и растерянно заметалась в поисках кого-нибудь из старшего персонала.

      Как только девушка покинула свой кабинет, Надежда Николаевна чудесным образом исцелилась. Она вскочила и подбежала к двери, махнув своей молодой соучастнице рукой:

      — Скорее, через две-три минуты она вернется!

      Лена, которая в своей зауральской фирме неплохо освоилась с компьютерами, села за стол, вставила в дисковод принесенную с собой дискету и стала просматривать открытые файлы. Поскольку Лиза Лютикова уже запустила систему, набрав на клавиатуре личный пароль, Лена надеялась получить доступ к кадровому файлу и списать его, чтобы дома, в спокойной обстановке, отыскать среди сотрудников центра свою старую знакомую.

      Однако среди открытых файлов не было папки с кадрами.

      — Скорее! — торопила девушку Надежда, — кажется, сюда уже кто-то идет!

      Лена в спешке открыла какую-то папку и оказалась в локальной сети, объединяющей компьютеры фирмы. Кадрового файла и здесь не было видно, и чтобы сделать хоть что-то полезное, девушка сбросила на дискету первый попавшийся массив с загадочным названием «Вариант-Х».

      В коридоре послышались шаги нескольких человек. Лена отскочила от компьютера, Надежда Николаевна плюхнулась обратно в кресло и тяжело задышала. Дверь кабинета распахнулась, на пороге стояли Лиза Лютикова, женщина средних лет в белом халате и весьма элегантный мужчина с седыми висками.

      — Вот, Рифат Махмудович, — с обреченным видом Лиза указала начальнику на задыхающуюся женщину.

      Мужчина, улыбаясь приблизительно так, как улыбался Серый Волк, случайно встретив на утренней пробежке Красную Шапочку, подлетел к потенциальной клиентке и замахал руками, как дирижер симфонического оркестра. По его знаку Лиза как можно шире распахнула окно, а женщина в белом халате поймала руку Надежды Николаевны и замерла с молитвенным выражением лица, прослушивая пульс.

      Надежда слабо застонала и указала на стакан с водой. Лиза оказалась самой расторопной и поднесла клиентке воду. Выпив несколько глотков. Надежда Николаевна ткнула пальцем в угол комнаты, где на круглом столике красовался горшок с цветущими азалиями.

      — Цветы… — простонала она, как умирающий праведник, призывающий священника для последней исповеди, уберите скорее цветы! У меня на них аллергия!

      Мужчина щелкнул пальцами.

      — Рифат Махмудович, — прошептала Лиза, — но они искусственные!

      — На искусственные у меня тоже аллергия, довольно отчетливо произнесла Надежда, отличавшаяся очень хорошим слухом.

      Мужчина взглянул на Лизу нахмурившись, и она вылетела в коридор, обнимая злополучный горшок с цветами.

      Надежда Николаевна немедленно приподнялась, лицо у неё приобрело вполне нормальное выражение, и она заявила:

      — Сейчас, конечно, я не смогу продолжить переговоры, но в целом ваша фирма произвела на меня благоприятное впечатление. Я вернусь к вам при первой возможности.

      Рифат Махмудович улыбнулся ей примерно так, как улыбнулся Серый Волк, когда Красная Шапочка пообещала передать бабушке его пламенный привет, и проводил посетительниц до самого выхода из фирмы. Как только за ними закрылась входная дверь, он снял трубку внутреннего телефона и вполголоса отдал какое-то распоряжение Второе распоряжение он отдал достаточно громко. Когда перед ним появилась запыхавшаяся Лиза Лютикова, Рифат Махмудович окинул её с ног до головы весьма неодобрительным взглядом и приказал немедленно проверить по базе данных всех Потаповых с подходящими инициалами, которые по своему социальному статусу могли бы проявить интерес к выборам в городское Законодательное собрание.

     

            * * *

     

      Оказавшись на улице. Надежда Николаевна опасливо оглянулась и вполголоса сказала Лене:

      — Готова поспорить на самое дорогое, что у меня есть, — на немецкую автоматическую стиральную машину фирмы «Сименс», — что за нами сейчас отправят «хвост».

      Лена с ней спорить не собиралась, поскольку после её первого визита в «Вариант» за ней действительно установили слежку, больше того — чуть не сбили её машиной.

      Свернув на улицу Некрасова, Надежда остановилась перед витриной, делая вид, что рассматривает выставленную в ней обувь, а на самом деле рассматривая в зеркальном стекле улицу у себя за спиной Этот прием она вычитала в каком-то детективе и пользовалась им при каждом удобном случае, очень уважая себя за предусмотрительность.

      Впрочем, на этот раз она действительно увидела невзрачного человека в легкой бежевой куртке, который неторопливо шел по улице, делая вид, что ею очень интересуют архитектурные особенности окружающих зданий Поскольку эти здания не отличались особенной красотой, его интерес выглядел достаточно подозрительно.

      — Ну что ж, так же тихо, как прежде, проговорила Надежда Николаевна, — действуем по заранее утвержденному плану Женщины прибавили шагу и через несколько. минут оказались возле парикмахерской с поэтичным названием «Златовласка»

      В этом салоне работала старинная знакомая Надежды Нина Ивановна Стойкая.

      Характер Нины Ивановны замечательно соответствовал её фамилии. Она была из того самого разряда женщин, которые «коня на скаку остановят», причем не налегке, а с пудовой сумкой в одной руке и с ребенком в другой.

      Когда-то Нина Ивановна работала в одном с Надеждой научно-исследовательском институте, но когда жизнь в стране изменилась и стала куда сложнее, Нине пришлось срочно переквалифицироваться. Дело в том, что, если Надежда в то время была женщиной, в общем-то, свободной, поскольку дочка её уже была не только взрослая, но и замужем, то есть Надежда несла ответственность только за саму себя, то у Нины был на руках тяжело больной сын. В результате родовой травмы мальчик был частично парализован. Ему требовался постоянный уход, фрукты, лекарства, а на все это нужны были деньги, и деньги немалые.

      Муж у Нины когда-то был, но он не выдержал житейских трудностей и за несколько лет до начала перестройки незаметно исчез из семьи, что скорее облегчило Нинино существование, потому что проку от супруга в семейной жизни было немного.

      Итак, оказавшись в новых экономических условиях, Нина Стойкая не сломалась, не сложила руки, а вытащила из русско-английского словаря последнюю заначку и пошла на курсы парикмахеров.

      У неё обнаружился несомненный талант, и вскоре попасть к ней без предварительной записи стало решительно невозможно. Она стала хорошо зарабатывать и сделалась весьма уважаемым человеком. Если в НИИ, перевалив за сорокалетнюю отметку, она все ещё была Ниной, и её отчество знали только в месткоме и в бухгалтерии, то в парикмахерской она тут же стала Ниной Ивановной. За весьма короткое время она быстро обросла в салоне нужными связями, заработала денег и смогла послать своего мальчика на лечение в Германию.

      Для Надежды, как хорошей знакомой. Нина Ивановна всегда делала исключение и стригла её без очереди, заодно перемывая косточки всем прежним институтским знакомым. Вот к ней в парикмахерский салон и вошли Надежда Николаевна с Леной, обнаружив за собой слежку.

     

            * * *

     

      Когда женщины вошли в двери «Златовласки», по противоположной стороне улицы проезжала темно-синяя «мазда». Мужчина, который сидел за рулем, очень светловолосый и до того худой, что светлый льняной костюм висел на нем, как на вешалке, бросил взгляд на полноватую блондинку, задержавшуюся перед дверью парикмахерской, и невольно вздрогнул.

      «Не может быть, — подумал он, — что это со мной? Конечно, это не она.., да вовсе и не похожа.., с чего я взял, что это она? Совсем другая фигура, и цвет волос… Разве что жест, которым эта блондинка поправила волосы, немного напоминает.., нет, конечно, это не она!»

      Он поехал дальше, огорченный и озабоченный.

      Ему казалось, что все давно забыто, что раны зарубцевались и можно начать жизнь сначала, с чистого листа, оставив в прошлом обиду и разочарование, и вот, из-за случайного сходства, из-за одного жеста в нем снова поднялась старая боль…

      Прошло уже шесть лет, а он все не может успокоиться, все ищет объяснения — почему она уехала, ничего не объяснив, почему сбежала от него тем летом, как от зачумленного.., ведь то, что было между ними, не было коротким летним романом, не было дешевой интрижкой, они оба понимали это, почему же она исчезла, не сказав ему ни слова?

      Прошло шесть лет, а он все ищет в своих случайных подругах её черты, её привычки, и называет их, забываясь, её именем…

      Руки так дрожали, что мужчина припарковал машину у тротуара и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза.

      От этого стало только хуже: перед его внутренним взором предстала старая комаровская дача, давно некрашеная веранда, посеревшая от дождя, цветные стекла, бросающие на стол и на стены яркие пятна…

      «Чай надо пить обязательно из старинного фарфора, — говорила бабушка Матильда Васильевна, осторожно передавая чашку, — тогда у него совсем другой вкус!»

      На клумбе перед домом пышно цвели тигровые лилии, и жизнь казалась тем летом прекрасной и бесконечной.

      Незачем вспоминать об этом, незачем, все кончено, нужно забыть и начать жить заново!

      Однако против воли на него нахлынули воспоминания, запретные воспоминания, убранные на самую дальнюю полку.

      Шум дождя за окном, негромкий, монотонный, словно рассказывающий тихим голосом какую-то сказку, смутно белеющее в темноте девичье лицо с полузакрытыми глазами.., пробегающие по стене пятна мягкого, невнятного света — отсветы далекой ночной электрички.., стекающее со стула светлое платье, и нежный запах кожи, удивительно доверчивый, детский, яблочный, и бисеринки пота, которые он слизывал с этой кожи…

      У него резко заломило виски и забилась в горле какая-то ненужная, неуместная жилка.

      Как он мог столько времени обходиться без этого?

      Он вспомнил её взгляд, её прощальный взгляд.

      Почему она смотрела на него с таким презрением, с такой гадливой жалостью?

      Черт возьми, нужно выбросить прошлое из головы, перестать копаться в нем, перестать доискиваться причин и объяснений, иначе он превратится в обычного неудачника!

     

            * * *

     

      Надежда подошла к высокой, представительной женщине в белом халате, которая колдовала над волосами бледной тщедушной девчушки. Рядом с ней жалостно переступал с ноги на ногу щуплый кривоногий мужичонка без переднего зуба.

      — Ну Нинуля, — гнусавым голосом тянул мужичок, — ведь у нас с тобой было прошлое!

      — А вт будущего нет! — отмахнулась Нина. Сколько раз тебе повторять — вали отсюда!

      — Ну Нинуля, — продолжал беззубый, — ведь у нас была любовь!

      — Это ты называешь любовью? — женщина смерила его взглядом и презрительно хмыкнула. — Сказано тебе — незамедлительно уйди из моей жизни!

      — Ну Нинуля, ведь нашему сыну нужен отец!

      — Вспомнил? — рявкнула Нина, повернувшись к мужичку. — А где ты раньше был, когда мне не на что было ему лекарства покупать? Где ты был, когда у нас на хлеб денег не было? Отец! Да чем такой отец, как ты, лучше пустое место, прочерк в анкете! А ну, проваливай отсюда, а то я охранника позову, он тебя в мусорный контейнер выкинет!

      — Ну Нинуля, зачем ты так! — мужичок испуганно попятился. — Ну хоть четырнадцать рублей на дорогу дай, а то мне до дому не на что доехать! и он подпустил в голос фальшивую слезу.

      Нина бросила ему две десятки, бумажки спланировали на кафельный пол, и мужичонка бросился их подбирать.

      — И чтоб больше здесь не показывался, а то охранник тебе все кости переломает! — напутствовала она кривоногого попрошайку.

      — Представляешь, Надюша, — Нина повернулась к старой приятельнице, — вот за этой ветошью я когда-то была замужем! Тьфу!

      Она выразительно сплюнула и сказала совсем другим тоном:

      — Вот твой пакет, держи, девчонки тебя прикроют. А вы, девушка, постричься не хотите заодно? — обратилась она к Лене, сдернувшей парик, потому что в салоне было душно. — Я сейчас здесь скоренько закончу и могу вами заняться!

      — Некогда! — Надежда подхватила объемистый полиэтиленовый пакет и плюхнулась в свободное кресло, сделав знак Лене устраиваться рядом.

      К женщинам тут же подошли свободные парикмахеры, накрыли их простынями и сделали вид, что собираются стричь.

      Тут же уборщица подошла к окну и принялась протирать стекло пластиковой шваброй с поролоновой насадкой. При этом она заслонила кресла, в которых сидели Надежда Николаевна и Лена.

      Воспользовавшись этим, Надежда выскользнула из-под простыни и бросилась в подсобку, Лена побежала за ней. В освободившиеся кресла устроились, накрывшись простынями, две девушки-практикантки, так что, когда уборщица отошла от окна, казалось, что в парикмахерской все осталось по-прежнему.

      Тем временем в подсобке Надежда Николаевна и Лена достали из пакета, который перед посещением «Варианта» они занесли в парикмахерскую, свою одежду и второй раз за сегодняшний день изменили внешность. Лена с видимым облегчением избавилась от намотанного вокруг талии полотенца, влезла в собственные джинсы и снова почувствовала себя молодой и стройной. Надежда тоже с удовольствием вылезла из делового костюма, который почти никогда не носила, потому что казалась в нем самой себе завучем средней школы, и надела привычные и удобные черные брюки и любимый голубой пуловер.

      Переодевшись и наскоро сменив макияж, женщины вышли из парикмахерской через служебный выход. Они оказались на другой улице и поскорее убрались из опасного района, сначала в целях конспирации проехав несколько остановок на первом попавшемся троллейбусе и только потом поймав машину, которая довезла их до дома.

     

            * * *

     

      Дружные сотрудницы парикмахерской занимались своими обычными делами, нет-нет и посматривая в окно.

      За окном с самым независимым видом прохаживался унылый мужчина самой невзрачной наружности. Он то разглядывал витрины окрестных магазинов, то вдруг принимался завязывать шнурки, то причесывал свои жиденькие волосенки, и при этом нет-нет и косился на окно парикмахерской, где по-прежнему виднелись две женские фигуры, до самых глаз накрытые простынями.

      Наконец, мужчина начал проявлять явные признаки беспокойства.

      В то же время одна из практиканток, скучавших под простыней, зашевелилась и жалобно проговорила:

      — Ну, может, хватит уже? Мы долго уже тут сидим, надоело! И в туалет очень хочется!

      — Сиди! — прикрикнула на девчонку старший мастер Леонида Макаровна, — а то отзыв о практике плохой напишу!

      — Да ладно, не мучай девочек, — сказала покладистая Нина Ивановна, — Надя уже давно уехала…

      Довольные практикантки сбросили свою «маскировку» и выбрались из кресел.

      Прижавшийся лицом к стеклу соглядатай широко раскрыл глаза, испустил целую драматическую тираду, беззвучную из-за толстого стекла, и вбежал в парикмахерскую.

      — Эй, гражданин, — недовольно окликнула его Нина Ивановна, — вы это куда? Написано же ясно, у нас здесь только женский зал! Ближайшая мужская парикмахерская — на улице Марата!

      Поскольку мужчина ничего не отвечал, только разевал рот и оглядывался по сторонам, Нина продолжила:

      — Или жену потеряли? Такое тоже бывает! Значит, плохо обращались с женщиной!

      — А вы в бюро находок обратитесь, — подала голос Леонида Макаровна, — вдруг найдут.., или в крайнем случае подберут что-нибудь из невостребованного…

      Дружный коллектив парикмахерского салона «Златовласка» радостно захохотал.

      Лена вставила дискету в дисковод компьютера.

      На экране появилась уже знакомая цветная заставка и крупная надпись: «Вариант — X»

      — Прямо секретные материалы! — проговорила Надежда Николаевна, глядя через Ленине плечо.

      Ей тут же пришлось пожалеть о своих словах.

      Файл действительно оказался секретным и на попытку открыть его выдал сакраментальную фразу:

      «Введите пароль».

      Лена и Надежда переглянулись. Получалось, что их сегодняшний поход в «Вариант», все связанные с ним хлопоты и риск оказались напрасными. Что называется, близок локоть, да не укусишь.

      Гадать вслепую, перебирать бессмысленные сочетания букв и цифр, имена знаменитых футболистов и рок-звезд можно сколько угодно, хоть до второго всемирного потопа, смысла в этом занятии нет ни на грош.

      Лена откинулась на спинку вращающегося кресла и тяжело вздохнула:

      — Все зря!

      — Не торопись опускать руки! — воскликнула Надежда и стремглав вылетела из квартиры.

      Она немного нервничала, поскольку время неумолимо бежало к тому часу, когда муж её возвращался с работы. Дома был форменный бедлам, кот и собака сидели голодные, да неизвестно еще, живы ли они? Надежда сильно опасалась за здоровье сенбернара Арчибальда.

     

            * * *

     

      Ниже этажом, в тридцать четвертой квартире жил замечательный подросток по имени Леха Одуванчиков. Замечателен он был тем, что великолепно разбирался в компьютерных программах. Впрочем, многие современные подростки свободно чувствуют себя в виртуальном пространстве и иногда кажутся просто говорящей приставкой к своему компьютеру, но к Лехе с уважением относился даже муж Надежды Сан Саныч и неоднократно обращался к тринадцатилетнему специалисту за консультацией.

      Вот к этому-то Лехе Одуванчикову и направилась сейчас Надежда Николаевна.

      Позвонив в дверь тридцать четвертой квартиры, она не дождалась никакого ответа. Однако не сдалась и не отступила, поскольку хорошо знала, что Леха Одуванчиков практически всегда дома, возле своего обожаемого «пентиума», от которого отходит только для того, чтобы поесть.

      Действительно, хорошенько прислушавшись, она расслышала за дверью звуки отдаленной канонады. Видимо, Леха осваивал какую-нибудь новую компьютерную «стрелялку».

      Надежда Николаевна прижала палец к звонку и давила на него, не переставая, несколько минут. Наконец из-за двери послышался недовольный голос:

      — Ну иду, иду! Сейчас, только тапки надену!

      Замки загремели, дверь распахнулась, и на пороге появился веснушчатый мальчишка с растрепанными рыжими волосами, в длинной футболке с надписью «Я ненавижу Билла Гейтса» и в тапках на босу ногу.

      — Кого черт принес, на самом интересном месте оторвали… — проговорил он недовольно и только тогда разглядел, кто стоит перед ним. Ой, теть Надь… — растерянно протянул он, — а я думал, это Вовчик за диском притащился…

      — Алексей, — строго и солидно проговорила Надежда Николаевна, — мне нужна твоя помощь!

      — Да? — на лице подростка нарисовалась глубокая тоска. — А я только-только на шестой уровень перешел.., теть Надя, может быть, завтра?

      — Ну, вообще-то задача, наверное, тебе не по зубам, — задумчиво протянула Надежда, с сомнением окинув тщедушную фигурку Одуванчикова, — поищу кого-нибудь постарше…

      — А что за задача-то? — переспросил Леха, и глаза его загорелись.

      — Да вот принесла одну дискету с интересным файлом, — продолжила Надежда Николаевна, чувствуя, что рыба вот-вот заглотит приманку, — а она закрыта паролем, ну я думала, что ты сможешь открыть.., но если для тебя это слишком сложно, поищу кого-нибудь еще…

      — Почему это слишком сложно? — возмутился юный гений. — Зачем кого-то искать? Пойдемте, посмотрим, что за файл такой.., только диск возьму с программой для взлома…

      — Для чего? — испуганно спросила Надежда.

      — Для взлома, — спокойно повторил Леха, — вы ведь хотите защиту файла взломать, значит, программа нужна…

      Он ненадолго исчез в глубине квартиры и через минуту появился, вооруженный компьютерным диском. Войдя в квартиру Лебедевых и даже не заметив Лену, подросток устремился к компьютеру и несколько минут в упоении его изучал. Наконец он обернулся и разочарованно проговорил:

      — Ну, не больно-то крутой комп у дяди Саши!

      Я уж думал, у него покруче!

      Надежда Николаевна немножко обиделась за своего мужа, но не подала виду и напомнила юному дарованию, зачем его пригласили.

      Леха вызвал на экран файл «Вариант — X», вставил в компьютер свой диск и запустил программу.

      На экране замелькали длинные ряды цифр.

      Надежда и Лена взволнованно следили за ними, и все равно прозевали знаменательный момент.

      — Ну и чего вы говорили, что задача крутая? разочарованно протянул Леха. — Проще тетриса!

      Вот ваш файл, любуйтесь! Только ничего в нем нет интересного, одни списки да цифры.., я думал, может, игра какая-то…

      — Спасибо тебе, Лешенька! — обрадовалась Надежда, — хочешь печенья с корицей? Домашнее!

      — Не-а! От него кариес! — юный программист схватил с тарелки яблоко, захрустел и побежал доигрывать в свою стрелялку.

      — Хороший мальчик, только мало на воздухе бывает, — проговорила Надежда, подходя к компьютеру.

      Лена сидела за столом, уставившись в экран.

      — Ну что тут у нас?

      — Вот, смотрите, — девушка посторонилась и показала на монитор, — хоть и открыли файл, все равно ничего не понятно!

      По экрану тянулись ровные ряды цифр. В самой левой колонке одно под другим стояли какие-то странные слова.

      — Крокодил, Альбинос, Перископ, Бридж, Тетерев.. — читала Лена, — что за ерунда? То ли зоопарк, то ли склад каких-то непонятных инструментов.., ничего не понимаю!

      — Подожди-ка, — Надежда вглядывалась в текст на экране, — что-то мне это напоминает.., что-то из советских времен…

      Лена уставилась на неё с удивлением.

      — Не думай, я не свихнулась, — проговорила наконец Надежда Николаевна, — эта таблица здорово похожа на ведомость, по которой выплачивали зарплату. Слева — фамилии, справа — суммы…

      — Только фамилии какие-то странные, — засомневалась Лена, — и справа против каждой фамилии не одна сумма, а целая строчка каких-то цифр…

      — С цифрами как раз все ясно. Видишь, правая часть таблицы разбита на двенадцать колонок, то есть эта ведомость — не на месяц, а на целый год.

      Выплаты не каждый месяц и сопровождаются датами., интересно! А то что фамилии такие странные — не удивительно: это не фамилии, а клички, или, если хочешь, псевдонимы.., ведь выплаты, наверняка, неофициальные, «черным налом», так что и тот, кто платит, и тот, кто получает, заинтересованы в сохранении тайны…

      — А вот тут одна настоящая фамилия, — проговорила Лена, — Видоплясов…

      — Думаю, что это тоже кличка, — охладила её Надежда.

      — Ну да, группа такая есть…

      — А сначала — литературный персонаж, у Достоевского, — добавила начитанная Надежда.

      — Вот интересно, — протянула Лена, — этот Видоплясов самую большую сумму получил в тот самый день, когда закончилась парламентская конференция в Зауральске…

      — Что? — вскрикнула Надежда и чуть не своротила компьютер, — то есть в тот день, когда убили Виктора Черепахина!

      — Что с вами? — Лена испуганно взглянула на Надежду и на всякий случай отодвинулась.

      — Что со мной? — переспросила Надежда. — Ты лучше скажи, что с тобой! Неужели ты не понимаешь, что это значит?

      Лена широко раскрыла глаза. В них засветилось понимание.

      — Дошло? — обрадовалась Надежда Николаевна. — Лучше поздно, чем никогда!

      — Большая сумма выплачена в день убийства крупного политика, — вполголоса проговорила Лена, — значит, это плата за его смерть!

      — А наш Видоплясов — штатный киллер?

      — Не может быть! — Лена замотала головой. — Что же они — прямо в день убийства заплатили ему деньги?

      — Вполне возможно, — Надежда пожала плечами, — киллеры — люди опасные, им задерживать зарплату не рекомендуется, не то что скромным бюджетникам.., а может быть, в этой ведомости указывают не дату выплаты, а дату того события, за которое причитаются деньги…

      — Давайте, посмотрим, есть ли в этой ведомости ещё такие крупные суммы, — Лена уткнулась в экран, — вот, посмотрите, у этого Видоплясова такая же выплата в феврале, пятнадцатого числа!

      — Ой, — Надежда испуганно посмотрела на экран, — ведь примерно тогда убили председателя парламентской комиссии…

      — Примерно? — переспросила Лена. — Давайте уточним. У вас есть старые газеты?

      — Чего-чего, а этого барахла у нас хватает, недовольно проворчала Надежда Николаевна.

      Сан Саныч, мужчина вообще-то очень аккуратный, не позволял ей выбрасывать старые газеты. Единственное, на чем Надежда смогла настоять, он убирал их на антресоли.

      Пододвинув к антресоли самый устойчивый стул, Надежда Николаевна взобралась на него.

      Лена попыталась перехватить инициативу:

      — Давайте, я достану!

      Надежда обернулась на неё очень сердито:

      — Это что, намек на мой преклонный возраст? Нет уж, дорогая, я никому не позволю рыться в моем старье!

      Действительно, открыв дверцу антресолей, она тут же оглушительно зачихала от облака густой пыли. Прочихавшись и разделавшись с пылью, она слезла со стула с огромной пачкой газет.

      — Ну вот, давай разбираться…

      Газеты разложили на полу и принялись сортировать их по датам.

      — Вот февральские номера, — Надежда отделила часть пачки, — пятнадцатого, говоришь?

      Как назло, номера за пятнадцатое февраля не было.

      Лена перерыла всю февральскую пачку, затем просмотрела газеты за остальные месяцы — нужный номер как корова языком слизнула.

      Еще раз перетряхивая газеты, Лена подняла глаза на Надежду Николаевну и удивленно спросила:

      — А что это у вас такой задумчивый вид?

      — Кажется, я знаю, куда подевалась эта газета, — смущенно проговорила Надежда, — я, наверное, тогда купила селедку!

      — Причем тут селедка? — удивилась Лена. — Какая-то у вас странная логика!

      — Обыкновенная логика, женская, — отмахнулась Надежда, — а вот ты, сразу видно, хозяйство не ведешь! Селедку чистить надо? Надо! А на чем её удобнее всего чистить? Правильно, на газете!

      Почистил — и все отходы вместе с газетой — в мусоропровод!

      — Ну вот… — разочарованно протянула Лена, значит, мы не сможем «проверить версию насчет платы за убийство?

      — Отчего же, — пробормотала Надежда, уткнувшись в газетный лист, — вовсе не обязательно искать номер именно за пятнадцатое число… вот, смотри.., точнее, слушай, что здесь напечатано:

      «По распоряжению Президента создана специальная комиссия по расследованию обстоятельств убийства председателя парламентской комиссии Охлопкова, случившегося неделю назад.

      Во главе комиссии поставлен…»

      — Ну, дальше уже неинтересно! — Надежда аккуратно сложила газету и взглянула на первый лист, — этот номер — за двадцать второе февраля, и написано, что убийство случилось неделю назад, так что все сходится — пятнадцатого, как мы и думали.

      — Но все-таки я думаю, что это ничего не доказывает, — проговорила Лена после короткой паузы, — ну, совпала дата убийства с числом в этой таблице.., в конце концов, это может быть просто случайностью! И потом — какой смысл «Варианту» оплачивать смерть парламентского деятеля? Что же вы хотите сказать — что под крышей этого «социологического центра» скрывается вульгарное бюро заказных убийств?

      — Во-первых, совпала не одна дата убийства, начала Надежда по очереди отвечать на вопросы, — не одна, а две. Ведь мы начали с того, что наткнулись на совпадение даты выплаты Видоплясову с днем убийства Виктора Черепахина. Во-вторых…

      — Вообще-то, с Черепахиным ничего не ясно, — прервала Надежду девушка, — официально он погиб в автокатастрофе.

      — А в-третьих, — Надежда недовольно повысила голос, — что это вдруг на тебя напали сомнения? Только что ты с огромным энтузиазмом ухватилась за идею заказных убийств!

      — А во-вторых-то что? — Лена усмехнулась.

      — Что? — переспросила сбитая с мысли Надежда.

      — Ну, вы сказали только — «во-первых», а потом сразу — «в-третьих». Должно же быть ещё какое-то «во-вторых»!

      — Будет тебе сейчас и во-вторых, и в-десятых, отмахнулась Надежда Николаевна, — и если очень хочешь, даже в сороковых! — она придвинула к себе стопку газет и зарылась в них, как крот в морковную грядку.

      — Что это вы там ищете? — полюбопытствовала Лена, заглядывая через плечо, — ещё одно убийство?

      — Хуже! — Надежда одну за другой отбрасывала газеты, предварительно проглядев заголовки.

      — Хуже? Что может быть хуже убийства?

      — Выборы!

      — Шутите? — Лена недовольно скривилась. А все-таки, что вы на самом деле ищете?

      — Я же сказала — выборы! — с этими словами Надежда Николаевна развернула очередной газетный лист и издала торжествующий вопль, от которого с потолка посыпалась побелка, а фужеры в подвесном шкафчике тревожно зазвенели.

      Когда Лена уже окончательно уверилась, что с Надеждой Николаевной что-то не в порядке, та вдруг подняла на неё блестящий взор и произнесла с нескрываемой гордостью:

      — Когда Дмитрий Иванович Менделеев окончательно убедился, что его периодическая система верна?

      — Понятия не имею, — осторожно ответила Лена, которая окончательно убедилась, что Надежда Николаевна Лебедева помешалась.

      — Когда было открыто новое вещество с предсказанными им свойствами! Я, правда, не помню, какое, но это не так уж важно.

      — Причем здесь Менделеев и его система? ещё более осторожно спросила Лена, на всякий случай отодвинувшись подальше и спрятав в ящик стола хлебный нож.

      — Притом, что я тоже сначала придумала гипотезу, а потом нашла её подтверждение!

      — Где? — Лена немного успокоилась.

      — Вот в этой газете! Видишь — самое начало февраля, и здесь написано, что Центральная избирательная комиссия утвердила список кандидатов на пост губернатора Нарымской области.

      — И что в этом такого? — в голосе Лены прозвучал невольный интерес.

      — А то, что среди этих кандидатов есть наш знакомый!

      — Какой ещё знакомый? У вас есть знакомые среди политиков такого масштаба?

      — Да перестань ты придираться к словам! — Надежда показала на газетный лист, — ты видишь, кто тут у нас третьим в списке?

      — Николай Сергеевич Охлопков, — прочитала Лена, — ой!

      — Вот именно — ой! Охлопков выставляет свою кандидатуру на пост губернатора — и буквально сразу его убивают, Виктор Черепахин делает то же самое — и где он теперь?

      — В могиле, — мрачно отозвалась Лена.

      — Вот видишь? — голос Надежды Николаевны был печален, но полностью скрыть самодовольство она не смогла. — Мне кажется, если провести исследовательскую работу, можно будет установить, что кто-то из конкурентов Охлопкова был клиентом центра «Вариант».., так же как и кто-то из конкурентов Черепахина…

      — Они посчитали стоимость «черного пиара» и решили, что дешевле просто «заказать» самого опасного конкурента, — мрачно закончила Лена.

      — Или разрыв рейтингов был такой большой, что никаким «пиаром» его не удавалось сократить.

      — И что же нам теперь делать? — растерянно проговорила Лена, — в милицию с нашими догадками не пойдешь…

      — Вот именно, — подтвердила Надежда, — в милиции нас и слушать не станут.., им только не хватало взвалить на себя такую головную боль!

      — Тогда получается, что все, что мы делали — совершенно зря! Никакой пользы от нашего расследования! Только разворошили это осиное гнездо и чудом удрали от слежки. И, кстати, ещё неизвестно, удрали или нет.

      — Вовсе нет, — негромко проговорила Надежда, снова перелистывая газеты, — ничего не зря! В милиции, конечно, нас слушать не станут, им это не интересно, но на милиции свет клином не сошелся. Надо найти того, кто будет заинтересован в этих сведениях.

      — Кого же это?

      — Тех, кто так же, как Охлопков и Черепахин, проиграли в конкурентной борьбе, но только остались живы.

      Надежда развернула очередную газету и прочитала заголовок: «Сиятельный Казанова».

      — Это тут причем? — удивленно спросила Лена.

      — А вот послушай.

      «Волна скандальных историй с сексуальным оттенком докатилась и до нашего города. После того, что случилось в свое время с Президентом США Клинтоном и с Генеральным прокурором нашей страны, инцидент в Инженерно-техническом институте может показаться не заслуживающим внимания, однако, учитывая пост, который занимает главный герой этой истории, мы не можем оставить этот случай без внимания. Как нам стало известно, одна из сотрудниц этого института долго и безуспешно добивалась приема у заведующего одной из кафедр для решения своего личного вопроса. Не сумев пробиться к зазнавшемуся чинуше в рабочее время, она осталась в институте после работы, чтобы перехватить начальника, когда он будет возвращаться домой, и попытаться решить свой вопрос. Время шло, однако начальник все не выходил из своего кабинета. Потерявшая терпение девушка толкнула дверь приемной, и та оказалось не заперта.

