Чингиз АБДУЛЛАЕВ

     

      УПРАЗДНЕННЫЙ РИТУАЛ

     

      Анонс

     

      Он — человек самой опасной и изысканной профессии на свете. Он — человек спецслужб. Мастер своего дела. Мастер международного — не класса даже, но экстракласса.

      Он приходит на помощь в странном деле — в деле о дне встречи выпускников. О дне, в который уже несколько лет происходят убийства. Странные, нелогичные, немотивированные…

      Ключ к преступлениям лежит недалеко — в ближнем зарубежье, в маленькой, богатой южной стране. В стране, где человек готов добиваться удачи любой ценой и мстить любыми способами. Но — КТО ЭТОТ человек? На этот вопрос — слишком много ответов, и неясно, какой из них — единственно правильный…

     

      Страх — это ожидание зла.

      Аристотель

     

      Глава 1

     

      Когда в сорок лет неожиданно резко меняешь свою жизнь, то сначала становится интересно, потом начинаешь испытывать дискомфорт, а на третьем этапе наступает разочарование. Он испытывал смешанные чувства радости и некоторого неудобства. Джил ждала ребенка, и врачи категорически запретили ей длительные переезды. Ему нужно было принять решение. Ребенок должен был появиться на свет через несколько месяцев, а он все еще медлил, понимая, сколь важным будет шаг, который он предпримет.

      Несмотря на свое состояние, Джил тактично не спрашивала его о дальнейших планах. За последний год он дважды летал в Италию, успел познакомиться со своими будущими родственниками. Его ни о чем не спрашивали, но затягивать дальше с решением этого вопроса было нельзя. Нужно было определиться, сломать устоявшуюся жизнь, сделав предложение Джил Вальдано, чтобы стать законным отцом их ребенка.

      Он обещал Джил вылететь в Рим в пятницу вечером. До назначенного срока оставалось два дня. Он уже заказал билеты, собираясь лететь через Мюнхен. Дронго не любил летать самолетами, каждый полет был для него испытанием. Однако, несмотря на переживания, летать ему приходилось часто, и в последнее время он умудрялся делать по сорок-пятьдесят рейсов в год. Сказывался и его страх перед обычными авиакомпаниями. Он предпочитал летать по всему миру самолетами только двух компаний, которым он доверял, — «Бритиш айруэйз» и «Люфтганза». Поэтому даже в Баку ему приходилось лететь не прямым рейсом из Москвы, а через Франкфурт, тратя на это не два с половиной часа, а восемь. Но он полагал, что подобные предосторожности оправданны. Джил ждала ребенка, и он не хотел рисковать. Его не привлекала перспектива легат» на устаревших самолетах, курсировавших между Москвой и Баку и принадлежавших в основном небольшим частным авиакомпаниям.

      Проснувшись утром, он привычно прошел в ванную комнату. Тщательно побрившись, приняв душ, он вышел из ванной комнаты и посмотрел на себя в зеркало. Высокого роста, широкоплечий, с большим выпуклым лбом, резкими чертами лица, тяжелым подбородком, внешне он вполне мог сойти за бывшего спортсмена или одного из телохранителей, которые появлялись рядом со звездами эстрады и политиками. Но он сам был звездой первой величины — одним из лучших в мире аналитиков, сочетавших редкое умение анализа с его применением в конкретной ситуации. К сорока годам он стал лучшим специалистом на территории, некогда называемой Советским Союзом. И об этом знали не только в Москве.

      Позавтракав, он привычно сел к компьютеру, чтобы просмотреть последние новости по Интернету. Но его отвлекли. Сначала раздался первый звонок — его личный водитель спрашивал, в котором часу нужно приехать. Дронго не любил сидеть за рулем. Концентрация внимания, необходимая при расследовании различных дел, отвлекала его, когда он вел автомобиль. Он считал подобное занятие непростительной тратой времени и поэтому обычно обдумывал ситуации, сидя в машине, которой управлял его водитель. Предупредив водителя, чтобы приехал в три часа дня, он попытался снова сосредоточиться перед компьютером, когда раздался второй звонок.

      На этот раз позвонила Джил. Он взглянул на часы. В Италии была уже половина десятого: разница с Москвой составляла два часа. Дронго усмехнулся. Джил знала, что он любил работать по ночам и никогда не звонила раньше одиннадцати. После второго разговора он снова вернулся к компьютеру, но раздался третий звонок. И ему снова пришлось отвлечься.

      — Добрый день, — торопливо произнес незнакомец. Мало того, что голос был незнакомым, в нем сквозило нетерпение, страх, растерянность.

      — Добрый день, — вздохнул Дронго, — я вас слушаю.

      — Вы меня извините, — нерешительно сказал позвонивший, — мне дали ваш телефон… Я не знаю, как к вам обращаться…

      — Если дали номер телефона, значит, сказали, как ко мне обращаться, — заметил Дронго.

      — Да, да, конечно. Извините. Вы меня извините, я хотел. — ., я не знаю как вам сказать…

      — Давайте начнем с самого начала. У вас какая-то проблема?

      — Мне сказали, что я могу с вами проконсультироваться.

      — Кто сказал?

      — Борис Михайлович Флисфейдер. Он был вашим учителем физики.

      — Действительно был, — улыбнулся Дронго. В те годы, когда он учился в школе, у них преподавал молодой талантливый физик, в которого были тайно влюблены все девочки их класса. Уже после окончания школы они довольно часто встречались, пока Борис Михайлович не переехал со своей семьей в США и обосновался в Детройте. Но их связи не прервались, и они часто перезванивались — учитель и бывший ученик.

      — Как вы его нашли? Он ведь живет в Детройте? — уточнил Дронго.

      — У меня есть его телефон. Дело в том, я его бывший ученик, — торопливо сказал позвонивший.

      — Вы учились в нашей школе? — спросил Дронго.

      — Да, только на девять лет позже вас. Я окончил школу в восемьдесят пятом, пятнадцать лет назад.

      — Какое у вас ко мне дело?

      — Вы меня извините. Я знаю, что вы уже давно живете в Москве. Можно я к вам зайду? Это долго объяснять по телефону.

      — Заходите, — вздохнул Дронго, — когда вы можете приехать? Вы знаете, где я живу?

      — Нет, не знаю. Борис Михайлович дал мне только ваш телефон.

      — Запишите адрес, — он продиктовал адрес. Борис Михайлович был человеком деликатным и не дал адрес незнакомому Дронго человеку.

      «Надеюсь, он меня долго не задержит», — подумал Дронго, положив трубку.

      Неизвестный появился ровно через двадцать минут. Он позвонил в дверь, и Дронго по привычке, перед тем как открыть дверь, посмотрел в глазок. За дверью стоял молодой мужчина лет тридцати — полный, рыхлый, с редкими темными волосами. Мужчина, очевидно, вспотел, ему было жарко, несмотря на начало февраля. Он был в распахнутой дубленке, шапку держал в руке. Неизвестный все время оглядывался, словно боялся, что на него могут напасть прямо в подъезде дома.

      Дронго открыл дверь.

      — Входите, — пригласил он незнакомца.

      Перед тем как войти в квартиру, мужчина снова оглянулся. Он снял дубленку, повесил шапку и, почему-то оглянувшись еще раз на закрытую дверь, начал снимать обувь.

      — Не нужно, — остановил его Дронго и предложил пройти в гостиную.

      Когда испуганный гость уселся на диван, Дронго сел напротив и, улыбаясь, спросил:

      — Вы будете чай или кофе?

      — Ничего, — взволнованно сказал неизвестный. У него было рыхлое лицо, маленькие глазки, мясистый нос. — Если можно, воды, пожалуйста.

      Дронго, не вставая, придвинул столик с бутылками. Открыл минеральную воду, взял стакан, налил воду и протянул гостю. Тот жадно, залпом выпив ее, поставил стакан на столик.

      — Не волнуйтесь, — попытался успокоить гостя Дронго, — давайте все по порядку. И не нужно так нервничать.

      — Да, да, — неизвестный достал платок, чтобы вытереть лицо. Потом, вздохнув, начал свой рассказ:

      — Меня зовут Раис Аббасов. Я из Баку. Занимаюсь бизнесом. У меня небольшая компания. Мы работаем с девяносто четвертого года. Торгуем компьютерами. Правда, в последнее время торговля идет не очень успешно. Я приехал к вам по поручению наших ребят. Мы решили, что вы, как выпускник, нашей школы, можете нам помочь. Вы можете подумать, что я сошел с ума, но мы действительно боимся. Сегодня среда, а через три дня суббота. И если что-нибудь случится… Я не знаю, как вам объяснить…

      — Вы волнуетесь и поэтому говорите сумбурно, — строго сказал Дронго, — в результате я не смогу вас понять. Давайте спокойно. Зачем вы ко мне приехали?

      — Конечно, конечно. Нужно успокоиться. Я вам сейчас всю объясню. Можно мне еще немного воды?

      — Возьмите сами, — сказал Дронго, стараясь немного успокоить Аббасова. Тот взял бутылку, налил себе воды, снова залпом выпил.

      — Все началось три года назад, — сказал он, чуть успокоившись, — три года назад, в девяносто седьмом. Да, в девяносто седьмом. Тогда исполнилось двенадцать лет со дня нашего окончания школы. Вообще-то мы и раньше проводили встречи выпускников. В девяносто пятом, когда было десятилетие, мы не смогли собраться. Тогда в Баку было неспокойно, в конце февраля — начале марта началось противостояние властей с ОПОНом, закончившееся мартовской трагедией. Вы, наверно, помните эти события.

      Дронго молча кивнул, чтобы не сбивать с мысли гостя.

      — Мы всегда отмечали этот день. Собирались выпускники школы и отмечали день окончания школы. Обычно в первую субботу февраля. Тогда, в девяносто седьмом, мы тоже решили собраться в начале февраля, как обычно. У нас был очень дружный класс. Мы традиционно собирались каждый год на встречу выпускников. И в том году мы тоже собрались все вместе. Тогда пришли почти все, тридцать два человека из тридцати пяти. Мы долго сидели в нашем классе, рассказывали друг другу о своих проблемах. Потом кто-то предложил на следующее утро поехать в Шемаху. В тот год зима была очень мягкая. Мы подумали, что будет здорово провести весь день вместе. Если бы мы знали, чем все это кончится…

      Аббасов вздохнул, посмотрел на недопитую бутылку воды и продолжил рассказ.

      — Конечно, все поехать не смогли. У многих были свои дела, семьи. И нас собралось одиннадцать человек, чтобы отправиться в горы. Лучше бы мы туда не ездили… Так страшно… В общем, сначала все было хорошо. Мы поехали на автобусе нашей фирмы. Водителем у нас был мой личный водитель. Мы взяли с собой мясо, лук, уксус. Сделали бастурму, приготовили шашлык… А потом ребята немного перепили. Вы же знаете, как бывает в таких случаях. Хорошая погода, шашлык, водка. Мы взяли много водки. Целых два ящика.

      Дронго слушал молча, одновременно следя за говорившим. Аббасов был действительно напуган. В этом не было никаких сомнений. И, похоже, не врал, когда рассказывал о случившемся.

      — Ребята немного поспорили, — продолжал Аббасов, — Вова Габышев и Рауф Самедов. Мы не думали, что все так кончится. Из-за Светы. Она им обоим нравилась, хотя вышла замуж за другого, но потом развелась. Что-то Вова сказал, потом Рауф ответил. Мы их с трудом разняли. Потом мы снова сидели. Знаете, сколько там можно выпить? Это чуть выше Чухур-юрта.

      — Знаю, — кивнул Дронго, — очень красивые места. Я там бывал. Там жили в основном молокане.

      — Там целое село молокан, — подтвердил Аббасов, — но некоторые уехали. Мы потом поднялись еще выше. В горы. Там и случилось несчастье. Мы даже не думали, что такое возможно. Рауф неожиданно сорвался вниз. Там была такая отвесная скала. Я видел, как он падал. Это было ужасно… Просто ужасно…

      — Что было потом?

      — Мы пытались спуститься вниз, но ничего не получалось. Повсюду лежал снег, и без специального снаряжения спуститься вниз было невозможно. Вы не можете себе представить, какое настроение у нас было. Мы буквально сходили с ума. До вечера пытались достать его тело, но так и не смогли. А ночью вернулись в город. Утром мы сообщили в милицию, прокуратуру. Нас всех допросили, но потом отпустили. Мы еще не раз пытались собраться, чтобы найти тело погибшего и похоронить по-человечески. Наступила весна, распутица. У нас говорят — прошел март, прошли все беды. В марте было очень холодно, ветреная погода. Потом апрель. У каждого были свои проблемы. В общем, полиция нашла тело только в июне, когда оно начало уже разлагаться.

      Аббасов достал платок и вытер лицо.

      — Нас пригласили на опознание, но мы не знали как быть. Женщин мы, конечно, не пустили. Ребята предложили поехать мне и Игорю Керимову. Он работник прокуратуры, начальник отдела, ему это было бы привычнее. Но он был занят, и мы поехали вместе с сестрой Рауфа. Это было ужасно. Она даже не стала смотреть, у нее больное сердце. А я его сразу узнал — по ботинкам. У него были такие смешные коричневые ботинки. Мы все время над ними смеялись.

      — Что было потом?

      — Потом началось самое страшное, — вздохнул Аббасов, — мы опять давали показания в прокуратуре, рассказывали, как он упал. Очевидно, кто-то сообщил о ссоре погибшего с Габышевым. Хорошо, что прокурор не дал санкции на его арест. Тогда Игорь Керимов помог ему. Но все это было очень неприятно…

      — Значит ваш товарищ сорвался со скалы. Но вы пришли ко мне не поэтому? — перебил его Дронго.

      — Нет, конечно. Мы ведь считали, что он случайно сорвался. Никто не думал, что его могли столкнуть. Никому такое даже в голову не могло придти.

      — А почему вы думаете, что его толкнули?

      — Мы сначала так тоже не думали. Но потом… У нас несколько месяцев было паршивое настроение. Переживали, что все это случилось с нашим товарищем. На следующий год, уже в девяносто восьмом, мы решили собраться снова, чтобы почтить память Рауфа. Приехали все ребята, даже те, кто не смог с нами поехать в Шемаху. Вспоминали погибшего. И в эту ночь произошло убийство.

      — Убили кого-то из вашей компании?

      — Да, Олега Ларченко. Он учился вместе с нами до десятого класса, а потом его семья переехала на Украину. Его отец был военным. Олег жил в Киеве и работал там на заводе, кажется, заместителем главного инженера. Он приехал в Баку на два дня только для того, чтобы встретиться с нами. На следующей день он должен был лететь обратно в Киев. А в ночь на воскресенье кто-то вошел в его номер в гостинице и убил его.

      — Как его убили?

      — Ударом ножа. Это был нож Олега. Следователи потом говорили, что на ноже не было никаких отпечатков пальцев. Но кто-то вошел к Олегу в номер и ударил его ножом.

      — Убийство произошло именно в ночь вашей встречи?

      — Да.

      — И почему вы решили, что эти трагические происшествия связаны друг с другом? Может, Олега убили случайно? Какой-нибудь грабитель?

      — Нет. Мы тогда тоже не придали значения этому факту. Решили, что все произошло случайно. Прокуратура возбудила уголовное дело, Игорь обещал нам помочь в расследовании преступления. Сотрудники полиции долго искали убийцу, но никого так и не нашли.

      — И вы решили связать эти два случая?