      Каково же было её изумление, более того — какой шок пережила скромная девушка, когда увидела своего начальника, светило науки, предающегося разгульным радостям плоти с молодой аспиранткой…

      Мы не стали бы писать об этой, в общем-то заурядной истории — как говорил Карлсон, дело житейское, — если бы не ряд вопросов, который невольно возникает у любого честного человека. Во-первых, кому мы доверяем воспитание подрастающего поколения? Во-вторых, не все ли диссертации в этом институте «защищаются» подобным образом? И в-третьих, как люди с подобным моральным обликом могут выдвигать свою кандидатуру в городское Законодательное собрание?»

      — Каков язык! — скривилась Надежда, дочитав заметку. — Чего стоят хотя бы «разгульные радости плоти»! Или это — «одна из сотрудниц.., одной из кафедр».., в общем, как пелось в очень известной советской песне — «если кто-то кое-где у нас порой…»

      — Чем вас заинтересовала эта заметка? — поинтересовалась Лена. — По-моему, к нашей истории она не имеет отношения.

      — Очень даже имеет! Ты же слышала последнюю фразу — насчет выборов в Законодательное собрание? Значит, этот профессор, или кто он там, выдвигал свою кандидатуру на выборах. И вот посмотри-ка в нашу ведомость: именно в тот день, когда опубликована эта заметка, кому-то, скрывающемуся под псевдонимом Утконос, выплачена энная сумма. Гораздо меньшая, чем таинственному Видоплясову, ну так и работа не сравнимая с заказным убийством! Подумаешь, настрочить поганенькую статейку!

      — Но ведь здесь нет ни имени профессора, ни названия кафедры.., разве такая публикация могла сыграть серьезную роль в предвыборной борьбе? Да и найти его по таким неполным данным будет сложно…

      — Ну, найти его не так уж сложно — в институте не так уж много кафедр, даже в» таком крупном.

      Насчет того, могла ли такая заметка сыграть роль: мне кажется, профессора могли просто припугнуть, дать понять, что начнется, если он не снимет свою кандидатуру. Все это можно выяснить.

      А начать можно с автора этой заметки, вот здесь его фамилия — Н. Уточкин. Кстати, весьма созвучно с псевдонимом Утконос.., газета «Невский вестник» за двадцатое апреля. Но сейчас, — Надежда взглянула на часы, — мне нужно срочно ехать домой, а то голодный муж, вернувшись с работы, обойдется со мной хуже, чем центр «Вариант» с этим несчастным профессором…

      — Ну уж и несчастным! Сам виноват, нечего было с аспирантками шашни крутить.., или уж хота бы двери закрывал!

      — Вот видишь, — обернулась Надежда, которая была уже в дверях, — даже ты поверила тому, что прочитала в этой заметке! Все-таки печатное слово — огромная сила, не зря журналистов называют «четвертой властью»!

      Оставшись одна, Лена раздраженно забегала по квартире. Так хорошо все складывалось, они уже почти у цели, но тут, видите ли, этой Надежде Николаевне срочно понадобилось домой. Мужа, видите ли, нужно ей кормить, как будто он маленький ребенок, сам взять не может!

      Будь на месте Лены замужняя женщина, она бы ничуть не удивилась Надеждиной прыти. Любая замужняя женщина, за редким исключением, конечно, твердо знает, что кормить мужа по приходе его с работы — это неизбежное событие, от которого не отвертеться. Ибо мужчина приходит с работы всегда голодный, а оттого сердитый. И если немедленно не напихать его едой, он может быть социально опасен. От сытого же и сонного мужа хитростью и лаской можно добиться каких угодно уступок. Лена никогда не была замужем, оттого и возмущалась поведением Надежды. Ей очень не хотелось откладывать расследование на завтра.

      Лена несколько минут боролась с искушением, но рука сама потянулась к телефонной трубке.

      Набрав номер, напечатанный на последней странице газеты, она услышала приветливый голос:

      — Газета «Невский вестник»!

      Лена спросила, как связаться с корреспондентом Уточкиным, и её переключили на другой номер.

      На этот раз трубку не снимали очень долго.

      Наконец в динамике послышался шум, как будто Лена позвонила на вокзал или в среднюю школу во время большой перемены, и молодой запыхавшийся голос прокричал:

      — Демидов!

      — А могу я попросить Уточкина?

      — Уточкина? — переспросил парень и, крикнув куда-то в пространство:

      — Коля! Ложкин! Это тебя! — с грохотом швырнул трубку на что-то железное.

      Некоторое время никто не отвечал, и Лена слушала все тот же неумолкающий гул, наконец раздался новый голос, на этот раз хриплый и прокуренный:

      — Алло, вы кого ждете?

      — Уточкина.

      — Коля, Маслов! — крикнул хриплый. — Это тебя! — и трубка снова с грохотом упала.

      Наконец послышался новый голос, высокий и резкий:

      — Маслов у телефона.

      — Но мне нужен не Маслов, а Уточкин! — проговорила Лена, окончательно теряя терпение.

      — Но это тоже я, — недовольно ответил собеседник, — и если вас интересует Ложкин — это тоже я.

      — Это что же — вы как Господь Бог едины в трех лицах? Или у вас просто тройная фамилия?

      — Да нет, я пишу под несколькими псевдонимами, как большинство журналистов. Иначе в газете бесконечно повторялись бы одни и те же фамилии., короче, что вы хотели? У меня времени совсем нет!

      — Заметка «Сиятельный Казанова» — ваша? неожиданно спросила Лена, постаравшись вложить в голос как можно больше суровости.

      — Какая? — переспросил журналист. — Думаете, я помню все свои материалы? Особенно по названиям!

      Лене показалось, что голос журналиста стал напряженным и испуганным, и она продолжила с прежней строгостью:

      — Это о профессоре, которого якобы застали с аспиранткой. Он ещё выдвигал кандидатуру в городское собрание…

      — Ах, это! — проговорил триединый корреспондент с деланным равнодушием, но Лена расслышала в его голосе тревогу. — Да это когда было! Я уже не помню всех обстоятельств дела.., а что вам, собственно, нужно?

      — Я хочу очистить доброе имя уважаемого человека! — сурово произнесла Лена.

      — Эка спохватились! — Уточкин рассмеялся, но этот смех звучал очень ненатурально. — Сколько воды утекло, а вы вдруг вспомнили!

      — Для справедливости нет срока давности, неожиданно для себя выдала Лена прочитанную или услышанную где-то фразу.

      — Ну от меня-то вы чего хотите?

      — Я хочу, чтобы вы рассказали всю правду!

      Хочу поглядеть вам в глаза.

      — Ой, ну я вас умоляю! — презрительно протянул журналист. — А больше вам ничего не нужно?

      Вы вообще кто такая?

      — Лейтенант Синицына, — проговорила Лена по какому-то наитию, — и вам придется со мной поговорить!

      Некоторое время в трубке молчали, наконец совершенно неузнаваемый голос произнес:

      — Хорошо, приезжайте, я здесь до ночи…

      Лена хотела спросить адрес, но в трубке уже звучали сигналы отбоя.

      К счастью, адрес редакции она нашла на последней странице газеты, рядом с телефоном.

      Через час Лена подходила к огромному серому зданию в центре города, в котором размещалась редакция газеты «Невский вестник».

      Толкнув дверь, она все ещё лихорадочно придумывала, как бы ей пройти через охрану, но единственный охранник, который имелся в поле зрения, была дряхлая старушка в меховой, несмотря на лето, безрукавке. Старушка с немыслимой скоростью работала спицами, создавая шерстяной носок примерно сорок восьмого размера, и одновременно препиралась с двумя грузчиками, которые тащили мимо неё металлический шкаф.

      — Тута вот написано, — восклицала старуха, свободным концом спицы указывая в листок бумаги, — что картотека, а вы волокете шкаф!

      — Бабка, да это ж и есть картотека! — внушал охраннице один из грузчиков. — Ты, что ж, не видишь?

      — Я, слава богу, ещё не ослепла! — возражала темпераментная старуха, поправляя круглые очки. — Я вижу, что тута написано картотека, а вы волокете натурально шкаф!

      Не дожидаясь, чем закончится выяснение природы шкафа, Лена проскользнула за спинами грузчиков и взбежала по лестнице на два пролета.

      Тут она застыла в растерянности, поскольку дальше лестница раздваивалась, и обе её половинки вели в совершенно разные стороны.

      Вообще, здание газеты изнутри представляло собой настоящий лабиринт, переплетение бесчисленных лестниц и лесенок.

      Лена схватила за плечо пробегавшего мимо невысокого жизнерадостного парня с тремя фотоаппаратами на груди и умоляющим голосом обратилась к нему:

      — Помогите мне найти Николая Уточкина!

      — Это кто? — парень остановился и участливо посмотрел на нее.

      — Журналист, — ответила девушка.

      — Тут все журналисты! Я, правда, фотокор…

      А в каком отделе он работает?

      — Не знаю… — Лена пригорюнилась и на всякий случай добавила:

      — Он ещё Ложкин и Маслов.

      — Ах, Маслов! — по лицу фотографа пробежала тень. — Ну, тогда нам частично по пути. Он работает в отделе политики, это на третьем этаже… — и парень устремился вверх по правой лестнице.

      Лена старалась не отставать, однако довольно скоро она окликнула своего проводника:

      — Эй, ты же сказал, что он на третьем этаже, а мы, по-моему, уже поднимаемся на пятый!

      — Не бери в голову, — отмахнулся фотограф, тут такая планировка, что и старый сотрудник не сразу найдет нужную комнату, а свежему человеку — вообще гроб! Чтобы попасть на третий этаж, нужно сначала подняться на пятый, а потом спуститься на второй.

      — Как это? — Лена пришла в замешательство.

      — Ай, не бери в голову! Я же сказал, что нам почти по пути, так что иди за мной и запоминай дорогу, чтобы потом обратно вернуться!

      Лена замолчала и послушно пошла за парнем.

      Поднявшись на пятый этаж, они двинулись по длинному коридору, из окон которого был виден внутренний двор здания, украшенный изумительными водосточными трубами в форме драконов и других неизвестных науке животных.

      — Здорово! — воскликнула Лена, догоняя своего проводника. — А что здесь раньше было?

      — До революции этот дом принадлежал Марксу! — с явным удовольствием проговорил парень.

      — Карлу Марксу? — поразилась Лена. — А я думала, он был бедный и жил в Германии…

      — Да не тому Марксу, тундра! — фотограф расхохотался, — однофамильцу его! Книгоиздатель был в России знаменитый, Маркс, вот ему этот дом и принадлежал! Всем хорош дом, только уж больно запутанная планировка! Тут чего только нет.., даже привидения свои имеются! Вот на шестом этаже комната есть — она вообще много лет назад замурована, а кто-то в ней работает…

      — Как это?

      — Как работает? Обыкновенно! Машинка стучит и время от времени мат раздается!

      Тут фотограф подошел к очередной лестнице и махнул рукой:

      — Вот сюда спускайся, до третьего этажа, потом налево, там и будет лягушатник…

      — Что? — переспросила Лена, — какой лягушатник?

      — А, увидишь, — отмахнулся фотограф и двинулся вперед по коридору, бросив через плечо, короче, там твой Маслов сидит…

      — Эй, постой! — окликнула Лена удаляющуюся спину. — А что он вообще из себя представляет?

      — Скользкий тип, — отозвался парень, не оборачиваясь. — Держи с ним ухо востро.., ну, да ты сама увидишь…

      Лена сбежала по лестнице до третьего этажа.

      Несмотря на поздний час, в здании было шумно и многолюдно. Во все стороны пробегали с озабоченным видом молодые люди самого разного покроя, которых объединяло только общее для всех выражение крайней занятости.

      Свернув, как напутствовал её разговорчивый фотограф, налево по коридору третьего этажа.

      Лена подошла к широко открытой двери, за которой находилась огромная комната. Она действительно сразу поняла, почему эту комнату называют лягушатником.

      Видимо, прежде, при прежнем хозяине, однофамильце бородатого философа, в этой комнате была ванная. Во всяком случае, на стенах кое-где сохранилась старинная кафельная плитка, а потолок украшала замечательная тематическая роспись: поросшее осокой и камышами болото, по которому вышагивала с задумчивым видом красивая, изумительно выписанная цапля.

      В бывшей ванной комнате стояло несколько изрядно потертых письменных столов, заваленных грудами разнообразных бумаг, номерами газет и прочей макулатурой, среди которой, как унылые ледоколы среди торосов, виднелись непременные компьютеры.

      За двумя столами виднелись и сотрудники средних лет дядечка, лысый как колено, и рослый парень лет тридцати с безобразно всклокоченной пегой шевелюрой.

      Причина его всклокоченности немедленно прояснилась: парень запустил в волосы пятерню, взлохматил их ещё больше и жалобно воскликнул:

      — Захарыч, наверно, у моего компьютера вирус! — С чего ты это взял, Петенька? — отозвался мужик, — ты же в сеть не выходишь.., где он мог вирус подцепить?

      — Да? А чего он мне слово «инцидент» подчеркивает?

      — А ты его, наверное, с ошибкой пишешь.

      — Да я уже по-всякому пробовал — и через «е», и через «ы»…

      — А ты через «и» попробуй, — невозмутимо посоветовал лысый.

      — Ой, правда! — парень обрадовался и повернулся к двери:

      — Девушка, вы ко мне?

      — Если вы — Н. Уточкин.

      — Ну вот, — парень огорчился и по этому поводу снова разлохматил волосы, — как симпатичная девушка, так непременно к Кольке…

      — А его, что, нет? — разочарованно проговорила Лена. — Я ему звонила час назад, он говорил, что будет здесь до самой ночи…

      — Будет, будет, куда он денется! В бухгалтерию небось побежал, надеется аванс выклянчить… вы посидите, девушка, ему все равно ничего не дадут, и он скоро вернется.

      Лена уселась за свободный стол и затихла.

      Журналисты лихо стучали по клавишам компьютеров.

      — Захарыч! — снова застонал молодой парень через несколько минут. — Ну точно говорю — вирус у моего компьютера!

      — Что он на этот раз подчеркивает? — осведомился лысый.

      — Урегулировать! Я уж и так пробовал, и этак…

      — У-ре-гу-ли-ро-вать! — по слогам произнес старший товарищ и грустно вздохнул:

      — Петенька, как же ты университет-то закончил?

      — Как-как? — огрызнулся Петя. — Как все заканчивают! Молча! Ой, правда, так не подчеркивает!

      На какое-то время в «лягушатнике» воцарилась тишина, нарушаемая только бойким стрекотом компьютерной клавиатуры.

      Лена оглянулась на бравых представителей «второй древнейшей профессии». Лысый дядечка сосредоточенно читал на экране монитора какой-то, видимо увлекательный, текст, лохматый Петя упорно стучал по клавишам, время от времени на секунду приостанавливаясь, чтобы запустить пятерню в шевелюру. Обоим было явно не до нее.

      Девушка осторожно, стараясь не шуметь, выдвинула верхний ящик рабочего стола.

      Ничего интересного она не увидела, если не считать нескольких пачек презервативов, маленького кипятильника и пустой плоской бутылки из-под коньяка «Арагви».

      Находки, конечно, характеризовали отсутствующего Уточкина, но никакой полезной информации Лена из них не извлекла.

      Она задвинула ящик на место и выдвинула следующий.

      Здесь она нашла ещё несколько презервативов, черную книжку с названием «Словарь-справочник автора» и несколько бумажных лоскутков с неразборчивыми пометками.

      Один из этих листков привлек её внимание.

      Лена достала его из ящика и всмотрелась в кривую торопливо бегущую наискосок запись: «Ольга Теодоровна Сербина».

      Ниже был записан номер телефона.

      Лена поразилась такому совпадению.

      Ту самую женщину, которую она пыталась найти в центре «Вариант», ту женщину, из-за которой она приехала в Петербург, женщину, которая памятным вечером в зимнем саду отеля «Кедровая падь» разговаривала с Виктором Черепахиным за час до его смерти, женщину, с которой Лену связывали болезненные воспоминания шестилетней давности — ту женщину тоже звали Ольга Теодоровна. Она очень гордилась своим редким отчеством, считала его аристократическим и всегда подчеркивала, представляясь: «Не Федоровна, а Теодоровна, запомните, пожалуйста!»

      Тем самым она выделяла себя из толпы, из массы, где тысячами суетятся вульгарные Федоровичи и Федоровны, а она, единственная в своем роде и неповторимая, не имеет к ним никакого отношения…

      Правда, фамилия шесть лет назад у неё была другая. Шесть лет назад её звали Ольга Ракитина.

      Даже мысленно произнеся эту фамилию, Лена почувствовала, как земля завертелась под ней, а сердце забилось гулко и горячо. Она снова услышала ровный шум дождя за окном, почувствовала прикосновение сильных, горячих рук и пахнущих дождем волос.., её лицо запылало.

      И тут в дверях «лягушатника» появился невысокий полноватый блондин с маленькими, глубоко посаженными глазками.

      Лена торопливым инстинктивным движением спрятала в сумочку листок с именем и телефоном, незаметно коленом задвинула ящик стола и повернулась к вошедшему.

      Разглядев его, Лена поняла, откуда взялась кличка Утконос, под которой журналист фигурировал в компьютере центра «Вариант»: у него действительно был вытянутый и расширявшийся к концу утиный нос, удивительно оправдывавший прозвище.

      — Это вы — Николай Уточкин? — проговорила она как могла более официально.

      — И Маслов, и Ложкин — тоже я. А это вы мне звонили? — отозвался тот, скользнув по ней взглядом.

      Его взгляд, казалось, оставил на одежде девушки сальные пятна.

      — Да, я, — Лена поднялась из-за стола, — я хотела задать вам несколько вопросов, касающихся вашей статьи…

      — Да-да, — Николай осклабился, — как же, как же… «справедливость — мое ремесло».., только давайте поговорим не здесь, а то здесь уж очень шумно!

      Лене не казалось, что в «лягушатнике» шумно, но она поняла, что Николай не хочет разговаривать при своих коллегах, и не стала спорить с ним.

      Они вышли в коридор и направились к ещё одной из бесчисленных лестниц.

      — Тут у нас есть кафе, — проговорил журналист, с любопытством разглядывая Лену, — вот там мы и посидим.

      Действительно, ниже этажом, несмотря на поздний час работало небольшое кафе. Николай усадил Лену в самый угол, подошел к буфетчице, бойкой веселой тетке лет пятидесяти, и через минуту принес две чашечки отвратительного кофе и две больших рюмки соответствующего коньяка.

      Лена с удивлением посмотрела на коньяк и твердо проговорила:

      — Я на работе не пью.

      — А я пью, — отозвался Николай с сальной улыбкой и одним махом осушил свою рюмку.

      Затем он придвинулся ближе к Лене и профессионально-задушевным голосом осведомился:

      — И кто же ты такая, интересно?

      — Я же вам сказала — лейтенант Синицына, ответила девушка без прежней уверенности, — и пожалуйста, обращайтесь ко мне на «вы».

      — Тогда документик покажите, пожалуйста, насмешливо проговорил журналист, — или дома забыли документик? Девочка, кого ты хочешь обмануть? Да я старый газетный волк, я людей насквозь вижу! Что, я мента не узнаю? Мент, он и в юбке мент!

      Лена на мгновение смешалась.

      Николай повернулся к буфетчице и крикнул:

      — Лерочка, сделай мне ещё пятьдесят грамм!

      Воспользовавшись этим мгновением, Лена выплеснула свой коньяк в стоявший рядом с ней аквариум.

      Николай снова повернулся к ней, увидел пустую рюмку, и в его взгляде мелькнуло уважение.

      — И даме тоже сделай! — крикнул он через плечо.

      — Ну, так кто же ты такая, лапочка? — снова спросил он, понизив голос. — Колись по-быстрому! Дочка этого профессора?

      — Как.., как вы.., как вы догадались? — Лена очень натурально изобразила удивление.

      — Котик, — Николай улыбнулся снисходительно, — поживешь с мое.., я ведь — газетчик, а это значит — и психолог, и детектив; и писатель, и все в одном, так сказать, флаконе…

      «Ну, распустил хвост! — подумала Лена. — Так, глядишь, и что-нибудь полезное выболтает».

      Вслух она сказала:

      — Значит, у вас не только три имени, но и профессии тоже три?

      — Гораздо больше, солнышко, гораздо больше! — промурлыкал Николай, положив ладонь ей на руку.

      Лена осторожно высвободила руку из липких пальцев журналиста.

      В это время, призывно виляя бедрами, к их столику подошла барменша и поставила на столешницу две полные рюмки.

      — Спасибо, Лерочка, — Николай всем корпусом повернулся к тетке и увесисто шлепнул её пониже спины, — спасибо, цветок душистых прерий!

      Одна ты понимаешь ранимую душу журналиста!

      — Уймись, ты, ранимая душа, — беззлобно усмехнулась тетка и вернулась к себе за стойку.

      Воспользовавшись тем, что Николай отвлекся, Лена вылила вторую рюмку в аквариум и сделала вид, что пьет.

      Журналист повернулся к ней и с уважением уставился на пустую рюмку в её руке.

      — А ты молодец, — проговорил он, — обогнала старого газетного волка.., надо нагонять…

      С этими словами он лихо опрокинул вторую рюмку. Глаза у него несколько затуманились.

      — Чур, теперь я заказываю, — Лена встала и, старательно изображая несколько нетвердую походку, задевая столы и чуть не уронив подвернувшийся на пути стул, направилась к бару за следующей порцией горючего.

      Барменша взглянула на неё с любопытством, но ничего не сказала и налила коньяк.

      Вернувшись к столу, Лена поставила коньяк перед журналистом и села, имитируя легкую степень опьянения.

      — Ну что, зайчик, — заговорил Николай, подняв рюмку, — решила, говоришь, за папочку вступиться? Брось, дохлое дело! Тем более что выборы давно прошли.., поезд ушел, ту-ту!

      — Не в выборах дело, — возмущенно проговорила девушка, — дело в его добром имени!

      — Доброе имя! — журналист оглушительно захохотал, откршувшись на спинку стула и прикрыв глаза. — Доброе имя! Да мы, котик ты мой пушистый, живем уже даже не в двадцатом, а в двадцать первом веке, а ты все ещё мыслишь категориями девятнадцатого!

      Лена, пользуясь тем, что Николай, увлеченный своими разглагольствованиями, не следит за ней, выплеснула в аквариум следующую рюмку. Ей показалось, что рыбки ведут себя как-то странно плавают по синусоиде и постоянно натыкаются на прозрачные стенки.

      — Доброе имя! — повторил корреспондент, отсмеявшись и проглотив свой коньяк. — Надо будет запомнить, ребятам расскажу это ведь смешнее любого анекдота!

      — У отца больное сердце! — с чувством проговорила Лена. — Он после вашей статьи тяжело болел!

      — А с больным сердцем нечего лезть в политику, — назидательно проговорил Николай, — политика — это потяжелее, чем большой спорт!

      Требуется абсолютное здоровье, как у космонавта…

      Язык бравого журналиста уже слегка заплетался. Чтобы закрепить и усилить достигнутый эффект, Лена принесла ещё две рюмки и чуть не силой влила коньяк в Николая.

      Неожиданно он рассмеялся:

      — А она тоже хорошо пила.., прямо как ты…

      — Кто? — удивленно спросила девушка.

      — Ну, она.., та баба, которая.., ух, шикарная телка! Не моего.., блин.., поля.., ягода…

      Он говорил уже с заметным трудом, и Лена подумала, не переборщила ли она с дозой алкоголя, но вдруг журналист оживился и снова повторил:

      — Шикарная телка!

      — Да про кого ты говоришь? — переспросила Лена.

      — Тс-с! — Николай огляделся по сторонам и приложил палец к губам. — Она велела никому.., ни одной живой душе не говорить, что эта статья заказная.., про профессора, блин…

      Неожиданно он уставился на Лену и выпучил глаза:

      — Так это же про папашку твоего! Ну, блин, история!

      — Расскажи, что за история? — тихо переспросила Леня, придвинувшись к журналисту. — И про какую женщину ты говоришь?

      — Крутая баба! — повторил Николай.

      — Ну что ты все одно и то же твердишь — крутая да шикарная! Имя-то у неё есть, у этой твоей крутой и шикарной?

      — А как же? — Николай состроил обиженную гримасу. — И имя, и отчество.., вот только я.., забыл..

      — он прижал пальцы к виску, и по его лицу пробежала судорога — видимо, с таким напряжением пытался он вспомнить забытое имя, — отчество такое.., особенное…

      — Теодоровна? — подсказала Лена.

      — Во-во! — журналист обрадовался. — Точно, вспомнил, Ольга Теодоровна! Надо же такого папочку заиметь! Нет чтобы просто, как у людей Федоровна… «Только, — говорит, — никому, ни одной чтоб душе…» — Николай испуганно прижал ладонь ко рту. — Ну вот, а я тебе про неё рассказал.., ну, тебе можно, ты человек не посторонний…

      Вдруг глаза Николая расширились, он с изумлением смотрел на что-то у Лены за спиной.

      Девушка обернулась и проследила за его взглядом.

      Николай смотрел на аквариум.

      На него действительно стоило посмотреть.

      Одна рыбка явно решила покончить жизнь самоубийством. Она раз за разом разгонялась и выскакивала из воды, потом шлепалась обратно и начинала все сначала.

      Еще одна золотистая рыбка на самом дне аквариума стояла на голове. Это выглядело особенно уморительно, потому что несчастная рыба не могла удержать равновесие и раскачивалась, как дерево на ветру.

      Две крупные бархатистые темно-коричневые рыбы дрались из-за крошки корма, остервенело налетая друг на друга и стараясь нанести друг другу тяжелые увечья.

      «Самая настоящая пьяная драка, — виновато подумала Лена, — что я сделала с бедными непьющими созданиями!»

      — Во дают! — удивленно проговорил Николай. — Что это с ними? Ну прямо как люди! А может, это они перед землетрясением?

      — Каким ещё землетрясением? — на этот раз удивилась Лена.

      — Ну, в этой, в Японии лягушки и рыбы землетрясения предсказывают.., как начинают беспокоиться — все, надо спасаться!

      — Ну, мы-то не в Японии, — отмахнулась Лена, здесь никаких землетрясений не бывает. Ты лучше не отвлекайся, расскажи про эту Ольгу!

      — Про какую Ольгу? — Николай недоуменно замолчал. — Ах, про эту, про Теодоровну! Да чего там рассказывать, обычное дело! Заказуха! Только она почему-то конспирацию разводила.., ну просто цирк! — Николай хрипло рассмеялся. Подумаешь! Заплатила, правда, хорошо… Всей работы на три часа — а пять штук зеленых заработал…

      — Она тебе заплатила за такую заметочку пять тысяч долларов? — удивленно переспросила Лена.

      — А что? — Николай приосанился. — Между прочим, отличный материал получился.., всем, кто читал, понравилось.., пришлось, конечно, две штуки выпускающему отдать, чтобы он другой материал снял и мою заметку поставил.., ну, да это святое дело. Бог велел делиться…

      — Всем понравилось? — возмущенно повторила Лена. — А как ты думаешь — профессору это понравилось? Облил приличного человека грязью — и нисколько не жалеешь!

      Николай пригорюнился и проговорил, подперев щеку кулаком:

      — Ну почему все так не любят журналистов?

      Чем мы хуже других людей? Папашка твой, между прочим, сам виноват, нечего было в политику соваться, если сердце больное! И вообще, не бывает дыма без огня! Почему он не обратился в газету, не потребовал дать опровержение? Видать, рыльце-то у него было в пушку, не иначе!

      Нечего романы крутить с аспиранточками, если не хочешь неприятностей!

      Неожиданно Николай уставился на Лену и проговорил со злостью:

      — А ты что здесь вынюхиваешь, выспрашиваешь? Чего тебе, блин, надо от независимого журналиста?

      Лена поняла, что её собеседник перешел в другую фазу опьянения и от безобидной болтливости может переключиться на агрессивное поведение, и решила, что пора с ним проститься. Она поднялась из-за стола и сказала:

      — У вас еще, наверное, есть работа, а мне пора домой, пока ещё метро не закрылось.

      — Смыться хочешь? — выкрикнул журналист, поднимаясь вслед за ней. — Пришла, разговорила меня, а теперь удираешь?

      Вдруг он замолчал, как будто набрав в рот воды.

      Лена не стала выяснять, что так подействовало на Николая, она воспользовалась его замешательством и стремглав вылетела из кафе.

      Причиной внезапной перемены в поведении журналиста было появление в кафе светловолосого мужчины, до того худого, что модный льняной костюм висел на нем, как на вешалке.

      Перехватив взгляд худого мужчины, Николай угодливо забормотал:

      — Сергей Сергеич, я только кофейку выпил.., я ни в одном глазу, не подумайте.., я только кофейку, чтобы не заснуть.., все будет в порядке, никаких проблем, вы не подумайте…

      Однако светловолосый продолжал смотреть на него каким-то странным, отрешенным взглядом.

      Наконец он подошел и проговорил, с трудом справившись с голосом:

      — Кто это с тобой сейчас разговаривал? Вот эта девушка, которая мимо меня пробежала, — кто она?

      — Кто? — переспросил Николай, почувствовав, что сегодня неприятности его миновали. — Да кто её знает? Кажется, хочет на работу устроиться, приехала откуда-то из провинции и ходит по газетам, место ищет.., расспрашивала, как да что, а потом вдруг вскочила и убежала…

      — Из провинции? — странным голосом повторил Сергей Сергеевич. — А откуда именно — не сказала?

      — Не сказала, — как эхо повторил Николай, стараясь не дышать в сторону высокого начальства.

      — А почему с тобой говорила, а не в отдел кадров пошла? И кто ей пропуск выписал?

      — Не знаю… — Николай пожал плечами, — может, кто-то из ребят на меня её отфутболил…

      — Ну ладно, — Сергей Сергеевич развернулся и пошел к дверям, но уже у самого выхода бросил через плечо:

      — Еще раз увижу во время смены пьяным — уволю к чертям собачьим и сделаю так, что тебя только обертки для туалетной бумаги редактировать возьмут!

     

            * * *

     

      Сергей шел по редакционному коридору, нахмурившись и ничего вокруг себя не замечая.

      Он был настолько погружен в свои мысли, что чуть не налетел на старого корректора Василия Силантьевича. Корректор шарахнулся, удивленно взглянул на заместителя главного редактора, который шел, как лунатик, и недоуменно покачал головой.

      «Значит, она вернулась, — думал Сергей, на этот раз нет никакой ошибки. Если там, возле парикмахерской, я мог обознаться, то на этот раз это действительно она. И нисколько она не изменилась, только волосы зачем-то обстригла и перекрасилась. И самое главное, мне так и не удалось её забыть. До сих пор сердце бешено стучит и руки дрожат, как с похмелья.., ну можно ли так распускаться? Ведь она сбежала тогда, шесть лет назад, сбежала, не простившись и ничего не объяснив.., да и что объяснять? И без слов все ясно: я ей не нужен, не был нужен тогда и не нужен сейчас.., она пробежала мимо меня, как будто я пустое место.., ну сколько можно! Надо наконец справиться с собой, забыть её и жить нормальной человеческой жизнью…»

      — Сергей Сергеевич, — снова повторила едва поспевавшая за ним Рукавицына, — ну Сергей Сергеевич, мне за вами не угнаться!

      — А? Что? — Сергей встал, как вкопанный, и растерянно уставился на женщину, — простите, Анна Юрьевна, я задумался. Что вы хотели?

      — Вы подпишете счет на программное обеспечение? Главный в Москве, вы же знаете!

      — Что? — Сергей провел рукой по лицу и окончательно пришел в себя. — Программы? Давайте, подпишу!

     

            * * *

     

      Директор центра социологических исследований «Вариант» редко видел своих сотрудников.

      Он предпочитал общаться с ними через секретаря и референта. Референт этот — мужчина между тридцатью и сорока, причем ближе к сорока имел очень незаметную внешность, тихий голос и скромные манеры. Одевался он тоже очень скромно и незаметно. Росту референт был среднего, волосы у него были пепельные, виски чуть тронуты сединой, глаза же самого обычного блекло-серого цвета. Референт обычно сам ставил задачи сотрудникам центра и сам выслушивал их отчеты. Для этой цели он вызывал их в свой кабинет, который располагался по соседству с кабинетом директора. Но у того были пятидесятиметровые хоромы, отделанные с большим вкусом и за бешеные деньги — бежевые стены, кожаная мягкая мебель цвета топленого молока, шоколадный ковер на полу, шкафы карельской березы и письменный стол размером с аэродром где-нибудь в небольшом военном городке.