      — Нет. Но в прошлом году произошло очередное убийство. Мы снова собрались. На этот раз многие не пришли. Наверно, боялись встречаться друг с другом. Неприятно было вспоминать про наших товарищей. Но почти половина класса пришла. И именно в эту ночь была убита наша бывшая одноклассница — Эльмира Рамазанова. Она возвращалась домой поздно вечером после нашей встречи. Она работала преподавателем музыкальной школы, которая находилась недалеко от нашей школы. Ее нашли убитой. Видимо ее задушили в подъезде дома. Когда она вошла в подъезд, кто-то набросился на нее сзади. Ударил чем-то тяжелым, а затем задушил несчастную. В подъезде не было света, дом находился в микрорайоне, а там и в квартирах не всегда бывает по вечерам свет. Кто-то ее убил. Третье убийство. Вот тогда мы впервые и задумались об этом. Мы даже хотели тогда обратиться к вам.

      — Почему сразу не обратились?

      — Не помню, — уклонился от ответа Аббасов, — все были так напуганы, в таком паршивом настроении после смерти Рамазановой.

      — Она ездила с вами в Шемаху?

      — Да. И она, и погибшие ребята. Они все трое были с нами в Шемахе. Мы, конечно, можем поверить в совпадения, но ребята решили, что будет лучше, если я найду вас и все вам расскажу.

      — Совпадения, — задумчиво проговорил Дронго, — странные совпадения. И убийцу конечно опять не нашли?

      — Нет. Решили, что обычный грабитель. Хотя сумочка осталась на месте. А там были деньги, ключи от квартиры, ее золотое кольцо осталось на пальце.

      — Понятно. Теперь скажите мне, кто именно был в вашей группе, которая отправилась в Шемаху. Сколько вас было человек?

      — Двенадцать с моим водителем. Или одиннадцать, если его не считать.

      — Вы его давно знаете?

      — Давно. Он пожилой человек, ему под шестьдесят. У него четверо детей, внуки. Когда мы пошли в горы, его с нами не было. Но его вы можете не считать.

      — Почему?

      — В прошлом году, когда убили Эльмиру, он лежал в больнице. Ему оперировали язву. Поэтому его вы можете не подозревать.

      — Вы подготовились к нашей встрече, — улыбнулся Дронго, — теперь давайте подробнее. Итак, вас было одиннадцать человек.

      — Да, одиннадцать, — подтвердил Аббасов, — троих исключите.

      — Значит, восемь. Кроме вас семь человек. Не так много. Кто они?

      — Три женщины и четверо мужчин. Женщины — это Лейла Алиева, Ольга Рабиева и Света Кирсанова.

      — Та самая женщина, которая нравилась вашим мужчинам?

      — Она всем нравилась, — подтвердил Аббасов, — красивая женщина. С первого класса всем нравилась.

      — Теперь расскажите об этих женщинах. С каждой из них вы знакомы уже много лет, если считать ваше знакомство с первого класса.

      — Света была самой красивой, — повторил словно заученный урок Аббасов, — но ее личная жизнь как-то не сложилась. Вы ведь знаете, как обычно бывает в таких случаях. Если женщина очень красивая, значит, невезучая.

      — Интересная сентенция, — пробормотал Дронго, — только я вас прошу излагать факты. Все, что вам конкретно известно. Итак, я теперь знаю, что она красивая и нравилась всем, в том числе и вам, с первого класса. Какие еще полезные сведения вы можете мне сообщить?

      — Она закончила институт искусств. Работала в ТЮЗе, потом ушла. Начала изучать английский язык, вышла замуж, родила дочь. Муж был режиссером ТЮЗа. Мы на свадьбе гуляли всем классом. Через три года они развелись. Оба ушли из ТЮЗа. Сейчас она работает в какой-то иностранной фирме.

      — Чем занимаются две другие женщины?

      — Одна из них — Лейла Алиева — стала врачом. Защитила диссертацию. У нее есть муж, ребенок. Вторая — Ольга, Рабиева по мужу. Вообще-то, она Оля Галушко. Такая настырная всегда была, целеустремленная. И училась хорошо. Мы ее тогда нашим комсоргом избрали. Знаете, какой она заводной была. Она и Эльмира Рамазанова на пару, но Оля была еще и нашим комсоргом. У нее есть ребенок, а муж — таджик.

      — Они остались жить в Баку или куда-то переехали?

      — Они уехали в Душанбе в середине восьмидесятых, но потом там началась гражданская война, и они вернулись обратно. Оля рассказывала такие ужасы про войну. Лучше даже не вспоминать об этом. Они с трудом вырвались и, кажется, с тех пор даже не ездили к себе в Таджикистан. Сейчас они живут вместе с матерью мужа, которая тоже переехала к ним.

      — О женщинах на первый раз достаточно. Давайте перейдем к представителям «сильного пола», — предложил Дронго.

      — Конечно, — согласился Аббасов, — Игорь Керимов закончил юридический факультет, работал следователем прокуратуры, потом прокурором, сейчас начальник отдела прокуратуры города. Уже подполковник, хотя ему тридцать два, как и всем нам. Вова Габышев закончил восточный факультет университета, стажировался в Сирии, в Египте.

      Он арабист. Хороший парень, но иногда без тормозов. Сейчас работает где-то в системе Академии наук в Москве. Леня Альтман — врач, кандидат наук. Он до сих пор не женат. По-моему, он, как и мы все, был тайно влюблен в Свету, хотя никогда в этом не признавался. И, наконец, Фазиль Магеррамов, наш Фазик. Он работал в системе Министерства финансов, потом в Министерстве торговли. Сейчас — в банке, начальник управления. Толковый парень, грамотный. Его статьи иногда появляются в газетах.

      — Итого — восемь человек. Все, кто был с вами во время первого рокового путешествия в Шемаху? Верно?

      — Да, все правильно. Нас осталось в живых только восемь человек. Мы считали, что Рауф сорвался сам, но теперь понимаем, что его столкнули. И с Ларченко разбирался кто-то знакомый. Иначе зачем бы Олег открыл ему дверь? А насчет Эльмиры я даже не знаю, что подумать. Это же надо решиться на такое убийство.

      — Вы сказали, что Габышев и погибший Самедов поспорили перед тем как вы поднялись наверх. И Габышев был в числе подозреваемых. Почему прокуратура не дала санкции на его арест?

      — Игорь Керимов дал показания, что в момент падения Рауфа Вова Габышев стоял рядом с ним, Игорем.

      — А на самом деле? — спросил Дронго. Аббасов вздрогнул.

      — Не знаю, — сказал он, — я ничего не могу понять. Но Вова не мог такого сделать. И тем более ударить ножом Олега. Они сидели за одной партой. Это было бы ужасно.

      — И тем не менее за последние три года вы уже потеряли трех своих товарищей. Я вас правильно понял?

      — Да, — кивнул Раис Аббасов, — кто-то убил трех наших товарищей. Мы очень хотим верить в совпадения, но если в следующую субботу снова убьют кого-то из наших ребят, мы просто вынуждены будем уехать из города, где происходят эти «ритуальные» убийства. Поймите меня правильно. У меня семья, маленькие дети. Я не имею права рисковать… Я уже два дня здесь.

      — И поэтому вы пришли ко мне? — понял Дронго.

      — Да, — кивнул Аббасов, — мы хотим, чтобы вы нам помогли. Мы просим вас помочь нам.

      — К сожалению, это невозможно. В пятницу я улетаю в Рим, — сказал Дронго, — и не смогу лететь вместе с вами в Баку.

      — Я вас понимаю, — печально кивнул Аббасов, — если бы вы могли изменить свое решение… Я состоятельный человек… Я мог бы уплатить вам гонорар.

      — Перестаньте, — весело сказал Дронго, — я не спускаю вас с лестницы только потому, что вы мой гость. И еще ученик Бориса Михайловича, которого я глубоко уважаю.

      — Поймите нас, — взмолился Аббасов, — полиция нам не верит. Даже наш товарищ Игорь Керимов считает, что мы немного чокнутые. Мы перезванивались друг с другом и решили, что будет лучше, если я приеду и все расскажу вам. Вы должны нам помочь. Если произойдет еще одно убийство, это будет ужасно.

      — Должен вам помочь, — задумчиво повторил Дронго, — получается, что я должник такого количества людей.

      — Я не правильно выразился, — поправился Аббасов, — конечно, вы ничего не должны. Но вы можете нам помочь… Вы единственный, кто может найти убийцу.

      — И для этого я должен лететь с вами в Баку?

      — Если это возможно. Мы готовы оплатить вам билеты. Простите меня, я говорю глупости. Это от растерянности. Я не думал, что смогу увидеться с таким человеком. Извините меня.

      — Восемь человек, — вздохнул Дронго, — получается, что убийца один из вашей группы. И самое большое подозрение падает на Габышева. В результате вскоре окажется, что он ни в чем не виноват, а убийства произошли по роковому стечению обстоятельств именно в эти дни.

      — Вы сами верите в такую закономерность? — спросил Аббасов.

      — Три случая подряд? Нет, не верю. И думаю, что вы правы. Три убийства, совершенные с интервалом в целый год. Если это маньяк, то у него железная выдержка, но так в жизни не бывает. Маньяк не может ждать целый год, это невозможно. Тогда получается, что убийства совершены с определенной, вполне конкретной целью. Но какая цель могла быть у убийцы? Может быть, трое ваших погибших товарищей были связаны какими-то другими обстоятельствами, о которых вы забыли мне рассказать? Такое возможно?

      — Нет, невозможно, — выдохнул Аббасов, — мы тоже долго думали. Целый год. Гадали, спорили, обсуждали. Олег Ларченко жил в Киеве, Эльмира Рамазанова — в Баку. Рауф после окончания школы переехал в Сумгаит. Никто из них не был непосредственно связан друг с другом, если не учесть того обстоятельства, что все трое учились в нашем классе.

      — Тогда выходит, что действует маньяк, следуя какому-то непонятному ритуалу. Как убили Ларченко? Удар был сильным? Или это было несколько ударов ножом? Вы не узнавали?

      — Конечно, узнавали. Два удара ножом. Один точно в шею. Говорят, что Ларченко умер почти мгновенно.

      — В шею? — задумчиво переспросил Дронго. — Тогда получается, что такой удар могла нанести и женщина?

      — Вот именно, — печально согласился Аббасов, — поэтому мы даже не знаем, кого нам подозревать.

      — Убитую женщину ударили чем-то тяжелым. Сзади или спереди?

      — Сбоку, — подумав, ответил Аббасов, — так нам говорил Игорь Керимов. Но потом Эльмиру задушили.

      — Орудие преступления нашли?

      — Нет. Но, видимо, убийца достал какую-то веревку или шарф.

      — ..И задушил убитую, — продолжил Дронго. — Маньяк мог бы действовать и руками, если бы это был достаточно сильный мужчина. Зачем ему возиться с этой веревкой? Получается, что убийца не был уверен в собственных силах?

      — He знаю, — растерянно сказал Аббасов, — мы об этом не думали.

      — Интересное дело, — пробормотал Дронго. Он поднялся со своего места и начал ходить по комнате. Гость с надеждой следил за его перемещениями.

      — Когда вы поступили в школу? — вдруг спросил Дронго. — В семьдесят пятом?

      — Да, — кивнул Аббасов, — а почему вы спросили?

      — Значит весной семьдесят шестого вы были еще первоклассником?

      — Верно. Ну и что?

      — Именно в этот год я заканчивал школу. В день последнего звонка десятиклассники обычно встречались с первоклассниками и дарили им подарки, а те дарили нам цветы. Получается, что мы могли с вами встретиться более двадцати лет назад.

      — Возможно, — печально улыбнулся Аббасов, — но я вас не помню.

      — Я вас тоже не помню. Просто подумал, что такое редкое совпадение. Девять лет разницы. Мы ведь стояли на школьной линейке друг против друга… Ладно, — вдруг сказал Дронго, — я полечу с вами в Баку. Только у меня три условия.

      — Согласен, — даже не выслушав, о чем именно будет говорить Дронго, поспешил ответить его гость.

      — Сначала выслушайте, — усмехнулся Дронго, — во-первых, я полечу с вами только через Франкфурт. И, во-вторых, вам придется лететь вместе со мной.

      — Конечно, — согласился Раис Аббасов. — Что-нибудь еще?

      — Со мной полетит еще один человек для консультаций. Больше ничего. За исключением того, что вам придется во время перелетов подробно рассказать мне о каждом из ваших товарищей. Сначала об оставшихся в живых, потом о погибших. О каждом и очень подробно. Только в этом случае я могу рассчитывать на то, что мне удастся вычислить убийцу. Конечно, если такой убийца действительно существует, и все это не плод вашей фантазии.

      — Я поеду за билетами, — поднялся Аббасов.

      — Не нужно, — махнул рукой Дронго, — я закажу билеты через Интернет. На первый свободный рейс до Франкфурта. А вы постарайтесь вспомнить о ваших бывших одноклассниках все, что можно вспомнить. Даже незначительные детали.

     

      Глава 2

     

      Третьим человеком должен был лететь Эдгар Вейдеманис. Два года назад Дронго фактически спас ему жизнь. Тогда, в Париже, мафия хотела уничтожить Вейдеманиса. Если учесть, что к этому времени у Эдгара прогрессировал рак правого легкого, то шансов выжить у него практически не было. Но Дронго не просто вернул Вейдеманиса в Москву, он оплатил операцию, которая спасла ему жизнь. И хотя Эдгар лишился одного легкого и теперь говорил с трудом, свистящим шепотом, тем не менее, он остался жив и по взаимной договоренности помогал Дронго в его расследованиях. Эдгар Вейдеманис был бывшим офицером КГБ, и его знания и опыт очень помогали им обоим. Кроме того, в отличие от эмоционального Дронго, прибалт Вейдеманис был довольно спокойным человеком, склонным к хладнокровным поступкам.

      Дронго позвонил ему сразу после ухода гостя:

      — Кажется, мой вылет в Рим несколько откладывается, — сообщил Дронго.

      — Джил уже знает? — спросил Вейдеманис.

      — Пока нет. И боюсь ей звонить. Но я твердо намерен попасть в Рим уже на следующей неделе.

      — Что случилось? Ты остаешься в Москве?

      — Нет, мы с тобой летим в Баку. Только, как обычно, через Франкфурт.

      — Понятно, — пробормотал Вейдеманис, — опять что-нибудь случилось?

      — Роковые события, — усмехнулся Дронго, — какая-та непонятная история с маньяком.

      — В каком смысле?

      — Все как обычно. Появился какой-то идиот, который убивает своих одноклассников в день встречи выпускников. Убил уже троих. Полиция и прокуратура считают, что это просто совпадение.

      — А ты не веришь в совпадения?

      — Дело не во мне. Дело в том, что в подобные совпадения не верят остальные. Поэтому один из них прилетел ко мне с просьбой разобраться.

      — Когда у них день встречи?

      — Через три дня. В первую субботу февраля.

      — И ты хочешь поехать? — не поверил Вейдеманис. — Тебе действительно нечем заняться? Давай договоримся так. Ты летишь в Рим, а я вместо тебя — в Баку. Постараюсь разобраться с этим маньяком, если он действительно существует.

      — Нет. Я хочу сделать это сам. В конце-концов, они просят приехать именно меня. Я забыл тебе сказать самое главное. Это школа, в которой я сам учился. Ты меня понимаешь? Я не могу им отказать.

      — Тогда понятно, — вздохнул Вейдеманис, — когда мы летим?

      — Я хотел завтра, но завтра нет рейсов на Баку. Придется лететь в пятницу утром. Мы вылетим в семь утра во Франкфурт, а оттуда в два часа дня — в Баку.

      — Может быть, полетим прямым рейсом? Неужели действительно так важно лететь через Франкфурт?

      — Мне нужен один день, чтобы закончить свои дела, — сообщил Дронго, — а в пятницу рано утром мы вылетим. Я скажу водителю, чтобы он заехал сначала за тобой. В пять часов утра. Не проспишь?

      — Постараюсь не проспать. А ты как всегда не будешь спать до утра?

      — Ты же все знаешь, — пробормотал Дронго, возвращаясь наконец к своему компьютеру.

      И, тем не менее, в этот день он постоянно вспоминал о своем разговоре с Раисом Аббасовым. Тот сказал, что их было двенадцать человек. Старик-водитель не в счет, он не поднимался с ними в горы, не мог столкнуть несчастного Рауфа. Но кто тогда это сделал? Аббасов не уверен, что Владимира Габышева, поссорившегося перед восхождением с Рауфом, не было рядом с ним в момент падения. Двое других убитых из группы, которая три года назад была в горах, — Олег Ларченко и Эльмира Рамазанова. Осталось восемь человек. Восемь вместе с Аббасовым. Вполне возможно, что он и есть убийца. И именно поэтому приехал сюда, чтобы опередить своих друзей и отвести от себя подозрения.

      На сегодняшний день из той группы в живых осталось восемь человек. Три женщины и пятеро мужчин. Восемь человек, из которых один может быть убийцей. Но если это маньяк, то кто из них? Сам Аббасов? Он бизнесмен и, судя по тому, что готов оплатить билеты через Франкфурт, — бизнесмен удачливый. И не бедный, если в его фирме есть автобусы. Бизнесмен, ставший маньяком? Не похоже. Там был еще какой-то Керимов. Он, кажется, сотрудник прокуратуры. И он дал ложные показания, чтобы выгородить Габышева. Соврав раз, может соврать и другой. Но зачем преуспевающему молодому сотруднику прокуратуры, уже ставшему начальником отдела, убивать? Здесь должна быть некая закономерность, а она не просматривается. Кто тогда? Там было еще двое мужчин — Альтман и Магеррамов. Первый из них — врач и до сих пор не женат, как сказал Аббасов. Кажется он добавил, что Альтман был влюблен в Светлану Кирсанову, из-за которой до сих пор так и не женился. А погибший Рауф поспорил с Габышевым именно из-за этой молодой женщины. Что если Альтман слышал этот спор? Или он произошел именно из-за него? Тогда сам Альтман и решил отомстить. Он мог убить и Ларченко, ведь врач точно знает, куда нужно нанести смертельный удар.

      Хотя убийцей не обязательно должен быть мужчина. Ведь женщину убили, предварительно оглушив ее. Зачем мужчине идти на такой риск? Он мог бы спокойно наброситься на Рамазанову сзади и задушить ее. Если это ее знакомый, он мог подойти к ней совсем близко. Но он предпочел сначала ударить женщину, а затем удушить ее. В таком случае убийцей могла быть женщина, не уверенная в своих силах.

      В пятницу утром Дронго и Вейдеманис выехали в аэропорт, чтобы встретиться с Аббасовым, который должен был лететь вместе с ними во Франкфурт. VIP-салон аэропорта Шереметьево-2 находился на втором этаже. Когда они приехали в аэропорт, Раис Аббасов уже ждал их, успев зарегистрировать три билета бизнес-класса.

      — Не понимаю, почему вы летите таким странным образом, — сказал Аббасов, — мы могли бы вылететь сразу в Баку.

      — У каждого свои странности, — заметил Дронго, — считайте, что мне больше нравится летать самолетами немецкой авиакомпании.

      — Как хотите, — Аббасов взял у них паспорта, чтобы сдать пограничникам.

      Дронго заметил, что Вейдеманис прихрамывает.

      — Эдгар, что случилось? — спросил он, — у тебя болят ноги?

      — Нет, — улыбнулся Вейдеманис, — я купил новую обувь и еще не успел ее разносить.

      — У тебя типично советские привычки, — заметил Дронго, — обувь не нужно «разнашивать». Покупать нужно такую обувь, которая доставляла бы тебе удовольствие.

      — Знаю, знаю, — ворчливо сказал Вейдеманис, — если послушать тебя, то нет ничего лучше фирмы «Балли». Считаю, они должны выплачивать тебе проценты за такое постоянство. У тебя, кажется, даже тапочки этой фирмы?

      — Поэтому я никогда не хромаю, — заметил Дронго.

      Они еще успели подняться наверх и выпить по чашке чая. Вернее, чай пили Дронго и Аббасов. Эдгар Вейдеманис предпочитал кофе. В самолет они прошли за двадцать минут до посадки. Когда они уже пристегнули ремни, Аббасов удивленно взглянул на Дронго, но промолчал. Пока самолет не начал выруливать на летное поле, он молчал, но затем, не выдержав, спросил:

      — Вы не хотите ничего у меня спросить?

      — Хочу, — кивнул Дронго, — но момент взлета самый неприятный. Пусть самолет взлетит, и мы начнем нашу беседу.

      Самолет, набирая скорость, помчался по летному полю, легко оторвался от земли. Дронго закрыл глаза. Он ненавидел летать самолетами. Вейдеманис, сидевший рядом, понимающе усмехнулся. Он знал эту особенность характера своего друга.

      Когда самолет набрал высоту и огни, призывающие пассажиров сидеть в креслах при застегнутых ремнях, погасли, Аббасов уточнил:

      — Теперь я могу рассказывать?

      — Можете, — согласился Дронго, — но с одним условием. Если начнется сильная качка, вы сразу умолкаете, чтобы дать мне возможность собраться с мыслями.

      — Вы так боитесь самолетов? — изумился Аббасов.

      — Я их просто обожаю, — мрачно пошутил Дронго. — Итак, вас осталось восемь человек.

      — Почему восемь? — обиделся Аббасов, — если не считать меня, то нас всего семь человек. А если серьезно, то трех женщин я исключаю. И остается всего четверо мужчин. Хотя всех четверых я бы тоже исключил.

      — Ив таком случае убийца не из вашей группы? — спросил Дронго.

      — В том-то все и дело, — уныло заметил Аббасов, — тогда, в горах, рядом с нами не было никого. Наш водитель остался внизу и видел, как мы поднимались. Там действительно никого не было. Нас было одиннадцать человек, а осталось только восемь.

      — Давайте начнем с мужчин, — предложил Дронго, — кажется, наш самолет не трясет, и мы можем нормально поговорить.

      Стюардесса принесла горячие салфетки, после чего начала разносить различные напитки. Дронго попросил принести французского красного вина и приготовился слушать Раиса Аббасова.

      — С кого начать? — пожал плечами Аббасов, — я думаю, с Габышева, потому что в прокуратуре подозревали именно его. Кто-то рассказал, что Вова и Рауф поспорили перед восхождением в горы.

      — Давайте подробнее, — когда самолет летел нормально, у Дронго было хорошее настроение.

      — Мы не думали, что все так получится. Вова всегда нравился женщинам. Сейчас он живет в Москве, и редко появляется в Баку. Но в субботу он обязательно прилетит, такой у него характер. Мама у него армянка, а отец русский. Он чем-то похож на актера Грегори Пека, конечно, на молодого. Вова всегда нравился нашим девочкам. Он был дважды женат, и обе его жены были красавицами. В классе он сидел со Светой. По-моему, у них даже был роман.

      — Почему они не поженились?

      — Этого я сам не понимаю. Света всегда была сложным человеком, а Вова после окончания института улетел в Москву. Не знаю, почему они с Рауфом начали спорить. Рауф был в общем-то спокойным человеком. Он редко ссорился с ребятами, тем более с Вовой, который был спортсменом. Но они серьезно поспорили, и Игорю даже пришлось их разнимать.

      — Значит, Габышев работает в Москве? А вы уверены, что он прилетит в Баку на встречу со своими одноклассниками? В его положении лучше остаться в Москве и не рисковать.

      — Он уже прилетел, еще несколько дней назад. Вова не такой парень, чтобы отказаться от встречи с друзьями.

      — Странное постоянство, — пробормотал Дронго. — Вы не находите?

      — Нет. Он всегда был таким.

      — Он дважды женился? И оба раза разводился?

      — К сожалению. Ему не везет, так же как и Свете.

      — Может, поговорим немного о Светлане Кирсановой? Из ваших слов я понял, что она была «роковой красавицей» вашего класса.

      — Она была красивой женщиной, — согласился Аббасов, — вернее сначала красивой девушкой. Она всем нравилась. Но многие боялись даже подойти к ней. Кроме Вовы, она дружила только с Игорем. Но это были просто хорошие отношения. Они были соседями, жили в одном доме.

      — Игорь Керимов, который работает в прокуратуре?

      — Да. Он всегда был очень целеустремленным человеком. С детства хотел стать юристом. Отец у него был известным человеком в городе — главный врач республиканской больницы. Игорь поступил на юридический, женился. Детей у них нет, они женаты только три года. Говорят, что он очень хороший прокурор, коллеги его уважают, очень ценят. Игорь был самым сильным парнем в нашем классе. Мы всегда выставляли его во время наших разборок.

      — Там были еще двое парней, — напомнил Дронго.

      — Но эти двое вообще не способны на убийство, — пробормотал Аббасов.

      Стюардесса разносила обед, приветливо улыбаясь, подавала подносы пассажирам. Дронго раскрыл пакет, достал вилку, нож, ложку.

      — Почему не способны? — спросил он, отламывая кусочек хлеба.

      — Вы видели еврея, способного на убийство? — улыбнулся Аббасов. — Наш Альтман врач, а не убийца. Хотя я думаю, что скоро он эмигрирует в Америку. Кажется, он уже прошел собеседование в американском посольстве и получил въездную визу. У него дядя живет в Балтиморе.

      — Между прочим, я работал с агентами МОССАДа, — невозмутимо сообщил Дронго, — это самые лучшие профессионалы, в том числе и ликвидаторы. Национальная принадлежность даже к такому народу не дает алиби автоматически.

      — Конечно. Я понимаю. Он врач. Все говорят, что очень хороший врач. Его отец руководил шахматной школой в Баку. Вы знаете, какая у нас была шахматная школа? Лучшая в мире. И даже Каспаров некоторое время учился у Альтмана-старшего. Отец умер три года назад, и мы всем классом были на его похоронах.

      — Остается четвертый. Кажется, Фазиль Магеррамов.

      — Да, наш Фазик. Он маленького роста, такой заводной. Он всегда был у нас заводилой, таким мотором, который нас всех объединял. Очень хороший парень. Всегда всем помогает. Его дом был рядом со школой, и мы столько раз убегали с уроков, чтобы посмотреть у них дома видеомагнитофон. Его отец работал водителем в местном отделении «Совтрансавто» и привез тогда видеомагнитофон. В начале восьмидесятых это было большой редкостью. У Фазика была коллекция кассет. В основном порнуха, но был даже «Крестный отец». Все три серии. И, конечно, «Омен». Нам так нравился этот фильм.

      — Кому именно нравился? — вдруг вмешался в разговор Вейдеманис, сидевший у окна рядом с Дронго. Он внимательно слушал рассказ Аббасова.

      — Всем, — чуть смутился Раис, — всем нравился. Мы смотрели до ночи. Пока нас не выгоняли домой. Даже младшая сестра Фазика смотрела фильмы вместе с нами.

      — Вы говорили о Светлане Кирсановой, — напомнил Дронго, — и почти ничего не сказали о других женщинах, которые были с вами во время этого злосчастного похода в горы.

      — Я вам про них рассказывал, — возразил Аббасов.

      В этот момент самолет довольно сильно подбросило, после чего лайнер начало сильно трясти. Капитан корабля включил огни, призывавшие пассажиров занять свои места, и извинился за причиненные неудобства.

      — Я вам расскажу, — предложил Аббасов, не обративший внимание на качку самолета, но Дронго сделал отрицательный жест рукой.

      — Не нужно ничего рассказывать, — мрачно пробормотал Дронго, — лучше, если вы немного помолчите. Мне нужно отдохнуть.

      Он отодвинул поднос с едой и закрыл глаза. Аббасов тревожно взглянул на Дронго.

      — Вам плохо? — участливо спросил он.

      — Да, — открыл глаза Дронго, — мне очень плохо. Если самолет будет трясти еще минут десять, я боюсь, что вместо вашей школы окажусь в реанимации.

      Командир экипажа, словно услышавший недовольство пассажира, резко поднял авиалайнер, стремясь поскорее миновать зону турбулентности.

      — Я потому и летаю самолетами «Люфтганзы», — вздохнул Дронго, — что они хотя бы пытаются что-то сделать для пассажиров.

      Он снова закрыл глаза. Через несколько минут тряска прекратилась. Стюардесса убрала подносы с остатками еды. Дронго открыл глаза и обратился к Аббасову.

      — Теперь можете рассказать о ваших женщинах. Про Кирсанову я уже слышал. Давайте про остальных.

      — Ольга Рабиева, я уже говорил, что она была…

      — Вашим комсоргом, это я помню. Кто с ней сидел за партой? Вы можете вспомнить, кто именно с ней сидел?

      — Нет… Сейчас вспомню. Да, вспомнил. Рядом сидела Таня Гюльбекян. Она уехала в Армению. Да, именно Таня.

      — Ольга была вместе со своей семьей в Таджикистане. Вы говорили мне, что они уехали из-за начавшейся гражданской войны. Чем занимался ее муж? Может, он сбежал не только из-за войны, но и опасаясь мести возможных обидчиков?

      — Не знаю. Он занимался торговлей. Я не узнавал таких подробностей.

      — А вторая? Лейла Алиева? С кем она сидела?

      — Кажется, с Леней Альтманом. Да, в десятом классе они сидели рядом, за первой партой.

      — Кто ее муж?

      — Тоже врач. Хороший парень. Он приходил за женой. Они дружат с Альтманом.

      — Кто она по специальности?

      — Офтальмолог.

      — А ее муж?

      — Кажется, сексопатолог.

      — А чем сейчас занимается бывший муж Светланы Кирсановой?

      — Что? — вздрогнул Аббасов.

      — Я спросил, чем сейчас занимается бывший муж Кирсановой. Вы сказали, что он был режиссером ТЮЗа, но потом бросил и эту работу. Чем он сейчас занимается?

      — Да, да, — кивнул Аббасов нахмурившись, — вы знаете, я сейчас вспомнил, что когда наш автобус должен был утром выехать в горы, я увидел, как Света разговаривала со своим бывшим мужем. Три года назад я не придал этому никакого значения.

      — Чем он занимается?

      — Не знаю точно. Кажется, служит в налоговой полиции.

      — Он больше не появлялся на ваших встречах?

      — Нет, не появлялся. Но я вспомнил, что именно он тогда пришел проводить наш автобус. Мы еще шутили над Светой, что она второй раз собирается замуж за своего первого мужа. Дурацкие шутки, конечно.

      Самолет опять слегка тряхнуло, и Дронго снова закрыл глаза. Вейдеманис усмехнулся. Его не беспокоили подобные вещи. Аббасов непонимающе посмотрел на Эдгара, но тот лишь пожал плечами. Нужно было немного подождать. Через несколько минут, когда полет несколько стабилизировался, Дронго взглянул на Аббасова.

      — Вы пошли в горы, когда вас было одиннадцать человек, — сказал он, — одиннадцать человек, которых вы знаете много лет. Скажите мне честно, кого именно вы подозреваете?

      — Никого, — ответил Аббасов, — я много раз задавал себе этот вопрос. Я знаю всех много лет. Только Леня Альтман пришел к нам в третьем классе, остальных я знаю с первого класса. Я никого не могу подозревать. Никого.

      Дронго молчал. Он вновь закрыл глаза, словно пытаясь что-то осмыслить. На этот раз не было никакой тряски. Аббасов взглянул на Вейдеманиса. Тот приложил палец к губам. Лучше дать возможность Дронго подумать, понял Аббасов. Через некоторое время объявили, что самолет идет на посадку. Дронго пристегнул ремни и задал Аббасову последний вопрос:

      — Ваша встреча в субботу обязательно состоится?

      — Да, — кивнул Аббасов, — мы решили снова собраться. Ребята не верят в версию о маньяке. Никто не верит. Игорь Керимов обещал проверить всех на детекторе и доказать, что два убийства — лишь случайные совпадения, а Рауф сорвался со скалы сам.