      У референта кабинет был маленький. Там помещался лишь стол с компьютером, офисное кресло и стул. Конечно, имелся в кабинете и сейф, но он не бросался в глаза. Сейчас в кабинете референт был не один. На единственном стуле сидела женщина и внимательно рассматривала фотографию, лежащую перед ней на столе. Снимок был сделан с телекамеры. На нем среди толпы студентов виднелась стройная девушка в джинсах с прической из разноцветных прядей — зеленых и бордовых.

      — Вы утверждаете, что это она? — спросил референт.

      — Вне всякого сомнения, — ответила женщина, — тут и думать нечего, то же лицо.

      — Очень интересно, — протянул референт, — вот у нас тут ещё возникли непонятные события… Какие-то две подозрительные дамы пришли и заявили, что они якобы от какого-то Потапова и хотят ознакомиться с работой центра, чтобы нанять наших сотрудников для того, чтобы они помогли сформировать имидж этого самого Потапова…

      — И что? — спросила женщина. — Что вас насторожило?

      — Дело в том, что они очень профессионально ушли от слежки, которую мы на всякий случай пускаем за каждым новым клиентом. А во-вторых, одна из этих дам сделала вид, что ей плохо, и они на некоторое время остались одни в кабинете менеджера, пока эта дурочка, как ее… Лютикова бегала за врачом. Рифата ко мне! — приказал он.

      Рифат Махмудович явился через минуту.

      — Добрый день.., э-э-э…

      У референта было самое обычное имя — Олег Михайлович, но оно настолько ему не подходило, что каждый раз, когда приходилось обращаться к нему, подчиненные невольно на минуту задумывались, поскольку имя никак не всплывало в памяти.

      — Итак, вы их упустили, — тихо произнес референт.

      Рифат наклонил повинную голову.

      — Чем вы это объясните? — тем же тоном спросил референт.

      Рифату Махмудовичу очень не понравился этот тон. Собственно, ему не нравился и сам референт. Ему не нравилась также его работа в этом, с позволения сказать, центре «Вариант». Но дело в том, что у него семья — жена и четверо детей. А дети в наши дни — это очень дорогое удовольствие.

      Жена, кстати, тоже. В этом «Варианте» Рифат получал очень хорошие деньги. А хорошие деньги просто так не платят, это всем известно, поэтому Рифат Махмудович подавил вздох и преданно уставился на референта.

      — Я объясняю это чистой случайностью, — заявил он по возможности твердо, — эти две женщины ничего не могли заподозрить…

      — Вы совершенно уверены? — насмешливо спросила женщина, которая рассматривала в этот момент принесенные Рифатом снимки двух женщин, которые представились помощницами Потапова. — Вот эта, полная блондинка — это та самая, из Зауральска.

      — Вы уверены? — спросил теперь референт.

      — На все сто процентов! — твердо ответила женщина. — Я же хорошо её знаю.., здесь только минимальный макияж, светлый парик и намотала что-нибудь на тело, чтобы казаться толще.

      — Пожалуй… — пробормотал референт и поднял глаза на Рифата.

      От этого взгляда Рифату Махмудовичу стало очень нехорошо. У него заломило в висках и в голове застучали тысячи крошечных молоточков.

      Если бы сейчас понадобилось улыбнуться, улыбка его напоминала бы не оскал Серого Волка, а жалкую улыбку барана, который понял наконец, что именно его выбрали сегодня на шашлык. И если его подчиненная Лиза Лютикова, которую он вне всякого сомнения немедленно уволит, рисковала при потере работы только тем, что придется ей возвращаться в свою богом забытую дыру и торговать там пивом в ларьке у автобусной станции, то насчет себя Рифат Махмудович не был так уверен. Конечно, ему тоже не слишком хотелось возвращаться на историческую родину, которая очень давно превратилась в «горячую точку», но если бы дело закончилось только этим, он был бы счастлив. Но Рифат чувствовал, что так просто он не отделается. Его не уволят, а если и уволят, то в покое не оставят, не дадут спокойно жить. Он слишком много знает, так что ему устроят автокатастрофу или ещё какой-нибудь несчастный случай — к примеру, поскользнулся человек в бассейне, или фен электрический в ванну уронил… Рифат Махмудович представил себя, распластанного на асфальте, как цыпленок-табака, или всплывающего в бассейне, а вода вокруг совершенно красная, и ему стало совсем скверно.

      Референт, которому так не подходило обычное имя Олег Михайлович, внимательно наблюдал за Рифатом, от него не ускользнули перемены на лице стоявшего перед ним человека. Он подумал удовлетворенно, что такой способ общения с подчиненными гораздо действеннее, чем крики и угрозы.

      — Ее нужно найти, — тихо приказал он, — и как можно быстрее. Найти и установить за ней слежку. Очень плотную, чтобы не вырвалась.

      Он повернулся к женщине.

      — Что вы можете сказать по этому поводу, где она может находиться? Вряд ли она решилась поселиться в гостинице по чужому паспорту…

      Женщина подумала немного, при этом лоб её некрасиво сморщился, потом откинулась на спинку стула и начала говорить. Рифат Махмудович внимательно слушал.

     

            * * *

     

      Лизавета Ивановна Самохвалова тяжело вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда. На улице шел дождь с самого утра, и сейчас ещё на лужах виднелись редкие капли. Возле подъезда была огромная, чрезвычайно глубокая лужа, и какой-то добрый человек положил для удобства жильцов через неё две дощечки. И так-то мысли Лизаветы Ивановны были безрадостны, а тут ещё ужасная погода все усугубила.

      Дочку никак не могли выписать из больницы, а если даже и выпишут, то одной ей с малышкой ни за что не управиться, слишком слаба после родов и болезни. Стало быть, придется Лизавете Ивановне брать за свой счет, потому что отпуск её скоро кончится.

      Лизавета Ивановна работала в библиотеке одного технического вуза и на самом деле спокойно могла не выходить на работу два месяца, когда занятий нету и студенты разъезжаются на каникулы. Начальница же, старая грымза Иветта Федоровна, так не считала. Она уверяла, что дело в библиотеке всегда найдется. Она еле-еле отпустила Лизу в отпуск не в свою очередь, пошла так сказать, навстречу, но и то поглядывала косо. Теперь же Лиза воочию видит, как раскалятся у Иветты маленькие очочки в круглой оправе, когда Лиза скажет, что ей нужен ещё месяц. Зять только-только устроился на работу, ему отпуска никак не дадут, да и что греха таить, хоть Лиза ругает зятя за лень и бестолковость, все же платят ему побольше, чем ей в технической библиотеке.

      Лизавета Ивановна снова тяжко вздохнула и направилась между домов к проспекту, где находилась дежурная аптека. Малышка без матери чувствует себя неважно, плохо ест и беспокойно спит.

      Вызывали врача, он выписал лекарство, но зять явился поздно — ещё к дочке заезжал в больницу.

      Так что Лиза смогла выбраться в аптеку только в одиннадцатом часу вечера, когда девочка заснула.

      Ей нужно прогуляться, а то нервы совсем сдали, да и усталость навалилась — ночью не спит, днем мечется по хозяйству.

      Через сорок минут она подходила к своему дому гораздо бодрее. От свежего вечернего воздуха стало легче, дождь перестал. Женщина в аптеке дала ей нужное лекарство, да ещё посоветовала поить девочку укропной водой — возможно, ребенка мучают газы, оттого и плачет по ночам.

      Лизавета Ивановна нажала три цифры на кодовом замке и остановилась на пороге, поскольку за дверью стояла полная непроглядная темнота. На улице летом в это время ещё довольно светло, фонари, во всяком случае, ещё не зажигали, нов подъезде за время её недолгого отсутствия кто-то успел вывернуть лампочку, так что добираться до лифта придется в кромешной тьме.

      Лизавета Ивановна вздохнула, нащупала ногой ступеньку, и в это время возле неё возник кто-то невидимый и сильной рукой сжал предплечье.

      — Ой! — попыталась крикнуть Лизавета Ивановна, но руку сжали с такой силой, что вместо крика вырвался у неё из горла только жалкий писк.

      — Тихо, — прошипели из темноты, — без шума…

      «Наркоман какой-нибудь… — подумала Лиза, — ещё ножом пырнет, они же все ненормальные… Хорошо, что ключей в сумке нет и денег немного!»

      — Берите. Берите сумку! — заговорила она шепотом, — только лекарство оставьте для внучки маленькой…

      — Тихо, я сказал! — рассердился мужчина. Никто тебя грабить не собирается.

      — А вы кто? — изумленно спросила Лиза.

      Если он не наркоман и не вор, то зачем же она этому человеку? Не насиловать же её собрались в собственном подъезде! И она уже не в том возрасте, и он вроде по голосу на психа не похож.

      — Милиция, — сказал голос рядом, — вопросы у нас к вам имеются, гражданка Самохвалова.

      — Милиция? — недоверчиво протянула Лиза и тут же добавила первое что пришло в голову:

      — Документы тогда предъявите!

      — Темновато тут документы предъявлять, — противно рассмеялся голос, и Лиза испугалась.

      «Никакая он не милиция, — сообразила она, милиция по квартирам ходит или повесткой к себе вызывает, а этот нарочно лампочку вывернул. Разве милиция так поступает?»

      — Куда девица подевалась? — доверительно спросил голос.

      — Ка-какая девица? — оторопела Лиза. — Никакой девицы…

      — Татьяна Белолобова! Она к тебе ехала!

      — Не знаю никакой Белолобовой! — в панике взвизгнула Лиза, она, и правда, от страха все забыла.

      Мужчина чуть ослабил хватку, и Лизавета Ивановна оттолкнула его и бросилась вверх по ступенькам.

      — Караул! — закричала она во все горло. — Грабят! Спасите! Пожар! Горим! Помогите!

      Она вспомнила в этот критический момент наставления психолога, который несколько месяцев назад выступал по телевизору и говорил, что в случае нападения нужно кричать не «убивают», а «пожар» — тогда гораздо больше шансов, что кто-нибудь придет на помощь.

      Голос сзади чертыхнулся, и тут из темноты выскочила ещё одна фигура и попыталась перехватить беглянку. Где уж было устоять немолодой в общем и не очень сильной женщине против двух здоровых мужиков! Лизавета Ивановна споткнулась о чью-то ногу и с размаху грохнулась на ступеньки. И тут открылась дверь подъехавшего лифта, осветив поле боя, и кто-то высоченный выкатился на площадку. Он, сходу разобравшись в ситуации, залепил одному из нападавших в глаз, потом ногой ловко отбил удар второго. Лизавета Ивановна слабым голосом продолжала звать на помощь, и наконец открылась дверь ближайшей квартиры на первом этаже. Там проживала Анна Власьевна, дама сильно преклонных лет, но неуемного темперамента. Открывать дверь на крики о помощи она по старой привычке не боялась, к тому же была страшно любопытна.

      — А вот сейчас милицию вызову! — гаркнула Власьевна, различив дерущихся, и этого оказалось достаточно для нападавших. Скорей всего, они поняли, что никаких сведений при таком шуме и скоплении народа они от. Лизаветы Ивановны не добьются, и поспешили ретироваться.

      — Андрюша! — ахнула Лизавета Ивановна, различив, кто был её спаситель, Зять буркнул что-то неразборчивое и устремился в погоню. Лиза попробовала подняться, но ноги её не держали. Сидя, она ощупала голову.

      Крови не было, только на затылке надувалась большая шишка.

      — Не догнал! — разочарованно сообщил зять, вернувшись. — У них за углом машина стояла.

      — Ну это какой же нынче грабитель пошел! громко удивлялась Власьевна. — На своем транспорте на дело ездит! Милицию вызывать?

      — Не нужно, — буркнул Андрей, — сами уже разобрались. — Лизавета Ивановна против обыкновения согласилась с зятем, который поднял её под мышки и запихнул в лифт. Едучи до их девятого этажа, он поведал, что высмотрел тещу в окно и забеспокоился, когда лифт не заработал. Все-таки время поздней, двенадцатый час.

      Малышка спокойно спала. Лизавета Ивановна умылась, с трудом разобрала постель и легла.

      Зять любезно притащил ей старую резиновую грелку, набитую льдом, чтобы приложить к шишке. Засыпая, она думала, что напрасно ругала зятя за то, что на даче бьет ногой в стенку, вот ведь и от каратэ этого есть какая-то польза…

      Лена шла по улице и думала.

      С заметкой об этом профессоре все ясно. Заметка была заказана и оплачена Ольгой Ракитиной.., то есть теперь она не Ракитина, а Сербина, и действовала она, конечно, не по собственной инициативе, а по поручению центра «Вариант»… с заметкой все ясно, Ольга заплатила за нее, причем заплатила необычайно щедро, а этому Николаю Уточкину.., то есть Маслову, или как там ещё его зовут, совершенно все равно, что писать, лишь бы платили… Потом профессору дали понять, что заметка — это только начало, и если он не хочет неприятностей, то лучше снять свою кандидатуру., он испугался и снял, и даже не стал судиться с газетой, не стал публиковать опровержения, потому что ему, наверняка, пригрозили чем-то куда более серьезным.., а может быть, Уточкин не так уж и не прав, и профессор — вовсе не ангел, и рыльце у него в пушку, поэтому и не стал он поднимать шум…

      Но в глубине души Лена понимала, что куда больше, чем грязная история с профессором, её взволновало то, что Ольга сменила фамилию, что она больше не Ракитина…

      — Куда это мы так торопимся? — прозвучал неожиданно рядом с ней нарочито гнусный,» издевательский голос.

      Лена подняла глаза и увидела прямо перед собой, посреди тротуара, тощего сутулого юнца с зализанными сальными волосами, в узких обтягивающих джинсах и черной кожаной курточке. Он раскинул руки и приближался к ней, словно собирался обнять старую знакомую. За спиной у этого отморозка маячили ещё двое — коренастый блондин с залепленной пластырем щекой и розовый толстяк, похожий на молочного поросенка. Только вот у молочных поросят не бывает таких злых и порочных глаз.

      — И куда же это мы торопимся? — повторил тощий отморозок, подходя к Лене и окидывая её с ног до головы липким гадостным взглядом. — Задержись, куколка, на минутку!

      — Ребята, дайте пройти, — проговорила Лена, стараясь держаться как можно спокойнее, — вам, что, нужны неприятности?

      — Какие неприятности? — сутулый тип криво и многообещающе ухмыльнулся. — Куколка, а у нас не будет никаких неприятностей. Мы сейчас с тобой зайдем кое-куда и познакомимся поближе.., и всем будет очень приятно, я тебе обещаю!

      — Герыч, она, чего, нас пугать вздумала? — с интересом спросил «молочный поросенок». Пусти меня, я сейчас её саму напугаю! Так напугаю, что она всю оставшуюся жизнь заикаться будет! Я ей сейчас сделаю, в натуре, цирлих-манирлих!

      С этими словами он выдвинулся из-за спины сутулого и полез розовой толстой рукой за пазуху.

      Лена отступила, но троица рассредоточилась и медленно окружала её, тесня к полуоткрытой двери подъезда. Ее пугала темнота за этой дверью, а ещё больше — нереальность всего происходящего. Эти трое юнцов казались какими-то ненастоящими, выдуманными, они казались персонажами из дешевого криминального сериала, и от этого ей стало ещё более жутко.

      — Ребята, шли бы вы себе, — проговорила она, стараясь сохранить остатки воли и не впасть в панику, — шли бы вы! Меня муж встречает, он сейчас выйдет.., а он у меня, между прочим, боксер!

      — Боксер? — сутулый отморозок мерзко захихикал. — А может, он ньюфаундленд, или вообще мастино наполитано? Нет, куколка, ты мне мозги не закомпостируешь, нет у тебя никакого мужа!

      — А если бы и был, блин, так мы бы его мигом урыли! — подал голос коренастый блондин.

      Сутулый подошел к Лене вплотную, и она почувствовала его тошнотворный запах — запах пота, гнилых зубов, застарелого перегара и чего-то еще, сладковатого и особенно омерзительного.

      Это омерзение придало ей силы, девушка нырнула под руку отморозка и бросилась бежать.

      Она стрелой неслась по пустой ночной улице, и тяжелые шаги догоняющих её мерзавцев раздавались за спиной все ближе и ближе. Эта ночная улица тоже казалась ей нереальной, ненастоящей. Никого не было, ни одной живой души, ни на чью помощь не приходилось рассчитывать.

      — Стой, сука, — орал злобным, истеричным голосом сутулый подонок, — все равно же догоним!

      Стой, жаба косоротая, а то изуродуем!

      Он уже дышал ей в затылок, и дружки не отставали. Лена начала задыхаться, она бежала из последних сил, с трудом переставляя ноги, и с ужасом думала, что будет, когда силы кончатся.

      И вдруг позади послышался звук автомобильного мотора.

      Лена оглянулась, потеряв при этом драгоценную долю секунды, и увидела совсем близко торжествующую, злобную физиономию своего преследователя, а позади него, всего в нескольких метрах, приближающуюся машину, темно-синюю «мазду». Машина остановилась, дверь распахнулась, и из нее, как чертик из табакерки, вылетел худой светловолосый мужчина.

      Сутулый отморозок не услышал подъехавшую машину, или просто не обратил на неё внимания, не думая, что кто-то может ему помешать. Он, гнусно ухмыляясь, подскочил к девушке, снова обдав её смесью мерзких запахов, и протянул руки, чтобы схватить ее…

      И тут же с воплем отлетел в сторону, шлепнувшись на асфальт безвольно, словно тряпичная кукла. Его приятели подбежали, запыхавшись, и угрожающе уставились на светловолосого мужчину.

      — Эй, мужик, тебе, чего, жить надоело? — прошипел «молочный поросенок» и снова полез толстой розовой рукой за пазуху. Тут же в его руке возник непонятный черный предмет, который блеснул, раскрылся, как веер, и превратился в складной нож с длинным, остро заточенным лезвием. Отморозок, пыхтя и злобно ухмыляясь, двинулся на Лениного защитника. Рядом с ним шел коренастый приятель с залепленным пластырем лицом.

      — Постой, сволочь, мы тебе сейчас сделаем, в натуре, цирлих-манирлих! — пыхтел «поросенок», размахивая ножом.

      Светловолосый мужчина чуть заметно отступил мягкой, пружинистой походкой, потом он запустил руку в карман свободного льняного пиджака, что-то оттуда вынул и неожиданно бросил в лицо вооруженного ножом отморозка горсть мелких монет. Тот от неожиданности схватился рукой за лицо, на мгновение утратив бдительность.

      Мужчине этого мгновения оказалось достаточно. Он молниеносно вскинул ногу и страшным ударом впечатал каблук в розовое злобное лицо.

      «Поросенок» утробно ухнул, отлетел к стене и сполз по ней, как прокисшее желе.

      Оставшийся на ногах белобрысый отморозок попятился и неожиданно высоким, жалобным голосом проговорил:

      — Отпустите, дяденька, не надо, я ничего не делал, это все они, а я никому ничего…

      Лицо его, недавно угрожающее и злобное, жалко скривилось, губы задрожали, казалось, он сейчас заплачет.

      — Да пошел ты, — презрительно, сквозь зубы, бросил мужчина и сплюнул ему под ноги.

      Юнец развернулся и бросился бежать, бросаясь из стороны в сторону и петляя, как заяц.

      Мужчина несколько секунд смотрел ему вслед, угрюмо, пренебрежительно проговорил себе под нос: Жалкие трусы! — и только после этого повернулся лицом к Лене.

      Лена стояла, прислонившись к стене, и тяжело дышала. Ноги едва держали её после перенесенного ужаса, после безумного бега по ночным улицам, но сейчас её сердце бешено билось по другой причине.

      — Ты вернулась, — проговорил Сергей, безвольно опустив руки.

      Энергия, только что бившая из него через край, казалось, иссякла, он ссутулился и спрятал руки в карманы пиджака.

      — Как видишь, — проговорила Лена, с трудом справившись со своим голосом. Она смотрела на Сергея со страхом, едва ли не большим, чем тот, который только что испытывала перед лицом обкурившихся отморозков. Только теперь она боялась чего-то в себе самой.

      — Кажется, я должна поблагодарить тебя, — она постаралась справиться со своим страхом, и её голос прозвучал сдержанно и твердо, — ты меня спас.

      — Ерунда, — он вскинул голову и посмотрел ей в глаза.

      От этого взгляда ей стало одновременно холодно и горячо, и закружилась голова, как в детстве, когда она каталась на карусели.

      — Может быть, хоть теперь ты объяснишь.., заговорил Сергей с неожиданной болью, — может быть, ты объяснишь, почему тогда уехала.., почему сбежала, не сказав мне ни слова…

      Лена с силой втянула в себя свежий ночной воздух. Она хотела заговорить, но перед глазами встала вдруг снова та страшная ночь, самая ужасная ночь в её жизни. Потом было много всего плохого, но та ночь никогда не уйдет из памяти. Хуже этой ночи не было ничего, даже последняя встреча с Сергеем не вызвала в Лениной душе такого ужаса. От воспоминаний она почувствовала в себе силы сопротивляться. У него все прекрасно, это видно. Дорогой костюм, хорошая машина… Судя по всему, дела его идут прекрасно, он явно преуспевает… А она.., что получила она в конечном итоге? Преследуемая всеми, в чужом городе, без жилья и без денег… Даже паспорт у неё чужой…

      — Тебе нужны объяснения? — выкрикнула Лена ему в лицо. — Как ты можешь! Как ты можешь!

      Ведь я видела, я все видела! — она развернулась и снова побежала, едва ли не быстрее, чем бежала перед тем, спасаясь от хулиганов.

      Сергей стоял ссутулившись, глядя ей вслед, и горячая боль пульсировала где-то в солнечном сплетении, как будто она с невероятной силой ударила его, прежде чем убежать.

     

            * * *

     

      Надежда проснулась рано утром, потому что совесть её была нечиста. Накануне они с Леной очень долго провозились, копаясь в старых газетах, так что, когда Надежда, ахнув, взглянула на часы, оказалось, что все мыслимые сроки прошли, потому что времени был седьмой час. Надежда Николаевна так резво Скакнула за дверь, что даже не успела попрощаться с Леной, оставив ту в большом недоумении.

      Дома, разумеется, было все плохо, то есть муж успел вернуться с работы, погулять с собакой, и теперь все трое сидели на кухне и пристально смотрели на Надежду голодными и грозными глазами. Надежда успела отметить, что ради такого случая кот решил сменить гнев на милость и заключил временное перемирие с сенбернаром.

      — Где ты была? — вопросил муж самым сердитым своим голосом.

      «Что сказать? — в панике думала Надежда. Если рассказать все как есть, он ни за что не поверит. А если и поверит, то рассердится, что я снова влезла в сомнительную историю. Так я ещё и виноватой останусь».

      — Понимаешь… — завела она, — мы с Таней ходили по магазинам. Сначала были в глазном центре, потом она попросила показать недорогой, но приличный магазин одежды… Я согласилась, потому что ты не представляешь, как ужасно она одета! ..

      Тут Надежда Николаевна ни капельки не покривила душой, сказала чистую правду.

      Муж дал понять Надежде, что его добрые чувства по отношению к Аниной дочери не распространяются до таких пределов. Они же предоставили ей жилье на неопределенно долгий срок, так чего же еще-то? Обязанности радушной хозяйки не должны отвлекать Надежду от её основной, священной обязанности — заботы о семье. То есть он-то, муж, конечно, может и сам о себе позаботиться, но двое беспомощных зверей…

      В оправдание Сан Саныча можно сказать только то, что он очень устал и был голоден, иначе не стал бы разговаривать с женой так резко, это было совсем не в его правилах.

      «Вот интересное дело, — думала Надежда, спешно разогревая котлеты и вермишель на сковородке, — сам, можно сказать, подсунул мне эту подозрительную девицу, а теперь, видите ли, недоволен. Но спорить с голодным мужчиной совершенно бесполезно, это аксиома, нужно скорей кормить его, а там посмотрим…»

      Она проснулась рано утром, но не решилась вставать, чтобы не разбудить мужа, а пока решила подумать над своими делами. Как ни хочется это признавать, но муж, кажется, прав: снова Надежда влипла в криминальную историю, на этот раз, впрочем, без всякого её на то желания. То есть она, в общем-то, совершенно не собиралась помогать этой сомнительной девице, Лене. Но вся сложность в том, что Надежду подвело любопытство. Она заподозрила девицу в том, что она что-то скрывает, как оказалось, совершенно правильно, и захотела выяснить, что именно. Для того чтобы Лена рассказала правду, Надежда опрометчиво пообещала ей свою помощь. И теперь получится очень некрасиво, если после всего она просто выставит девушку из квартиры.

      Лена сказала ей далеко не все, это Надежда поняла сразу. Она явно что-то скрывает и недоговаривает. Но ясно одно: если бы девушке было куда идти и к кому обратиться, она бы не поселилась у Надежды. Так что выгнать её на улицу Надежда не сможет, совести не хватит. Стало быть, придется ей помогать, попутно Надежда выяснит интересующие её вопросы, то, что Лена недоговаривает. Надежда Николаевна тяжело вздохнула и покосилась на мужа — как бы он не прочитал её мысли. Но муж крепко спал. Надежда умилилась на его спокойное лицо и незаметно задремала.

      Собственно утро началось с того, что они проспали. Будильник отчего-то не зазвонил вовремя, либо же Надежда его случайно нажала во сне. Недовольный Сан Саныч метался по квартире, ища галстук и чистую рубашку. Надежда, спросонья не слишком соображая, где что лежит по чужим шкафам, подавала ему все не то. Дело кончилось тем, что Сан Саныч убежал на работу голодный, плохо выбритый и чуть ли не в разных носках.

      Оставшись одна. Надежда Николаевна перевела дух, потом оглядела квартиру, больше всего напоминавшую древнерусский город после нашествия татаро-монгольской конницы, после чего решила было спокойно выпить утренний кофе, как вдруг сама собой открылась дверь кухни и появился Арчи. Кот, прочно угнездившийся на холодильнике, предостерегающе зашипел. Ему и так уже сегодня досталось, когда он необдуманно сунулся под ноги хозяину. Сан Саныч наступил Бейсику на хвост, и даже не извинился, а только чертыхнулся негромко. Бейсик возмутился до глубины души, потому что такое если и случалось изредка, то хозяин сразу же брал его на руки, тревожно ощупывал все части тела, а когда убеждался, что кот пострадал не физически, а морально, то долго извинялся и угощал чем-нибудь вкусненьким. Нынче же он ничего этого делать не стал, просто равнодушно отвернулся.

      Бейсик был поражен в самое сердце. Бейсик был унижен и оскорблен в лучших чувствах. Он прочно встал на все четыре лапы, распушил хвост, напоминающий веничек для сметания пыли, засверкал глазами и скандально замяукал. Шерсть на затылке поднялась дыбом, и вообще кот имел очень грозный и внушительный вид.

      Но ровным счетом ничего не произошло. Хозяин даже не оглянулся, только пробегавшая мимо Надежда посоветовала коту не маяться дурью и отойти в сторонку, а то как бы ещё больше не попало. Бейсик окончательно обиделся и ушел на кухню. Но в мисочке за ночь ничего не успело вырасти, так что кот вспрыгнул на холодильник и сидел там, угрюмо озирая окрестности.

      Все это время сенбернар был заперт в Вовкиной комнате и сидел там довольно тихо. Откровенно говоря, Надежда, спешно собирая мужа на работу, забыла о существовании в квартире собаки. Про Сан Саныча и говорить нечего, у него с утра было назначено важное совещание, он помнил только об этом. И вот теперь Арчи самостоятельно открыл дверь. Надежда предпочла не думать, каким образом он это сделал, поскольку вплотную встал вопрос о прогулке. До этого муж гулял с собакой сам. Сегодня же он, естественно, не успел. Надежда подумала немного и поняла, что выбора у неё в общем-то нет — собака должна гулять. Она пошла собираться, прикидывая, что бы такое натянуть на себя. Следовало выбрать одежду попроще, в случае если Арчи потянет поводок и уронит её в грязь, не будет так жалко. О вывернутых руках и расцарапанных частях тела Надежда старалась не думать, авось обойдется.

      Когда Надежда вернулась, полностью одетая к прогулке, кот на холодильнике шипел, как строительный компрессор, и раздулся до размеров динозавра. Арчибальд снизу с любопытством наблюдал за этой метаморфозой. Кот все же не решился прыгнуть, а только шипел и плевался огнем.

      Когда же в шипенье послышалось что-то и вовсе уж оскорбительное. Арчи не выдержал и залился оглушительным лаем. От этого звука задрожали стекла и у Надежды чуть не лопнули барабанные перепонки. Кот едва не свалился с холодильника, удержался с трудом. Надежда поскорее подхватила пса и попыталась протолкнуть его в прихожую. Но это было все равно, что пытаться столкнуть с места одного из каменных львов, что сидят на площадях и набережных города Петербурга. Арчи оживился только при виде ошейника и даже дал нацепить на себя намордник, по размерам напоминавший сетку-авоську.

      И ничего не случилось. Арчи оказался очень спокойным и рассудительным псом. Они мирно прогулялись до сквера и обратно, потом сенбернар потянул Надежду на пустырь, где старушки прогуливали своих любимцев. При виде огромного пса среди владелиц маленьких собачек произошла легкая паника, когда же один шустрый тибетский терьер кинулся облаивать рыжую махину, все обратились в бегство. Арчи не поддался на провокацию, проигнорировав терьера, от кошек же он сам шарахался, напуганный Бейсиком.

      Дома Надежда быстро с ними разобралась. Она втащила сенбернара в прихожую и с налету проволокла в ванную. Задвинув засов, по её просьбе поставленный Сан Санычем, она насыпала в кошачью миску сухого корма и таким путем выманила кота с холодильника и вообще из кухни, заманив его в спальню. Кот увлекся миской, тогда Надежда заперла дверь спальни, выпустила сенбернара из ванной и протолкнула его на кухню.

      Там, навалив в тазик собачьего корма, Надежда бросилась в ванную и привела себя в порядок.

      Арчи управился с едой очень быстро, и Надежда мигом перебазировала его в Вовкину комнату, а кота выпустила из спальни и заперла двери во все комнаты, чтобы нахальный котяра не портил мебель. Бейсику предлагалось проводить время в кухне и в прихожей. В общем, все передвижения Надежды и зверей напоминали детскую задачу о волке, козе и капусте, которых следует по очереди перевезти через реку так, чтобы никто из них не пострадал.

      И только-только все звери были благополучно распиханы по углам и Надежда Николаевна присела наконец на кухне, чтобы позавтракать, как раздался телефонный звонок.

      — Что происходит? — взволнованно спрашивала на том конце Лиза Самохвалова. — Надя, я чрезвычайно взволнована! Со мной вчера произошел очень неприятный инцидент!

      — Вы не волнуйтесь, расскажите, пожалуйста, подробно! — посоветовала Надежда.

      И Лиза рассказала ей, как вчера вечером на неё напали в собственном подъезде двое неизвестных и спрашивали о местонахождении Татьяны Белолобовой, как она вырвалась и хотела убежать, и как зять её спас, вовремя спустившись в лифте.

      Слушая все это. Надежда крепко сжимала трубку, потому что у неё от волнения задрожали руки. Что же это такое делается? Уже на невинных людей они нападают!

      — И вот я вас спрашиваю, Надя, что происходит? — говорила Лиза на повышенных тонах. Почему Татьяной интересуются какие-то криминальные личности?

      — Вы меня об этом спрашиваете? — тут же взвилась Надежда. — Позвольте вам напомнить, что до недавнего времени я понятия не имела ни о какой Татьяне Белолобовой. Это вы позвонили моему мужу и просили приютить девушку! Я думала, что вы её хорошо знаете, а вы, оказывается, её даже в лицо не помните! И теперь вы звоните мне и спрашиваете, что происходит? Значит, по вашей рекомендации я пустила в дом сомнительную личность?

      Лиза притихла, только слышен был в трубке плач ребенка.

      — Надеюсь, вы не дали этим типам адрес моей квартиры? — сухо осведомилась Надежда.

      — Нет конечно! Я сказала, что понятия не имею ни о какой Татьяне Белолобовой! То есть я тогда действительно от страха все забыла!

      — Давайте договоримся так и держаться, — сказала Надежда помягче, — дело в том, что девушка исчезла.

      — Как?!

      — А вот так, просто съехала с квартиры и ничего мне не сказала, даже записки не оставила, — легко соврала Надежда.