      — Посмотрим, — сказал Дронго.

     

      Глава 3

     

      Пересадка в аэропорту Франкфурта заняла не так много времени. Самолет вылетел в Баку точно по расписанию. На этот раз Дронго сел ближе к иллюминатору, чтобы немного поспать. Самолет почти не трясло, и после того как стюардессы разнесли обед, можно было немного отдохнуть. Дронго отказался от обеда, его спутники, напротив, с удовольствием поели. Когда Аббасов, удобно расположившийся в широком кресле, задремал, его неожиданно разбудил Дронго, оказавшийся рядом.

      — Извините, что я вас разбудил, — пробормотал он, — вы помните, как поднимались на скалу?

      — Какую скалу? — не понял полусонный Аббасов.

      — Я имею в виду, когда вы поднимались в горы. Вы можете описать, кто шел первым, а кто следом.

      — Сейчас вспомню, — Аббасов задумался, — вообще-то мы поднимались не совсем цепочкой. У нас не было точного маршрута. Никто не думал, что там можно свалиться. Мы поднимались все вместе. Каждый сам по себе. У нас не было никакого снаряжения. Непонятно, как Рауф мог поскользнуться.

      — И кто был рядом с ним?

      — Вова Габышев. Они шли рядом. И Эльмира. Она шла сразу за ними.

      — Та самая женщина, которую убили?

      — Да. Но я не думаю, что она могла столкнуть Рауфа. Или Вова мог столкнуть Рауфа, а затем убить Эльмиру. Я в это не верю.

      — Все понятно. А вы сами где были в этот момент?

      — Разговаривал с Олегом. Именно тогда мы и увидели летевшего вниз Рауфа. К нам тогда подошел Игорь Керимов. Мы думали, что еще можем спасти несчастного Рауфа. Но у нас не было ни веревок, ни альпинистского снаряжения. Пока мы спустились вниз, уже стемнело. И поиски пришлось прекратить. С нами были женщины. А спускаться всегда труднее, чем подниматься.

      — Вы не проверяли, никто из ваших одноклассников раньше не погибал?

      — Проверяли, — вздохнул Аббасов, — мы все проверяли, прежде чем решили обратиться к вам. Никто из наших ребят не был убит. Никто не умер. Один парень попал в автомобильную катастрофу сразу после окончания института, летом, но только сломал ногу. Ни одного случая у нас не было. В тридцать лет люди не умирают сами по себе.

      — Спасибо, — Дронго вернулся на свое место. В салоне бизнес-класса летели несколько человек. Вейдеманис подошел к Дронго, сел рядом.

      — Что ты об этом думаешь? — спросил Дронго с закрытыми глазами. — Ты ведь слышал все, о чем он говорил.

      — Конечно слышал. Если это не дьявольское совпадение, то, возможно, он прав. Здесь действует настоящий маньяк.

      — Три смерти подряд, — Дронго открыл глаза, — интересно познакомиться с этим маньяком. Если это сексуальный маньяк, почему он убивает мужчин, а если ненормальный, почему не убивал раньше? Нужно проверить по списку весь их класс. Может быть, какой-то дебил увязался за ними в горы. Хотя дебил не смог бы поехать с ними в горы. Он должен был бы следить за ними, а заодно и смотреть на дорогу, чтобы не сорваться. В феврале там еще очень опасно. Водитель должен быть профессионалом. Именно поэтому они взяли своего водителя. Если за ними кто-то следил, они бы его увидели. Там дорога петляет вокруг горы, а ближе к Чухур-юрту вообще невозможно проехать незамеченным. Там такая видимость, что любой автомобиль виден за несколько километров. Значит, этот вариант исключен. Получается, что их было только одиннадцать человек.

      — И осталось восемь, — невесело прокомментировал Вейдеманис. — Кого именно ты подозреваешь? Этого несчастного парня, который сейчас заснул в кресле? Думаешь, он решил пригласить тебя, чтобы отвести от себя подозрение?

      — С чего ты взял?

      — Я тебя знаю. Ты как-то не очень охотно общаешься с ним. Он тебе не нравится?

      — Дело не в этом. Он чего-то не договаривает. Я интуитивно чувствую, что он не всегда говорит правду.

      — Только интуитивно?

      — Он мне дважды соврал. Во-первых сказал, что Игорь Керимов решил выгородить Габышева, заявив, что тот находился рядом с ним в момент падения, тогда как на самом деле его там не было. Это он сказал два дня назад. А сегодня вспомнил, что на самом деле Вова шел рядом с Рауфом. Но возможно, что он не решился сообщить мне такую деталь два дня назад из-за опасения подвести своего товарища и еще не зная, соглашусь ли я на его предложение. Однако сегодня во время разговора он сказал, что Света Кирсанова сидела в классе рядом с Габышевым.

      — Да, я помню. Он это говорил. Ну и что?

      — Два дня назад он сообщил мне, что Габышев не мог убить Ларченко потому, что сидел с ним за одной партой. Так когда он мне врал? Сегодня или два дня назад?

      — Почему ты не спросишь его об этом? Он не мог забыть или перепутать. Они встречаются каждый год, и после окончания школы прошло не так много лет, чтобы он мог запамятовать.

      , — Пока не нужно. Я хочу познакомиться со всеми, чтобы сделать выводы. Если бы Аббасов был виноват, он не стал бы меня вызывать. Кроме того, два дня назад, когда он у меня появился, он действительно был испуган. И тогда я задал себе вопрос: почему? Если это ритуальные убийства, которые совершаются только в день встречи выпускников школы, то почему он так беспокоится за несколько дней до роковой даты, да еще в Москве? А если не верит в эти ритуальные убийства, то зачем обратился ко мне? Не нужно торопиться, Эдгар, я хотел бы увидеть всех остальных.

      — Можно я задам тебе вопрос, не относящийся к нашему расследованию? — спросил Вейдеманис.

      — Конечно, — удивился Дронго, — с каких пор ты стал спрашивать у меня разрешение?

      — У меня немного необычный вопрос, — усмехнулся Вейдеманис. — Почему тебе так нравится эта кличка? Почему ты не отзываешься на свое имя или фамилию? Это так необычно.

      — Я тебе говорил, что слово «дронго» означает птицу, живущую в Юго-Восточной Азии…

      — Это я помню. Я специально прочел все, что можно было прочесть про дронго, с тех пор как познакомился с тобой. Я знаю, что они бывают с черным оперением, и это твой любимый цвет. Я знаю, что птицы дронго не боятся, когда кто-то приближается к их гнезду. Кроме того, самцы дронго отличные имитаторы, они умеют мастерски подражать крикам других птиц. Я все знаю про этих птиц…

      — Кажется, даже больше, чем я, — засмеялся Дронго. — Действительно, черный — мой любимый цвет, но дело не только в птице. Много лет назад мне понравилась именно эта кличка, и с тех пор я пользуюсь только именем Дронго. Я потерял страну, в которой вырос, я потерял страну, которой присягал. А значит, потерял и прежнее имя, прежнюю фамилию. Они остались как атрибуты необходимых формальностей в паспорте. А мне больше нравится, когда вспоминают о Дронго, который может помочь в трудной ситуации.

      Вейдеманис рассмеялся и уже ничего больше не спрашивал. В аэропорт они прибыли в половине восьмого вечера. Их встречала машина, присланная за Раисом Аббасовым. Дронго решил отвезти Эдгара к своим родителям, чтобы познакомить их с Вейдеманисом. Он обратил внимание на то, что приехавший за ними водитель был довольно молод. Они не успели доехать до центра города, когда в машину Аббасова позвонили. Тот, выслушав сообщение, коротко выругался и, повернувшись к Дронго, почти виноватым голосом сообщил:

      — Я заказал вам два номера в «Хаят Редженси», но боюсь, что у нас появились новые факты. Мне стыдно об этом говорить…

      — Что случилось? — перебил его Дронго.

      — Вчера Игорь Керимов настоял на проверке всех наших ребят. Всех, кто был с нами в тот день в Шемахе.

      — На какой проверке? — не понял Вейдеманис. Он сидел рядом с Дронго на заднем сидении.

      — Керимов повез всех наших ребят в Министерство национальной безопасности и проверил каждого на «детекторе лжи». Специалисты считают, что среди них нет убийцы. Они проверяли наших ребят в течение четырех часов. Извините, — виновато добавил Аббасов, — может, мы действительно ошиблись. Это Игорь звонил, считает, что я поторопился вас привезти.

      — Кого они проверили? — уточнил Дронго. — Всех восьмерых?

      — Нет, — удивился Аббасов, — только пятерых: Кирсанову, Галушко, то есть Рабиеву, и Лейлу Алиеву. И двоих наших парней:

      Леню Альтмана и Фазика Магеррамова.

      — И среди них нет убийцы? — улыбнулся Дронго.

      — Эксперты считают, что нет.

      — А почему не проверили самого Керимова? — спросил Вейдеманис.

      — Вы не знаете нашего менталитета, — усмехнулся Аббасов. — Кто посмеет проверять прокурора? Тем более начальника отдела городской прокуратуры. Его, конечно, не проверяли. Он сейчас в отеле, ждет нас, чтобы сообщить результаты проверки.

      — И Габышева не проверяли? — вспомнил Дронго о другом бывшем однокласснике Аббасова.

      — Нет, не проверяли, — нахмурился Аббасов, — он должен был прилететь из Москвы только вчера. Поэтому его не успели проверить.

      — И вас?

      — И меня, — согласился Аббасов, — значит, остались только мы трое. Керимов, Габышев и я. Получается, что один из нас убийца.

      — Это не обязательно так, — возразил Дронго, — детектор определяет, лжет человек или нет, только когда он волнуется. Обычно люди волнуются, когда говорят не правду, но они волнуются и тогда, когда вспоминают о неприятных событиях. В подобных проверках стопроцентной гарантии нет. Поэтому говорить с абсолютной уверенностью, что среди этих пятерых убийцы нет, я бы не стал. Вы можете узнать про Габышева? Он приехал или нет?

      — Сейчас позвоню, — достал свой мобильный телефон Аббасов. Он быстро набрал номер, спросил про Габышева, затем, отключив аппарат, снова повернулся к Дронго.

      — Да, он приехал, — подтвердил Аббасов, — живет у своих родственников в «Монолите». Завтра обещал обязательно придти.

      — Вы думали, он не приедет? — неожиданно спросил Дронго. Аббасов, вздрогнув, посмотрел на Дронго. Ему было трудно все время поворачивать голову, а тем более поворачиваться всем телом к сидевшему за его спиной гостю. Но на вопрос Дронго он повернулся всем телом и, беспомощно уставившись на собеседника, с трудом выдавил:

      — Почему вы так решили?

      — Мне так показалось, — строго сказал Дронго. — Или я ошибся?

      — Не знаю, — растерялся Аббасов, — может быть, я ошибался. Мне казалось, что после случившихся событий он уже не приедет. Я так думал…

      — И поэтому вы так нервничали в Москве? — каждый вопрос Дронго заставлял Аббасова ерзать на месте.

      — Нет, нет. Я не нервничал. С чего вы взяли?

      Дронго взглянул на часы.

      — Кажется, сегодня нам придется поработать, — предложил он, — впереди длинная ночь. Давайте поедем сразу в отель. Я позвоню родителям и скажу им, что приеду попозже.

      Вейдеманис понимающе усмехнулся. Он не стал возражать, понимая, что Дронго хочет встретиться с Керимовым. У Аббасова был «Мерседес», который по негласным правилам «полагался» всем бакинским бизнесменам, желавшим добиться в городе определенного успеха. Большинство бизнесменов покупали уже подержанные автомобили, так как по городским понятиям были не очень состоятельными людьми. Самыми богатыми традиционно были государственные чиновники, откровенно занимавшиеся коррупцией в неслыханных размерах, процветавшей во всех сферах общества.

      Через полчаса машина остановилась у отеля «Хаят Редженси», и Аббасов с гостями прошли в холл, где их уже ждал нетерпеливо поглядывавший на часы Керимов. Он был чуть выше среднего роста, лысоватый, со слегка выпирающим кадыком, резко очерченным подбородком и пронзительными черными глазами. Очевидно, его рост доставлял ему некоторые неудобства, так как было видно, что он пытается выглядеть выше, непроизвольно вытягивая голову. В его движениях и жестах чувствовалась та уверенность, которая бывает у сотрудников полиции и прокуратуры. Увидев гостей, он, подойдя, холодно кивнул им.

      — Добрый вечер, — он протянул руку и поздоровался со всеми.

      — Здравствуй, Игорь, — поздоровался с ним Аббасов, — ты сказал, что успел проверить всех ребят на детекторе. — Да, уже успели. Мы решили, что подобные совпадения вызывают некоторые вопросы. И проверили всех наших ребят на детекторе в Министерстве национальной безопасности. Я мог бы предсказать результат заранее — эксперты считают, что наши ребята ни в чем не виноваты. Хотя двое из них волновались чуть больше обычного.

      — Кто именно? — уточнил Дронго.

      — Света Кирсанова и Фазик Магеррамов. Но эксперты считают, что их волнение укладывается в рамки обычных погрешностей.

      — Получается, что мы лишние, — холодно прокомментировал Дронго.

      — Получается так, — почти весело сказал Керимов, — хотя сам по себе приезд такого эксперта, как вы, для нас большое событие. Меня умоляли в прокуратуре города устроить для них встречу с вами. Причем особенно настаивали наши женщины.

      — Я не телезвезда, — ответил Дронго, — ваш одноклассник оплатил наши билеты и пригласил нас, чтобы мы провели конкретную проверку.

      — Очень сожалею, — пробормотал Керимов, — но мы не думали, что все так быстро закончится. Согласитесь, что мы не могли сидеть и ждать, пока маньяк убьет еще кого-нибудь. Правда, я думаю, что завтра ничего не случится и все пройдет нормально. Вы, наверно, устали с дороги. Ваши вещи уже подняли в номер. Может, мы немного посидим в баре?

      — Хорошо, — согласился Дронго, — только закажите мне чай.

      — А мне кофе, — попросил Вейдеманис.

      — Вот Раис нам все и закажет, — сказал Керимов, кивнув в сторону своего бывшего одноклассника. — А мне закажи пива, — добавил он, проходя первым.

      Они повернули направо и, войдя в бар, сели за столик. Аббасов подошел к бармену и сказал ему несколько слов. Затем вернулся к их столику.

      — Почему вы так уверены, что завтра все пройдет нормально? — спросил Дронго.

      — Я попросил начальника городской полиции выделить несколько человек для охраны, — пояснил Керимов, — каждый из наших ребят приедет завтра на встречу с одним из сотрудников полиции. В самой школе тоже будут сотрудники полиции. Думаю, что все пройдет нормально. После традиционного вечера мы развезем ребят по домам в специальном автобусе. Вы видите, что мы все предусмотрели. Думаю, завтра у нас все будет в порядке.

      — Вы верите в существование маньяка? — уточнил Дронго.

      — Конечно, нет, — усмехнулся Керимов, — это выдумка нашего Раиса. Он всегда любил фантастику, вот ему и мерещатся всякие выдумки. Никаких маньяков не существует. Рауф случайно сорвался с горы. Причем не в день нашей традиционной встречи, а на следующей день, в воскресенье. Олега Ларченко наверняка убил какой-нибудь паразит из «залетных», который был в тот вечер в отеле. Может, узнал, что у Олега были с собой деньги. Вы ведь знаете, что в странах СНГ кредитными карточками почти не пользуются. Наверно, у Ларченко были с собой наличные, вот убийца и польстился на крупную сумму.

      — А на Эльмиру Рамазанову напал обычный бандит? — спросил в тон своему собеседнику Дронго. — Вам не кажется, что вы несколько односторонне трактуете события? Ведь у Рамазановой, кажется, ничего не пропало. И зачем нужно было сначала наносить ей удар, чтобы она потеряла сознание, а затем задушить? Это ведь не совсем логично.