      — И что теперь? — упавшим голосом спросила Лиза.

      — Не знаю, будем считать, что инцидент исчерпан.

      — Я заявление в милицию написала, будто на меня напали, зять номер машины запомнил! — сообщила Лиза. — Только про Татьяну я упоминать не буду, чтобы вас с Сашей не впутывать.

      — Вот и хорошо, — согласилась Надежда, — вот и ладненько.

      На прощанье Лиза посоветовала ей на всякий случай сменить все замки и отключилась.

      Надежда подумала немного и поняла, что нападение на Лизу — это результат их вчерашнего визита в центр «Вариант». Она быстро набрала номер собственной квартиры. На том конце долго не брали трубку, когда же послышался тихий голос Лены, Надежда быстро проговорила:

      — Никуда не уходи, я еду. На звонки не отвечай, это опасно!

      Она мигом собралась и вылетела из дому, даже не взглянув, что там поделывает кот.

     

            * * *

     

      Лена так долго не открывала на звонки, что Надежда Николаевна всерьез забеспокоилась.

      Когда же она попыталась открыть дверь своими ключами, оказалось, что с той стороны замок заблокирован, так что в квартиру никак не попасть. Когда Надежда уже окончательно потеряла терпение, дверь наконец распахнулась.

      Лена стояла на пороге очень бледная, с синими кругами под глазами, и в этих самых глазах, казавшихся очень большими, отражалось самое настоящее страдание.

      — Что случилось? Ты не заболела? — встревожилась Надежда.

      Лена в ответ вяло махнула рукой:

      — Да нет, все в порядке, просто спала плохо.

      Надежда Николаевна много лет проработала на режимном предприятии и на работу ходила строго ко времени. Чтобы успеть к восьми пятнадцати, учитывая постоянные сложности с общественным транспортом, ей нужно было встать в половину седьмого. За неделю накапливался огромный недосып, который в выходные никак не ликвидируешь, хоть целый день спи. Таким образом, сон у Надежды всегда был отличный, засыпала она мгновенно, и слово «бессонница» никогда не входило в её лексикон. Единственная проблема со сном, с которой она сталкивалась, — это мучения каждое утро, когда нужно было просыпаться. Бессонницей мучаются старушки, а молодая женщина спит плохо, только если больна или на сердце неспокойно.

      — Ты точно не больна? — подозрительно осведомилась Надежда.

      — Да нет, так, обычное женское недомогание.. — Лена отвела глаза.

      «Врет! — уверилась Надежда. — Что-то с ней вчера случилось. Ох, до чего же мне все это надоело!»

      Здесь Надежда Николаевна снова покривила душой. Ситуация, конечно, не из приятных, учитывая нападение на Лизу, но, с другой стороны, жизнь её в последнее время стала гораздо интереснее. Надежда удачно отмахнулась от мысли, что сказал бы на это её муж, и приступила к Лене.

      — Вот что, дорогая моя, наверное, у тебя просто давление понизилось. Вид у тебя, прямо скажу, не блестящий. А от пониженного давления одно проверенное лекарство, по себе знаю, плотный калорийный завтрак и чашка крепкого кофе со сливками.

      — Я кофе со сливками не пью… — слабо отбивалась Лена.

      — Я тоже, — согласилась Надежда, — сливки жирные, это вредно, но иногда, в порядке исключения, можно! Вот как раз я ветчины по дороге купила, а что у тебя ещё есть?

      Она бодро полезла в холодильник, но он ничем не порадовал. Стояли там два стаканчика с обезжиренным йогуртом да одинокая коробочка с немецким плавленым сыром. Еще Надежде удалось отыскать два яйца из купленных ею самой.

      — Н-н-да-а, — протянула она, — тут особо не разъешься. А я сегодня толком не завтракала, все некогда было. Ну ладно, обойдемся чем есть.

      — Я мяса не ем, — бормотала Лена.

      — Я тоже, — с готовностью согласилась Надежда, ловко нарезая ветчину и аккуратно выкладывая её на сковородку, — но иногда можно. А в твоем случае даже нужно, потому что я собираюсь сообщить тебе, по выражению Гоголя, пренеприятнейшее известие: тебя, моя дорогая, ищут!

      — Откуда вы знаете? — Лена непритворно испугалась, лицо стало серым, и губы задрожали.

      Надежда плюхнула на сковороду два взбитых яйца, добавила соль и перец, немного ароматных сушеных трав, убавила огонь и закрыла сковороду крышкой. Пока готовился омлет, она заправила кофеварку и поставила на стол тарелки.

      Потом, покосившись на Лену, рассказала ей о звонке Лизы Самохваловой. Показалось Надежде или нет, что девушка, услышав про нападение на Лизу, еле заметно вздохнула с облегчением? Интересно, что бы это значило? Она боялась услышать что-то другое?

      В полном молчании они съели омлет, и только тогда Надежда не утерпела:

      — Ты хоть понимаешь, что это мы своим походом в «Вариант» так подставили Лизавету Ивановну? Стало быть, им отлично известно, кто ты.

      То есть они думают, что ты Таня Белолобова… Кто мог знать, что Татьяна поедет в Петербург?

      — Очень много людей, — Лена очнулась от задумчивости. — Татьяна это не скрывала.

      — А кто знал, что Татьяна собирается остановиться у Лизы?

      — Сама Татьяна, — Лена горько усмехнулась, — ещё я.., а вообще-то тоже могли слышать люди, потому что она с работы звонила Лизавете Ивановне..

      — Кто-то с твоей работы тоже в этом замешан, — протянула Надежда, — связан с «Вариантом», но нам это ничего не дает.

      Лена уныло молчала, и Надежда понемногу начала раздражаться. В самом деле, что же это такое? Свалилась, можно сказать, как снег на голову, темнит, врет по мелочи, из-за неё Лиза чуть сотрясение мозга не заработала, а она молчит, как нерадивый студент на экзамене!

      — Вот что, милая, — сказала Надежда, отставив пустую кофейную чашку, — давай так договоримся. Или ты сейчас же немедленно рассказываешь мне всю правду, и подробно, или я немедленно выгоняю тебя из квартиры, и можешь катиться на все четыре стороны.

      — Как? — вскричала Лена. — Вы серьезно?

      — Как никогда, — строго ответила Надежда, — сама посуди, зачем мне все это надо? Я человек в этом деле посторонний, до недавнего времени знать не знала ни тебя, ни Татьяну, даже с матерью её не была знакома. Ты ещё спасибо скажи, что мужу ни о чем не говорю! Вот если он узнает, то живо в милицию обратится! Он у меня очень законопослушный человек!

      — Хорошо, — голос у Лены предательски задрожал, — я все скажу, только не гоните. Мне идти некуда, и денег осталось — кот наплакал. Даже на обратный билет не хватит. И потом, что я там, в Зауральске, буду делать? Что я скажу в милиции? Ведь Таню, наверно, похоронили под моим именем…

      — А зачем ты вообще потащилась в Петербург? — не выдержала Надежда. — Что ты здесь потеряла?

      Лена поникла головой и подумала, что она потеряла в этом городе все, всю жизнь. И что все эти шесть лет она напрасно хорохорилась и надеялась, что ей удастся все забыть и стать нормальным человеком. Ничего не прошло, все чувства остались с ней. Любовь… Это не любовь, а какая-то пожизненная каторга…

      Надежда Николаевна тоже помолчала немного, постепенно накаляясь. Потом она мысленно взмолилась, чтобы Бог послал ей терпения. Потому что терпению её скоро придет конец. Дома нет обеда — это раз, нет ужина — это два, и совершенно пустой холодильник — это три. Далее, она не успела прибраться в квартире, и если муж, вернувшись, застанет такой бедлам, он сразу поймет, что его жену где-то носило целый день. И самое главное: закончились кошачьи консервы. Кот Бейсик, забалованный мужем до предела, в последнее время стал очень капризен в еде. Сухой корм он в принципе ел, но не считал его за еду, а так, развлечение, что-то вроде конфет или семечек. Надежда не сомневалась, что кот найдет способ наябедничать мужу, что его толком не кормили. И если Надежда и к вечеру не купит нормальной кошачьей еды, то мало ей не покажется. Сенбернар Арчи наголодался, когда жил без хозяев, и теперь ел, что дают, хоть пустую кашу. Но конечно, до такого Надежда не опустится. Стало быть, нужно купить собаке мяса, сварить его, остудить, добавить овощей или крупы… На все нужно время, а она тратит его на бесполезные разговоры с этой странной девицей! Да и разговора-то как такового не получается.:.

      — Ну, — холодно произнесла Надежда, подавив в своем сердце ростки жалости при виде несчастного лица своей собеседницы, — будем говорить?

      Тут же перед глазами встали кадры из старого советского фильма, где рослый эсэсовец, поигрывая пистолетом, наступает на съежившуюся от страха блондинку, и Надежда слегка устыдилась.

      — Я не знаю, с чего начать, — покорно проговорила Лена, — вы лучше задавайте вопросы.

      — Отлично! — оживилась Надежда, — давно бы так! Только чур не врать, отвечать честно. Итак, я ещё на вокзале догадалась, что ты не новичок в нашем городе. То есть это настоящая Татьяна Белолобова никуда не выезжала из Зауральска, а ты в Петербурге бывала, и даже думаю, долго жила.

      — Вы правы, я здесь училась, — тихо сказала Лена, — в университете на экономическом факультете.

      — Отчего же поехала в Зауральск? После университета могла бы и здесь работу найти, — прямо сказала Надежда.

      — Могла… — почти прошептала Лена, — все было прекрасно, после диплома меня ждала работа и любимый человек.

      «Так я и знала, — подумала Надежда, — не обошлось тут без любимого человека».

      — Его звали Сергей Сергеевич Ракитин, — прошелестела Лена.

      — Ракитин? — заинтересованно вскинулась Надежда. — Значит, Ольга Ракитина — это его жена?

      — Бывшая! — крикнула Лена, зло сверкнув глазами. — То есть тогда, шесть лет назад, они были женаты, но на самом деле давно жили раздельно. А теперь у неё даже фамилия другая, значит, они в разводе!

      — Так-так… — протянула Надежда, — значит, шесть лет назад вы расстались, и вдруг ты встретила её в Зауральске. А вы были знакомы?

      — Шапочно, — угрюмо ответила Лена, — сами понимаете, вряд ли у нас с ней получилась бы дружба.

      — Верно, — согласилась Надежда, — стало быть, оттого ты на этой конференции в Зауральске за ней следила? Глаз с неё не спускала и потому заметила, как она назначила свидание тому типу, которого потом убили, Виктору Черепахину, так?

      — Так, — обреченно сказала Лена.

      Надежда так устала, как будто перетаскивала с места на место чугунные болванки. Еще бы не утомиться, когда каждое слово из Лены приходилось тянуть клещами!

      — Допускаю, что ты сбежала в Петербург оттого, что в голове помутилось от страха, — сказала она, усилием воли сдерживаясь, чтобы не повысить голос, — но все равно не понимаю, за каким чертом тебе понадобилось разыскивать эту женщину. Ты, что, всерьез считаешь, что, увидев тебя, она испугается, тут же покается в содеянном и скажет, что не имеет к тебе никаких претензий? Было бы очень странно, учитывая ваши с ней отношения. Ты извини, но пока я не вижу никакой логики в твоих поступках…

      — Вы правы, конечно… Но я…

      Лена глубоко вздохнула и снова надолго замолкла.

      Надежде на глаза попался старинный мельхиоровый половник. Половник этот являлся памятью о её бабушке, достался ей в наследство, как некоторые мелочи, и висел на гвоздике исключительно для красоты. Он был большой — сразу тарелка супу помещалась, с тяжелой витой ручкой.

      И вот когда Надежда Николаевна, доведенная до отчаяния, всерьез подумывала, не стукнуть ли эту рохлю тяжелым половником, Лена очнулась и заговорила.

     

            * * *

     

      Лене очень нравилось учиться. Нравилось слушать преподавателей на лекциях, нравилось просиживать допоздна в библиотеке, обложившись книгами. Все ей давалось легко, возможно, потому, что кроме умной головки были у неё работоспособность и усидчивость. Родители присылали деньги на жизнь, тогда ещё у Лены был жив отец — заведующий реанимационным отделением городской больницы. Все же денег постоянно не хватало, и Лена охотно бралась за любую работу — собирала подписи на выборах, рекламировала сигареты и жвачку, раздавала рекламные листовки в метро… Ей очень хорошо давались языки, английский и французский, так что иногда удавалось перехватить кое-какие переводы.

      Но на пятом, последнем, курсе Лена нашла замечательный заработок.

      Точнее, этот заработок нашел для неё однокурсник, Мишка Птицын. Мишка остановил её в коридоре, возле аудитории, и окинул с ног до головы странным оценивающим взглядом. Мишка был хороший парень и не бабник, поэтому Лена не обиделась, а только удивилась.

      — Миш, ты чего? — проговорила она, отступив и наклонив голову набок.

      — Березкина, тебе деньги нужны?

      — Спрашиваешь! А в чем дело-то?

      — Вроде ты подходишь.., английский знаешь очень хорошо, и внешне вполне…

      — Мишка, ты никак хочешь меня пристроить в валютные проститутки? — Лена хихикнула.

      — Таких связей у меня нет. А вот переводчиком поработать — могу пристроить. Мне сказали, что нужна девушка с приличной внешностью для синхронного перевода.

      Слова «синхронный перевод» Лену испугали — это очень тяжелая работа, и ей до сих пор не приходилось её выполнять. Но когда Мишка сказал, что платить будут сто долларов в день, всякие сомнения отпали.

      Переводчики — «синхронисты» — это элита, платят им очень хорошо, но работа совершенно каторжная. Синхронист должен сходу переводить выступление докладчика, то есть он должен расслышать фразу, перевести на русский и произнести перевод в микрофон, в то же время не пропустив следующую фразу выступающего. Некоторые докладчики думают о переводчиках и делают после каждой фразы небольшую паузу, чтобы дать возможность произнести перевод, но большинство совершенно не задумывается о таких нюансах и тараторят без передышки. Час такого перевода изматывает больше, чем обыкновенный рабочий день.

      Мишка привел Лену в Таврический дворец, где проходила очередная экономическая конференция.

      Он представил её замотанной женщине, которая окинула Лену придирчивым взглядом, кивнула и втолкнула её в кабинку переводчика. Это было, как в тех случаях, когда ребенка бросают в воду, чтобы он научился плавать.

      Кто-то учится, кто-то тонет.

      На трибуну вышел импозантный седовласый англичанин, откашлялся и начал свое выступление. Лена нацепила наушники, схватила микрофон, и начался кошмар.

      Она потеряла счет времени, забыла, на каком свете находится, как её зовут. В уши вползала бесконечная змея английской речи, Лена лихорадочно подбирала русский эквивалент и говорила, говорила, говорила, в ужасе думая, что она не помнит, что только что сказал этот английский хлыщ.

      Когда она была уверена, что не выдержит больше ни минуты, англичанин поблагодарил слушателей, поклонился и под аплодисменты покинул трибуну.

      Лена откинулась на спинку стула. По её щекам ползли слезы.

      В кабинку влетел Мишка. Он окинул её сочувственным взглядом, схватил наушники и вытолкал в коридор:

      — Походи немножко, я поработаю. Первый раз синхронка — это чистый гроб!

      Лена на негнущихся ногах выползла в коридор и прислонилась к стене, чтобы не упасть.

      Вдруг рядом с ней раздался низкий, чуть хрипловатый голос:

      — Что, совсем плохо?

      Она подняла глаза и увидела ужасно худого мужчину. Такого худого, что пиджак висел на нем, как на вешалке. Но при такой худобе он излучал энергию, силу и уверенность. И ещё доброту.

      Лена почувствовала странный укол в сердце. Ей показалось, что все звуки вокруг неё неожиданно смолкли, как будто она снова оказалась в звуконепроницаемой оболочке лингафонной кабины.

      Мужчина вставил в её губы сигарету и поднес огонь зажигалки. Лена благодарно кивнула и закашлялась: сигарета была слишком крепкая. Однако от этой затяжки ей стало легче, напряжение отпустило.

      — Сейчас будет перерыв, — сказал мужчина, пойдем в буфет, выпьем кофе, а то на тебе совсем лица нет.

      Это звучит удивительно банально, но Лене казалось, что она знает его уже много лет. Так ей было с ним просто и легко.

      Его звали Сергей, он был журналист и освещал конференцию для крупной петербургской газеты.

      Когда первый день работы конференции закончился и Лена выползла на улицу, как шахтер выползает из шахты, еле переставляя ноги от усталости, жмурясь от резкого весеннего солнца, она увидела Сергея, поджидавшего её на ступеньках дворца.

      Они долго шли по весенним улицам, разговаривая о какой-то ничего не значащей ерунде — о детстве, о снах, о мороженом, и вся эта бесцельная, пустая болтовня казалась удивительно важной, наполненной смыслом, потому что важны были не слова, а интонации, звуки голоса.

      Лена не замечала дороги, не понимала, куда они идут, но в какой-то момент они оказались возле метро.

      Из ларька, торговавшего кассетами и компакт-дисками, доносился надтреснутый, высокий мужской голос:

      «Над небом голубым есть город золотой…»

      Лена запрокинула голову и увидела тревожное, блекло-голубое петербургское весеннее небо.

     

            * * *

     

      Конференция продолжалась четыре дня, и каждый день Сергей поджидал её на ступенях Таврического дворца.

      А когда зарубежные экономисты разъехались по своим странам и Лена вернулась в университет, Сергей ждал её возле входа на факультет.

      Он не скрывал от нее, что женат. Но отношения с женой были давно и безнадежно испорчены, развод был делом времени. Лене казалось, что она сошла с ума или подхватила какую-то редкую, неизлечимую инфекцию. Она не могла и дня провести без Сергея, без его блекло-голубых, как петербургское небо, глаз, без его низкого, чуть хрипловатого голоса. В разлуке с ним она становилась совершенно больной, её ломало, лицо начинало гореть, как от высокой температуры. Так наркоманы начинают болеть и мучиться, если лишить их на какое-то время привычной отравы.

      В один из первых дней их бурного романа Сергей привез её в Комарове.

      Весна бурно штурмовала пригороды. Снег кое-где ещё лежал — серый, ноздреватый, обреченный — но на припеке уже вылез первый безалаберный цветок мать-и-мачехи.

      Взявшись за руки, как дети, они прошли от станции мимо тихих, уютных профессорских домиков, миновали огромную черную ель и подошли к покосившейся калитке.

      Перед ними был веселый деревянный дом, веранда с разноцветными стеклами, бросавшими во все стороны веселые праздничные блики.

      На крыльце стояла крупная, величественная старуха.

      Она прикрывала глаза от солнца ладонью и всматривалась в неожиданных гостей.

      — Сереженька, — проговорила старуха густым оперным басом, — я с утра знала, что ты приедешь!

      Я даже испекла твои любимые плюшки с корицей! А кого это ты ко мне привез?

      — Познакомьтесь, Матильда Васильевна, — церемонно проговорил Сергей, — это Лена.

      Матильда Васильевна наклонила голову набок, как большая умная птица, и долго, внимательно смотрела на Лену. Девушка почувствовала необычное волнение, ей казалось, что она пришла на серьезный экзамен и не знает, сдаст его или завалит.

      Неожиданно старуха ласково улыбнулась и протянула к ней руки:

      — Здравствуй, девочка! У тебя удивительно хорошие глаза!

      И тут же она повернулась и недовольно сказала Сергею:

      — Не то что у…

      Сергей рассмеялся:

      — Матильда Васильевна, не разводите конспирацию! Лена знает про Ольгу!

      — Вот и славно, — старуха медлительно развернулась и вошла в дом, приглашая гостей, — вот и замечательно, а то не люблю я всякие недомолвки и тайны мадридского двора!

      Потом они пили чай на веранде, и цветные стекла отбрасывали на белоснежную крахмальную скатерть с вышитой в углу монограммой яркие квадраты — синие, зеленые, оранжевые.

      Во главе стола сидела Матильда Васильевна, крупная и величественная, как памятник Екатерине Великой возле Александрийского театра.

      Царственным жестом она протягивала морщинистую руку за фарфоровой сахарницей, наливала в хрупкие старинные чашки ароматный, темно-золотистый чай…

      — Чай надо непременно пить из старинного фарфора, — громко, значительно говорила она, тогда у него совсем другой вкус, вкус времени, вкус воспоминаний…

      Где-то вдалеке раздавался мерный, мощный шум, похожий на дыхание спящего великана.., это море напоминало о своем присутствии.

      Впрочем, море шумело потом, в один из следующих приездов, тогда, весной, оно ещё безмолвствовало, скованное льдом.

      Память сыграла с Леной шутку, смешав и перепутав воспоминания.

      И тигровые лилии пышно цвели на клумбе перед домом позднее, летом. И дождь ровно и спокойно шумел за окном комнаты, словно рассказывая длинную и увлекательную историю, историю со счастливым концом. И светлые волосы Сергея пахли дождем, и его лицо светилось в темноте, склоняясь над Леной, и его горячие, сильные руки жадно и ласково обнимали её, и все в нем казалось таким родным, таким своим, таким бесконечно знакомым…

     

            * * *

     

      В середине августа Лена поняла, что беременна. Это было так неожиданно, что она никак не могла поверить, хотя организм недвусмысленно давал понять, что все так, и нужно что-то решать как можно скорее.

      Ужасно хотелось сказать об этом Сергею и увидеть, какой радостью зажгутся его глаза, и потом он обнимет её крепко-крепко, прижмет к груди и немедленно предложит выйти за него замуж. А дальше все будет хорошо, они поженятся, уедут на медовый месяц в какую-нибудь теплую экзотическую страну, потом вернутся и станут жить в большой светлой квартире, которую Лена оформит и обставит по своему вкусу. И через девять месяцев, нет, уже через семь с половиной появится на свет хорошенький розовый мальчишка с темными кудрявыми волосами. Мама говорила Лене, что она родилась кудрявой. А глазки у мальчишки будут папины, голубые… Но пока об этом думать рано, потому что её ещё ожидает свадебный марш и медовый месяц в экзотической стране, там где «под небом голубым есть город золотой…» И все, конец фильма.

      Вот именно. Усилием воли Лена очнулась от сладких дум и поняла, что мечты её напоминают голливудскую мелодраму, где героиня красиво переживает весь фильм, но все заканчивается свадьбой.

      Однако нужно было сказать ему, но язык все не поворачивался, она откладывала признание со дня на день.

      Откровенно говоря, Лена понятия не имела, как он отнесется к этой новости, и хотя верила ему, но никак не могла решиться на серьезный разговор.

      Ночами без неге Лена не спала, а пыталась размышлять. Она любит Сергея, да что там, она жить без него не может, и беременность тут ни при чем. Как только Лена увидела его тогда, на конференции, она сразу поняла, что этот человек — её судьба, что она хочет быть с ним. Он тоже её любит, Лена это чувствует. Им очень хорошо вместе.

      Но на этом все положительное кончается, дальше начинаются сложности. Во-первых, он все ещё женат. То есть они с женой давно живут раздельно, но фактически все ещё в браке. Жена не хочет расстаться с ним по-хорошему, поскольку тут замешался квартирный вопрос. В данный момент Сергей снимает квартиру, потому что в их общей квартире живет Ольга. Сергей не обсуждал с Леной своих отношений с бывшей женой, да её это и не интересовало до поры до времени. Но сейчас она стала задумываться, вспомнила все намеки и недомолвки и поняла, что эта Ольга порядочная стерва, не зря тетка Сергея её терпеть не может.

      Очень осторожно она поинтересовалась у Сергея, какая кошка между ними пробежала в свое время.

      Сергей нехотя рассказал, что Ольга сразу же положила глаз на драгоценности, которых у Матильды Васильевны, оказывается, было много. Лена замечала кое-что — старуха любила покрасоваться. Из деликатности Лена не расспрашивала, но однажды не смогла скрыть восхищения при виде брошки-веточки. Старуха сказала, что брошка сама по себе недорогая, камни поделочные, и золото не самой высокой пробы. Старинная работа, конечно, хороша, но она сейчас не очень ценится.

      Лена же как завороженная смотрела на брошку. И тогда старуха достала откуда-то старую деревянную коробочку и показала Лене удивительной красоты кольцо с очень большим изумрудом. Они сидели одни на даче, Сергей пошел на станцию в магазин. На улице было жарко, а в доме прохладно. Матильда Васильевна только вздохнула, попытавшись надеть кольцо на скрюченный артритом палец.

      — Примерь-ка, девочка, — сказала она.

      Лена не посмела отказаться. Камень был невиданной чистоты и глубины, в красивой старинной оправе. Лене кольцо было чуть великовато, но только самую чуточку. Она выпустила кольцо из рук без всякого сожаления, драгоценности её не интересовали. Она перевела взгляд на окно, из которого была видна дорога, и не заметила, как внимательно поглядела на неё Матильда Васильевна и как удовлетворенно вздохнула. В девочке нет алчности, это хорошо. Она гораздо больше подходит племяннику, чем та жадная стерва… Ишь что выдумала тогда — чтобы она, Матильда, продала драгоценности, дескать, ей все равно они не нужны. Ей хватит и дома, а они зато сумеют поправить свои дела, то есть купят нормальную квартиру, поменяют машину и заживут по-человечески. А старуху они не бросят, подкинут деньжат, если понадобится.

      Матильда Васильевна тогда очень рассердилась. Нет уж, сказала она племяннику, вот когда она помрет, то все ему оставит, тогда пускай делают что хотят. Хотя она лично надеется, что племянник не спустит фамильные драгоценности за бесценок, чтобы купить своей жене очередную шубу или что там еще… Ольга, очевидно, прознала об этом разговоре, впрочем, это даже хорошо.

      Только после этого Ольга перестала бывать в Комарове. А потом они с Сергеем стали ссориться, и хорошо, что расстались. Уж очень горько было думать старой женщине, что жена племянника станет носить её любимые вещи…

      Эта девочка совсем не такая, она была бы Сергею хорошей женой.

      — Возьми, девочка, от меня на память! — внезапно сказала Матильда Васильевна и протянула Лене так понравившуюся ей брошь в виде веточки, — будешь меня вспоминать… Только никому не говори пока…

      Лена не поняла, что значит это «пока», но приняла подарок с благодарностью, а старуха подумала, как хорошо было бы, если бы все её драгоценности со временем достались этой славной неиспорченной девочке.

      Лена не знала, о чем думает старуха, её занимали совершенно другие мысли. Сергей в последнее время стал сильно нервничать, что-то у него не ладилось с работой, он конфликтовал с начальством, хотел уходить из той газеты. Дело о разводе тоже застопорилось, Ольга не хотела уступить ни в чем, требовала каких-то денег, не соглашалась на размен квартиры.

      И Лена поняла, что сейчас сообщение о её беременности было бы Сергею совершенно некстати. Умнее всего было бы ей самой разобраться, ведь в конечном итоге это её проблемы. Ребенок сейчас не ко времени, но Лена закрывала глаза и видела толстенького кудрявого мальчишку с голубыми глазами. Сердце сжималось от мысли, что она никогда не увидит его воочию. И Лена все оттягивала окончательное решение.

      В очередной приезд в Комарове Лена перехватила заинтересованный, понимающий взгляд Матильды Васильевны. Она поняла, что старуха своим, опытным женским взором разглядела произошедшие в ней перемены и отнеслась к событию более чем благосклонно. Это было к лучшему — в лице тетки Сергея Лена приобретала опытного и доброжелательного союзника. При прощании старуха отвела её в сторону и тихо сказала:

      — Деточка, приезжай ко мне послезавтра вечером. Одна, без Сергея. Я хочу с тобой поговорить.

      Дело было в воскресенье, и Лена знала, что по вторникам старуха играет в преферанс в доме своего комаровского соседа, пожилого профессора-филолога. Эти еженедельные посиделки были давней, многолетней традицией, никогда не нарушавшейся, и Лена спросила Матильду Васильевну, как же будет с преферансом.

      — Ах, деточка, — проговорила Матильда своим глубоким выразительным басом, — традиции на то и существуют, чтобы их нарушать! Тем более что повод для нашего разговора очень важный и очень радостный. Я ведь не ошибаюсь?

      — Не ошибаетесь, — проговорила Лена неожиданно легко.

      — Ну так приезжай часам к девяти, я вернусь с преферанса пораньше. А потом переночуешь у меня, вернешься в город утром.

      На том и порешили.

      Лена провозилась с какими-то делами, опоздала на восьмичасовую электричку и приехала в Комарове только в одиннадцатом часу.

      Пока она дошла до дачи Матильды Васильевны, начало темнеть. Лена шла радостная, словно камень свалился с души. Она так устала быть наедине со своей проблемой, что теперь с радостью передоверит её Матильде Васильевне. Старуха хорошо к ней относится, и Сергей её уважает. Она научит Лену, как правильно поговорить с Сергеем. Все будет хорошо.

      Это был последний легкий и радостный вечер в её жизни.

      Она открыла калитку и удивленно взглянула на дом. В окнах не было света, только по одному из них пробежал смутный отсвет, как будто внутри кто-то светил электрическим фонариком.

      Лена подумала, что старуха забыла о своем приглашении и засиделась за преферансом. Она решила подождать её в саду, но на всякий случай громко окликнула:

      — Матильда Васильевна, вы дома?

      Ответом на её крик был странный шум в доме, как будто там что-то уронили, затем прозвучали быстрые шаги, и через несколько секунд на пороге появился мужской силуэт.

      Очень худая фигура, светлая рубашка и светлые волосы на фоне темного дверного проема вот и все, что девушка смогла разглядеть в сгущающихся сумерках. Удивленная, она крикнула:

      — Сережа, что случилось?

      Но мужчина ничего не ответил и бросился бежать вокруг дома, чтобы не столкнуться с ней. Он нырнул в густые кусты сирени, и по треску и скрипу Лена поняла, что перемахнул через забор.

      Очень встревоженная, Лена бросилась к дому.

      В темноте миновав веранду, она включила свет в коридоре и вбежала в комнату Матильды Васильевны. Здесь царил ужасающий разгром. Всегда до педантизма аккуратная, сверкающая чистотой комната была перевернута вверх дном, содержимое шкафов выброшено на пол, старомодные, но удивительно респектабельные наряды старушки валялись повсюду, смятые, испачканные и разорванные.

      В первый момент Лена на заметила саму хозяйку.

      Матильда Васильевна лежала на полу возле дивана. Она ещё дышала и странным, однообразным, механическим жестом двигала левой рукой. Возле неё лежала пустая шкатулка с оторванной крышкой. Лена склонилась над старухой и попыталась приподнять её тяжелую, мелко трясущуюся голову. Старуха увидела её, и в глазах мелькнуло узнавание и горечь. Она разомкнула губы и попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только нечленораздельный, булькающий звук.

      Тогда Матильда Васильевна невероятным усилием подняла руку и показала на что-то, находящееся у Лены за спиной. Лена повернулась, чтобы посмотреть, на что та показывает. За спиной девушки было окно, задернутое ситцевой занавеской.

      Лена перевела взгляд в сторону. Рядом с окном на стене висела фотография в деревянной рамке. Сергей, совсем ещё мальчик, стоял на крыльце этого самого комаровского дома.

      — Это был Сергей? — с ужасом спросила Лена, поворачиваясь к Матильде Васильевне.

      Но глаза старухи остекленели, тяжелая рука упала, и Матильда Васильевна перестала дышать.

      Лена вскочила.

      Она была в ужасе; Происшедшее не умещалось в её сознании.

      Неужели Сергей ограбил свою тетку?

      Ведь он прекрасно знал, что по вторникам она играет в карты, и мог воспользоваться её отсутствием, а когда Матильда вернулась раньше обычного, он ударил её и сбежал.., хотя, может быть, он к ней не прикасался, а старуху хватил удар, когда она застала в доме любимого племянника за грабежом.., много ли надо старому человеку?

      Лена не могла поверить очевидному.

      Сергей, такой славный, сердечный, любящий., неужели он способен на такое? И зачем, зачем он это сделал? Ведь Матильда Васильевна всегда говорила, что все достанется племяннику, что Сергей — её единственный наследник.

      Но как неоспоримое доказательство совершенного преступления перед ней лежала пустая шкатулка из-под старухиных драгоценностей. И этот силуэт на фоне окна… Лена же его видела…

      Матильда Васильевна хранила свои украшения в этой самой шкатулке. Старуха сама не раз показывала их. Прежде Лена не задумывалась об их ценности, но помнила замечательные опаловые серьги, и кольцо с некрупным бриллиантом, и крупную брошь с камеей, и много других вещей, не таких ценных.., и вот теперь оказалось, что цена этих драгоценностей — человеческая жизнь…

      Перед внутренним взором Лены снова встала картина, которую она увидела, подходя к крыльцу: мужская фигура в дверном проеме, светлые волосы, рубашка, белеющая в полутьме.., неужели это был Сергей?