      — Вам все рассказали, — Керимов с явным неудовольствием посмотрел на притихшего Аббасова. Тот молчал, никак не комментируя их разговор.

      — Возможно, следователь ошибся, — холодно сказал Керимов. Он, очевидно, не любил, когда ему возражали. — Может, убийца ударил ее по голове, чтобы ограбить, но затем она стала приходить в сознание. Кстати, судмедэксперты доказали, что в тот момент, когда ее душили, она была в сознании. Возможно, она начала приходить в себя и грабитель испугался. Может, она попыталась закричать. Эльмира всегда была немного эксцентричной женщиной. Грабитель хотел, чтобы она замолчала, и невольно задушил ее. После чего, напуганный возможным появлением свидетелей, сбежал с места событий. У нас в городе такое случается по несколько раз в месяц.

      — Вы сами верите в подобную версию? — спросил Дронго. Керимов взглянул на него так, словно сам Дронго совершил эти убийства.

      — Такова официальная версия, — сухо сказал Керимов, — расследованием занимается городская прокуратура. Думаю, мы найдем виновного.

      Бармен принес кофе, чай, пиво и минеральную воду.

      — Значит, вы считаете эти события лишь цепью случайностей? — переспросил Дронго.

      — Можете не сомневаться, — убежденно заявил Керимов, — у нас не Америка. Здесь маньяку негде разгуляться.

      — Маньяки есть не только в Америке, — терпеливо напомнил Дронго, — Чикатило, например, жил в Ростове. Это совсем недалеко отсюда.

      — Чикатило убивал детей, — напомнил Керимов, — и не ждал для этого целый год. Чтобы найти жертву, ему достаточно было просто «выйти на охоту». Он ведь не убивал воспитанников детского садика, в котором вырос.

      — Значит, вы не верите в определенную закономерность всех трех случаев?

      — Нет, не верю. Первый случай произошел вообще в другой день, в воскресенье. А следующие два — просто совпадение. И если завтра ничего не произойдет, вы убедитесь, что я был прав.

      — А если произойдет? — вмешался Вейдеманис.

      Керимов взглянул на Вейдеманиса так, словно впервые увидел его. Затем покачал головой и убежденно сказал:

      — Все будет нормально. Завтра в школе будет человек двадцать полицейских. Не считая нас с вами. А маньяки не ходят стадами. У психопатов вообще не бывает сообщников. Это я вам говорю как работник прокуратуры со стажем. Один маньяк, даже если он откуда-то и появится, ничего не сможет сделать. Мы просто не дадим ему такой возможности.

      — Но вы не всех проверили на детекторе, — напомнил Дронго.

      — Кто вам сказал? — Керимов посмотрел на Аббасова, покачал головой, — у тебя всегда был длинный язык Раис. Да, — согласился он, — мы проверили не всех. Остались Раис Аббасов и я. Но насчет нас двоих могу дать вам гарантию, что мы не маньяки и не убийцы. Наверно, вы согласитесь со мной, что трудно представить себе маньяком начальника отдела городской прокуратуры или преуспевающего бизнесмена.

      — А вы считаете, что маньяк — обязательно опустившийся тип? — Дронго пожал плечами. — В последний раз я встретил убийцу-женщину, которая совершила два убийства, имея научную степень.

      — Тогда это Леонид Альтман, — усмехнулся Керимов, — он успел защитить кандидатскую диссертацию.

      — Нет, не он, — Дронго смотрел своему собеседнику в глаза, — вы еще не проверили Владимира Габышева, своего бывшего одноклассника. Он ведь живет в Москве. И именно его подозревали в совершении убийства Рауфа. Разве не так?

      Керимов вздрогнул.

      — При чем тут Габышев? — он нервно достал сигареты, попытался закурить, но сигарета сломалась у него в руках. Он явно нервничал. — Габышев ни в чем не виноват, — сказал Керимов, доставая вторую сигарету.

      На Аббасова жалко было смотреть. Он как-то съежился в кресле и затаил дыхание.

      — Габышев не виноват, — повторил Керимов. Так и не притронувшись к пиву, он внезапно поднялся и кивнул на прощание гостям. — Уже поздно, — холодно произнес он, — вам нужно отдохнуть. Я думаю, что завтра все будет в порядке. Но все равно хорошо, что вы приехали. Это немного успокоит ребят. До свидания. Завтра днем за вами заедет машина. Раис, ты идешь со мной?

      — Конечно, — Аббасов вскочил и взглянул на Дронго, пожимая плечами. Он явно чувствовал себя неуверенно.

      — До свидания, — сказал Аббасов на прощание.

      Когда они ушли, Вейдеманис удивленно взглянул на Дронго.

      — Ты позволил им уйти, ничего не уточнив. Можно узнать, почему?

      — В каждой стране существуют свои особенности, — задумчиво сказал Дронго, — в этой стране сотрудники прокуратуры и полиции традиционно пользуются гораздо большими правами, чем остальные. Керимову явно не нравится всякое упоминание о Габышеве. Если учесть, что фамилия Габышева не совсем нравится и Аббасову, то можно сделать определенные выводы. Особенно учитывая тот факт, что Керимов однажды прикрыл Габышева. И мне интересно, почему он это сделал. Конечно, он не сомневается в непричастности Габышева к убийствам, но все-таки покрывает его. Я думаю, что мы правильно сделали, не став заострять внимание на Габышеве. Будет лучше, если Аббасов уедет с Керимовым. Через час мы встретимся внизу, Я думаю, что за это время мне удастся узнать, где находится Габышев, и мы нанесем ему визит.

      — Каким образом ты это узнаешь? — изумился Вейдеманис. — В двухмиллионном городе ты можешь вычислить, у кого остановился приехавший из Москвы человек? Иногда мне кажется, что ты блефуешь. Или ты заранее знаешь его адрес?

      — Ты забываешь о моих аналитических способностях, — строго сказал Дронго, но затем рассмеялся. — Дорогой мой Эдгар, ты ведь знаешь мой принцип. Нужно обращать внимание на различные мелочи, детали в разговоре. Аббасов сказал нам, что приехавший из Москвы Габышев остановится у своих родственников в «Монолите». Рядом со школой, в которой я учился, находится единственное здание в городе, которое так называют. Это прямо за памятником Низами. Остается только уточнить, в какой именно квартире живут те, к кому он приехал. Учитывая, что в этом здании у меня много знакомых, вычислить Габышева совсем нетрудно.

      — Одного часа тебе хватит? — спросил Вейдеманис.

      — Думаю, да. Через час мы поедем в гости к Габышеву. Надеюсь, что он захочет с нами разговаривать.

     

      Глава 4

     

      Ровно через час Вейдеманис спустился вниз, в холл отеля, но Дронго нигде не было. Эдгар прошел в бар, попросив дать ему чашечку кофе. Кофе был уже давно выпит, но Дронго все не было. Встревоженный Вейдеманис подошел к портье и попросил позвонить в номер, где остановился Дронго. Однако телефон не ответил. Вейдеманис посмотрел на часы. Прошло уже полтора часа после их последней встречи. Эдгар поднялся наверх, постучал в номер Дронго, но никто не ответил. Вейдеманис знал, что Дронго не любит мобильных телефонов, от них у него болела голова. Пришлось снова спуститься в бар и ждать до тех пор, пока аналитик не объявится. Прошло около двух часов, когда, наконец, появился Дронго. Взволнованный Эдгар шагнул навстречу другу.

      — Где ты пропадаешь? Я уже начал волноваться.

      — Извини, — улыбнулся Дронго, — я успел заскочить к родителям. Они живут совсем недалеко отсюда, пять минут пешком. Не думал, что так задержусь. Кстати, ты приглашен на воскресенье. Будем вместе ужинать.

      — Почему в воскресенье? Ты думаешь, завтра что-нибудь случится?

      — Не хочу гадать, — признался Дронго, — но я обычно не обманываю своих родителей. Если обещал им появиться на ужин, значит, обязан сдержать слово. В последние годы я слишком много мотаюсь по всему свету и редко бываю в родном городе.

      — Ты узнал, где остановился Габышев?

      — Конечно. Это как раз было совсем нетрудно. Дело в том, что моя семья жила в соседнем доме, и я до сих пор помню многих соседей. Позвонил одному из знакомых и узнал, что Габышев обычно останавливается у своей тетки, сестры отца, которая живет в «Монолите» на четвертом этаже. Только мой знакомый не помнит, в каком именно подъезде они жили.

      — Там много подъездов?

      — Много. Кажется, пять или шесть. Придется подниматься в каждый. Другого выхода нет.

      — Двенадцать часов ночи, — заметил Вейдеманис, взглянув на часы, — в такое время на нас могут спустить всех собак. Тебе не кажется, что время не слишком располагает к визитам?

      — Не кажется. У нас не будет другого времени. А в Баку традиционно засыпают в час-два ночи. Я думаю, нас не убьют. Поехали быстрее. Придется обходить все четвертые этажи.

      Маленькие желтые такси, столь неудобные для крупных мужчин, стояли рядом с отелем. Они разместились в одной машине и поехали к «Монолиту». Через десять минут они уже поднимались в первый подъезд. Однако за дверью сразу залаяла собака и раздраженный мужской голос сообщил, что Габышевы здесь не живут.

      — Собаки все-таки есть, — шутливо заметил Вейдеманис.

      — Я не могу предусмотреть все на свете, — лукаво улыбнулся Дронго.

      В следующем подъезде дверь открыли почти сразу. На пороге стоял высокий красивый мужчина с густыми темными усами. Увидев Дронго, он радостно воскликнул:

      — Здравствуй, дорогой! Заходи скорее. Я сейчас позову жену, чтобы она приготовила ужин.

      — Нет, нет, — улыбнулся Дронго, — в следующий раз. Извини, что тебя побеспокоили. Я не знал, что ты живешь в этом доме.

      — Мы снимаем здесь квартиру, — хозяин держал за руку гостя, не собираясь его отпускать.

      — Прекрасно. Я обещаю завтра тебе позвонить. Извини, у меня сейчас важное дело.

      — Буду ждать звонка, — поднял обе руки хозяин квартиры. Он говорил с характерным грузинским акцентом.

      Когда Вейдеманис и Дронго спустились вниз, Эдгар тихо спросил:

      — Кто это?

      — Мой старый знакомый, — улыбнулся Дронго, — фантастически порядочный и умный человек. В Грузии он был дважды лауреатом Государственной премии, защитил докторскую диссертацию в Германии. Уже несколько лет он — посол Грузии в Баку.

      — Правда посол? — не поверил Эдгар. Он часто не понимал, когда Дронго шутит, а когда говорит серьезно.

      — Нет, шеф-повар лучшего грузинского ресторана, — сострил Дронго. — Конечно, посол. Я же тебе говорил много раз: смотри человеку в глаза. Их невозможно подделать. Умные глаза — самый определяющий показатель.

      — Почему ты не спросил про Габышева?

      — Он может не знать. Они ведь снимают здесь квартиру. Давай в следующий подъезд. Надеюсь, нам все-таки повезет.

      В следующем подъезде им не открыли дверь, прокричав, что уже поздно и Габышевых здесь нет.

      — Хорошо, что нас не выругали, — заметил Вейдеманис, — приличные люди в такое время не ходят в гости.

      — Габышевы живут в соседнем подъезде, — крикнула женщина из-за закрытой двери.

      — Спасибо! — прокричал Дронго в ответ. — Вот видишь, — улыбнулся он, обращаясь к Вейдеманису, — несмотря ни на что, в этом городе по-прежнему доверяют людям, стараются помочь даже неизвестным, постучавшимся в их квартиру в полночь.

      — Я иногда думаю, что знаменитое кавказское гостеприимство совсем не миф, — пробормотал в ответ Эдгар.

      В квартиру Габышевой они позвонили, прислушиваясь к шуму за дверью. Однако в течение целой минуты им никто не отвечал. Затем они позвонили во второй раз. Наконец послышались чьи-то старческие шаги. И за дверью раздался дребезжащий голос:

      — Кто вам нужен?

      — Извините нас, — громко сказал Дронго, — здесь находится квартира Габышевых?

      — Здесь, — ответила женщина, — это я Габышева. Что вам нужно?

      — Нам нужен ваш племянник Владимир Габышев. Нам сказали, что он остановился у вас, и мы бы хотели с ним поговорить.

      За дверью наступило молчание. Долгое молчание. Настолько долгое, что Дронго вынужден был снова сказать:

      — Вы нас слышите?

      — Слышу, — ответила женщина, — но ведь он уехал к вам сразу, как только вы ему позвонили.

      Быстро взглянув на Вейдеманиса, Дронго сказал:

      — Нет, мы с ним не встретились. Может, он куда-нибудь заехал по дороге?

      — Не знаю, он уехал часов в восемь и должен быть у вас. Я ему сейчас позвоню на мобильный.

      — Извините, — торопливо сказал Дронго, — я боюсь, что вы ошибаетесь. Мы его школьные друзья. Хотели напомнить ему, что завтра — день нашей встречи. Разве он поехал на встречу друзей?

      — Нет, конечно. Какие школьные друзья? — женщина, видимо, смотрела в глазок. — Я вас не помню. Вы учились с Вовой в одном классе? Как вас зовут? Вы выглядите намного старше его.

      — Нет, я кончал школу раньше него, — признался Дронго, — завтра мы встречаемся все вместе. У меня тоже был преподавателем Борис Михайлович Флисфейдер.

      — А кто был у вас по химии? Вы помните, кто преподавал вам химию?

      — Я не знаю точно, кто преподавал вашему племяннику, но мне преподавала Грета Артемовна.

      — А по истории? Кто у вас был по истории?

      — В школе было три преподавателя истории. Вы хотите, чтобы я назвал всех троих?

      — Да, если вы учились в одной школе с Вовой, то должны их помнить.

      Вейдеманис пожал плечами. Нужно уходить. Дронго закончил школу двадцать четыре года назад. Он не сможет вспомнить имена всех трех преподавателей.

      — У нас было три преподавателя истории, — громко сказал Дронго, — Анастасия Николаевна Новикова, Любовь Александровна Бабаева и Виктория Марковна Рохлина. Вас интересует еще что-нибудь?

      Вейдеманис ошеломленно взглянул на Дронго.

      — Каким образом? — пробормотал он. — Ты специально спрашивал?

      — Я помню, — улыбнулся Дронго, — ты знаешь, нас в классе было тридцать пять человек, и я до сих пор помню кто и где сидел. С первого класса.

      — Но это невозможно, — успел сказать Вейдеманис.

      Дверь открылась. На пороге стояла женщина лет семидесяти, в очках. Она была в темно-красном домашнем халате. Седые волосы были аккуратно зачесаны назад. Она строго посмотрела на гостей.

      — Уже очень поздно, я думала, что вы грабители, — призналась Габышева. — Хотя взять у меня все равно нечего. Квартиру я уже продала, мебель тоже. Через два дня ее должны забрать. А все деньги перевела в отделение «Мост-банка». Он находится как раз напротив — в здании издательства «Азернешр». Поэтому ни денег, ни ценностей в квартире нет. Говорю это на всякий случай. Многие знают, что я переезжаю в Москву, и поэтому может появиться соблазн. Но раз вы действительно учились в одной школе с Вовой, можете войти.

      — Спасибо, — вежливо поблагодарил Дронго, — мы не хотим вас беспокоить. Просто хотели напомнить про завтрашнюю встречу. Мы из школьного комитета по встрече.

      — Не нужно меня обманывать, — лукаво улыбнулась Габышева, — такие плечи, как у вас, бывают у спортсменов или у сотрудников органов. А в школьных комитетах бывают совсем другие люди.

      — Может, мы сотрудники органов? — засмеялся Дронго.