      Лена подошла ближе к телу старухи. Та не дышала. Лена взялась было за трубку телефона, чтобы вызвать милицию, но потом подумала, что же она скажет этим людям, которые приедут. Каким образом она очутилась на даче? Сказать, что старуха сама её пригласила на ночь глядя? Могут не поверить, тем более что все знали об игре в преферанс по вторникам. Да ещё Лена никому не говорила о том, что собирается на дачу. Сказать в милиции, что видела человека, похожего на Сергея? Тем более не поверят…

      Она тихонько выбралась из дома, закрыла за собой калитку и опомнилась только на станции, откуда позвонила в милицию по автомату перед самым приходом городской электрички.

      Ночь прошла без сна. Лена металась в жару, перед глазами стояло лицо умершей старухи.

      Лена со страхом ждала утренней встречи с Сергеем.

     

            * * *

     

      — Это все? — спросила Надежда, когда Лена закончила рассказ, — значит, ты заподозрила человека, которого любила, в том, что он ограбил собственную тетку и довел её до инсульта, и по этому поводу трусливо сбежала в Зауральск? Значит, ты видела его той ночью, но не окликнула, так что уверенности у тебя все же нет…

      — Я нашла там, на земле возле двери на веранду, его ключи, — сказала Лена тихо, — это были точно его ключи, потому что там был такой брелочек, розовая белочка… Я сама ему её подарила… А когда на следующий день я спросила его, где ключи, он сказал, что потерял их.

      И вообще страшно смутился, когда рассказывал, как провел тот вечер… То есть он мямлил и отводил глаза, а потом, когда я потеряла терпение, закричал на меня. У него, дескать, умерла тетка, а я устраиваю допросы, как в милиции.

      — Значит, в милиции его тоже подозревали? оживилась Надежда.

      — Нет.., потому что он сказал там, что был весь вечер со своей женой…

      — И что, действительно так и было?

      — Откуда я знаю! — крикнула Лена. — Я его об этом не спрашивала!

      — Все ясно, ты возревновала, — констатировала Надежда. — А тебе не пришло в голову все ему рассказать откровенно? Так, мол, и так, была в Комарове поздно вечером, видела человека, похожего на тебя, любимый. И позволь спросить, что ты там делал? Зачем тебе понадобилось грабить родную тетку?

      — Легко вам сейчас говорить. А я испугалась.

      Ведь я тоже была там, и тогда было бы его слово против моего. К тому же…

      — К тому же, — перебила догадливая Надежда, — ты подумала, что раз он тебе соврал насчет того, что с женой не видится, а сам провел с нею ночь, то и все остальное может быть ложью. Так?

      — Может быть… — прошептала Лена.

      Они помолчали.

      — Да, тяжелый случай… — произнесла наконец Надежда только для того, чтобы что-то сказать, — значит, ты ему так и не сказала про ребенка?

      Лена, услышав в голосе Надежды осуждающие нотки, горестно поникла головой.

      — Я была просто в шоке и уехала домой, чтобы немного прийти в себя. А потом внезапно умер отец — обширный инфаркт. Мама заболела, и я полностью сосредоточилась на семейных делах. Когда мама узнала, что станет бабушкой, она просто воспряла духом. Сказала, что одна душа ушла, а другая пришла… Димка совершенно особенный ребенок, — в голосе Лены звучала материнская гордость, что Надежда одобрила — так и должно быть. — Вы представляете, он научился читать в четыре года! тараторила Лена. — А сейчас ему ещё нет шести, но он сам пытается читать «Гарри Поттера!»

      И сильный такой, занимается гимнастикой и плаванием! Так плавает отлично, на соревнованиях в своем возрасте первое место занял!

      — Все равно не могу понять, почему ты притащилась в Петербург, встретив бывшую жену отца твоего ребенка. Она-то тут при чем? упрямо сказала Надежда.

      — Понимаете.., я тогда в «Кедровой пади» увидела у неё на шее кулончик. Такой темно-зеленый камень на золотой цепочке, кажется яшма…

      На ней был костюм, очень дорогой, травянистого цвета, с большим вырезом, и кулон сразу бросился мне в глаза. В общем, он был тот самый, от Матильды Васильевны… Она показывала мне его в числе других драгоценностей. Камень не слишком ценный, зеленая яшма, но очень красивая оправа и цепочка старинного плетения…

      Он никак не мог быть у нее, потому что Сережа.., он знал, что Матильда Васильевна терпеть не могла его жену. Он знал, что она в гробу перевернется, если его жена наденет что-нибудь из её вещей!

      — Так-так, — Надежда испытующе поглядела Лене в глаза, — стало быть, ты поверила, что человек, которого ты любила, мог ограбить собственную тетку, но никак не могла поверить, что он отдал драгоценности своей бывшей жене… Что-то у нас концы с концами не сходятся…

      — Не знаю! — рыдающим голосом вскрикнула Лена. — Ничего я не знаю! Он мог поехать за мной, мог написать или позвонить! Он этого не сделал, я была ему не нужна…

      — Он же не знал про ребенка, — напомнила Надежда, — а впрочем, я тут не судья…

      — Я подумала, что смерть Тани — это знак. Что раз мне суждено поехать в Петербург, то я должна раз и навсегда разобраться в этой истории. Потому что я уже не могу с этим жить…

      — Ну-ну, — сказала Надежда, — не раскисай.

      Разберемся мы во всем, обязательно разберемся.

      Ты только глупостей не делай, а то эти, из «Варианта», раньше успеют с тобой разобраться.

      Она взглянула на часы и тяжко вздохнула.

      Стрелки неумолимо бежали к обеду.

      — Ладно, мне вообще-то идти нужно. Сегодня никак не могу задержаться, дома ничего не сделано. Вот что, дай мне честное слово, что никуда не выйдешь из дому. После моего ухода закройся на все замки и сиди тихо. По телефону будешь отвечать только мне.

      — Как я узнаю, что это вы? — спросила Лена.

      Надежда на мгновенье задумалась, потом просияла:

      — Отсчитай десять звонков, потом на одиннадцатом снимай трубку! Думаю, у моих знакомых недостанет терпения звонить так долго. А сейчас попрощаемся до завтра. Я приду утром, подумаем, что можно сделать.

      Очутившись на лестничной площадке, Надежда послушала, как повернулся ключ в замке и подумала, не наведаться ли к соседке Марии Петровне и не попросить ли её присмотреть за девушкой. Уж очень ей не нравилось выражение глаз Лены, какое-то оно было полубезумное. Соседка Мария Петровна — бодрая пенсионерка — была известна в их доме замечательным умением наблюдать и анализировать эти наблюдения с большой скоростью. Надежда хранила у неё запасной комплект ключей от своей квартиры — на случай собственной забывчивости.

      Но с другой стороны, тогда Марии Петровне нужно будет объяснять, что к чему. А Надежда сама ещё не все понимает в этой запутанной истории, так что вряд сумеет объяснить внятно. Нет, что-то ей подсказывало, что лучше не посвящать в это сомнительное дело посторонних.

      С тяжелым сердцем она вернулась домой, по дороге забежав в магазины. С тяжелым сердцем занималась она неблагодарными домашними делами, которые никогда не кончатся, хоть вкалывай с утра до вечера.

     

            * * *

     

      — М-м-м… — Николай Уточкин, он же Маслов, он же Ложкин, замычал во сне и попытался натянуть на себя одеяло. Одеяло почему-то зашуршало и порвалось, а назойливый голос, врывавшийся в его сон, стал ещё громче.

      — Колян, вставай, тетеря сонная, все на свете проспишь!

      Николай заворочался и открыл один глаз.

      Изображение закружилось, медленно притормозило, и он увидел над собой лысого, как колено, мужика средних лет — коллегу и соседа по «лягушатнику» Вячеслава Захаровича Пробкина. Пробкин тряс Николая за плечо и озабоченно повторял:

      — Да вставай же ты, проклятьем заклейменный!

      Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

      Уточкин застонал. Пробуждение было ужасным. Голова раскалывалась, как пустой кокосовый орех, и гудела, как колокол на Пасху. Во рту был такой вкус, как будто там только что прошла походным маршем пехотная дивизия. Он ещё раз попытался натянуть на себя одеяло, чтобы отгородиться от кошмарной действительности, но одеяло снова порвалось, и Николай осознал, что пытается укрыться кипой бракованной газетной бумаги.

      — Захарыч, — простонал триединый страдалец, — пивка бы мне холодненького…

      — Пивка! — передразнил его коллега. — Сейчас тебе Ракитин холодного пива поднесет! И пива, и кофе, и какавы с чаем! Он тебя уже второй час по всей редакции разыскивает!

      — Ракитин? — с ужасом повторил Николай.

      Он вспомнил вчерашнее столкновение с начальником, вспомнил его обещания, вспомнил, что должен был накануне закончить срочный материал на сто двадцать строк, и масштабы трагедии вырисовались перед ним во всем своем ужасающем величии, отдаленно напоминая Большой Кавказский хребет.

      — Ракитин! — ещё раз повторил журналист и героическим усилием заставил себя подняться на ноги.

      Полутемная комната наборной, в которой его накануне сморил непобедимый сон, поплыла перед глазами. Николай схватился за ближайший стол и снова мучительно застонал.

      — Ты хоть умойся, герой, — сочувственно проговорил Захарыч, оглядев коллегу, и покачал лысой головой.

      Николай с трудом добрался до туалета и подставил голову под струю холодной воды. Жить стало немножко легче, в голове прояснилось, и оттого ужас положения стал ещё отчетливее.

      Но делать нечего — нужно было идти к начальнику и принимать свою порцию синяков и шишек.

     

            * * *

     

      Сергей Сергеевич Ракитин поднял голову, и его лицо перекосила гримаса отвращения.

      — Я тебя обещал уволить к чертям собачьим? проговорил он нарочито спокойным голосом, который, однако, нисколько не обманывал Николая и не скрывал ярости, которая кипела в душе у заместителя Главного.

      — Сергей Сергеевич, но я…

      — Что — ты? — прогрохотал Ракитин, — ты в зеркало сегодня смотрелся? Ты морду свою сегодня видел?

      Вот это как раз Николай сегодня делал. Вытащив голову из-под ледяной воды, он подошел к зеркалу, но не сразу узнал собственное отражение. Сначала ему померещилось, что это кто-то другой заглядывает в зеркало из-за его плеча — какой-то старый, изможденный жизнью бомж с красными, как у больного сенбернара, глазами, с опухшей от хронического пьянства физиономией и такими мешками под глазами, что в них, наверное, можно было нагрузить килограмм по пять картошки. В довершение удручающей картины на левой щеке журналиста отпечатался заголовок рубрики «Светская хроника». Правда, заголовок отпечатался задом наперед, в зеркальном изображении, но Николай смотрел на него тоже в зеркало и прочитал без затруднения.

      С этим последним несчастьем он справился оттер надпись мокрым носовым платком, но все остальное было ему не под силу.

      И вот теперь Николай стоял перед начальником, понурившись, и ожидал решения своей судьбы.

      — Ты помнишь, что должен был сдать в номер материал на сто двадцать строк про наркоманию в школах? — гремел Ракитин. — Хорошо, выпускающий успел развернуться, поставил вместо твоих малолетних наркоманов заметку про злоупотребления в зоопарке! Сколько можно? Я тебя вчера предупреждал. Это был последний раз.

      — Но Сергей Сергеевич… — проныл Николай, я вас клятвенно заверяю, это не повторится…

      — Мне твои клятвы надоели! Конечно, это не повторится, потому что ты у нас больше не работаешь! Ты уволен! И я постараюсь сделать так, чтобы тебя не взяли ни в одну приличную газету!

      Ракитин опустил голову и уткнулся в свои бумаги, тем самым давая понять, что разговор закончен.

     

            * * *

     

      Референт директора центра «Вариант» поправил пепельные волосы и в упор посмотрел на журналиста.

      — Зачем вы разыскиваете Ольгу Теодоровну?

      Николай на мгновение растерялся. Действительно, зачем он искал эту женщину? Ведь его уволили из газеты совершенно по другому поводу, статья про любвеобильного профессора здесь ни причем…

      — Она заказывала мне несколько месяцев назад одну статью… — повторил он без энтузиазма, — статью про профессора, который развлекался с аспиранткой…

      — Что значит — заказывала? — глаза референта округлились, брови удивленно поползли вверх.

      — Ну.., понимаете.., она заплатила за то, чтобы я написал эту статью и протолкнул в номер…

      — Но ведь это совершенно безнравственно! проговорил референт в священном ужасе, — разве можно торговать печатным словом? Совершенно неудивительно, что вас уволили с работы!

      Николай с интересом уставился на своего собеседника. Как его зовут.., какое-то простое имя, но никак не удается его вспомнить. Во дает, какой устроил цирк! Безнравственно! Какие слова знает! Тоже мне, святой угодник нашелся! И откуда он, интересно, знает, что Николая уволили? Еще и двух часов не прошло, как Ракитин подписал приказ!

      — Меня не только уволили, — Николай опустил глаза, разглядывая узор древесины на крышке стола, — Ракитин пообещал, что меня не возьмут ни в одну приличную газету.

      — Я его понимаю, — референт тяжело вздохнул, — пресса — это четвертая власть. У журналиста должны быть чистые руки, холодное.., ну, хотя бы чистые руки, этого уже достаточно.

      «Ну, пошел мораль читать! — подумал Николай, спрятав под стол свои не слишком чистые руки, — теперь надолго заведется!»

      Он вспомнил, что референта зовут Олег Михайлович, но почему-то снова забыл это простое имя. Зато он вспомнил то, ради чего, собственно, пришел сюда, в центр «Вариант», ради чего искал женщину с редким отчеством Теодоровна и что заставит этого непроницаемого референта говорить с ним серьезно, без этих издевательских шуточек, без разговоров о нравственности и чистых руках.

      — Она вчера приходила ко мне, — проговорил он вполголоса, придвинувшись поближе к своему загадочному собеседнику.

      — Кто? — спросил референт, наоборот, инстинктивно отстранившись от журналиста.

      — Девушка.., она представилась дочерью того профессора, о котором статья, но мне кажется, она врала. Она просто вынюхивала, выведывала, расспрашивала меня…

      — О чем? — с интересом спросил референт.

      Николай заметил этот интерес и обрадовался: он хоть чем-то смог зацепить этого холодного человека.

      — Не о чем, а о ком. Она расспрашивала меня об Ольге Теодоровне.

      — Так, — референт опустил глаза и достал из кармана тяжелую, красивую ручку, — и как же она выглядела, эта девушка?

      — Довольно высокая, стройная, — начал Николай, — глаза темные, стрижка короткая, отдельные пряди выкрашены в зеленый и бордовый цвет, одета в джинсы и тонкий свитер…

      — Вы раньше не работали в милиции? — .осведомился референт, откручивая колпачок своей ручки.

      — Бог миловал, — притворно испугался Николай, — а что?

      — Описание характерное, — референт усмехнулся, — хоть сейчас в протокол или в ориентировку на розыск…

      — Я журналист! — высокомерно ответил Уточкин.

      — Были, — вернул мяч референт и надолго замолчал.

      Когда Николай уже решил, что о нем забыли, референт убрал ручку в карман и проговорил:

      — Значит, она расспрашивала вас об Ольге Теодоровне?

      Бывший журналист кивнул, не понимая, к чему клонит его собеседник. Неожиданно он снова вспомнил, что непроницаемого референта зовут Олегом Михайловичем.

      — Вы сможете это подтвердить? — референт уставился на Николая немигающим проницательным взглядом.

      — Подтвердить? — Николай окончательно растерялся. — Зачем подтвердить? Кому?

      — Тем, кто будет вас спрашивать. Допустим, сотрудникам тех самых органов, в которых вы никогда не работали, — по губам референта прозмеилась еле уловимая улыбка.

      — А я должен? Должен это подтвердить?

      — Мне нравится такая постановка вопроса, референт откинулся на спинку стула, разглядывая Николая, будто только сейчас его увидел, и снова достав из кармана свою ручку, — да, вы должны это подтвердить, как всякий законопослушный гражданин. И не волнуйтесь; ваш Ракитин не всемогущ, он не сможет закрыть перед вами все дороги. А нам нужны толковые журналисты…

     

            * * *

     

      Когда Николай покинул кабинет референта, открылась другая, незаметная дверь, и в комнату вошла женщина.

      — Вы все слышали? — осведомился референт, привычным жестом поправив пепельные волосы.

      Женщина кивнула и села на стул, на котором только что сидел отставной журналист.

      — Вне всякого сомнения, это ваша знакомая.

      Олег Михайлович не ждал ответа, и женщина промолчала. Без всяких слов было ясно, что к журналисту приходила та самая девушка, которая уже дважды посещала «Вариант».

      Выдержав небольшую паузу, референт продолжил:

      — Ее активность становится по-настоящему опасной. Думается, пора принять достаточно решительные меры.

      — Если позволите, — женщина инстинктивно понизила голос, — я предложила бы вот какую операцию..

      Олег Михайлович умел слушать. Он искренне считал это качество самой сильной своей стороной и вообще был уверен, что в любой области добиваются успеха те, кто умеет молчать и слушать, а те, кто предпочитает говорить, обречены оставаться хроническими неудачниками.

      И сейчас он внимательно слушал свою собеседницу. Но чем дольше он её слушал, тем более благосклонным становилось его лицо. Когда она закончила, референт откинулся на спинку кресла и посмотрел на женщину с новым интересом.

      — Неплохо, — проговорил он после минутного» раздумья.

      В его устах это была самая высокая похвала.

      — Одна деталь неясна, — продолжил Олег Михайлович после ещё одной недолгой паузы, для осуществления этой операции нам нужно вступить в контакт с вашей знакомой, а наши орлы потеряли её и до сих пор не могут снова найти.

      — Если позволите, — снова сказала женщина и продолжила:

      — Судя по докладу службы внешнего наблюдения, с которым вы меня ознакомили, её потеряли в этом месте, — она ткнула кончиком остро заточенного карандаша в крупномасштабный план города, — и после этого она не появилась ни на одной из ближайших улиц. Можно предположить, что наша знакомая скрылась в одном из домов этого квартала, — женщина нарисовала на карте аккуратный кружок.

      — Вы представляете, сколько людей здесь живет! — проговорил референт, поморщившись.

      — Я же не предлагаю вам проводить облаву.

      Давайте устроим постоянное патрулирование этого квартала двумя-тремя машинами, и я не сомневаюсь, что мы её обнаружим. Ведь мы имеем дело с молодой женщиной, и она вряд ли долго высидит взаперти!

      «Вы — тоже молодая женщина, — подумал Олег Михайлович, — но я не сомневаюсь, что в случае необходимости сможете сидеть в засаде столько, сколько понадобится. Как кошка перед норой мыши.., точнее, как ядовитая змея.., допустим, кобра…»

      Вслух он, конечно, ничего подобного не сказал, но решил для себя быть впредь особенно осторожным с этой многообещающей женщиной.

     

            * * *

     

      Когда дверь за Надеждой Николаевной захлопнулась, Лена почувствовала себя совсем плохо. То есть она и так-то была в ужасном состоянии после вчерашней встречи на пустынной ночной улице, когда Сергей появился так неожиданно и спас её от тех мерзавцев. Теперь же, после того как она в подробностях пересказала всю историю шестилетней давности Надежде Николаевне, ей стало ещё хуже.

      Воспоминания ожили, и теперь, чувствуя молчаливое неодобрение Надежды, Лена взглянула на себя другими глазами. Не случайно Надежда Николаевна скептически поджимала губы, слушая Лену, она явно не одобряла её поведения. Тогда. шесть лет назад, она была полной дурой. В её оправдание говорит только то, что трагические события повергли её в шок. Она была совершенно одна, да к тому же беременна, а такое состояние не способствует интенсивной работе мысли. Она сбежала к единственному близкому человеку — к маме, а куца ещё было бежать? Где преклонить голову?

      Но все же ребенок, родившийся у нее, не знает своего отца. И Лена не раз горевала по этому поводу. И вот, когда она увидела Ольгу Ракитину там, в Зауральске, преуспевающую и надменную, дорого и со вкусом одетую, да ещё с кулоном Ма-. тильды Васильевны на шее, в Ленину душу змеей вползли сомнения. Ей мучительно захотелось выяснить все раз и навсегда. Но подойти к Ольге просто так она не могла, та унизила бы её, оскорбила, да наконец просто послала бы подальше.

      Еще и нажаловалась бы Лениному начальству. Но смерть Тани явилась знаком. И Лена решила: раз они так, то и я буду безжалостной.

      Но когда судьба совершенно случайно свела её с Сергеем на ночной улице, Лена совершенно потеряла голову. Против воли она подумала, что, возможно, Сергей ни в чем не был виноват тогда, шесть лет назад? И тогда она сама сломала собственную жизнь и жизнь своего сына…

      И вместо того, чтобы раз и навсегда все выяснить, чтобы откровенно рассказать Сергею все, она не нашла ничего лучше, чем позорно бежать. Правильно сказала Надежда — трусливо бежать.

      Занимаясь самобичеванием, Лена не сидела на месте, а бегала по комнате, как тигр по клетке.

      Она открыла окно, потому что было душно, поискала в сумочке сигареты, но нашла только пустую пачку. Она не сможет высидеть в четырех стенах больше ни минуты! Нужно выйти хотя бы за сигаретами!

      Лена натянула джинсы, кое-как причесалась и вышла из дома, забыв поздороваться с соседкой, которая с любопытством на неё поглядела и пожала плечами.

     

            * * *

     

      На улице было душно, как перед грозой. Лена растерянно оглядывала улицу в поисках ларька, где продают сигареты. Она перешла на теневую сторону улицы, но там тоже было душно. А потом солнце скрылось за облаками, и Лене вдруг показалось, что это на нее, на её жизнь надвигается черная и лохматая туча, от которой нет спасения. Она увидела в витрине свое отражение — бледная худая незнакомая девица с ужасной стрижкой и совершенно безумными глазами. Нужно скорее зайти куда-нибудь и постараться взять себя в руки.

      В кафе было тихо и малолюдно. Лена заказала кофе, какое-то пирожное и сигареты и подумала, что посидит тут, успокоится, а то вид у неё очень подозрительный, как бы в милицию не забрали…

      Лена не успела додумать эту мысль до конца, потому что к её столику подошла официантка.

      Она составила на стол чашку кофе, тарелочку с пирожным, положила ложечку, порционный пакетик сахара и маленький мобильный телефон.

      — А это что такое? — удивленно спросила Лена.

      Официантка пожала плечами:

      — Мужчина просил вам передать.., может, вы его где-то забыли?

      — Какой мужчина?

      — Вон тот… — официантка обернулась и растерянно закрутила головой, — да где же он.., только что был…

      Лена проследила за её взглядом. За столиком возле дверей оживленно разговаривали две нарядные девушки старшего школьного возраста, расправляясь с вазочками разноцветного мороженого. Никакого мужчины не было.

      И вдруг телефон зазвонил.

      Точнее, раздались мучительно знакомые аккорды.

      «Над небом голубым есть город золотой…»

      Первые такты той самой песни.

      — Это вас? — полувопросительно проговорила официантка.

      — Да, — Лена схватила трубку. Она не сомневалась: это — её. И она знала, чей голос сейчас услышит. Но она ошиблась.

      В трубке звучал тихий, нарочито приглушенный, но безусловно женский голос.

      — Ну, здравствуй, — прошелестел этот голос, давно не виделись! Целых шесть лет! Или нет… кажется, ты меня видела не так давно…

      — Что.., что вам.., что тебе нужно? — отозвалась Лена срывающимся голосом. Она покосилась на официантку, и ту словно ветром сдуло.

      — Мне? Мне ничего не нужно, — насмешливо прошелестела трубка, — ровным счетом ничего!

      А вот тебе.., ты думаешь, что спрятала своего ребенка достаточно надежно?

      — Причем здесь ребенок? — вскрикнула Лена.

      Лицо её побелело, а руки так задрожали, что она едва не выронила телефон.

      — Действительно, ребенок ни при чем.., и будет очень печально, если он пострадает из-за твоей глупости и неумеренного любопытства.., будет очень несправедливо…

      — Чего ты хочешь? — проговорила Лена, понизив голос, потому что посетители кафе начали оборачиваться на нее.

      — Ну вот, опять! Чего я хочу! Да ничего я не хочу! А вот если ты хочешь, чтобы твой ребенок не пострадал, немедленно приезжай по адресу Седьмая Советская, дом двенадцать, квартира шесть.., запомнила?

      — Запомнила, — едва слышно отозвалась Лена.

      — Да, думаю, запомнила, — насмешливо проговорил шелестящий голос, — думаю, очень хорошо запомнила.., ты ведь не хочешь, чтобы ребенок пострадал! И вот ещё — не теряй времени!

      Поезжай сейчас же! Сию минуту!

      Она могла этого и не говорить.

      Лена вскочила, бросила на столик деньги и стрелой вылетела из кафе.

      Официантка и девчонки за столиком возле дверей проводили её удивленными взглядами.

      На улице она замахала руками, как ветряная мельница крыльями, и — о чудо! — возле неё тут же остановилась машина, предупредительно распахнув дверцу.

      — Седьмая Советская, дом двенадцать! — крикнула она, даже не рассмотрев водителя.

      — Зачем же так кричать, — отозвался тот, — мигом доставим!

      Машина мчалась по городу, проскакивая перекрестки на красный свет и превышая все мыслимые ограничения скорости, но Лене тем не менее казалось, что она ползет, как черепаха.

      — Быстрее, пожалуйста, быстрее! — то и дели повторяла она, просительно складывая руки.

      — Куда уж быстрее, — отзывался водитель, закладывая страшный вираж и подрезая сверкающий «мерседес», — и так гоню, как на «Формуле-1»!

      Прошло минут пятнадцать, показавшиеся Лене бесконечными, и машина затормозила, страшно взвизгнув тормозами.

      — Приехали, — проговорил Водитель, вытирая пот со лба и откидываясь на спинку сиденья.

      Лена протянула ему деньги и бросилась к подъезду.

      Нужная квартира оказалась на четвертом этаже.

      Задыхаясь от быстрого бега, а ещё больше от волнения, Лена нажала на кнопку звонка.

      Трель гулко раскатилась за дверью, но на неё никто не отозвался.

      Лена позвонила ещё и ещё раз, но по-прежнему никто не открывал дверь.

      После безумной гонки по городу, после бега по лестнице эта непонятная задержка казалась особенно странной и пугающей. Зачем было так торопить её, если здесь никого нет?

      Сердце билось в каком-то неподобающем месте.

      Ноги едва держали девушку.

      Чтобы не упасть, она облокотилась на дверь…

      И дверь с едва слышным скрипом открылась.

      Лена вошла в квартиру и поразилась царящей в ней глухой, пыльной и затхлой тишине.

      Так тихо бывает только в совершенно пустых квартирах, где не скрипит под чьей-то ногой половица, не раздается приглушенный кашель, не шелестят переворачиваемые страницы книги.

      Неожиданно Лена услышала какой-то неровный, нервный стук.

      Она прислушалась, пытаясь найти его источник.., и с изумлением поняла, что это стучит её собственное сердце.

      Этот звук был единственным, нарушавшим тишину в этой квартире.

      Умом она понимала, что здесь никого нет, что нужно немедленно уходить, но тут же вспоминала тихий, шелестящий голос в трубке мобильного телефона: «Если ты хочешь, чтобы ребенок не пострадал, немедленно приезжай…»

      Она вспоминала эти слова и шла дальше.

      В прихожей было пусто. На всех вещах лежала тонкая пленка пыли, нежная и бархатистая, как кожица персика.

      Лена открыла одну из дверей.

      Перед ней была гостиная — нарядно и современно обставленная, с диванами и креслами, обитыми мягкой дорогой кожей, с пушистым ковром.

      В углу тускло отсвечивал огромный экран телевизора и возвышались колонки дорогого музыкального центра.

      В комнате никого не было.

      Лена почему-то старалась не шуметь — как будто в квартире был тяжело больной или просто спящий человек, которого она боялась разбудить.

      Она бесшумно прикрыла дверь гостиной и осторожно открыла следующую дверь.

      Это была спальня. Широкая кровать, покрытая пятнистой тканью, подражающей шкуре леопарда, зеркальный туалет, заставленный бесчисленными баночками и тюбиками косметических средств. На стене — большой натюрморт в светлых тонах — букет полевых цветов в глиняном кувшине, клетчатая полотняная скатерть.

      Здесь тоже никого не было.

      Следующая дверь вела на кухню.

      Лена почему-то очень не хотела её открывать, просто рука не поднималась. Она медленно двигалась, как будто воздух уплотнился и сопротивлялся каждому движению. Ей стало по-настоящему страшно.

      Но она вспомнила тихий шелестящий голос, который едва слышно проговорил: «Ты ведь не хочешь, чтобы твой ребенок пострадал!»

      Лена толкнула дверь и вошла на кухню.

     

            * * *

     

      Кухня была большая, очень нарядная, прекрасно оборудованная. Бледно-сиреневый кафель прекрасно сочетался с лиловыми и темно-розовыми дверцами шкафов. Тусклым серебром и полированной бронзой отсвечивала дорогая бытовая техника.

      Не подходил к этому великолепию только запах.

      Собственно, запахов в этой роскошной кухне было много, здесь пахло и хорошим кофе, и пряностями — корицей, гвоздикой, кардамоном, и какими-то незнакомыми Лене ароматными травами, и хорошим душистым деревом, но к этому букету уютных и вкусных запахов примешивался ещё один, пугающий и тошнотворный. От этого запаха по коже девушки пробежали ледяные мурашки. Ей казалось, что этот запах разрушает спокойную гармонию этой кухни, как нарушил бы гармонию симфонического оркестра внезапно прозвучавший дикий скрежет дисковой пилы;

      Лене захотелось сейчас же уйти, покинуть эту квартиру, выйти на свежий воздух, отдышаться… но одновременно ей хотелось найти источник запаха, отвратительно-сладковатого и страшного…

      Она шагнула вперед и увидела за большим обеденным столом светлого дерева расползающуюся по кафельному полу темно-красную лужу. На мгновение ей пришла в голову дикая, абсурдная мысль. Она подумала, что этот цвет удивительно подходит к сиреневому кафелю, и тот, кто разлил по полу это темно-красное, обладал безупречным вкусом. Лена встряхнула головой, сбрасывая полуобморочную дурноту, она уже понимала, чем так странно и страшно пахло на кухне, понимала, что это за жидкость растекается по полу, но сделала ещё один шаг, чтобы разглядеть то, что лежало на полу за столом.., то, что пугало её и одновременно притягивало, как магнит, как иногда притягивает край бездонной пропасти или темная глубина омута.

      На кафельном полу лежала, раскинув руки, мертвая женщина.

      То, что она мертва, Лена поняла сразу — по странной, немыслимой для живого человека позе, по мутной пленке, затянувшей широко открытые глаза, по темно-красной луже, растекавшейся вокруг головы…

      И только мгновением позднее Лена узнала эту женщину.

      Ольгу Сербину — прежде Ольгу Ракитину, бывшую когда-то, в другой жизни женой Сергея.., женщину, разговаривавшую так недавно и вместе с тем так давно в зимнем саду гостиницы с Виктором Черепахиным. Сколько всего произошло с тех пор!

      Погиб Черепахин, погибла Таня, сама Лена приехала в Петербург, чтобы встретиться с Ольгой с глазу на глаз и задать ей несколько вопросов…

      И вот она перед ней, но ни на один вопрос больше не ответит.

      Мертвое лицо притягивало Ленин взгляд с удивительной, неестественной силой. С трудом переведя его в сторону, девушка увидела орудие убийства.

      Большой, тяжелый молоток для мяса лежал в полуметре от головы мертвой женщины. Не было никаких сомнений, что именно он послужил причиной смерти — молоток был в крови, и к нему прилипла темная прядь.

      Неожиданно Лена осознала невероятную вещь: Ольгу убили только что, не прошло ещё и нескольких минут. Лужа крови на полу ещё не перестала расползаться, и вокруг чувствовалось присутствие недавней смерти…

      Но это значит, что убийца ещё здесь! Ведь Лена никого не встретила на лестнице, никто не выходил из этой квартиры! Значит, убийца ещё здесь, рядом с ней, может быть, за её спиной;..

      Все эти мысли промелькнули в её голове за долю секунды. Казалось, время удивительно уплотнилось, сжалось, оно бежало с невероятной скоростью, но тело девушки, её реакции, наоборот, замедлились. Она начала поворачиваться, чтобы уйти, сбежать отсюда, покинуть эту комнату, пропитанную запахом крови, запахом смерти, но не успела повернуться к двери, когда на неё сзади напал кто-то невидимый, невидимый, но очень сильный. Твердые руки обхватили её, сдавили, а к лицу её прижали платок, пропитанный чем-то остро и неприятно пахнущим. Голова закружилась, в глазах потемнело, и Лена безвольно обвисла в сильных руках убийцы.

      В то мгновение, когда мир вокруг неё начал тускнеть, перед глазами Лены пронеслись бессмысленные, несвязные образы, и среди этих невразумительных картин она вдруг очень отчетливо увидела лицо своей погибшей подруги Тани Белолобовой.

      — Ты ведь.., ты ведь умерла… — чуть слышно проговорила Лена, едва шевеля губами, и на неё окончательно навалилось беспамятство.

     

            * * *

     

      Муж вернулся раньше обычного, страшно недовольный. Оказалось, что в здании, где находилась его фирма, случилась авария. Летом проходила плановая проверка батарей, и в процессе этой проверки одну батарею прорвало. Хлынула вода, хорошо, что холодная. Ужаснее всего, что случилось это в обеденный перерыв, когда в комнате никого не было, так что заметили все гораздо позже, когда сотрудники вернулись с обеда. Залило прилично, так что пришлось отключить электричество, чтобы не было замыкания. Впрочем, работать в этих условиях и так было совершенно невозможно. Женщины суетились, перетаскивали куда-то папки и канцелярские принадлежности, мужчины двигали столы и переносили компьютеры.

      Сан Саныч вернулся, чтобы дома спокойно поработать. Он наскоро перекусил и удалился в комнату внука, где стоял приличный компьютер.

      Надежда дождалась, пока он освободит телефон, и набрала номер своей квартиры. Выждав положенные десять гудков, она ничего не услышала. Тогда она повторила эту операцию ещё несколько раз, пока муж не крикнул недовольно, чтобы оставила телефон в покое, ему в Интернет не выйти.

      Надежда послушно положила трубку и поймала свое отражение в зеркале. Зеркало говорило ей, что она очень волнуется за Лену. И что как бы Надежда себя ни успокаивала — ну заснула, допустим, девушка, ночью-то не спала, — в глубине души она знает, что с Леной что-то случилось.

      Вспомнив отчаянный затравленный взгляд девушки, Надежда поежилась. Как бы она чего с собой ни сотворила в её квартире. Потом не расхлебаешь… Ох, подсунули ей проблему!

      Надежда подумала ещё немножко и поняла, что если сейчас она не узнает, что с Леной все в порядке, то всю ночь спать не будет, а если не дай Бог, с девушкой что случилось — в жизни себе не простит. Телефон молчал, как мертвый, да муж ещё ворчит, когда она звонит. Стало быть, нужно туда съездить, но как вырваться из дома? И в этот самый момент в прихожей появился Арчи.

      Он поглядел на Надежду и завыл, отираясь у входной двери. Такие звуки услышал даже Сан Саныч, он выбежал в прихожую и осведомился, что у них тут происходит.

      — Арчи нужно срочно гулять! — радостно заявила Надежда, — я сейчас…

      Муж воспротивился было, но поскольку у него была срочная работа, то он удалился в комнату с облегченным видом.

      Арчи не сопротивлялся, когда надевали намордник — видно, действительно торопился на прогулку. Однако когда они вышли во двор, он поглядел вопросительно.

      «Так куда тебе нужно идти? — спрашивал его взгляд, — пойдем скорее…»

      Надежда про себя поразилась, до чего умная попалась ей собака, и они пошли к остановке.

      На звонок в её квартире никто не ответил, только из-за соседней двери раздался бодрый лай, — это соседкин скотч-терьер Тяпа приветствовал Надежду как старую знакомую. Арчи немедленно гавкнул в ответ — не громко, вполсилы. Соседская дверь открылась, и Мария Петровна появилась на пороге собственной персоной.

      — Ты чего, Надя, ключи забыла?, — Да нет, я думала, Лена откроет, — ответила Надежда.

      — А ушла твоя гостья-то, ушла, — невозмутимо сообщила соседка, — мы с Тяпкой как раз с прогулки возвращались. Какая-то она была встрепанная, — с неудовольствием добавила Мария Петровна, — я с ней поздоровалась, так она даже не ответила… Что ли у молодых теперь так принято?

      — Да она из Зауральска, — невпопад ляпнула Надежда, но Мария Петровна вполне удовлетворилась таким объяснением и переключилась на Арчи. Арчи в отличие от Лены вел себя очень вежливо, вилял хвостом и пытался ткнуться носом в колени старушке. Мария Петровна поразилась его размерам, но в целом пса одобрила — она была закоренелая собачница.

      Надежда открыла дверь своим ключом, окликнула Лену. Ей никто не ответил, тогда она с налету проскочила в комнату. Там никого не было. Надежда покачала головой при виде валявшегося на диване пледа и неубранной подушки с несвежей наволочкой — сама она ни за что бы не оставила чужую квартиру в таком виде, уходя из нее. Но что могло случиться? Куда подевалась Лена?

      Надежда вернулась в прихожую. Арчи стоял на пороге, не давая двери закрыться. В квартире стоял застарелый запах кота Бейсика, поэтому Арчи малость оробел — он слишком хорошо помнил этого страшного зверя, который норовит при встрече расцарапать нежный собачий нос.

      — Заходи, не стесняйся! — пригласила Надежда.

      Арчи медленно вдвинулся в прихожую и занял её всю, хорошо, что Надежда успела проскочить на кухню. В противном случае она оказалась бы запертой в комнате.

      — Лежать! неуверенно сказала она, и Арчи, потоптавшись немного, отчего жалобно зазвенела посуда в серванте и упала галошница, все же умудрился лечь.

      На кухне Лены не было. Чашки, из которых они утром пили кофе, так и стояли на столе немытые. В ванне была разбросана косметика и расчески. Вздохнув, Надежда сказала себе, что в квартире, конечно, беспорядок, но непохоже, чтобы посторонние ворвались и похитили Лену.

      Тем более что и Мария Петровна видела её уходящей одну. Куда она могла уйти? Куда понесло её, расстроенную, совершенно деморализованную после всего случившегося? Надежда сказала себе, что больше всего Лену, пожалуй, взволновала вчерашняя встреча с бывшим любовником, то есть отцом своего сына. Мелькнула мысль отыскать по базе данных координаты Сергея Сергеевича Ракитина и препоручить его заботам девушку, во всяком случае позвать его на помощь.

      Пускай сами разбираются в своей любви, а у Надежды своих хлопот хватает. Но во-первых, возможно, в городе не один Сергей Сергеевич Ракитин, фамилия довольно распространенная.

      И что тогда делать? «Простите, это не у вас шесть лет назад была связь с Леной Березкиной?» Что могут ответить на такой вопрос? Правильно, пошлют подальше, и хорошо ещё если без мата.

      А во-вторых, даже если она случайно и попадет на нужного Ракитина, то где гарантия, что он помнит Лену и захочет ей помогать. Это вовсе ничего не значит, что он все-таки развелся с той женой, как её, Ольгой, он вполне мог жениться снова.

      И потом, что Надежда ему скажет? Куда эту Лену черт унес? Ведь велела же ей сидеть тихо, как мышь под веником!

      Надежда Николаевна была страшно сердита. Она очень удачно переползла через шумно дышавшего сенбернара и снова оказалась в комнате. Руки её двигались машинально, перебирая вещи, глаза беспокойно перебегали с одного предмета на другой. Она встряхнула плед, сложила его аккуратно, потом взяла Ленину джинсовую куртку, валявшуюся на полу, и повесила на стул. И тут выпала из кармана куртки бумажка.

      «Сербина Ольга Теодоровна», — было написано на бумажке, и дальше цифры телефона.

      Сербина, а не Ракитина, — сообразила Надежда, — бывшая жена Сергея Ракитина вернула себе девичью фамилию. Либо снова вышла замуж. Ну и что это дает лично ей, Надежде? Только номер телефона. Но лично ей эта Сербина и даром не нужна, она отчего-то очень нужна была Лене. Значит, вчера в редакции газеты ей удалось выяснить номер телефона этой женщины. И она поперлась к ней выяснять отношения.

      Вот именно, Надежда совершенно ясно все поняла. Лена уехала к этой Ольге Сербиной. В противном случае она обязательно рассказала бы Надежде про номер телефона. А раз она этого не сделала, стало быть, решила сама все выяснить.

      Больше всего её волнует вопрос, ограбил или не ограбил её любовник свою престарелую тетку шесть лет назад. Но Надежде-то нет до этого никакого дела. Нехорошо конечно, но она ни с теткой покойной не была знакома, ни Ракитина этого в глаза никогда не видела.

      — Самое умное, что я могу сейчас сделать, сказала Надежда сенбернару, выглядывающему из прихожей, — это поехать с тобой домой. Саша, наверное, уже волнуется, где это мы так долго пропадаем.

      Оттого что она произнесла это вслух, сразу же стало ясно, что делать этого ни в коем случае нельзя, потому что Лена явно в опасности. Об этом твердил Надежде её внутренний голос, которого она привыкла слушаться, хотя был он натурой увлекающейся и частенько толкал Надежду Николаевну на разные авантюры.

      Она придвинула к себе телефон и набрала номер, указанный на бумажке. Телефон не отвечал.

      То есть там никто не брал трубку. Почему-то именно этот факт повлиял на Надежду. То есть вместо того, чтобы махнуть рукой и ехать наконец домой, она включила компьютер и мигом нашла файл с базой данных. Ольга Теодоровна Сербина, улица Седьмая Советская, дом двенадцать, квартира шесть.

      Надежда не думала, что она скажет хозяйке квартиры, когда приедет на Седьмую Советскую и не застанет там Лены. Возможно, она не застанет там и Ольги Сербиной, тогда вопрос разрешится сам собой.

      И уже совершенно бездумно, не отдавая себе отчета, для чего ей это нужно, Надежда Николаевна скачала из базы данных адрес и телефон Сергея Сергеевича Ракитина и, заметив, что адрес этот совсем не тот, что у Ольги Сербиной, удовлетворенно улыбнулась.

      На улице вплотную встал вопрос, что делать с Арчи. Нечего было и думать тащить огромного сенбернара через весь город на общественном транспорте. Однако и обычный частный извозчик .не подойдет — Арчи не влезет на заднее сиденье.

      Едучи сюда, им очень удачно удалось втиснуться в трамвай. Но тогда ещё не было часа пик.

      Надежда рассеянно оглядывала едущие в нужном направлении машины, и на глаза ей попался симпатичный пикапчик. Она подняла руку, водитель затормозил с недоумением на лице.

      — Вещи что ли какие везти? Шкаф?

      — Нет, вот его, — Надежда показала на Арчи, а тот приветливо вильнул хвостом и даже чуть ли не шаркнул лапой.

      — Запачкает мне там все, — нахмурился водитель.

      — Уж не грязнее шкафа он будет! — обиделась Надежда.

      — И то верно! — согласился водитель и распахнул заднюю дверь. — Залезай, псина!

      Арчи не заставил себя упрашивать.

      Двор дома номер двенадцать по Седьмой Советской улице был самый обычный двор-колодец, каких множество в городе. На нужной парадной был кодовый замок, но сейчас дверь отчего-то болталась туда-сюда. Лифта не было, да Арчи туда бы и не влез.

      Сенбернар явно не хотел подниматься по лестнице. Он упирался, опускал тяжелую лобастую голову, тянул Надежду в сторону, делая вид, что его очень заинтересовал какой-то запах…

      Надежда очень строго прикрикнула на Арчи, он устыдился и поплелся вверх, изображая чрезвычайное утомление и показывая, что каждый шаг дается ему с невероятным трудом.

      До четвертого этажа они поднимались едва ли не полчаса. Перед дверью с номером шесть Арчи остановился и зарычал, шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

      — Ну, что с тобой? — уверенным тоном произнесла Надежда, хотя и сама чувствовала сильное беспокойство, — ты такой большой, сильный пес, тебе просто стыдно бояться!

      Сенбернар посмотрел на неё удивленно и обиженно. Его взгляд словно говорил:

      «Кто тут, интересно, боится? Я, во-первых, просто очень сержусь и, во-вторых, предупреждаю тебя об опасности! А относительно страха ты все выдумываешь!»

      Надежда огляделась.

      Вокруг не было ни души, никто не выглядывал из-за соседних двери, никто не спрашивал её, что она делает возле двери чужой квартиры — в общем, не было никакого повода, чтобы развернуться и уйти отсюда. Нажимать на кнопку звонка отчего-то не хотелось.

      Надежда стояла в растерянности, ни на что не решаясь, но вдруг Арчи тяжелой лобастой головой надавил на дверь квартиры.., и дверь послушно, беззвучно распахнулась.

      Сенбернар вошел в прихожую, и Надежде ничего не оставалось, как последовать за ним, хотя на душе её было очень неуютно.

      Она оглядела просторную, хорошо отделанную прихожую, в которую выходили три двери.

      Здесь было как-то затхло, пыльно и тихо особенной, безжизненной тишиной.

      Надежда задумалась, которую из дверей выбрать, но Арчи быстро решил все за неё и решительно подошел к правой двери. Он ухватил зубами бронзовую ручку, потянул её вниз, и дверь открылась.

      Они оказались на кухне.

      Кухня была очень хорошая.

      Надежда как домашняя хозяйка с большим стажем не могла не оценить то, как красиво и удобно все было здесь устроено, и невольно залюбовалась замечательным бледно-сиреневым кафелем.

      Но Арчи, глухо заворчав, напомнил ей, зачем они сюда пришли, а в следующее мгновение Надежда услышала в дальнем конце кухни едва слышный мучительный стон.

      Она торопливо обошла большой обеденный стол из светлого дерева и застыла на месте, как жертва неожиданного высоковольтного разряда, при виде представшей перед ней картины.

      Она увидела двух женщин.

      Одна из них лежала на полу, не подавая никаких признаков жизни. Темные волосы были пропитаны кровью, и кровавая лужа растеклась по кафелю вокруг её головы. Женщина была стопроцентно мертва.

      Вторая женщина полулежала рядом, прислонившись к стене, и едва слышно стонала. В правой руке у неё был молоток для отбивания мяса.

      Молоток был весь в крови, к нему пристала прядь темных волос — в общем, не было никаких сомнений, что именно он послужил орудием убийства.

      И картина убийства казалась совершенно ясной и не вызывала никаких сомнений.

      И только в следующий момент Надежда Николаевна поняла, что женщина с молотком в руке — это Лена. Лена снова застонала и приоткрыла глаза.

      Увидев Надежду, она попыталась что-то сказать, но губы только бессильно пошевелились, издав ещё один слабый стон.

      «Она в шоке! — мелькнуло в голове у Надежды. — Еще бы, после того, что она натворила! Или они подрались, и ей тоже досталось?»

      В сердце Надежды Николаевны ужом вполз ужас. Вот теперь она действительно влипла. Оказаться замешанной в убийстве! Какой позор! И ведь чувствовала же она, что с этой Леной что-то неладно! Эта её навязчивая идея насчет встречи с бывшей женой своего любовника… Отчего она так жаждала этой встречи? За что она её так ненавидит? То есть ненавидела, — поправилась Надежда, — теперь ненависть, надо думать, угасла, поскольку покойников ненавидеть глупо.

      И что же теперь делать? Неизвестно еще, как они тут проводили время, может громко кричали, били посуду и ломали мебель, тогда соседи уже вызвали милицию, и скоро всех возьмут тепленькими — и Лену, и Надежду с сенбернаром.

      Ужас какой!

      Надежда отчетливо представила, как она будет доказывать в милиции, что она только свидетель, что оказалась в квартире убитой совершенно случайно, как милиционеры будут недоверчиво усмехаться, еще, пожалуй, запрут её в обезьяннике.

      «Посадят, — в панике думала Надежда, — посадят, повяжут.., как там ещё говорят? Упекут на кичу и загонят на шконки…»

      От того что она мысленно стала уже выражаться как настоящий заключенный. Надежде стало совсем плохо. Перед глазами встало лицо мужа.

      Конечно, он её не бросит, будет мотаться с передачами, истратит все деньги на адвокатов… Надежде стало ещё хуже, хотя куда уж…

      Арчи сзади шумно вздохнул, переступил лапами и сделал попытку вторгнуться в кухню. Его волновал тошнотворный сладкий запах убийства.

      — Ни в коем случае! — шепотом завопила Надежда. — Арчи, немедленно назад!

      Вспомнился вдруг диккенсовский «Оливер Твист», как там злодей убил свою девушку, а его собака вымазала лапы в крови, и полиция потом нашла его по собаке.

      «Бежать, — поняла Надежда, — немедленно бежать отсюда к мужу, все ему честно рассказать, он поможет… Конечно, когда он узнает все, он меня убьет, но лучше принять смерть от руки любимого мужа, чем жить в тюрьме, на жестких и грязных нарах…»

      И тут она услышала ещё один стон, такой тихий, такой жалостный, что невольно задержалась на пороге. Стонала Лена, потому что та, вторая, стонать никак не могла.

      Надежда огляделась, увидела стакан, налила в него воды из кувшина с фильтром и поднесла к губам девушки. Лена жадно выпила несколько глотков, в глазах её засветилась благодарность.

      — Как это случилось? — вполголоса спросила Надежда, окинув взглядом место недавнего преступления. — Зачем ты ударила ее?

      — Это не я… — прошелестела Лена.

      «Все так говорят, — подумала Надежда.

      Однако она чувствовала, что в этой, на первый взгляд, очевидной картине преступления что-то не увязывается. Если Лена ударила вторую женщину — скорее всего, Ольгу Ракитину — то почему она сама лежит на полу и не может пошевелиться? Ведь на ней нет ни ран, ни следов побоев! И в квартире относительный порядок, на кухне даже мебель не сдвинута. Что же, они и не разговаривали совсем перед тем, как случилось ужасное? Лена просто вошла и стукнула её молотком?

      Если бы она заранее задумала убийство, то принесла бы орудие с собой. А раз она схватила молоток здесь, на кухне, значит, мысль убить пришла ей в голову только здесь.

      Губы Лены разомкнулись, и девушка едва слышно проговорила:

      — Я её не убивала.., когда я пришла, Ольга уже была мертва…

      — А что с тобой? — тревожно спросила Надежда, низко склонившись, чтобы расслышать тихий голос девушки. — И почему у тебя в руке молоток?

      — Я.., я не знаю… — прошептала Лена, — мне что-то поднесли к лицу, что-то пахучее, и я тут же потеряла сознание.., и теперь ещё не могу пошевелиться.., и молоток мне вложили в руку.., я его не брала, понятия не имею, где он вообще лежал!

      Надежда выпрямилась и ещё раз внимательно оглядела место недавнего преступления.

      На первый взгляд, все выглядело абсолютно ясно — вот жертва с разбитой головой, а вот убийца со смертоносным орудием в руке.., ни у кого не возникнет ни малейших сомнений, особенно если выяснится, какие чувства и отношения связывали жертву и подозреваемую в прошлом.

      Убийство из ревности — что может быть понятнее!

      Ни у кого это не вызовет сомнений.

      Но у Надежды сомнения возникли, и возникли сразу, даже раньше, чем Лена с трудом проговорила слова своего оправдания.

      Почему она не покинула место преступления?

      Что с ней случилось, почему она не может встать, не может даже пошевелиться? И вообще, все это выглядит слишком очевидно, слишком правдоподобно, чтобы быть правдой!

      Нет, все случилось совсем не так, как кажется с первого взгляда!

      — Зачем ты потащилась в эту квартиру? — сурово спросила Надежда. — Зачем ты вообще вышла из дома? Я ведь велела тебе сидеть тихо!

      — Я не могла в четырех стенах, я чувствовала, что если не выйду, то повешусь… Она позвонила, оставила мобильный и позвонила.., можете проверить, спросите официантку в кафе на углу — Веру?

      Надежда отлично знала официантку Веру, что работала в кофейне недалеко от её дома. Они с мужем частенько захаживали туда выпить отличного кофе, причем строгий муж неусыпно надзирал, чтобы Надежда не прихватила к кофе ещё и пирожного.

      — Она сказала, что если я не приду сюда, то не увижу больше никогда Димку, — сдавленным голосом продолжала Лена.

      — Ты же говорила, что сын с мамой у тебя сейчас в какой-то глухой деревне.., как её, Раздираево или Бесшабашино?

      — Разудаловка, — поправила Лена.

      — Один черт! Ты что же думаешь, они стали бы искать его в этой глухомани? Самолет реактивный посылать? Да этой деревни, небось, и на карте нету! К тому же сама говорила, никто не знает, что они там, это случайно вышло. Как же ты могла так попасться?

      — У вас дети есть? — спросила Лена.

      Конечно, у Надежды были дети — то есть Алена и внучка Светланка. Да что там говорить, если бы ей сказали, что если она не придет куда-то в назначенное место, то с Сашиным внуком Вовкой случится несчастье, она бы и из-за него помчалась хоть в пасть к крокодилу.

      Так что Надежда Николаевна поверила Лене, поверила, что ту заманили в ловушку, чтобы сделать её несомненной подозреваемой…

      Но это значит, что скоро сюда приедет милиция, вызванная настоящим убийцей! Иначе вся эта инсценировка не имеет никакого смысла. И если милиционеры увидят эту картину — у них-то никаких сомнений не возникнет!

      Значит, нужно как можно скорее уводить отсюда Лену и уходить самой, если Надежда не хочет оказаться в роли соучастницы убийства!

      Надежда Николаевна снова представила, как муж схватится за сердце, узнав, в какую ужасную историю она влипла на этот раз, и решила, что сделает все возможное и невозможное, чтобы не допустить такого поворота событий. Ей пришла в голову ещё одна мысль: почему милиция пока ещё не приехала? Ведь проще всего было вызвать её сразу же после того, как появилась Лена, и ей вложили в руку окровавленный молоток!.

      И тут же Надежда поняла, в чем дело.

      Видимо, то средство, которое дали Лене, чтобы она стала послушной, безвольной куклой в руках убийцы, действует какое-то строго определенное время, и милицию вызовут с таким расчетом, чтобы к моменту её появления Лена уже не казалась полутрупом.

      Значит, какое-то время у них есть, правда, неизвестно, какое, и скорее всего, этого времени очень мало…

      Надежда огляделась. Она не нашла на этой стерильной, замечательно оборудованной европейской кухне самой обычной тряпки. Тогда она оторвала от рулона большой кусок бумажного полотенца, краем этого полотенца вынула из рук Лены орудие убийства, протерла ручку молотка. Затем чистым концом полотенца вытерла дверную ручку, которую наверняка трогала Лена, и выбросила использованное полотенце в унитаз.

      Ее сильно развитый инстинкт аккуратной и хозяйственной женщины горячо протестовал против такого акта вандализма, но Надежда подумала, что засорившийся унитаз — не её проблема, а отпечатки пальцев — это очень серьезно.

      Она вернулась к Лене и спросила, сможет ли та встать.

      Лена попробовала подняться, её лицо перекосилось от напряжения, но руки и ноги все ещё не слушались.

      Надежда тяжело вздохнула.

      Время неумолимо бежало, с минуты на минуту могла появиться милиция, и никак нельзя было ждать, пока Лена окончательно придет в себя.

      Надежда наклонилась, закинула Ленину руку себе на плечо и попыталась поднять девушку.

      Поясница немедленно предательски заныла, и Надежда поняла, что такой подвиг ей не по силам.

      Выпрямившись и потерев поясницу, она растерянно огляделась по сторонам. Что делать?

      И тут рядом с ней раздалось глухое, выразительное урчание.

      Арчи смотрел на Надежду выразительным, совершенно человеческим взглядом, как будто что-то хотел ей сказать.

      — Арчи! — воскликнула Надежда Николаевна, всплеснув руками. — Ну конечно! Ведь в Альпах сенбернары спасают заблудившихся в горах путешественников! Они несут их на себе, именно поэтому монахи и вывели такую крупную и сильную породу!

      Как будто поняв её слова, огромный пес подошел к Лене и лег на пол рядом с девушкой.

      Надежда подтолкнула её, и Лена, все ещё очень слабая, кое-как сумела вползти на холку сенбернара и уцепиться рукой за его ошейник.

      Арчи осторожно поднялся на лапы, взвалив на спину легкое девичье тело, и медленно, стараясь не уронить Лену, двинулся к выходу из квартиры.

      Надежда открыла дверь, выглянула и, убедившись, что на лестнице по-прежнему никого нет, решительно приказала:

      — Арчи, вперед!

      Сенбернар осторожно вышел на лестничную площадку и так же, как перед тем Надежда, воровато огляделся по сторонам.

      Спустившись на первый этаж, Надежда выглянула на улицу.

      Возле подъезда людей не было, но рассчитывать на то, что весь микрорайон неожиданно обезлюдел, было бы слишком смело, а сенбернар с девушкой на спине волей-неволей привлечет внимание любого прохожего.

      — Ты как — пока не можешь самостоятельно передвигаться? — озабоченно спросила Надежда Николаевна, повернувшись к Лене.

      Девушка с трудом пошевелилась. Ноги постепенно начинали слушаться её, но самостоятельно идти она пока ещё не могла.

      — Ну, ладно, — Надежда пошире открыла дверь и бросилась к скверу, посреди которого стояла пустая скамейка, решительно скомандовав:

      — Арчи, вперед!

      К счастью, по дороге им никто не встретился. Надежда помогла Лене перебраться со спины сенбернара на скамью и села рядом с ней.

      Арчи улегся возле её ног и энергично замахал хвостом. Теперь со стороны вся троица выглядела вполне обычно и не должна была вызывать подозрений.

      Не успели они принять невинный и расслабленный вид, как во двор, яростно завывая и сияя проблесковым маячком, влетела милицейская машина. Она остановилась перед подъездом, из которого только что вышла Надежда со своими спутниками. Дверцы распахнулись, из машины выскочили трое слегка помятых парней, явно подражающих персонажам сериала «Менты», и, озабоченно переговариваясь, скрылись за дверью.

      — Очень своевременно, — вполголоса проговорила Надежда, — появись они на пять минут раньше, и мы столкнулись бы с ними в дверях. Картина называется «Не ждали».

      Она помолчала несколько секунд и повернулась к Лене:

      — Ну, ты как? Нам хорошо бы отсюда убраться, пока нашими скромными особами никто не заинтересовался!

      Лена осторожно встала. Ноги дрожали, но идти она могла.

      Надежда Николаевна подставила ей руку, и они потихоньку двинулись к троллейбусной остановке.

      Лена предлагала остановить машину, но Надежда, с её солидным криминальным опытом, замотала головой:

      — Потом найдут этого водителя, и он сразу вспомнит, где нас высадил! Не потому, что мы с тобой так неотразимы, а потому, что у Арчи очень запоминающаяся внешность.

      Лена вынуждена была согласиться. Впрочем, действие препарата быстро заканчивалось, и она двигалась уже гораздо более уверенно.

      Выходя на улицу, они не обратили внимания на припаркованную в углу двора черную иномарку с тонированными стеклами.

      Водитель иномарки проследил за ними, достал мобильный телефон, набрал номер и сообщил:

      — Операция сорвалась, объект ушел в сопровождении женщины средних лет… А милиция уже в квартире…

      Он хотел добавить про собаку, но его прервали. Выслушав новые распоряжения, водитель включил зажигание и выехал на улицу.

      Их подвез немолодой дядечка на старой «Волге». Когда Надежда выразила сомнение, что сенбернар поместится на заднем сиденье, дядечка всерьез обиделся. Оказалось, что и Арчи великолепно поместился, и Лену ещё в уголок втиснули. Надежда же села спереди.

      ?Подъезжая к своему дому, она повернулась к девушке и решительно заговорила:

      — Вот что, дорогая моя, сейчас мы зайдем сюда ненадолго, ты соберешь свои вещи и документы, и больше в эту квартиру не вернешься…

      Лена резко побледнела и почти прошептала:

      — Я понимаю, у вас из-за меня столько неприятностей., хорошо, я сделаю все, как вы скажете…

      — Да ты что подумала? — прикрикнула на неё Надежда, — по-твоему, я собираюсь выгнать тебя на улицу в таком состоянии? Надо же, какого ты обо мне мнения! Вот спасибо!

      На этот раз Лена покраснела:

      — Я не хотела вас обидеть.., но у вас, действительно, из-за меня столько проблем…

      — Я хочу перевезти тебя на другую квартиру, туда, где живем мы с мужем. Эта квартира все равно «засвечена», как говорят в шпионских фильмах. Кроме того, я хочу, чтобы ты была у меня на глазах, а то снова влипнешь в какую-нибудь историю…

      Произнеся эти слова, Надежда невольно вспомнила своего рассудительного мужа, который частенько говорил ей самой то же самое, и испытала легкий укол совести.

      — Но я доставлю вам ещё больше хлопот.., пробормотала Лена.

      — Не говори ерунды! Ты придешь в себя, а потом, мне кажется, лучше всего будет, если ты вернешься домой, в Зауральск. Теперь, после того что случилось с этой женщиной, с Ольгой, тебе здесь оставаться незачем.., да и небезопасно. Ну, это все мы обсудим позднее, на свежую голову, а пока соберешь свои вещи и переберешься на другую квартиру. Посоветуемся с Сан Санычем, он обязательно поможет…

      За разговором они приблизились к дому.

      В сквере перед подъездом прогуливалась Надеждина соседка Мария Петровна со своим скочт-терьером. Общительный Тяпа, увидев знакомого сенбернара, залился жизнерадостным лаем. Арчи тоже несколько раз вежливо махнул хвостом.

      Мария Петровна поздоровалась с Надеждой и неодобрительно взглянула на Лену.

      — Отыскали вы свою жиличку? — осведомилась она. — Ну, молодежь теперь! Все бегом, все второпях, не поздороваются, не поговорят как положено…

      Чувствовалась, что соседка нынче на взводе, но Надежда не склонна была поддерживать разговор на тему нравственности молодежи и довольно невежливо прервала ее:

      — Мария Петровна, вы все равно гуляете, можно я Арчибальда с вами на пять минут оставлю?

      Мы только поднимемся, и тут же назад, а он такой большой, что с ним и в квартире не повернешься!

      — Ну, не знаю, — протянула соседка, — он у вас слишком крупный, мне с ним не справиться…

      — Да я его вот тут привяжу, к дереву. И мы только на пять минут…

      Тяпа радостно сверкал из-под кустистых бровей круглыми живыми глазами и вилял хвостом, показывая, что с удовольствием пообщается с сенбернаром. Арчи же, несмотря на огромные габариты, выглядел вполне безобидно, и Мария Петровна нехотя согласилась.

      Надежда открыла дверь своей квартиры и пропустила Лену вперед:

      — Давай сперва кофейку выпьем, ты хоть немножко в себя придешь, а потом быстренько соберешь вещи и документы…

      Лена открыла дверь кухни, шагнула туда.., и застыла на месте, как громом пораженная.

      — Как это… — проговорила она, едва владея своим голосом, — ведь ты.., ведь ты умерла! Ведь я видела своими глазами!

      В ответ прозвучал сухой издевательский смех:

      — Не всегда можно верить даже собственным глазам!

      Надежда по инерции вошла на кухню вслед за девушкой и удивленно спросила:

      — А это кто? Девушка, как вы сюда попали?

      Перед ней стояла худощавая, слегка сутулая молодая женщина с негустыми светлыми волосами до плеч. В руке незваная гостья держала небольшой хромированный пистолет.

      — Проходите, — усмехнулась девица, — присаживайтесь, будьте как дома!

      — Кто это? — сердито повторила Надежда, повернувшись к Лене;

      Ее испугало лицо Лены: оно было совершенно белым и застывшим, словно девушка увидела привидение.

      — Это.;. — с трудом вымолвила она, — это…

      Таня Белолобова.

      — Вот как? — Надежда не удержалась на ногах и плюхнулась на удачно подвернувшийся табурет. — Впрочем, я и сама догадалась. Я, видите ли, видела фотографию на вашем паспорте, объяснила она, — конечно, фото на документы у вас в Зауральске оставляют желать лучшего… впрочем, у нас тоже, но все же, приглядевшись, вас можно узнать.

      Татьяна только скривилась в ответ и дернула головой.

      — Но, Лена, — снова выступила Надежда, — ведь ты говорила, что она.., что она, как бы это выразиться…

      — Умерла! — нервным, издевательским тоном подсказала ей блондинка. — Чего уж там, не стесняйтесь, называйте вещи своими именами! Но только, как видите, слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными! Ведь ты видела мой «труп» издалека, из окна номера, повернулась она к Лене, на что я и рассчитывала!