      — Тогда не спрашивайте, куда ушел Вова. Вы ведь все знаете.

      — Наверно, ему позвонил Игорь Керимов из прокуратуры? — уточнил Дронго.

      — Игорек? Нет, я его голос знаю. Это опять звонили из КГБ, тьфу ты черт, сейчас нет КГБ, сейчас есть МНБ. Ой, опять я все рассказала. Но, наверно, вы все равно знаете, раз спрашиваете.

      — Конечно, знаю, — улыбнулся Дронго, — скажите, а он и раньше приезжал в Баку на каждую встречу выпускников?

      — Обязательно. Когда погиб Рауф, они вместе были в горах. Такой ужас. А потом так получилось, что дважды подряд кто-то умирал. Один раз Олег Ларченко, кажется, у него был разрыв сердца, а второй — Эльмиpa Рамазанова. Вова говорил, что это какой-то грабитель, которого уже арестовали. Люди совсем стали дикими, некоторые вообще в зверей превращаются. Может, вы зайдете, у меня еще стоит мебель.

      — Спасибо, нам действительно пора, — Дронго посмотрел на молчавшего Вейдеманиса:

      — Мы ведь опаздываем?

      — Да, конечно, — кивнул Эдгар.

      — Вы передайте своему племяннику, чтобы он вовремя пришел завтра на встречу. А мы ему позвоним, — пообещал Дронго.

      — Может, вам нужен его мобильный телефон? — спросила все понимавшая тетушка.

      — Если вы дадите еще и телефон, я буду ваш вечный должник, — пошутил Дронго.

      — Запишите, — назвала номер телефона Габышева, — внешне вы производите впечатление порядочного человека.

      — Я запомню, — сказал на прощание Дронго.

      Когда они спускались по лестнице, Вейдеманис не выдержал:

      — Ты заранее предполагал нечто подобное?

      — Нет, конечно. Просто я думал, что может быть нечто похожее. Я, кажется, понимаю, почему был напуган приехавший ко мне Раис Аббасов и почему так упрямо молчит Керимов. Очевидно, все, что связано с Габышевым, это негласное табу, и они не могут ничего мне рассказать.

      — Ты хочешь сказать, что Габышев связан с местной службой безопасности?

      — Думаю, что как раз не с местной, — ответил Дронго.

      Они вышли из дома. На этой улице было много так называемых «сталинских» домов, построенных в середине пятидесятых годов. В начале века это была знаменитая Базарная улица, потом здесь проложили трамвайные линии. Уже позже улица была переименована. На ней появилось здание Министерства внутренних дел, был построен Центральный универмаг. В тридцатых появилось здание издательства «Азернешр». И уже позже здесь возвели несколько элитных по тем временам домов, один из которых стал домом композиторов, второй — домом писателей, еще один — домом ученых, следующий отдали сотрудникам Совета Министров. На этой улице жили многие известные композиторы, писатели, ученые. На некоторых домах можно было увидеть мемориальные доски.

      — Ты можешь мне объяснить, что именно происходит? — спросил Вейдеманис.

      — Думаю, что да. Хотя это только мои предположения. Аббасов пришел ко мне очень напуганный. Понимаешь, нельзя так пугаться, находясь в другом городе и в другой стране. Маньяк, если он действительно существует, убивает людей, руководствуясь строго установленным ритуалом. Только в день встречи и только в этом городе. Вряд ли он стал бы преследовать Аббасова. И тот не настолько глуп, чтобы этого не понимать. Это первое соображение. Второй, очень интересный, довод. Рассказывая об убийствах, он проговорился, сообщив, что беспокоится за детей, так как уже два дня находится в Москве. Я сразу обратил внимание на его слова. У него был мой телефон. Почему он два дня не звонил мне, если приехал в Москву? Ведь он приехал именно для того, чтобы встретиться со мной. И наконец, почему Керимов соврал, давая ложные показания, чтобы выгородить Габышева? Только в том случае, если он твердо убежден, что Габышев не виноват, что он не мог толкнуть своего бывшего одноклассника, даже поссорившись с ним. А тот факт, что сам Аббасов признался в этом, окончательно убедил меня, что Керимов намеренно выгораживал Габышева. Теперь насчет проверки на детекторе. Почему Керимов проверил всех, кроме Габышева? Аббасов был в это время в Москве, но ведь Габышев уже находился здесь. Почему его не пригласили? Ведь он должен быть одним из главных подозреваемых. Именно он поспорил с Рауфом в тот роковой день. Весь комплекс вопросов дает почти наверняка один ответ, если вспомнить то немногое, что мне рассказал Аббасов о своем бывшем однокласснике. Почти о каждом он рассказал подробно — о семье, о работе, даже вспомнил о том, что Ольга Рабиева приехала из Таджикситана. Но про Габышева он мне не сказал почти ничего. Работает где-то и системе Академии — такая неточность, не совсем тот ответ, которого я ждал. Затем он сообщил, что Габышев закончил восточный факультет местного университета. Оттуда обычно набирали кадры в КГБ, тем более в девяностом, когда начались волнения в местных республиках. Наконец, еще два факта. Он сказал, что они хотели обратиться ко мне еще в прошлом году, сразу после убийства Рамазановой. Но что-то или кто-то им помешал. И самый главный довод: Габышев стажировался в арабских странах уже в девяностых годах. Понимаешь, к чему я клоню? Он закончил университет в девяностом, а потом уехал работать. Значит, уже тогда он работал на центральный аппарат, а не на местную службу госбезопасности. Но они наверняка знали о нем, так как вербовка обычно идет через местные службы, а в девяностом году республиканский КГБ не просто подчинялся союзному. Тогда в Баку произошли кровавые события, которые позже назовут «кровавым январем». Сначала были погромы армян, потом, когда уже все успокоилось, ввели войска и начали расстреливать безоружных людей на улицах. Гибли не только азербайджанцы. Среди погибших были русские, евреи, лезгины, армяне… Старики, женщины, дети. Горбачев потом сказал, что он, как всегда, ничего не знал. А местный КГБ укрепляли кадрами из центра. И заодно вербовали всех, кого могли. Вот, сложив все эти факты, я и пришел к выводу, что Аббасову и его товарищам год назад не позволили обратиться ко мне. А в этом году его в Москве тоже серьезно предупредили, но разрешили поговорить со мной. Однако от Габышева постарались отвести все подозрения.

      — Ни один человек на свете не поверит, что ты раньше не знал про Габышева, — вздохнул Вейдеманис. — Тебе не говорили в детстве, что нельзя быть таким умным?

      — А я не был в детстве умным, — ответил Дронго, — контрольные работы я списывал у своих товарищей. Мне было неинтересно ими заниматься. Я сидел на последней парте и все время читал книги. Правда, потом, я занимал первые места на районных и городских олимпиадах, но все равно учился не лучшим образом.

      — У тебя все не как у людей, — пробормотал Вейдеманис, — как это Джил решается связать свою жизнь с таким человеком, как ты. Я бы на ее месте поостерегся. С тобой невозможно разговаривать, ты все равно все вычислишь. И у тебя странная манера общения. Обычно все, кто ведет расследования, стараются меньше говорить и больше слушать. А ты непрерывно говоришь, но при этом успеваешь услышать то, что тебе нужно.

      — Открою тебе секрет. Это мой метод. Еврейские мудрецы учили, что только тот, кто может правильно задать вопрос, получит на него исчерпывающий ответ. Чтобы сформулировать правильный вопрос, нужно знать, какой ответ ты хочешь получить. Но как поставить вопрос, если я еще ничего не знаю? Тогда нужно понаблюдать за своим собеседником. Нужно сказать первые несколько фраз и проследить за его реакцией. И тогда станет ясно, какие именно вопросы ему следует задавать. Как видишь, я не такой умный, как герои Конан-Дойла или Сименона. Мне нужно наблюдать за человеком, чтобы сформулировать точный вопрос. А это лучше всего делать в процессе общения, когда я говорю, а он слушает. Нужно следить за его реакцией. Кстати, в мировой литературе есть один внимательный «болтун», который о себе чрезвычайно высокого мнения. Я, к счастью, не страдаю подобным пороком. Это Эркюль Пуаро, любимый герой Агаты Кристи. Но и он часто формулировал вопрос, не расспрашивая ни о чем своего собеседника. Я так не умею.

      — Только, в отличие от литературных персонажей, ты еще и уязвим, — заметил Вейдеманис, — насколько я помню, в них не стреляли, а если стреляли, никогда не попадали. Не говорю уже обо всем остальном.

      — Вот накаркаешь, и я опять попаду в какую-нибудь историю, — пробормотал Дронго, — пойдем быстрее. Уже второй час ночи. Кстати, сейчас мы выйдем к драматическому театру. Эта удивительная улица примечательна тем, что в начале ее находится памятник величайшему гению — поэту Низами Гянджеви, который жил восемь веков назад, — а в конце — памятник поэту Физули, который творил пятьсот лет назад. И их до сих пор помнят и читают во всем мире. Сейчас мы выйдем ко второму памятнику. Осторожнее, — он схватил за руку своего друга. Рядом с ними затормозил темно-зеленый «Ниссан». Из него вышел молодой человек.

      — Извините, — сказал он, обращаясь к Дронго, — вам придется поехать с нами.

     

      Глава 5

     

      — Вам не кажется, что для встречи слишком поздно? — спросил Дронго.

      — Нет, не кажется, — возразил молодой человек.

      Он был высокого роста, коротко подстрижен. Крупные глаза, аккуратные усики, выразительное лицо, очевидно, это был сотрудник аналитического отдела.

      «Они вычислили нас по звонку Габышевой», — понял Вейдеманис. Он был раньше сотрудником Первого Главного управления КГБ СССР и хорошо знал, как находят нужных людей в подобных случаях. Очевидно, тетушка Габышева все-таки сообщила ему на мобильный телефон, затем племянник сообщил в местную контрразведку, а вычислить, каким путем пойдут обратно в отель двое неизвестных, было совсем нетрудно.

      — Мне поехать одному? Мой друг первый раз в нашем городе. Может, отвезем его в отель? — предложил Дронго.

      — Будет лучше, если он поедет с нами, — сказал настойчивый молодой человек.

      — Хорошо, — не стал спорить Дронго, усаживаясь на заднее сидение.

      Вейдеманис разместился рядом с ним. Неизвестный молодой человек сел рядом с водителем, и автомобиль поехал к зданию Министерства национальной безопасности.

      — Вы могли бы представиться, — заметил Дронго. — Время позднее, а я не люблю ездить ночью с незнакомыми людьми.

      — Майор Ахмедов, — улыбнулся незнакомец. — Вы действительно Дронго? Я о вас много слышал.

      — Нет, я только притворяюсь, — пошутил Дронго, — настоящий остался в Москве. Габышев у вас?

      — Какой Габышев? — вздохнув, спросил майор.

      — Красивый. Мне говорили, что он похож на Грегори Пека. Кстати, нельзя работать такими методами. Во-первых, ясно как именно вы меня вычислили. А во-вторых, этот прокурор Керимов допустил очевидный прокол. Нельзя так оберегать сотрудника службы безопасности, даже если он из чужого государства. Нужно было проверить на детекторе и его, чтобы никто не догадался.

      — Я не понимаю, о чем вы говорите, — покраснел Ахмедов.

      — Думаю, что вы все прекрасно понимаете, — вздохнул Дронго, — хотя, подождите, может быть, я ошибся? Может быть, Габышев никогда не работал в контрразведке? Может быть, он всю жизнь работал в разведке? Как вы считаете?

      Майор решил, что лучше промолчать. Автомобиль подъехал к зданию Министерства национальной безопасности, ворота открылись, и машина проехала вглубь. После того, как из внутреннего изолятора министерства скандально сбежали несколько известных заключенных, и среди них бывший министр обороны, вокруг здания построили высокую ограду и поставили часовых.

      Дронго и Вейдеманис поднялись наверх в сопровождении двух офицеров. Это был, конечно, не арест, но в подобном визите было мало приятного. Их провели в кабинет заместителя министра, который был на работе, несмотря на позднее время. Дронго вошел в кабинет первым. Заместитель министра, поднявшись, встретил их у дверей. Увидев Дронго, он протянул ему руку. С Вейдеманисом он также любезно поздоровался. В его приемной сидел молодой офицер, и генерал попросил, чтобы им принесли чай. В кабинет, кроме гостей, вошли майор Ахмедов и неизвестный Дронго мужчина среднего роста лет пятидесяти.

      — Садитесь, — разрешил хозяин кабинета, — мы хотели с вами поговорить. Как вы долетели?

      — Через Франкфурт, — вздохнул Дронго, — далеко и неудобно. Думаю, вы позвали меня не для того, чтобы узнать как я переношу полеты.

      — Сколько лет я вас знаю, а вы все шутите, — укоризненно заметил генерал, — вы же умный человек, Дронго. Должны были все сами понять еще в Москве. Мы этому кретину Аббасову не советовали ездить в Москву, но он нас не послушал. Все ищет какого-то маньяка. А такого маньяка нет. Это выдумка. Все насмотрелись американских фильмов и теперь ищут маньяков. Один случайно сорвался со скалы, на женщину напал какой-то бандит. Ничего общего. Мы проверили всех на компьютере, тьфу ты, черт, на этом детекторе. Наши эксперты считают, что все в порядке. Это не тот случай, Дронго. Вам просто нравится быть таким всезнайкой. Экспертом из легенды. Я знаю о вашей славе. Вы действительно очень известный человек. Но это не значит, что в каждом случае будут таинственные убийства и понадобятся ваши аналитические способности. Здесь совсем другой случай. Убийства для обычных следователей милиции. На маньяка явно не тянут.

      — В таком случае чего вы так опасаетесь?

      — Ненужных разговоров, — признался генерал. — Зачем нам лишние хлопоты? У нас и без того проблем хватает. Судя по тому, как быстро вы вычислили тетю Габышева, вы правильно поняли, что мы пытаемся отвести подозрения именно от него. Керимов знает, где работает Габышев, и поэтому помогает нам. Аббасов тоже догадывается, но все равно решил подстраховаться. С этими независимыми бизнесменами всегда головная боль. Они думают, что могут вести себя так, как им хочется. Совсем обнаглели.

      — Значит, Керимов и Аббасов знают, что Габышев работает на российскую разведку, — сказал Дронго.

      Генерал недовольно посмотрел на него, потом на Вейдеманиса, потом на своих офицеров.

      — Я же говорю, что с вами невозможно разговаривать, — мрачно изрек хозяин кабинета. — Габышев не работает на российскую разведку. Я подозреваю, что скорее ваш напарник работает на русских и поэтому вы его специально привезли. Мы еще должны проверить, почему с вами приехал бывший офицер КГБ.

      — Я люблю бывших офицеров КГБ, — ответил Дронго. — А разве вы их не любите?

      — Это не шутка, — сказал генерал, — у нас государственные интересы. И сейчас у нас национальные кадры. А КГБ всегда был репрессивным аппаратом, проводящим политику Москвы.

      — Как странно, — задумчиво сказал Дронго, — вам не нравится рядовой офицер КГБ, который уже много лет как ушел в отставку. А говорят, что недавно вы избрали президентом человека, который всю свою жизнь работал в КГБ и был даже председателем КГБ республики. Или я ошибаюсь? Или он тогда тоже работал на Москву?

      Генерал испуганно посмотрел на своих офицеров. Он не знал, что ответить. Он совсем забыл про президента, который действительно был генералом и председателем КГБ еще в те далекие годы, когда нынешний хозяин кабинета заканчивал школу.

      — Я не имел в виду никого конкретно, — торопливо проговорил генерал, — не нужно ловить меня на каждой неточности, — он достал носовой платок и вытер лицо, — я обязан поставить вас в известность, что наша служба просит вас не заниматься расследованием этого дела.

      — Какого дела? — спросил Дронго. — Насколько я понял, здесь три дела. Одно о происшествии в горах и два об убийствах в городе. Или вы успели объединить их в одно дело? В таком случае вы со мной согласны? Я слышал, что прокурор Керимов предоставил каждому из своих бывших одноклассников личную охрану.

      — Хватит, — ударил по столу заместитель министра, — я вас официально предупреждаю. Никаких расследований. Никаких абсолютно. У нас договоренность с российской стороной. Мы не имеем права подставлять ее сотрудников.

      — Значит, Габышев сотрудник российской разведки? — уточнил Дронго.

      Генерал посмотрел на сидевшего в кабинете незнакомца. Очевидно, тот представлял разведывательное управление. Незнакомец усмехнулся. Ему было приятно видеть, как Дронго расправляется с его начальством. Однако он обратился к Дронго, чтобы спасти «честь мундира» и помочь генералу.

      — Габышев всегда работал на Москву, — вкрадчиво сообщил он, — мы об этом давно знаем. Но после того случая в горах, когда сотрудники прокуратуры допрашивали Габышева, к нам официально обратилось российское посольство. Потом были сообщения и по нашей линии. Мы ведь союзники, и у нас принято обязательство не вести разведывательную работу друг против друга. Поэтому мы пошли навстречу Москве. Или вы считаете, что было бы лучше, если бы мы арестовали Габышева и потом выдворили его из нашей республики? Мы проверяли. Он действительно приезжает в родной город, чтобы встретиться с друзьями и родственниками. Кстати, сегодня мы его вызвали, чтобы попросить не встречаться завтра в школе с бывшими одноклассниками.

      — Вы все-таки боитесь?

      — Нет. Но у нас есть некоторые опасения. Кстати, чтобы вас успокоить, могу сообщить, что он хочет завтра прийти в эту школу. Мы, конечно, поставим своих людей и постараемся, чтобы ничего не случилось.

      — В таком случае, почему вы так нервничаете из-за моего приезда?

      Говоривший посмотрел на генерала, и тот кивнул в знак согласия. В кабинет принесли чай, сахар, конфеты.

      — Габышев работал несколько лет в военной разведке, — пояснил незнакомец, — он был нелегалом в Венгрии, Франции, США. У него и сейчас там есть некоторые интересы. Было бы нежелательно его подставлять. В общем, вы должны понимать наши мотивы.

      — А если он убийца? — вдруг спросил Дронго. — Понимаете, какую ответственность вы на себя берете? Вы по существу покрываете маньяка. Он ведь прошел специальную подготовку. Вполне вероятно, что он был «ликвидатором». Это вы не проверяли? Может, его отозвали и он теперь в резерве? Ведь это он поссорился с Рауфом. Вам не кажется, что его нужно хотя бы проверить на детекторе?

      — Все, — сказал генерал, — мы больше ничего не обсуждаем и вам не сообщаем. Завтра вы улетите, и мы пожелаем вам счастливого пути. А с убийцей или с убийцами мы сами разберемся.

      — У меня в школе завтра тоже день выпускников, — напомнил Дронго, — но мой самолет только через два дня. В ночь с понедельника на вторник. Вы же знаете, что рейсы «Люфтганзы» только три раза в неделю.

      — А какую школу вы заканчивали? — спросил генерал.

      — По случайному совпадению как раз ту самую, где произошли все эти события. Я надеюсь, вы не собираетесь запретить мне завтра участвовать в традиционной встрече выпускников школы?

      Генерал снова посмотрел на своих офицеров и громко выругался. Потом вдруг рассмеялся.

      — Меня ведь предупреждали, что с этим Дронго нужно договариваться. Давить на него не имеет смысла, все равно ничего не выйдет. Ладно, выпейте хотя бы чаю. И давайте договоримся, что о нашем разговоре никто не узнает. Ни один человек.

      — Это я могу обещать. Кстати, почему вы не проверили самого Керимова и Аббасова?

      — Керимов — начальник отдела прокуратуры, — пояснил генерал, — чтобы проверять такого человека мы должны получить санкцию либо прокурора города, либо прокурора республики. И тогда нам придется многое объяснять. Аббасова мы специально не трогали. Я думал, вы поймете, почему.

      — Чтобы создать алиби Габышеву? — мгновенно понял Дронго.

      — Вот именно, — сказал генерал, — мы сделали все как нужно, а тут появляетесь вы и пытаетесь все испортить. Я не верю в маньяка, но если он существует, то завтра мы его возьмем. Обязательно возьмем. Больше никаких убийств не будет. Никакого дурацкого ритуала. Хотят встречаться выпускники — пусть встречаются. Но убийства мы отменим. Упраздним этот ритуал. Завтрашний день пройдет спокойно, это я вам обещаю.

      — Надеюсь, — кивнул Дронго, пододвигая к себе стакан с чаем. — А где сейчас находится Габышев? Дома его не было, у вас его тоже нет.

      Заместитель министра посмотрел на Ахмедова, разрешая ему сообщить, где находится Габышев.

      — В отеле, на берегу моря. На Шихово, — доложил майор, — наши двое сотрудников следят за ним. Он сидел до двенадцати в ресторане «Дикий Запад» с какой-то красивой женщиной, а потом они пошли в номер, который он снял. Сейчас они в номере. Наши ребята, конечно, не подслушивают, но догадаться, чем занимаются мужчина и женщина ночью в гостиничном номере, я думаю, можно без труда.

      — Кто это женщина? — спросил Дронго.

      — Красивая женщина, — ответил Ахмедов, — мне так доложили. Габышев тоже красивый парень. Когда он у нас был, все девушки в обморок падали. Очень симпатичный. Я даже думаю, что с такой внешностью его специально взяли на работу в разведку. Легче входить в контакты, соблазнять женщин.

      — Интересно, — сказал Дронго. — У меня последний вопрос. Вы запугали Аббасова и сообщили в Москву, чтобы его припугнули и там? Верно?

      — Мы на такие вопросы не отвечаем, — быстро сориентировался Ахмедов, взглянув на генерала. Тот согласно кивнул.

      — Понятно. Чай у вас хороший. Спасибо. Уже два часа ночи. Может, нас довезут до отеля? Если это, конечно, возможно.

      — Возможно, — кивнул хозяин кабинета, — только договоримся напоследок. Ничего не предпринимать без нас, никаких расследований. Это моя личная просьба. Всего один день потерпите, а потом делайте, что хотите.

      — У меня осталось только последнее предположение, — улыбнувшись сказал Дронго, — конечно, оно фантастическое, но весьма правдоподобное. Вдруг эти убийства осуществляет российская разведка? Они вам не доверяют и решили взять дело в свои руки. Убирают всех, кто знал Габышева. Создают «выжженную зону» для разведчика. Если это так, то тогда все убийства объяснимы. Как вы думаете?

      Ответа он так и не услышал. Когда они сели в машину, Вейдеманис, давясь от смеха, спросил:

      — Надеюсь, ты не станешь настаивать на своей последней версии?

      — Посмотрим, — улыбнулся Дронго, — каждая версия имеет право на существование. Судя по их озабоченным лицам, они сейчас бросятся проверять все убийства заново. Это тебе подобная версия кажется несерьезной. В «руку Москвы» здесь верят до сих пор. И в других республиках верят. Верят и очень боятся.

      — А почему боятся?

      — Инерция мышления. С одной стороны, им всегда кажется, что Москва хочет снова загнать их в единый союз, а с другой — слишком много людей в новых республиках об этом только и мечтают. Во всяком случае, подавляющее большинство народа так думает. Но разве им дадут высказать свое мнение! Разве позволят новые лидеры независимых государств отнять у них подобные статусы. Власть, деньги, неограниченные возможности, бесконтрольные действия. Демократия начинается только тогда, когда кто-то из бывших первых секретарей уходит в отставку. Как Ельцин в России. И хотя он ушел под давлением целого ряда обстоятельств, можно считать, что в России демократия уже состоялась.

      — А в других странах? — спросил Вейдеманис.

      — В других странах… — повторил Дронго. — Ты знаешь, я однажды рассказал анекдот двум президентам закавказских республик. Тогда как раз была их совместная встреча. Суть анекдота очень простая. Несколько президентов приходят к Господу и спрашивают, когда у нас все будет хорошо. Господь посмотрел на президента США и сказал — через сто лет в Америке будет рай, но ты этого не увидишь. Посмотрел на президента России и сказал — через тысячу лет в России будет рай, но ты этого не увидишь. Потом долго смотрел на остальных президентов — закавказских и среднеазиатских. И, вздохнув, сказал — ребята, может, когда-нибудь у вас и будет рай, только я этого не увижу.

      — Грустный анекдот, — заметил Вейдеманис, — не оставляет надежды.

      — Вот я и хочу поверить в надежду, — сказал Дронго, — но после того как разорвали мою страну на клочки, я стал меланхоликом. Неужели это так заметно?

      — Иногда, — дипломатично ответил Эдгар.

      Автомобиль остановился у отеля. На часах была уже половина третьего ночи.

     

      Глава 6

     

      Утром Эдгар спустился к завтраку, уже зная, что Дронго не придет. Его напарник не любил завтракать по утрам, ограничиваясь чашкой чая или вообще не спускаясь на завтрак. Дронго обычно вставал поздно, когда в большинстве отелей время завтрака уже заканчивалось. После завтрака Эдгар поднялся к себе в номер, и не успел он войти, как раздался телефонный звонок.

      — Доброе утро, — послышался голос Дронго, — зайди ко мне, если можешь.

      — Ты уже проснулся? — удивился Вейдеманис. — Я думал, ты встанешь позже.

      — Я почти не спал, — признался Дронго, — обдумывал ситуацию. Мне не очень хочется, чтобы сегодня произошло что-нибудь неприятное. Все-таки со школой у меня связаны теплые воспоминания. Может, мы с тобой туда поедем?

      — Будут неприятности, — предостерег его Вейдеманис, — если там что-нибудь случится, это свалят на тебя.

      — Именно поэтому я и хочу поехать, — вздохнул Дронго, — по утрам обычно бывают занятия, и все учителя заняты на уроках. Я хочу посмотреть, что там изменилось за двадцать с лишним лет.

      — Поехали, — согласился Вейдеманис. В школу они приехали через полчаса. Сначала Дронго предложил обойти здание школы. Вокруг был высокий решетчатый забор, пролезть сюда было достаточно сложно. К тому же чуть выше школы располагалась прокуратура республики, где постоянно находились вооруженная охрана и сотрудники милиции.

      Спустившись к школьному двору, они поднялись по ступенькам и вошли в здание.

      — Раньше здесь была самая большая и самая красивая церковь в Закавказье, — задумчиво произнес Дронго, — говорят, что она была видна даже с моря, когда к городу подходили корабли. Александровский собор. Сохранились лишь его фотографии.

      — Что с ним произошло? — спросил Вейдеманис.

      — Мог бы и не спрашивать, — мрачно заметил Дронго. — Что произошло в Москве с храмом Христа Спасителя? То же самое случилось и здесь. Церковь взорвали. Но фундамент был такой мощный и так добротно сложенный, что на нем решили построить школу.

      — Это нехорошо, — сказал Эдгар, — ты учился в нехорошей школе. Теперь я понимаю, почему происходят все эти убийства. Невозможно построить счастье на взорванном храме. Это недопустимо.

      — Согласен, — кивнул Дронго, — но я думаю, что этому месту уже отпущены все возможные грехи. Посмотри на эту табличку. Во время войны в школе был военный госпиталь, и тысячи людей проходили здесь лечение. Тебе не кажется, что грех некоторым образом искуплен?

      — Не знаю, — признался Вейдеманис, — иногда я думаю, что нужно было родиться верующим. Так легче жить.

      — Я тоже агностик, — признался Дронго, — сложно поверить, что душа моя, прежде не существовавшая, будет существовать сама по себе миллиард лет. Хочется, но сложно. А насчет веры ты тоже не прав. Кто-то из философов заметил, что верующим нельзя родиться. Им можно только стать.

      Войдя в вестибюль, они постучали в дверь. Дронго и Вейдеманис обратили внимание на висевшее рядом с дверью объявление. В нем сообщалось, что традиционная встреча выпускников состоится сегодня вечером и всех просят иметь при себе документы, чтобы пройти в школу. Стучать пришлось еще. Дверь открыла невысокая пожилая женщина. Увидев двух посторонних мужчин, она решительно покачала головой.

      — Нельзя, — сказала она, — идут занятия. Нельзя никому входить.

      — Мы хотим поговорить с директором, — сказал Дронго.

      — Он занят, — женщина была преисполнена решимости никого не пускать.

      — Нам нужно поговорить, — настаивал Дронго, и в этот момент за спиной женщины появились двое мужчин. Очевидно, они дежурили в школе. Один был в форме капитана полиции. Подойдя к гостям, они попросили их предъявить документы.

      — Мне нужно встретиться с директором школы, — сказал Дронго, протягивая свой паспорт. — Я раньше учился в этой школе и хотел бы поговорить с ним.

      — Нас предупреждали, что вы придете, — сказал второй незнакомец в штатском, очевидно из министерства безопасности, — но мы думали, что вы появитесь вечером.

      — Я хотел бы поговорить с директором, — настаивал Дронго.

      — Вы действительно Дронго? — спросил сотрудник службы безопасности. — Извините, но вас все так называют.

      — Кажется, да. Но если вы меня не пропустите, я в этом не буду уверен, — пошутил Дронго.

      — Кабинет директора на первом этаже, — сказал офицер, — я вас провожу, но вы пойдете один, и желательно, чтобы ваша беседа заняла не больше десяти минут.

      Поймите, я и так нарушаю установленные правила.

      — Договорились, — кивнул Дронго. Они вместе прошли к кабинету директора. Дронго вошел первым. Директору было лет пятьдесят. Это был один из тех замороченных ежедневной работой людей, которые проводят на службе все свое время. Опасения за школу, за коллектив, за детей, которых ему доверили, сделали его нервозным и мнительным. А трагические события, которые так потрясли выпускников восемьдесят пятого года, заставили его относиться ко всем с особой подозрительностью. Тем не менее, он не стал отменять традиционную встречу выпускников, понимая, что нельзя раздувать еще больший скандал.

      Он работал директором уже восемь лет, до этого он был завучем в другой школе. Занятый всю жизнь «педагогическим процессом», он постепенно привык к мысли, что вся оставшаяся жизнь пройдет на этой работе, и потому, смирившись, делал свою работу добросовестно и аккуратно. На Востоке традиционно уважаемого человека называют «учителем». В Азербайджане так уважительно называли каждого, кто был старше. Дронго обратился к директору с традиционным добавлением «муэллим», что означало «учитель».

      — Извините, Азиз-муэллим, что я вас беспокою. Знаю, у вас сегодня и без того много забот. Я хотел бы с вами поговорить.

      — В каком классе учится ваш ребенок? — устало спросил директор, вставая при виде гостей.

      — Вы меня не поняли, — улыбнулся Дронго, — я хотел бы с вами поговорить о сегодняшнем вечере.

      — Вы тоже из милиции, — понял директор, усаживаясь на место, — хотя сейчас вас называют полицией. Садитесь, пожалуйста. Кстати, почему вам не нравится слово «милиция»? Это ведь совсем неплохое слово. Мы семьдесят лет говорили нашим ученикам, что полицейские защищают произвол богатых в капиталистических странах, а наша милиция стоит на страже наших интересов. Теперь мы должны объяснять всем, что у нас родная полиция. Глупо, не правда ли?

      — Согласен. — кивнул Дронго. — но я не из Министерства внутренних дел. Я не имею к нему никакого отношения.

      — Тогда вы коллега Курбанова, — показал на сотрудника министерства безопасности директор, — все понятно. Нами уже интересуется КГБ, или как вас там сейчас называют. Не школа, а какой-то полигон.

      — Я раньше учился в вашей школе, — сообщил Дронго.