      — Рассчитывала? — переспросила Лена, — значит, ты все это заранее задумала, спланировала?

      Когда ты пришла ко мне в номер тогда ночью, ты уже знала, что утром устроишь весь этот кошмар?

      — Конечно! — блондинка насмешливо скривилась. — Для импровизации это слишком красиво!

      Но должна признать, что твое поведение удивительно предсказуемо! Ты, моя дорогая, всю жизнь действовала под влиянием импульса! Тебя нужно было только направить!

      — Но зачем все это, — едва слышно проговорила Лена, прислонившись к притолоке, — но почему? Ведь мы были подругами!

      — Подругами, — повторила Татьяна, — подругами? — Она сухо рассмеялась истеричным, лающим смехом. — Это тебе казалось дружбой? Да ты нарочно таскала меня всюду с собой, чтобы на моем фоне казаться ещё красивее! Всегда, все доставалось тебе! Стоило любому парню бросить на меня взгляд — тут же появлялась ты, и моя персона больше никого не интересовала! А в чем секрет твоих успехов? У тебя всегда были дорогие вещи, твой папочка покупал тебе все самое лучшее, а моя мать.., что она могла купить на свою копеечную зарплату? И как будто этого было мало — со мной случился несчастный случай, и появился этот мерзкий шрам, из-за которого я не могла коротко стричься, носить открытые платья.., и глаза! Я начала терять Зрение, и пришлось носить очки, которые меня ещё больше портили! И это, это ты называешь дружбой?

      — Но разве я в чем-то виновата? — еле слышно проговорила Лена. — В чем же моя вина?

      — Ты моста уехать учиться в Петербург, могла найти самую лучшую работу, а я не могла позволить себе такой роскоши, как высшее образование, я должна была работать, чтобы не протянуть ноги…

      — Ну что ты говоришь, — Лена едва не плакала от обиды, — ведь я помогла тебе устроиться в хорошую фирму, мы работали вместе…

      — Да, только я там была девочкой на побегушках! — злобно выкрикнула Татьяна. — Да и вообще — каково мне было принимать твои бесконечные благодеяния? Все равно что донашивать после тебя разонравившуюся тебе одежду, которую ты постоянно мне подсовывала! Думаешь, я не — знала, что вы с девчонками смеялись надо мной?

      Думаешь, не видела, что все дешевые вещи сидят на мне, как на корове седло? А мама ещё говорила все время, что это не главное… Как будто она сама знала, что — главное!

      — Хм, — вклинилась Надежда, — насколько я знаю вашу мать, по рассказам конечно, она была очень порядочной женщиной…

      — Заткнись! — заорала Татьяна. — Заткнись, дура старая, и не трогай мою мать!

      Надежда обиделась на «старую дуру» и замолчала.

      Лена не отрываясь смотрела на бывшую подругу, и перед ней встало давнее, детское ещё воспоминание.

      Она шла по редкому лиственному лесу, собирая грибы, вглядывалась себе под ноги, и вдруг увидела скользнувшее среди травы гибкое, тускло блестящее серовато-коричневое тело.

      Лена застыла, охваченная не столько испугом, сколько растерянностью и удивлением. Змея тоже замерла, приподняла красивую резную головку, и девочка увидела её глаза. В них не было ни угрозы, ни злобы, не было вообще никакого понятного чувства, никакого выражения, и от этого стало по-настоящему страшно. Девочка поняла, что для этого древнего создания совершенно все равно — проползти мимо или поцеловать её своим последним, смертельным, своим роковым поцелуем. То есть вряд ли девочка тогда подумала именно так, слишком по-взрослому, возможно, эти мысли она додумала сегодня, но от этого ничего не изменилось.

      Она смотрела на свою недавнюю подругу, и ей казалось, что на неё смотрят немигающие глаза змеи.

      Ей стало так же страшно, как тогда, много лет назад.

      Сколько себя помнит, они дружили с Татьяной.

      То есть всегда были вместе — играли во дворе, сидели за одной партой… Никто из них друг друга не выбирал из шумной компании ребят, просто мамы в детстве посадили в одну песочницу, и квартиры были рядом. Так и пошло. Лена привыкла, что Татьяна все время рядом, и считала её самой близкой подругой. Как выяснилось теперь, Татьяна так не считала…

      Татьяна замолчала, словно прочитав эти мысли, она тоже перенеслась в прошлое.

      Она внезапно вспомнила день, когда все изменилось, она вспомнила похороны своей матери.

      Огромное кладбище, размытые дождем глинистые дорожки, тоскливые ряды одинаковых могил, полупьяные землекопы, забрасывающие дешевый сосновый гроб комьями сырой глины. И всего три человека возле могилы — сама Татьяна и две сослуживицы матери, две немолодые, бедно и некрасиво одетые женщины…

      В, тот день что-то произошло у Татьяны в душе, ей показалось, что её саму зарывают в сырую глинистую почву, что её собственная жизнь закончилась без смысла и без радости. Она внезапно поняла, что проживет такую же несчастливую бедную жизнь, какую прожила мать, и будет похоронена в такой же сырой и холодный день, если не сделает чего-то решительного и бесповоротного, если не станет совершенно другим человеком…

      И когда с ней заговорил Олег Михайлович, тихий, незаметный человек с негромким вкрадчивым голосом и скромными манерами, Татьяна выслушала его очень внимательно. Он предложил ей сделать кое-какую работу для петербургского социологического центра «Вариант».

      Это была не совсем обычная работа, но Татьяна выслушала Олега Михайловича внимательно.

      Его слова упали на хорошо подготовленную почву.., впрочем, Олег Михайлович был настоящий психолог, он очень хорошо разбирался в людях и знал, с кем и о чем можно разговаривать. Он разглядел в Татьяне вызревшую готовность сделать что угодно, чтобы изменить свою жизнь. Ради того, чтобы вырваться из порочного круга, ради того, чтобы уехать из опостылевшего Зауральека, где она никому не нужна, Татьяна готова была на многое, если не на все.

      Татьяна быстро разобралась в его намеках и недомолвках. Она поняла, что центр «Вариант» заинтересован в том, чтобы Виктор Черепахин не дошел до губернаторских выборов. Настолько заинтересован, что готов пойти на любое преступление.

      Впрочем, такие неприятные слова, как «преступление», «убийство», не входили в лексикон Олега Михайловича. Он был всего лишь деловой человек и обсуждал наиболее рациональные способы решения возникшей перед ним проблемы.

      Вскоре Черепахин должен будет приехать в Зауральск на парламентскую конференцию. Это очень удобный случай — вдали от столиц все можно проделать без лишнего шума. Татьяна, работающая в фирме, которая обеспечивает проведение конференции, может быть очень полезна. А если она будет по-настоящему полезна — Олег Михайлович возьмет её в штат своего центра.

      «Нам очень нужны толковые работники», сказал он ей.

      Татьяна Белолобова беспрекословно выполняла все инструкции своего нового знакомого.

      Она передавала ему все сведения о размещении участников конференции, об организации их охраны, в нужный момент выключила сигнализацию и камеру видеонаблюдения. Однако в день проведения операции возникла новая, совершенно неожиданная проблема.

      Сотрудница «Варианта» Ольга Сербина, которая должна была подыгрывать Олегу Михайловичу, в последний момент взбрыкнула.

      Она решила, что Виктор Черепахин может дать ей куда больше, чем родная фирма, и закрутила с ним роман.

      Хорошо, что Татьяна вовремя заметила неожиданный поворот событий, сообщила о нем Олегу Михайловичу и сумела записать разговор Черепахина с изменницей.

      Решено было использовать её предательство в интересах дела. Виктора Черепахина убили, когда он ждал Ольгу в своем гостиничном номере и отпустил охрану. Его тело тайком перетащили в гараж, поместили в «мерседес» и инсценировали аварию.

      Олег Михайлович высоко оценил роль Татьяны в операции и пообещал взять её в свою фирму. Однако он хотел провернуть этот переход так, чтобы ни у кого не возникло ненужных подозрений.

      Ольга Сербина, поняв, что её, как последнюю дуру, обвели вокруг пальца, встретилась с Олегом Михайловичем и сказала, что подробно описала все действия «Варианта» и, если с ней случится несчастный случай это описание попадет в прокуратуру.

      И тогда Татьяна сумела доказать своему новому другу, что он не ошибся в ней, не зря обратил на неё внимание, что она действительно может быть очень полезна.

      Покопавшись в досье Сербиной, Татьяна с удивлением узнала, что прежде Ольга была замужем за Сергеем Ракитиным, с которым у Лены Березкиной шесть лет назад был бурный роман.

      Лена была очень откровенна со своей лучшей подругой, она рассказывала ей о своем безумном лете, Татьяна слушала очень внимательно и запомнила множество подробностей.

      Это давало им замечательную возможность.

      Несчастный случай в деле Сербиной не подходит? Что ж, его и не будет, несчастного случая!

      Убийство из ревности — что может быть проще и понятнее?

     

            * * *

     

      — Ты говоришь — мы были подругами? — повторила Татьяна и снова желчно рассмеялась.

      — Вот так вот, — снова вклинилась в разговор долго молчавшая Надежда, — делай после этого людям добро — все против тебя же и обернется!

      — А ты вообще молчи! — огрызнулась на неё Татьяна, — тебя никто не спрашивает! Путаешься постоянно под ногами.., сорвала мне такую замечательную операцию…

      — Деточка, что же ты так волнуешься? — проговорила Надежда с истинно христианским смирением. — Это очень опасно, у тебя же пистолет в руке, как бы он не выстрелил!

      Действительно, руки блондинки дрожали крупной дрожью, и пистолет в них ходил ходуном.

      — Заткнись! — рявкнула Татьяна. — Вот, свяжи ей руки! — она кинула Надежде моток толстой веревки.

      — Зачем это, деточка? — поинтересовалась Надежда. — Что ты с ней собираешься делать?

      — И с ней, и с тобой, — злорадно усмехнулась блондинка, раз уж ты сама ввязалась в это дело… можно сказать, сама напросилась! Незачем было соваться в чужие дела! Газовые плиты, они такие опасные! При неосторожном обращении запросто могут послужить причиной взрыва! На месте взрыва найдут два обугленных трупа.., такая печальная история!

      — Неужели ты сможешь жить, имея такой груз на совести? — проговорила Надежда, чтобы хоть как-то оттянуть время.

      — Прекрати болтать! — прикрикнула на неё Татьяна. — Я сказала — свяжи ей руки, или я прострелю тебе колено! Знаешь, как это больно?

      — Но ведь тогда это не будет похоже на несчастный случай! — с невинным видом заметила Надежда Николаевна. — Газовые плиты, конечно, иногда взрываются, но стрелять они точно не умеют!

      — Поговори еще! — Татьяна двинулась к Надежде, угрожающе подняв пистолет. — Тебе на все это будет уже наплевать!

      Надежда отступила к стене, лихорадочно соображая, что ещё можно предпринять.

      И в это мгновение произошло нечто совершенно неожиданное, неожиданное и невероятное.

      Больше всего это напоминало внезапно налетевший ураган.

      Что-то огромное и мощное ворвалось в квартиру, с легкостью распахнув дверь, промчалось через прихожую. Что-то косматое, бело-рыжее, разъяренное влетело на кухню.

      Татьяна повернулась к неожиданному противнику, вскинула пистолет, но не успела нажать на спусковой крючок, потому что мощный удар отбросил её в сторону, распластал на полу, и над ней нависла тяжелая лобастая голова с большими, красными, грозно сверкающими глазами.

      Маленький пистолет, хромированная безделушка, только что казавшийся таким грозным, таким внушительным, отлетел в сторону, жалкий и ничтожный перед подлинной стихийной мощью.

      Тяжелая лапа встала Татьяне на грудь, и из огромной грудной клетки раздалось рычание, больше всего напоминающее работу могучего мотора.

      — Арчи! — восторженно воскликнула Надежда. — Арчи, какой же ты молодец! Ты просто герой!

      Сенбернар очень выразительно покосился на хозяйку, не покидая своего поста.

      Его взгляд как бы говорил:

      «Что за странные слова! Ведь спасать тебя это мой долг, это смысл моей жизни! Какой же это героизм? Спасать для меня — это просто образ жизни, это так же естественно, как для твоего рыжего нахлебника Бейсика — ловить мышей или птиц, а для тебя самой — распутывать загадочные истории и попутно влипать в крупные неприятности!»

      — Заберите.., своего.., зверя… — с трудом проговорила Татьяна, намертво припечатанная к полу, — я не могу дышать! Он меня раздавил!

      — Заткнись! — немедленно отреагировала Надежда. — Заткнись и лежи тихо, а то прикажу Арчи, и он разорвет тебя на части. Всякая ещё тут будет врываться в мою квартиру и пистолетом размахивать! Тихо, я сказала! И вообще — сенбернары, они такие опасные! При неосторожном обращении могут очень рассвирепеть, и на месте происшествия найдут только твой обглоданный скелет…

      — Видишь, Лена, как бывает, — проговорила Надежда Николаевна, отвернувшись, — так хитро и тонко продуманное преступление разваливается, как карточный домик, под натиском самой простой собачьей преданности! Еще, конечно, нам повезло, что мы не успели запереть входную дверь…

      Арчи покосился на неё и глухо, недовольно рыкнул: в словах Надежды ему почудилось легкое неуважение и недоверие к его способностям.

      Подумаешь — хлипкая дверь! Если бы между ним и исполнением священного собачьего долга стояла Гибралтарская скала, даже она не смогла бы его остановить!

      Надежда наклонилась, подобрала пистолет и спрятала в карман, вполголоса проговорив:

      — Разбросали тут всякую дрянь.., никакого порядка.

      Только после этого она повернулась к поверженной Татьяне и недоверчиво произнесла, не столько с вопросительной, сколько с утвердительной и осуждающей интонацией:

      — Ведь стоит ему тебя отпустить, ты, небось, снова начнешь строить какие-нибудь коварные планы.., а впрочем… Арчи, отпусти её, а то ещё и вправду задохнется!

      Сенбернар недовольно покачал огромной головой: ему казалось, что отпускать эту опасную и неприятную особу очень легкомысленно, но хозяйское слово — закон, и он слегка переступил лапами.

      Татьяна хрипло вздохнула и отползла к стене, с ненавистью оглядев своих торжествующих противников.

      Надежда ответила ей спокойным взглядом и повернулась к Лене:

      — Мы ведь с тобой хотели выпить кофейку. Садись за стол, на этот раз, надеюсь, нам никто не помешает.

      Надежда Николаевна достала из шкафчика медную турку, засыпала в неё кофе и подошла к плите. В то время, когда она зажигала горелку, Татьяна вскочила на ноги и стремглав выбежала из кухни. Секунду спустя за ней захлопнулась входная дверь. Арчи вскочил и азартно гавкнул вслед, но не сделал даже попытки догнать сбежавшую.

      Лена удивленно приподнялась и хотела что-то сказать, но Надежда заговорила первой:

      — Так-то оно и лучше. Пускай убегает. А иначе, что бы мы с ней делали? В милицию сдать'?

      Так никто не поверит в такую дикую историю, ещё у нас же самих будут неприятности.., видишь, даже Арчи все понял и не стал её преследовать!

      — Но ведь она снова будет пытаться…

      — Вряд ли, — ответила Надежда, усмехнувшись, — ей теперь будет не до нас с тобой! Ей ещё предстоит разбираться со своими новыми друзьями…

     

            * * *

     

      Татьяна выбежала Из подъезда с таким видом, будто за ней гонится целая армия чертей и привидений.

      Мария Петровна, которая все ещё стояла неподалеку и с неодобрением рассказывала Анне Антоновне из третьего подъезда, как непослушный Надеждин сенбернар оборвал проводок, сбросил намордник и с жутким рычанием скрылся в подъезде, проводила Татьяну сердитым взглядом и проворчала:

      — Ну и молодежь пошла! Никакого уважения!

      Бежит мимо людей, как будто мы пустое место!

      Никакого уважения!

      Анна Антоновна согласно закивала: она вполне разделяла такую точку зрения.

      Никто из них не обратил внимания на припаркованную неподалеку черную иномарку с тонированными стеклами.

      Водитель машины проследил за убегающей Татьяной, достал мобильный телефон и сообщил:

      — Объект покинул подъезд. Крайне взволнован, не контролирует своих поступков.

      Выслушав новое распоряжение, он включил зажигание и тронулся вслед за Татьяной.

      Она выбежала на проспект и замахала рукой, пытаясь остановить проезжающую машину.

      Черная иномарка увеличила скорость, поравнялась с женщиной, и водитель резко повернул руль.

      Раздался звук удара, женское тело отлетело в сторону и рухнуло на асфальт, как тряпичная кукла.

      Татьяна даже не вскрикнула, зато Мария Петровна и Анна Антоновна, на чьих глазах произошла кошмарная катастрофа, истошно закричали на, два голоса.

      Черная машина ещё больше увеличила скорость и скрылась за углом.

      Референт директора центра «Вариант», тот, чье имя никак не могли запомнить подчиненные, поглядел на часы и сказал сам себе:

      — Что ж, все правильно. Это был отработанный материал.

      Потом он включил свой компьютер и отметил в секретном файле, что необходимо произвести очередную выплату человеку, скрывающемуся под кличкой Видоплясов.

      Надежда с Леной пока ничего этого не знали.

      Они наскоро выпили кофе, отчего Лена несколько взбодрилась, потом она попросилась на минутку в ванную — помыться и переодеться. Надежда Николаевна прошла в комнату и воровато прислушалась. Из ванной доносился шум воды.

      Надежда сняла телефонную трубку и набрала номер Сергея Сергеевича Ракитина. Ей повезло, он ответил по домашнему. Надежда проговорила в трубку несколько слов тихим голосом, ей ответили взволнованно. Надежда ещё немного поговорила и отключилась. Тут появилась Лена, вид у неё был получше.

      На улице они никого не встретили, поскольку пенсионерки уже ушли, так что женщины и не взглянули в ту сторону, где стояла, перегородив движение, «скорая помощь» и две машины с мигалками. Лена была очень задумчива и не глядела по сторонам.

      — Как же так, — бормотала она, — как же она могла? Я считала её самой близкой подругой, а она, оказывается, меня ненавидела…

      — Она тебе просто завидовала, — успокоила Лену Надежда, — зависть, знаешь ли, очень сильное чувство.

      — Боже мой! Но чему у меня завидовать? — изумилась Лена. — Мне в жизни досталось… Димка без отца…

      — Хотя бы тому, что ты могла выбирать! — сказала Надежда, недобро блеснув глазами.

      — О чем вы?

      — Все о том же, — вздохнула Надежда, — ты, видишь ли, могла себе позволить бросить все.

      ,Зачеркнуть свою дальнейшую счастливую жизнь с любимым человеком и рвануть от него за тридевять земель, никому ничего не объяснив. А она так сделать не могла, потому что ей, Татьяне, жизнь не дала такой возможности. Ты могла послать подальше всех мужиков, которые пытались ухаживать за тобой и уложить тебя в постель там, в Зауральске. Было такое?

      — Ой, было, — вздохнула Лена, — пачками липли, как будто им медом намазано…

      — Потому что красивая, одинокая, да ещё с ребенком, — также вздохнула Надежда. — Может, Татьяне кто-то из них нравился, а ты им пренебрегла, да ещё рассказывала ей все в подробностях как…

      — Что уж там. Надежда Николаевна, говорите как есть! — воскликнула Лена. — Я вела себя как полная дура! Правильно Татьяна говорила, что я очень предсказуема, я ничего не замечала! Ой, а куда это мы идем?

      — Мы пока что стоим, — медленно сказала Надежда, — постоим здесь, машину подождем…

      И в этот самый момент рядом с ними остановилась темно-синяя «мазда», открылась дверца и вылез Сергей Ракитин.

      — Здравствуйте, — сказал он, — извините, что опоздал, пробки.

      Лена пошатнулась и остановилась как вкопанная, глядя на Ракитина с ужасом. Потом она сделала попытку убежать, но Надежда была начеку и быстро схватила её за руку.

      — Послушайте! — крикнула она Ракитину. — Да забирайте же её скорее! В жизни сводницей не была, но сил; же моих больше нет! Ведь это не женщина, а сплошная головная боль! Откровенно говоря, надоело мне это все хуже горькой редьки! У меня муж с работы приходит и хочет дома жену видеть, а я, вместо того чтобы ему тапочки подавать и обедом кормить, бегаю по всему городу за вашей.., ну не знаю кем, вы уже сами разберитесь! Главное, держите её крепче, а то опять убежит!

      — Спасибо вам, — тихо сказал Ракитин, — я уж теперь сам за неё отвечать буду.

      Он запихнул совершенно инертную Лену в машину и предложил Надежде подвезти.

      — Нет уж, спасибо! — решительно отказалась она. — Хватит с меня! Мы с Арчи уж как-нибудь сами до дому доберемся!

      Муж открыл дверь сразу, наверное, высмотрел их с Арчи в окно.

      — Надя! — закричал он встревоженно. — Где вы пропадали так долго?

      — Ты представляешь, — начала Надежда, которая приготовила ответ заранее, — этот негодяй удрал! И я бегала за ним по всем дворам!

      — Арчибальд, ты что с ума сошел? — рявкнул Сан Саныч, не на шутку рассердившись.

      Арчи гавкнул обиженно, и Надежде стало очень стыдно. Но никак нельзя было рассказывать мужу правду, он бы, во-первых. Надежде ни за что не поверил, а когда поверил, то устроил бы такое…

      Нет, на сегодня хватит, сил у неё почти не осталось, хочется спокойного тихого вечера, чая с вареньем, и по телевизору чтобы показывали старую советскую комедию с Раневской или Жаровым. Но муж никак не хотел успокаиваться. Он, конечно, переволновался, ведь их с Арчи не было больше трех часов.

      — Ты что, меня позвать не могла? — не унимался он. — Я бы помог тебе его поймать.

      — А как бы я тебя позвала? — взвилась Надежда. — Голосом?

      — Позвонила бы по мобильному…

      — А ты мне его купил? — вызверилась Надежда, которой допрос уже начал надоедать.

      — Взяла бы мой…

      — А ты мне его дал? Ты только ворчал, чтобы телефон не занимала… Мотаешься, мотаешься часами по чужим дворам, так ещё дома так встречают…

      Сан Саныч понял, что Надежда не в лучшем настроении и отступил, предложив выдрать сенбернара, чтобы тому неповадно было удирать.

      — Не надо! — Надежда испугалась, ч', о героическому псу достанется зря. — Я его уже выдрала…

      На кухне она навалила Арчи полную миску мясного супа, погладила и тихонько попросила прощения за свою ложь. Арчи тихонько вздохнул и дал понять, что он не в обиде. Кот, как всегда, наблюдал за ними сверху, с холодильника, и Надежда погрозила ему кулаком.

      — Попробуй только разболтать Саше, где мы были, на кормление с моей стороны можешь не рассчитывать!

      Кот глядел с большим неодобрением, ему не нравилась тесная дружба Надежды с сенбернаром этак, пожалуй, и вправду перестанут кормить!

     

            * * *

     

      Лена сжалась в комок на переднем сиденье машины.

      Ее била крупная дрожь, зубы стучали, как от холода. Лицо пылало, как от слез или от стыда.

      Она не могла повернуть голову от сковавшего её страха и волнения, но всем телом, всей кожей чувствовала находящегося рядом человека, чувствовала исходящий от него жар, и какую-то мрачную жажду, и страшное напряжение — такое напряжение, какое бывает в воздухе перед грозой.

      Наконец Лена смогла справиться с парализовавшим её страхом и скосила глаза влево. Скосила — и чуть не задохнулась, так давно не видела этого лица, худого и мрачного, так давно не видела эту сильную шею, рвущуюся из воротника рубашки, как молодое дерево из развалин античного храма, эти светлые, слегка растрепанные волосы.

      «Это больше не будет моим, — тоскливо подумала девушка, — я сама лишила себя права на него, права на его любовь, сама все испортила, испортила недоверием, подозрительностью, недостатком любви.., как я могла плохо подумать о человеке с таким прекрасным лицом, с такими замечательными волосами, с такими горячими и нежными руками? Я должна была верить ему, верить несмотря ни на что, верить, даже если бы он сделал это прямо у меня на глазах.., верить просто потому, что он — это он, а я — это я…»

      Сергей не поворачивался к ней, он мрачно смотрел прямо перед собой и гнал машину, как будто хотел загнать её насмерть.

      Лена, которая до этой секунды не видела ничего, кроме его лица, его волос, его широких плеч, бросила взгляд на дорогу и увидела, что они давно уже выехали из города и машина мчится по шоссе, среди густых рощ и быстро пролетающих мимо загородных домов.

      Она не сразу поняла, куда они едут, — она сейчас вообще не в состоянии была что-нибудь понимать — но вскоре мимо замелькали до слез знакомые пейзажи, и Лена поняла, что они приехали в Комарове.

      «Ну да, — подумала она, — куда же еще. В Комарове, где все кончилось. В Комарове, где я не поверила ему и тем самым лишилась права на его любовь.., сейчас он ткнет меня в старую дачу, как нашкодившего щенка тычут мордой в то, что он натворил».

      Действительно, машина, сбросив скорость, проехала мимо огромной темной ели и остановилась перед калиткой.

      У дачи был по-прежнему печальный и запущенный вид, но сегодня светило солнце, и цветные стекла веранды разбрасывали вокруг яркие, праздничные блики. Лена даже зажмурилась на секунду — такой ослепительный отсвет бросил вдруг ей в лицо оранжевый квадрат, как мальчишка, балующийся с осколком зеркала.

      Она зажмурилась — и не хотела открывать глаза, потому что ей показалось на секунду, что время можно повернуть вспять, и сейчас раздастся густой бас Матильды Васильевны:

      «Чай надо пить обязательно из старинного фарфора, тогда у него совсем другой вкус!»

      И из старенького магнитофона польются звуки гитары — «Над небом голубым есть город золотой…»

      И все будет прекрасно у них — у них с Сережей…

      Она услышала скрип шагов по дорожке и увидела, что Сергей, безнадежно ссутулившись, идет к дому.

      Она не выдержала и двинулась следом, как послушная собачонка идет за своим хозяином, даже если он отстегнул поводок.

      Сергей поднялся на крыльцо. Старые, рассохшиеся ступени жалобно заскрипели под его тяжелыми шагами. Сергей достал из кармана ключ, открыл дверь, и она увидела его силуэт на фоне дверного проема.., как той ночью…

      — Нет! — закричала она, бросившись к нему бегом. — Нет, это был не ты!

      — Что? — Сергей удивленно повернулся.

      Он-то и так прекрасно знал, что не был здесь той ночью, а она — Лена поняла это со стыдом до этой самой секунды думала, что видела его, именно его в густых сумерках на фоне открытой двери. Она так убедила себя в этом, так много раз прокручивала в памяти тот злополучный эпизод, что почти уже не сомневалась. Даже сегодня, по дороге в Комарове, стыдила и корила себя за недоверие к любимому человеку, за предательство, которое так дорого обошлось ей самой, — но все равно верила своей памяти и своим глазам.

      А теперь она увидела, что глаза сыграли с ней дурную шутку.

      — Он был ниже тебя, — проговорила Лена едва слышно, когда Сергей остановился перед ней, удивленно заглядывая в её глаза.

      — Кто? — удивленно спросил Сергей, и вдруг понял. — Ниже? — переспросил он.

      — Да, — Лена протянула руку к двери и прикоснулась к потемневшей от времени притолоке, на которой когда-то, очень давно ножом делали зарубки на том месте, до которого дорос маленький Сережа.

      — Его голова была на одном уровне с этим стеклом, — она показала рукой на зеленый квадрат, — а твоя — вот с этим… — и рука скользнула к оранжевому, ослепительному, как расплавленное солнце.

      — ; У него были светлые волосы, — проговорила Лена, опустив глаза, — и я подумала…

      — Ты подумала, что это был я? — он взял её лицо в свои большие руки, и притянул его, и высушил горячими губами неожиданно набежавшие мелкие и неважные слезы. — И из-за такой глупости мы с тобой потеряли шесть лет? Целых шесть лет жизни?

      — Да, — она кивнула и глупо захихикала, подумав какой, в действительности, она была дурой.

      А он не выпускал её из рук, и втащил в дом, и захлопнул за собой злополучную дверь, и начал срывать с неё все глупое и ненужное, как эти шесть бездарно потерянных лет, — кофточку, джинсы, все остальное — как будто срывал с цветка лепестки, и бросал все это по дороге, отмечая свой путь сброшенной одеждой, как Мальчик-с-Пальчик отмечал путь камешками, и прильнул к ней со стоном боли и узнавания, и Лена поняла, что вернулась домой.

      Она заново узнавала его горячие сильные руки, его жадные губы, которые хотели выпить её всю,. от мочек ушей и завитков волос на затылке до маленьких изящных ступней, она заново узнавала все его тело, такое забытое и такое желанное, — такое необыкновенное и такое родное…

      В ней начало разрастаться живое, горячее, нестерпимое солнце, Лене казалось, что ещё немного — и она умрет от этого ослепительного света, который заполнял её всю, не выдержит этого невыносимого блеска…

      Но она не умерла, она полетела в бесконечную бездну, и это было так прекрасно — они летели туда вдвоем, это было бесконечное падение без парашютов и страховочных тросов, прекрасный полет в ослепительный, сверкающий свет, пронизывавший все её тело…

      А потом они лежали рядом, обессиленные, и шептались — слова ничего не значили, но столько смысла и значения было в самом этом шепоте… они возвращались друг к другу, заново находили давно потерянное пристанище.

      И снова все началось, и опять его ненасытные губы пили её тело мелкими глотками, жадно и неутомимо, и ей казалось, что перенести это невозможно, что у неё не хватит сил, она не выдержит эту сладкую муку.., но она недооценивала свои силы, и все повторялось снова и снова, и только под утро их обоих настиг сон, глубокий и чистый, как в детстве.

     

            * * *

     

      Сергей проснулся оттого, что почувствовал запах свежезаваренного кофе. Аромат был такой сильный, что щекотал ноздри. Не открывая глаз, он повернулся на широкой деревянной кровати.

      Место рядом с ним было пусто. Он тут же вспомнил, что когда засыпал, рядом с ним была Лена, его единственная и любимая… Сердце сдавил страх — неужели она снова исчезла?

      Сергей вскочил и рванул на себя дверь комнаты, которую Матильда Васильевна называла раньше столовой.

      Краешек стола был покрыт пожелтевшей от долгого лежания льняной салфеткой. Стояли там теткины парадные чашки, чудом сохранившиеся за шесть лет. Вообще Сергей только сейчас удивился, отчего за такое долгое время дом не ограбили, никто не залез и не вынес все до последней плошки. Очевидно, была у дома какая-то аура, которая отпугивала злых и лихих людей.

      Лена в его рубашке с закатанными рукавами суетилась у плиты. Оладушки аппетитно скворчали на сковороде.

      — Хочешь есть? — спросила она, и Сергей тут же понял, что зверски хочет есть. А ещё пить много холодной воды или сока, а потом большую чашку кофе, очень крепкого и сладкого…

      — Я с утра ходила на станцию, но выбор в магазине там не очень… — болтала Лена, — лучше привозить продукты из города…

      — Отчего ты не разбудила меня? Съездили бы на машине…

      Она хотела сказать, что когда он спал, так крепко, по-детски обняв подушку, у него было такое счастливое лицо, что она только глядела на него долго-долго, а разбудить не решилась.

      Он отхлебнул ароматного кофе, но тут же вспомнил все и попросил:

      — Расскажи ещё про Димку… Какой он?

      И тогда она протянула ему маленький снимок.

      — Господи! — Сергей встал из-за стола и подошел к окну, чтобы получше разглядеть фотографию, где был изображен кудрявый темноволосый мальчишка. Мальчишка стоял на берегу речки и держал в руках огромный надувной красный мяч. Глаза у мальчишки были голубые, а сам он — загорелый и улыбался, причем было видно, что передние зубы у мальчишки временно отсутствуют., — Неужели у тебя нет большой фотографии? сокрушался Сергей. — Лень что ли было захватить?

      — Ты забыл, как я удирала из пансионата? напомнила Лена. — По чужим документам, почти без денег… Эта фотография всегда со мной, на ней Димка очень симпатичный. Я когда из своего номера уходила, даже паспорт не взяла, он куда-то закатился. То есть сейчас я понимаю, что это Татьяна его спрятала, ей нужно было, чтобы потом милиция мой паспорт в номере нашла. Я взяла только Димкину фотографию и вот это, — она протянула Сергею брошь в форме веточки.

      — Помню, — рука его дрогнула и голос тоже, помню эту брошку. Значит, Матильда её тебе подарила?

      — Да, незадолго до всего этого кошмара, сказала, чтобы я взяла на память. Вещь, говорит, не слишком ценная, но отличная работа…

      — Да, — вздохнул Сергей, — тетка моя понимала толк в драгоценностях. Она говорила, что особо ценных вещей у неё не было, в основном хороша тонкая старинная работа. Но вот одно кольцо…

      Тетка говорила, что очень ценное, и что после её смерти оно достанется женщине, которая меня любит… Она не имела в виду Ольгу, это уж точно…

      — Помню, большой изумруд… — Лена отчего-то улыбнулась, но Сергей этого не заметил.

      — Ужасная история, — сказал он, глядя в пустую чашку. — Знаешь, я, конечно, знал, что моя… что Ольга алчная и беспринципная женщина, сам понял, ещё до того, как они с теткой поссорились, но никогда не думал, что она опустится до воровства. Тогда, в тот вечер, она зачем-то зазвала меня к себе, якобы нужно поговорить о делах. Стол накрыла, я пить не хотел — за рулем, но она все же заставила… В общем, проснулся я утром у неё в постели и ничего не помню. Мы жутко поругались, но я тогда все же не понял, что она что-то подсыпала в вино, чтобы ключи от теткиного дома у меня забрать.

      — А кто был тот человек, которого я видела здесь?

      — Был у неё один тип… — недовольно поморщился Сергей, — видел я их как-то вместе. Разумеется, они не собирались тетке ничего плохого сделать, ведь все же знали, что по вторникам её дома не бывает.

      — А в этот раз она пораньше вернулась, потому что меня ждала… — грустно сказала Лена. — Ее от неожиданности удар хватил… А тот тип от страха убежал, ключи потерял. Я про ключи никому не сказала, ну что твои они…

      — А я думал, что потерял их у Ольги. Но даже спрашивать не стал, так был на неё зол.

      — И если бы я тогда все тебе рассказала… — Лена наклонила повинную голову, — хотя Матильду Васильевну все равно не вернешь…

      — После твоего отъезда я был сам не свой почти год, — признался Сергей, — потом опомнился, тут дела лучше пошли, работу в газете мне предложили… Ольга пошла на уступки с квартирой, видно, боялась со мной в конфликт вступать. Я понятия не имел, чем она занимается, даже не знал, что она в этом «Варианте» работает.

      — Слушай, неужели им все так и сойдет с рук? встрепенулась Лена. — Они совершенно спокойно убивают людей…

      — За это не беспокойся, — уверил её Сергей, этот вопрос как раз решается. Я же ведь работаю в серьезной газете. Нужные связи у нас имеются.

      Тихонько сообщу кое-кому из тех людей, которые пострадали от работы этого «Варианта», кто им подгадил. Пускай они сами разбираются. Выбрось это из головы. Через несколько дней поедем в Зауральск, там тоже со всем разберемся — нужно же тебя к жизни вернуть. А потом заберем Димку и поедем куда-нибудь на море. А если тебе перед мамой неудобно, то можем прямо сегодня пожениться.

      — У меня же паспорта нет, — напомнила Лена, смеясь.

      — Ах да! Ну ладно, тогда потом, только скажи, что ты меня любишь…

      — Я тебя люблю…

      — Докажи! — он раскрыл объятия.

      — Докажу! — Лена загадочно усмехнулась. — Что там твоя тетка говорила насчет кольца? Что оно достанется женщине, которая тебя любит? Так смотри!

      Лена протянула ему маленькую деревянную коробочку. Там на пожелтевшем от времени шелке лежало кольцо — большой изумруд в красивой оправе. Темно-зеленый камень засиял густым глубоким светом, как будто в комнату принесли кусочек южного моря.

      — Откуда ты его взяла? Где нашла? — голос Сергея задрожал от еле сдерживаемого волнения.

      — Я проснулась рано-рано, — Лена нежно поцеловала его и погладила непослушные светлые волосы, — а ты так хорошо спал.., так безмятежно и беззащитно, совсем как Димка… Я долго на тебя смотрела, а потом ты стал ворочаться и морщиться, потому что солнышко пробилось сквозь занавески и один луч светил тебе прямо в лицо. Я решила задернуть занавеску, а там на окне такой старый карниз, но крепкий и занавески ужасно пыльные — за шесть-то лет… Они не висят на кольцах, а закрепляются такими шариками, которые ходят по трубе…

      — Да знаю я!

      — Ну так вот, чтобы не трясти пыль, я встала на стул и попыталась сдвинуть последний шарик.

      Но что-то мешало, и оказалось, что в трубе карниза спрятана коробочка с кольцом.

      — Да уж, теперь верю, что ты меня любишь, Сергей посадил Лену на колени и ласково куснул за ухо, и ей показалось, что комната закружилась и поплыла куда-то далеко-далеко, — если бы не любила, не полезла бы на стул, чтобы задернуть занавески.., вообще бы не проснулась…

      Тетя Матильда оказалась права, пусть земля ей будет пухом…

      Олег Михайлович, скромный и незаметный референт директора социологического центра «Вариант», сидел за столом в своем маленьком кабинете и буравил тяжелым гипнотическим взглядом своего посетителя.

      Обычно этот взгляд производил на людей очень сильное впечатление, и они становились весьма сговорчивыми, но сегодняшний собеседник Олега Михайловича был майор милиции и на такие простые приемы не поддавался.

      — Пал Палыч, — повторил референт, — мы же с тобой не первый день знакомы. И живешь ты не на милицейскую зарплату. И до сих пор мы всегда находили общий язык. Ты мне только скажи сколько, только скажи! Ты ведь меня знаешь, за мной не пропадет…

      — Нет, Олег Михайлович, я вас сегодня просто не понимаю, — скучным голосом ответил майор, чего вы от меня хотите? Чтобы я замял дело об убийстве? Это ведь не мелкое хулиганство, это особо тяжкое преступление! Как вы это себе, интересно, представляете? Оформить его как несчастный случай? Да меня же на смех поднимут! Что же, потерпевшая сама себя по голове молотком приложила? Как та унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла? Да надо мной весь город смеяться будет!

      Олегу Михайловичу очень не понравилось то, что сказал майор, но ещё больше ему не понравился его скучный голос. Обычно Павел разговаривал с ним куда более заинтересованно. И ещё референту не понравилось, что милиционер внезапно перешел на «вы». До сих пор в их общении звучало больше дружеской доверительности. И ещё референту не понравилось то, что майор без всякого затруднения вспомнил его имя-отчество и произнес совершенно без запинки — это был скверный признак, это могло значить, что Олег Михайлович стареет и теряет свое влияние на людей. Признавать это ему очень не хотелось.

      «Не иначе, Паша пронюхал что-то такое, о чем я ещё не знаю, — озабоченно подумал референт, а это уже совсем никуда не годится».

      — Пал Палыч, — проговорил он снова, тоже переходя на «вы», — ну сами подумайте. Нужен вам ещё один глухарь? Ведь никаких шансов раскрыть его у вас нет! Это ведь просто камень на шее! Зачем вам снижать показатели раскрываемое(tm)? Ну, чего проще — упала женщина на кухне, пол скользкий, кафельный, самое простое дело! А молоток., ну, лежал он там, прямо на него она и упала, неудачно так получилось! Всякое на свете бывает!

      — Что-то я вас, Олег Михайлович, никак не пойму! — майор откинулся на спинку стула и неприязненно взглянул на референта. — Почему это вы сомневаетесь в возможностях нашего следствия? Почему это вы считаете, что мы не сможем раскрыть данное преступление? И вообще, никак вы меня на должностное преступление толкаете?

      — Какое ещё должностное преступление? проговорил референт, наклонившись ближе к собеседнику и не сводя с него глаз. — Ни на что я вас не толкаю! Вы, между прочим, в моем кабинете, и никаких свидетелей у нашего разговора нету. Так что если не хотите меня понять и сохранить наши дружеские отношения — воля ваша. Я вам совет давал, а принять его или нет — это уж ваше личное дело.

      — Вот именно — мое! — майор тяжело поднялся со стула и выпрямился во весь рост, — и ни в каких ваших советах я не нуждаюсь!

      Он развернулся и тяжелым шагом покинул маленький кабинет Олега Михайловича.

      Референт посидел несколько секунд с закрытыми глазами, стараясь успокоиться и унимая предательскую дрожь в руках.

      Что случилось? Майор — тертый калач, он чувствует опасность задолго до её наступления, и если вдруг так прямо отказывается от сотрудничества — это очень скверный признак. Это значит, что крысы начинают по одной убегать с тонущего корабля.

      Неожиданно на столе перед Олегом Михайловичем зазвонил телефон.

      Он взглянул на табло определителя номера, но там было пусто — звонили со специального аппарата, номер которого не определялся.

      Референт переждал три звонка, чтобы не выдать своего волнения, и снял трубку.

      — Слушаю, — проговорил он значительно, уверенным и твердым голосом.

      Но ему никто не ответил.

      Несколько секунд трубка молчала, и потом в ней зазвучали короткие сигналы отбоя, Олег Михайлович растерянно смотрел на трубку и очень долго не решался положить её обратно на аппарат.

      Что происходит? Кто объявил ему войну?

      Кто-то достаточно сильный и влиятельный, чтобы переманить на свою сторону Павла, прикормленного человека в милиции, который до сих пор послушно выполнял любой, самый сложный приказ…

      Референт положил трубку, но она как магнитом притягивала его взгляд.

      И руки дрожали, — чего не было с ним уже очень много лет.

      Олег Михайлович попробовал заняться текущими делами, но мысли возвращались к разговору с майором и к странному звонку…

      Он постарался взять себя в руки, и это почти удалось, как вдруг телефон снова зазвонил.

      На табло определителя номера по-прежнему было пусто.

      Осторожно, как будто он прикасался к бомбе или к ядовитой змее, Олег Михайлович протянул руку и снял трубку.

      — Слушаю, — проговорил он, но на этот раз не сумел сделать свой голос твердым и уверенным.

      — Хорошо, что ты слушаешь, — отозвался незнакомый насмешливый голос, — слушай хорошенько и запоминай. Я узнал, кому обязан своими неприятностями на выборах, и намерен за это расплатиться. Расплатиться полностью. Так что жди, я с платежами никогда не задерживаюсь!

      В трубке снова звучали гудки отбоя, а Олег Михайлович все смотрел на неё и пытался вспомнить, чей это был голос.

      Он непременно должен вычислить своего врага и нанести удар первым! Только тогда он останется в живых!

      Наконец референт справился с охватившей его паникой.

      Он набрал номер телефона, по которому связывался с человеком по кличке Видоплясов, выполнявшим для него самую грязную работу.

      Трубку очень долго не снимали.

      Наконец, когда Олег Михайлович уже отчаялся, раздался щелчок, и скрипучий старческий голос проговорил:

      — Это хто?

      — Для Видоплясова сообщение, — отозвался референт условной фразой.

      — Это хто? — как заведенная, повторила старуха.

      У Олега Михайловича вспотели руки. Если и Видоплясов скрылся, лег на дно и обрезал свои контакты — значит, дело совсем плохо, значит, Олега Михайловича списали…

      Без надежды на успех он ещё раз повторил условную фразу:

      — Для Видоплясова сообщение!

      И старческий голос снова повторил, как свихнувшийся автоответчик:

      — Это хто?

     

            * * *

     

      Киллер, который прежде отзывался на кличку Видоплясов, сменил не только кличку. Он сменил все свои явки и пароли, сменил номера телефонов и саму систему связи с заказчиками.

      Для этого была очень серьезная причина.

      Его основной заказчик, референт Олег Михайлович, стал чрезвычайно опасен, Во-первых, Олегу Михайловичу явно изменила фортуна, а иметь дело с невезучими людьми опасно — невезение заразно, как грипп, и его легко можно подхватить, а при опасной профессии киллера удача нужна как воздух, может быть, даже ещё нужнее.

      Вторая причина была ещё более серьезна. Киллеру «заказали» Олега Михайловича.

      Ему поручили устранить тихого референта.

      Если бы это произошло год, даже полгода назад он не принял бы такой «заказ», отказался бы от него, потому что живой Олег Михайлович был выгоднее для него, чем мертвый, он был источником постоянных заказов. Но теперь, когда он своим хорошо развитым чутьем почувствовал, что референт стал опасен, такой «заказ» был в его интересах.

      «Исполнив» Олега Михайловича, киллер не только заработает хорошие деньги, но и избавится от опасного человека.

      Бывший Видоплясов набрал номер телефона и, когда услышал голос пожилого человека, который исполнял для него роль связного, спросил:

      — Есть какая-нибудь информация для Свидригайлова?

      Киллер был начитанный человек.

      Он любил русскую классическую литературу, в особенности — Федора Михайловича Достоевского, из чьих произведений и брал обыкновенно свои псевдонимы.

      Выслушав безобидное на первый взгляд сообщение, «Свидригайлов» повесил трубку и удовлетворенно улыбнулся.

      Уже сегодня он «исполнит» Олега Михайловича и со спокойной совестью вычеркнет его из своей записной книжки.

     

            * * *

     

      Директор центра социологических исследований «Вариант» снял колпачок с дорогой паркеровской ручки и задумчиво уставился на стол своими пустыми голубыми глазами.

      Ему чего-то не хватало.

      Обычно в это время он подписывал подготовленные референтом бумаги. Подписывал не читая — он доверял своему референту, а читать бумаги было лень, тем более что директор все равно ничего в них не понимал.

      И вот теперь рука привычно потянулась к папке с заголовком «на подпись».., и повисла в воздухе.

      Никаких бумаг на столе не было.

      Директор почувствовал себя обманутым.

      Знаменитый сатирик о такой же ситуации сказал:

      «Это как будто пьешь водку — рюмка за рюмкой, рюмка за рюмкой, и вдруг — вода».

      Директор поежился. Он почувствовал какое-то неосознанное беспокойство. Ему стало неуютно в огромном, прекрасно отделанном кабинете.

      Бумаги должны лежать в папке на правом краю стола, это закон. Если их нет — значит, в мире что-то не в порядке.

      И отвечает за это референт.., как его…

      Директор мучительно напрягся, вспоминая, как Зовут его референта.

      Почему-то все годы, что они работали вместе, директор с трудом вспоминал имя и отчество своего ближайшего подчиненного. И почему-то он слегка побаивался своего референта. Иногда он даже задумывался, кто из них начальник, а кто подчиненный, Впрочем, задумывался директор «Варианта» очень редко. От мыслей у него начиналась головная боль.

      Наконец он вспомнил, как того зовут — Олег, Олег Михайлович.

      Он нажал кнопку селектора и недовольным голосом осведомился:

      — Олег Михайлович, где бумаги на подпись?

      Никакого ответа не последовало, и директор окончательно рассердился.

      Референта не было на месте!

      Это уже — ни в какие ворота, такого не случалось ни разу за все время их совместной работы!

      Референт всегда должен быть на месте, точно так же как бумаги на подпись должны лежать на правом краю стола!

      Что вообще происходит на свете?

      Директор нажал другую кнопку селектора — ту, которая служила для связи с секретаршей, — и недовольно произнес:

      — Где у нас.., э-э… Олег Михайлович?

      Секретарша испуганно пискнула, вызвав ещё большее недовольство директора, и, с трудом справившись с волнением, ответила: , — Олег Михайлович.., умер…

      — Что за безобразие! — недовольно воскликнул директор; — В рабочее время!

      Тут до него дошел смысл того, что сказала секретарша, и он растерянно переспросил:

      — Как умер? Когда?

      — Вчера вечером… — доложила растерянная секретарша, — принимал ванну и утонул.., видимо, задремал, или с сердцем стало плохо…

      Секретарша не любила покойного референта и слегка побаивалась, как и прочие сотрудники «Варианта», но тем не менее смерть хорошо знакомого человека, с которым она сталкивалась каждый день, испугала и расстроила её.

      — Похороны послезавтра, — сообщила она, чтобы продемонстрировать директору свою осведомленность. И зачем-то добавила:

      — Его соседи нашли, когда у них с потолка полилась вода…

      Директор отключил селектор и тупо уставился в окно.

      Вся спокойная, налаженная, обеспеченная жизнь рушилась, как карточный домик. Без референта он был как без рук. Сам он ничего не умел, не разбирался в сложной и грязной политической кухне и даже не знал как следует своих собственных сотрудников.

      Конечно, он знал, какие ботинки полагается носить к серому костюму, а какие — к синему, стригся у самого модного парикмахера, покупал ручки и портфели в самом престижном бутике, и у него в записной книжке из крокодиловой кожи были телефоны близких друзей покойного отца, занимавшего заметный пост в обкоме партии и оставившего в наследство сыну некоторую долю своего влияния — но этого было недостаточно.

      Нужно было уметь работать, а этого умения у директора «Варианта» никогда не было.

      На столе зазвонил телефон.

      Директор испуганно посмотрел на него, надеясь, что секретарша примет огонь.., то есть звонок на себя, но телефон продолжал звонить. Должно быть, это была прямая линия.

      Наконец он снял трубку и ответил хриплым, недовольным голосом.

      Звонил главный бухгалтер и спрашивал, оплачивать ли счет, неожиданно выставленный телеканалом «Петербург».

      «Спросите у Олега Михайловича», — хотел привычно ответить директор, но вовремя вспомнил, что референт умер и что бухгалтер только потому и звонит.

      — Подождите! — рявкнул директор и бросил трубку на рычаг.

      Бесконечно откладывать решения не получится.

      Раньше или позже придется что-то делать, а этого он совершенно не умел.

      Телефон снова зазвонил.

      — Я же сказал — подождите с оплатой! — крикнул директор, схватив трубку, но тут же он понял, что на этот раз ему звонит не бухгалтер.

      — Подождать? — переспросил незнакомый насмешливый голое, — вот этого я как раз тебе не обещаю! Я всегда расплачиваюсь по своим счетам аккуратно и своевременно!

      — Кто это? — испуганно спросил директор, который ожидал сегодня только неприятностей.

      — Постарайся догадаться.., если успеешь, отозвался насмешливый голос, — я узнал, кому обязан провалом на выборах. Я проигрывать не люблю, а ещё больше не люблю, когда меня держат за лоха. Так что я намерен рассчитаться, и рассчитаться по полной программе. Жди.

      В трубке уже давно звучали короткие гудки отбоя, а директор центра социологических исследований «Вариант» все прижимал её к уху, как будто надеялся, что сейчас неизвестный собеседник рассмеется и скажет, что злю была всего лишь шутка.

      Надежда Николаевна подняла глаза от книги и рассеянным взором уставилась в окно электрички. Слава тебе Господи, ужасные нудные дожди наконец прошли, и теперь глаз радовала пышная зелень, которая сверкала на солнце чисто вымытыми листьями. Цветы радостно раскрывали бутоны навстречу теплому солнечному свету, они тоже заждались тепла. И теперь в палисадниках, мимо которых поезд проносил Надежду, цвели вперемежку тигровые лилии, ярко-красные маки и голубой дельфиниум.

      Надежда возвращалась с дачи, где они с матерью путем страшных усилий смогли избавиться от гигантских сорняков, выросших на грядках, и отрыть на этих грядках остатки свеклы и морковки. Кабачки на солнышке начали нехотя завязываться, огурцы же окончательно сгнили. Но это и к лучшему, думала Надежда, меньше хлопот, в конце концов, все на рынке купим. Мать перестала ворчать, и даже сама спросила, когда же ей привезут кота Бейсика. Надежда сказала, что скоро, раз установилась хорошая погода, то Сан Саныч, конечно, разрешит коту поехать на дачу.

      Надежда хотела бы подсунуть матери ещё и огромного сенбернара, но вовремя опомнилась и решила даже не затрагивать эту тему.

      Надежда спокойно вышла на вокзале, спокойно проехала несколько остановок на метро и не спеша прошлась до своего дома. Сумка в этот раз была у неё нетяжелая, поскольку возить с дачи было пока нечего.

      В самом умиротворенном настроении Надежда позвонила в дверь квартиры. В ответ на звонок раздался басовитый лай, но Надежда не встревожилась, потому что в лае не было ничего сердитого — просто приветствие.

      Дверь открыл муж, и Надежда сразу же поняла, что в доме что-то случилось. То есть она готова была поклясться, что с котом Бейсиком полный порядок, потому что на лице у мужа не отражалось страдание. Сенбернар же дал понять, что жив и здоров, ещё когда Надежда была за дверью. И не звонили родственники из Канады и не говорили, что у них все плохо, а если и звонили, то наоборот, рапортовали, что все в ажуре, и волноваться за них совершенно не стоит. И на работе у мужа все было в относительном порядке, в противном случае он обрадовался бы приезду жены, которой можно высказать все и пожаловаться на судьбу. В этом и было все дело, муж не обрадовался её приезду, он был очень и очень на неё сердит.

      Мужья бывают разные. Некоторые, например, если жена задерживается, ни за что не разогреют сами обед, а будут допоздна сидеть голодные, злиться и холить свою обиду. Одни это делают из принципа, другим просто лень. «Я не знал, что можно съесть!» — говорит такой муж, даже если кастрюля с супом стоит на плите, а латка с мясом и картошкой томится в духовке, и живет семья в отдельной квартире, так что на кухне все свое, а не соседское.

      У той же Любы Сапожковой первый муж ещё в давние советские времена, будучи голодным, ел сырые котлеты из кулинарии. Надо сказать, что Люба ужасная разгильдяйка, полжизни проводит болтая по телефону, приличного обеда у неё никогда нету, так что мужика в принципе жалели, но все же сырые котлеты — это явный перебор.

      Надо ли говорить, что на Надеждиного мужа Сан Саныча все это не распространялось. Он имел сдержанный спокойный характер, умную голову, а также был мастером на все руки, умел и кран починить, и компьютер настроить, и обед сготовить. Правда, в последнее время он несколько расслабился, поскольку много работал, и к его приходу у Надежды все было готово. Но тем не менее она без всякого опасения уехала на два дня на дачу, зная, что муж и звери голодными не останутся.

      Надежда в уме быстренько перебрала все свои мелкие прегрешения, вольные и невольные, и не нашла ничего, что могло бы вызвать такое сильное мужнино недовольство. Следовало держаться осторожно и сначала выяснить, что же случилось.

      — Здравствуй, дорогой! — весело сказала Надежда, чмокнув мужа в щеку.

      Показалось ей или нет, что муж еле заметно отстранился?

      — Как вы тут без меня?

      — Нормально, — сурово ответил муж.

      — А чем это у нас пахнет?

      Действительно, по всей квартире разносился удивительно знакомый резкий аромат. Муж схватил Надежду за руку и потащил в гостиную. На столе стоял огромный букет темно-красных роз.

      — Ой! — взвизгнула Надежда. — Это мне? Да ведь их, наверное, штук двадцать!

      — Двадцать одна, — деревянным голосом заметил муж, — нечетное число, на счастье.

      Как ни любила Надежда своего мужа, она отвергла предположение, что муж ни с того ни с сего ни к какой дате принес ей букет роз, да ещё такой огромный.

      — Что случилось? — встревожилась она.

      — Надежда! — сердито заговорил муж и уставился на неё прокурорским взором, — я должен с тобой серьезно поговорить! Вчера вечером здесь был — как ты думаешь кто?

      — Понятия не имею! — Надежда очень натурально пожала плечами.

      — Один человек, он представился Сергеем Сергеевичем Ракитиным.

      Сердце Надежды упало куда-то в район пупка.

      — С ним была девушка, — скрипучим голосом продолжал муж, — Лена Березкина. Они хотели поговорить с тобой, сказали, что уезжают в Зауральск за сыном, и просили передать тебе этот букет и ещё вот…

      Муж раскрыл перед Надеждой коробочку синего бархата. Там лежала брошь в виде веточки. Листьями и цветами служили драгоценные камни. Надежда ахнула и сделала попытку вытащить брошь из коробочки, но не тут-то было.

      Муж спрятал брошь за спину и продолжал таким же суровым тоном:

      — Когда я заявил, что не могу принять такой дорогой подарок, они все мне рассказали.

      Как ты вовремя вмешалась и спасла Лену если не от смерти, то от ужасных неприятностей, от подозрения в убийстве. Как ты поверила ей в трудную минуту, когда спокойно могла выставить её за дверь. Как ты поддержала её и не дала наделать глупостей. И теперь они встретились и счастливы, и это все благодаря тебе.

      «Караул! — металось у Надежды в голове. — Выдали! Подставили! Раскрыли всю подноготную!»

      — Но, Сашенька… — жалобно заговорила она, но муж не дал ей закончить.

      — Прекрати блеять, как овца на лугу! — закричал он и бросил коробочку на пол. — Я не поддамся на твои провокации!

      В принципе муж у Надежды был на редкость выдержанным и спокойным человеком. На взгляд Надежды, иногда даже слишком, потому что говорил он всегда тихим голосом, если и ворчал, то тихонько, и делал замечания своей жене и другим людям убийственно вежливым тоном. И если сейчас он так грубо заорал на Надежду, это значит, что муж действительно вышел из себя. Надежда испугалась ещё больше. Сердце её упало ещё ниже и прочно угнездилось в левой пятке.

      «За что они меня так подставили? — горько подумала она. — Что я им сделала плохого?»

      — Имей в виду! — сурово продолжал муж. — Они мне все рассказали! И про то, как вы потащились в этот самый бандитский центр «Вариант», и про слежку, в результате которой вас совершенно спокойно могли просто убить!

      Надежда молчала, понимая, что все пропало, муж все узнал и сейчас устроит ей варфоломеевскую ночь.

      — Ну? — угрюмо вопросил муж. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?

      Но не успела Надежда открыть рот, как он тут же обрушился на неё с упреками:

      — Ты легкомысленная и неумная женщина!

      Сколько раз я должен повторять тебе, что все истории, в которые ты вмешиваешься с упорством, достойным лучшего применения, могут закончиться трагически! Ведь было так уже, и не раз! И ты давала мне честное слово, что больше этого не повторится! А сама бессовестно наврала!

      Надежда прекрасно помнила тот случай.

      Это было давно, лет пять назад. Тогда они с её приятелем Валей Голубевым необдуманно вмешались в махинации, которые творились у них в институте, в результате чего Надежду чуть не убили возле проходной. Спасла её в общем-то чистая случайность. Или уж такая Надежда Николаевна оказалась везучая. Надежда тогда так испугалась, что в запале все честно рассказала мужу и получила такой нагоняй, что с тех пор решила ничего и никогда мужу про себя не рассказывать во избежание скандалов.

      Она понимала, что муж действовал тогда из самых лучших побуждений, что она. Надежда, ему очень дорога, и он очень боится её потерять. Но кому, спрашивается, понравится, когда на тебя орут и называют легкомысленной и безответственной особой? Причем это на словах, а на деле. Надежда уверена, муж думает о ней ещё хуже.

      Явился кот, привлеченный криками. Он обнюхал Надеждину сумку, брошенную в прихожей, не нашел в ней ничего интересного и обиделся.

      Обычно хозяйка привозила ему с дачи домашнего творога или мелкой рыбешки, которую в изобилии ловил сосед. Бейсик негодующе распушил усы и фыркнул на Надежду. Она окончательно расстроилась.

      «И кота против меня восстановил!» — подумала она.

      — И ведь ты не только не выполнила обещания! — не успокаивался муж. — Ты ведь все время врала мне по мелочи. По магазинам она с Татьяной ходила! С какой Татьяной? С совершенно посторонней девицей!

      Надежда Николаевна почувствовала, что с неё хватит.

      — Да? — заговорила она, постепенно набирая обороты. — А позволь тебя спросить, дорогой мой, кто мне подсунул эту девицу? Ведь это ты выгнал меня из собственного дома, чтобы поселить её у меня! А меня заставил жить у чужих людей, да ещё возиться с чужой собакой!

      — Собака-то тут при чем? — удивился муж.

      — Вот именно, собака тут Совершенно ни при чем! — закричала Надежда, войдя в раж. — То есть очень даже при чем! Арчи оказался замечательным другом, он очень мне помог, поддержал в трудную минуту, в отличие от тебя! Ты спрашиваешь, почему я тебе никогда ничего не рассказываю? Потому что ты сразу же начинаешь орать и ругаться!

      Это была заведомая не правда, потому что муж, как уже говорилось, был очень выдержанным человеком и ругался крайне редко, но Надежда уже так распалилась, что не владела собой. Кот в испуге удалился, чтобы не быть нечаянно придавленным в процессе ссоры. Он-то прекрасно знал, что в гневе Надежда страшна.

      — Сам подсунул мне своих сомнительных знакомых, — кипятилась Надежда, — и я же теперь оказываюсь виновата! Если не хочешь, чтобы твоя жена ввязывалась в истории, осмотрительнее друзей выбирай!

      — Аня всегда была честной и порядочной! муж говорил на повышенных тонах, но чуть сбавил обороты, — понятия не имею, что случилось с её дочерью! И Лиза так просила… Да, вот кстати, они и ей принесли подарок.

      В огромной коробке был упакован страшно дорогой набор для новорожденной девочки одежда, игрушки, кремы и шампуни… Вряд ли сама Лиза смогла бы купить такой.

      — Рада за нее, — буркнула Надежда, — вот сам ей и передай.

      — Речь не о ней, — строго продолжал муж, — речь о тебе. Надежда, мне надоело, что ты меня все время обманываешь. Сама знаешь, что если несколько раз обманешь, потом веры уже не будет.

      Надежда пришла в ярость от его занудного тона. Точь-в-точь учитель отчитывает нерадивую и непослушную ученицу! Еще напомнил бы ей известную хрестоматийную притчу о мальчике, который нарочно кричал, что видит волка. Два раза люди верили и прибегали на зов, а на третий раз, когда действительно появился волк, мальчишке никто не поверил, и волк его съел.

      Надежда воочию увидела перед собой седые кудряшки своей первой учительницы, услышала её скрипучий голос, когда та рассказывала им эту притчу, и заскрипела зубами от злости.

      — А мне надоело, что ты меня все время воспитываешь! — выкрикнула она мужу в лицо. — Я все же не девочка семи лет! Я вполне способна сама о себе позаботиться!

      — Вот как? — спросил муж. — А я думаю, что нет…

      — Если ты намекаешь, что я уже месяц сижу на твоей шее, то этого больше не повторится! — в запале выкрикнула Надежда и по лицу мужа поняла, что он очень оскорбился. Разумеется, он имел в виду совсем другое — то, что Надеждой нужно руководить, поскольку время от времени её заносит. Надежде же захотелось самостоятельности.

      — Ты ведешь себя необдуманно, — заметил муж, и от его тона Надежда ещё больше утвердилась в своей правоте.

      Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Это была не обычная ссора, это был полный и окончательный разрыв. Надежда поняла, что нужно немедленно собирать вещи и возвращаться в свою квартиру. Кота муж, конечно, ей не отдаст, в случае необходимости может и до суда дело довести. Вот пусть и сидит тут с котом и собакой. Жаль Арчи, Надежда к нему успела привязаться, но пес, действительно, не войдет в её квартиру, просто физически в ней не поместится.

      Она достала из стенного шкафа чемодан, бросила в него кое-какие мелочи из ванной и кухни и отнесла чемодан в спальню. Она открыла дверь боком и вошла, но как только огляделась, чемодан выпал у неё из рук.

      На широкой двуспальной кровати, где до недавнего времени спали Надежда с мужем, прямо на дорогом шелковом французском покрывале валялся огромный сенбернар. Он лежал в позе сытого каменного льва, каких много на площадях города, только вместо каменного шара у него между передних лап пристроился кот.

      Бейсик развалился на боку, так что, наклонившись, можно было видеть пушистое кремовое пузо, и мел по носу Арчи рыжим хвостом, издали напоминающим ежик для сметания пыли. Несчастный сенбернар морщил нос, едва удерживаясь, чтобы не чихнуть, но стоически терпел такое безобразие.

      — Дорогие мои! — воскликнула Надежда. — Вы помирились? Вы теперь дружите? Саша, Саша, крикнула она, — иди скорей сюда!

      — Ну что ещё такое… — недовольно проговорил Сан Саныч, но все же пришел в спальню.

      Увидев живописную картину, он застыл, молитвенно сложив руки, потом поднял глаза к потолку, рассмеялся и обнял Надежду. Ссора была забыта. Супруги с умилением наблюдали, как кот перевернулся на другой бок, все так же метя хвостом.

      — Ну хорошо, Надя, — смягчившись, заговорил муж, — я признаю, что был не прав, когда накричал на тебя, но ты должна дать мне слово, что больше никогда, никогда не станешь впутываться в криминальные истории!

      Надежда хитро взглянула на мужа и потупила глаза.

      — Я подумаю, — сообщила она.

      — Что значит — подумаю? — вскричал Сан Саныч.

      И тогда сенбернар наконец чихнул.

     

      Конец