      — Правда? — обрадовался директор. — Когда?

      — Больше двадцати лет назад. Еще в семидесятые. Поэтому решил приехать.

      — Только поэтому? — спросил директор. За столько лет он научился улавливать малейшую фальшь в голосе.

      — Не только, — засмеялся Дронго, — конечно, не только. Я хотел бы поговорить с вами относительно охраны сегодняшнего вечера.

      — Это не ко мне, это к ним, — показал директор на сотрудника министерства безопасности.

      — Я знаю, что они будут сегодня в школе, — кивнул Дронго, — но мне интересно другое. Как раньше была поставлена охрана, в прежние годы? Кто-нибудь посторонний мог пройти в школу?

      — Не думаю, — нахмурился директор, — вообще-то мы не спрашиваем документов, но каждый пришедший называет свой год окончания школы. Сначала все расходятся по классам, где собираются выпускники одного года, а потом идут на общее собрание в конференц-зал. Но у нас всегда бывает охрана. Наши сторожа не пропускают посторонних.

      — Я видел вашего сторожа, — улыбнулся Дронго. — Она остается и на ночь?

      — Нет, кроме нее у нас еще два сторожа, они-то и остаются на ночь. Оба старики-беженцы, нуждаются в помощи. Вы знаете, многие бежали сюда из Карабаха, не успев взять даже необходимых вещей.

      — Они давно у вас работают?

      — Один шесть лет, другой три года. Мы ими довольны. Получают, правда, нищенское жалование, но на большее они не претендуют. У одного большая семья, он им хоть как-то помогает, другой инвалид, попал под бомбежку, почти глухой. Оба старика работают честно, у меня нет никаких нареканий. Они посторонних в школу не пустят.

      — И еще бывает участковый, — добавил Курбанов, — у них строгий порядок. Чужих они не пропускают. В школе обычно не случается никаких происшествий.

      — Скажите, у вас сидят по классам или по годам?

      — По годам, конечно, — кивнул директор, — по классам не хватит места. Мы и так объединяем всех, кто кончил школу до восьмидесятого, в несколько классов. Обычно приходят более молодые. А те, кто кончил до пятидесятого года, совсем не приходят. Мало их осталось, совсем мало. Если тогда им было лет семнадцать-восемнадцать, то сейчас под семьдесят. Не хотят видеть друг друга в таком возрасте. Хотя есть один старик, он закончил школу в сорок первом и все равно приходит каждый год. Только никого из его друзей не осталось. Все погибли на войне. Мы проверяли. Вообще тем, кто родился в начале двадцатых, очень не повезло. Многие не дожили до наших дней.

      — У нас в семье тоже погибло два человека, — вспомнил Дронго, — два брата моего отца не вернулись с фронта. Один из них пропал без вести, и мы даже не знаем, где его могила.

      — У меня отец не вернулся с японской, — вздохнул директор, — так все не правильно получилось. Он вернулся после войны, приехал на лечение в Баку, был офицером связи. Майором. У него были две дочки, и он так хотел сына. Когда уезжал на японскую, уже знал, что будет сын. Вот он и попросил назвать его Азизом, что значит «дорогой, любимый». А сам не вернулся с войны.

      Они помолчали.

      — А наш прежний парламент отменил Девятое мая, — почему-то вспомнил директор. — Они говорили, что это была русско-немецкая война и мы не имеем к ней никакого отношения. Мой отец погиб на японской, а триста тысяч наших земляков погибли на «не нашей» войне. Значит, их вообще не было?

      — Лучше не вспоминайте, — посоветовал Курбанов, — сейчас ведь восстановили праздник. И мы отмечаем Девятое мая, как и все остальные.

      — Ну да, — сказал Дронго глухим голосом, — ничего не случилось. Сначала отменили, потом восстановили. Я бы этих депутатов поименно назвал. Каждого. Кто сначала отменял, а потом «восстанавливал». Пусть все знают, какая совесть у них. Ладно, не будем об этом. У вас много мужчин в коллективе?

      — Нет, конечно. Как обычно в школах. На сорок восемь преподавателей только шесть мужчин. Совсем немного. Шесть вместе со мной.

      — Среди них есть люди, которые преподают здесь более пятнадцати лет?

      — Есть. Двое. Преподаватель математики и физрук. Они работают в школе около двадцати лет. Остальные пришли позже. Но вечером будут не все. У первого болит горло, и он останется дома. Он не любит посещать подобные мероприятия. Говорят, что математики обычно сухие люди, вот он таким и стал.

      — Во сколько начнется встреча?

      — В семь часов вечера. Учеников в школе уже не будет. Только учителя и ребята, которые нам помогают.

      — В школу можно попасть с другого входа?

      — Нет. Все будет закрыто. И вход со двора, и через физкультурный зал. Там будут стоять сотрудники милиции. Мы уже все обговорили. Сегодня здесь будут дежурить сотрудники МВД и министерства безопасности. По-моему, человек двадцать или тридцать. Я не совсем понимаю, зачем нужно такое количество вооруженных людей, но руководству виднее. Мне звонили из нашего министерства, чтобы я оказал любую помощь.

      — Достаточно, — сказал Курбанов, — по-моему, мы злоупотребляем терпением директора.

      — У меня только один, последний вопрос. Вернее два вопроса.

      — Один, — отрезал Курбанов, — и давайте закончим.

      — Хорошо, — Дронго задумался, чтобы сформулировать два вопроса в одном, — если вы работали в этой школе в восемьдесят пятом, — сказал он наконец, — кого именно из бывших учеников вы могли бы подозревать в совершении убийств?

      — В то время я работал в другой школе, — ответил директор. — Был завучем. Поэтому ничего не могу вам сообщить. До свидания. Приходите сегодня вечером. Дети специально разучили несколько номеров, чтобы порадовать взрослых. Особенно выпускники прошлого года. Они придут в полном составе. Знаете, как бывает. Сначала, в первый год, приходят все. Потом половина. Через пять лет уже не больше четверти. А через десять — только семь-восемь человек. Редко какие классы собираются в полном составе. Вот вы сколько лет не были в школе?

      — Много, — согласился Дронго, — очень много. Спасибо вам за все. До свидания.

      Они вернулись к входной двери, где их ждал Вейдеманис.

      — Как прошли переговоры? — спросил Эдгар.

      — Прекрасно. Мне понравился директор. Конечно, у него масса проблем и забот, но, в общем, он верно мыслит. А это очень важно, когда воспитываешь детей. Это, может быть, самое важное в нашей жизни. Ему обещали, что здесь ночью будет двадцать или тридцать человек охраны.

      — Может, вообще ничего не случится? — улыбнулся Вейдеманис.

      — Уже случилось, — Дронго, — если они вызвали столько людей, значит, не уверены в своей версии случайных совпадений. Мне не нравится и эта запутанная история с Габышевым. Для убийцы такая охрана не проблема, он ведь войдет со всеми остальными. Поэтому я боюсь, что у нас впереди длинная ночь.

     

      Глава 7

     

      Обедать Дронго повез своего друга в небольшой ресторан в центре города. В последние годы здесь открылось множество самых разных ресторанов, рассчитанных не только на иностранцев, но и на местных жителей, уже успевших побывать во многих европейских странах и полюбивших экзотические блюда. Кроме китайских, начали появляться японские, таиландские, индийские, немецкие, французские и американские рестораны. В них могли позволить себе обедать только состоятельные люди, тогда как простые горожане предпочитали турецкие ресторанчики или местные заведения, в которых цены были во много раз ниже. В городе можно было вкусно пообедать за небольшие деньги, местные предприниматели обычно не обдирали посетителей, предпочитая сохранять клиентов.

      Дронго был гурманом, но сейчас у него не было времени на гастрономические изыски. Однако, попадая в тот или иной город, он всегда предпочитал местную пищу, справедливо полагая, что тамошние повара разбираются гораздо лучше в своей национальной кухне, чем в какой-либо другой. Блюда из баранины были традиционными для азербайджанской кухни, а Дронго предпочитал не только сытную мясную еду, но и блюда из теста. Здесь их с Джил вкусы совпадали. Правда, она любила равиоли и пиццу, тогда как он предпочитал бакинскую кухню, очень сытную и славящуюся своими мучными блюдами.

      Они вернулись в отель к шести вечера и увидели сидевшего в холле Раиса Аббасова. У него был понурый, усталый вид. Галстук был завязан небрежно и не затягивал воротника. Увидев своих гостей, он вскочил на ноги.

      — Вам сегодня досталась за нас, — понял Дронго.

      — Да, — признался Аббасов, пряча глаза, — но ничего страшного. Главное, что вы приехали.

      — Вас просили ко мне не приезжать?

      — Да, — выдавил Аббасов, — ив Баку, и в Москве. Я не думал, что Вова такой значительный человек. Очевидно, я действительно сделал глупость.

      — Если сегодня ничего не случится, мы просто уедем, — сказал Дронго, — и все забудут эту историю.

      — Надеюсь, все обойдется, — пробормотал Аббасов, — мы все и так очень нервничаем. Вы знаете, многие сегодня не придут на встречу. Эти слухи о таинственном убийце действуют всем на нервы. Я думаю, что из нашего класса придут только те, кто был с нами в Шемахе. И то только потому, что у них будет своя охрана.

      — Я на это и рассчитываю, — пробормотал Дронго. — А где ваш друг прокурор?

      — Вы все-таки его подозреваете? — спросил Аббасов.

      — Я только хотел уточнить, где он находится.

      — Наверно, в прокуратуре. Они ведь работают и по субботам.

      — Вы на машине?

      — Да. Сегодня у меня другой водитель, молодой, тот, который встречал нас в аэропорту. Старик напуган до смерти, просил никуда его не вызывать.

      — Мы поднимемся наверх, переоденемся и спустимся вниз, — предложил Дронго.

      Через двадцать минут они уже подъезжали к зданию школы. У школы дежурили два автомобиля полиции. Полицейские встречали гостей хмурыми взглядами. Очевидно, они тоже не очень верили в неизвестного убийцу, из-за которого им приходилось торчать здесь в субботний вечер.

      Аббасов вошел в школу первым. Уже знакомая им старуха, дежурившая у дверей, приветливо поздоровалась с Раисом. Очевидно, они были знакомы.

      — Я иногда помогаю школе, — пояснил Раис, — так сказать, в порядке благотворительности.

      Сразу у входа стоял столик, где сидели двое мужчин, проверявших документы. Дронго узнал в одном из них Курбанова.

      — Нам тоже показывать документы? — спросил Дронго.

      — Всем без исключения, — сказал напарник Курбанова.

      — Не нужно, — сказал Курбанов, — их ждет майор Ахмедов. Он в классе выпускников восемьдесят пятого года. Это на втором этаже. Найдете? Вообще-то мы установили дежурство на каждом этаже. Не заблудитесь.

      У Аббасова проверили документы, и только затем всех троих пропустили в школу. Старая школа была построена без особых изысков: четырехэтажное здание с длинными коридорами, по обеим сторонам лестницы. С первого этажа можно было пройти в другое здание, пристроенное в начале семидесятых. Здесь находился большой спортивный зал, а на следующем этаже — своеобразный конференц-зал, где проводились общие собрания.

      Они поднялись на второй этаж. Нашли класс, где была установлена вывеска «1985». В классе находилось всего два человека: майор Ахмедов и приехавший сюда раньше других Керимов. Увидев Дронго, он изменился в лице, но поднялся и приветливо кивнул пришедшим.

      — Думаете найти своего убийцу, — сказал Игорь Керимов, — но для убийства еще рано.

      — Сегодня людей меньше обычного, — заметил Аббасов, — раньше уже к семи собирались.

      — Напугали, — кивнул Керимов, — своими дурацкими рассказами про маньяка вы всех распугали.

      Дронго сел за первую парту. Он никогда не любил сидеть впереди. Здесь нельзя было читать книги незаметно для учителей. Именно поэтому он устраивался на последних партах, предпочитая на всех уроках читать столь любимые им книги. На втором этаже располагались тематические классы. Больше всего он любил кабинет истории. Еще в пятом классе он, забегая вперед, прочел все учебники истории для средней школы. И с тех пор каждый урок истории для него был подобен празднику.

      Слева были кабинет литературы и кабинет химии с лабораторией, а справа — кабинет географии. Кажется, в его время здесь находился кабинет математики. Он закрыл глаза. Как странно, что он не помнит, какой именно кабинет здесь был. Неужели забыл? Нет, здесь точно был кабинет математики. Именно здесь одна девочка хотела подарить ему цветок. Прошло около тридцати лет, а он помнил об этом. Кажется, это была Ира Афанасьева. Непонятно, каким образом у нее в руках оказался цветок, но она решила подарить его именно ему. Тогда он смущенно отказался. Он всегда чуть сторонился девочек. Это у него осталось с детства. А потом она вышла замуж за их одноклассника. Они были хорошей парой. Кажется, ее подруга сейчас работает в МГУ. Или он ошибается?

      — О чем вы задумались? — спросил Ахмедов. — Вы тоже учились в этом классе?

      — Да, — сказал Дронго. — Можно, я задам вам один вопрос?

      — Какой вопрос? — насторожился Ахмедов.

      — Что вы от меня скрыли? — спросил Дронго.

      — С чего вы взяли? — нервно спросил Ахмедов и взглянул на прокурора. Тот достал сигареты и закурил, отвернувшись в сторону. Было заметно, как он нервничает.

      — Вы сказали, что немного слышали обо мне, — сказал Дронго, — значит, должны были понять, что я смогу просчитать некоторые вещи. Сначала вы проверили всех на детекторе, который не подтвердил ваших подозрений. Потом не стали отменять эту встречу. Ведь если вы хотите выгородить двойного агента, каким, видимо, является Габышев, то вам вообще не нужно проводить сегодняшнюю встречу. Повод для ее отмены всегда можно найти. Но вы не просто решили провести встречу. Вы еще собрали сюда целое подразделение полиции, поставили своих людей. Вы даже не забыли повесить объявление о необходимости иметь при себе документы. Почему? Если вы не верите в существование убийцы, то зачем такие меры предосторожности? А если верите, что вы от меня скрываете? Что именно?

      — Что вы такое придумываете про Габышева? — дернулся Ахмедов. — При чем тут он?

      — Не нужно, — сурово сказал Дронго, — хватит ломать комедию. Всем и так все ясно. Две разведки защищают изо всех сил Габышева только потому, что он работает на них. Это ясно уже и сидящему здесь Аббасову. Он же не идиот и обо всем давно догадался. Теперь насчет убийства. Что конкретно вы знаете об этих убийствах? Почему вы уверены, что может случится и новое, хотя на словах все отрицаете?

      Ахмедов молчал. Он понимал, что врать бесполезно, а для возражений у него не было аргументов. Поэтому он молчал. Вместо него в разговор вступил Игорь Керимов.

      — Не нужно считать себя экспертом по всем вопросам, — нравоучительным тоном заметил он, — мы на всякий случай усилили меры безопасности. Вот и все. При чем тут ваши домыслы, я не понимаю.

      — Поэтому вы пригласили пройти всех ваших одноклассников проверку на детекторе? — спросил Дронго.

      Но Керимова нелегко было сбить с его позиции. Он самодовольно ухмыльнулся.

      — Это наше дело, — сказал он, — может, мы сами хотели убедиться, что все чисто.

      — Вы знаете, в чем ваша ошибка? — спросил вдруг Дронго. — Вы самоуверенны и амбициозны, а потому иногда допускаете проколы, на которые обратили бы внимание в другой обстановке.

      — Какие проколы? — встрепенулся прокурор.

      — Вчера в отеле вы сказали мне, что убийствами занимается городская прокуратура. Сказали, очевидно, для того, чтобы убедить меня в серьезности расследования и, конечно, в значимости собственной фигуры. Но именно здесь вы допустили небольшой прокол. Я юрист по образованию, Керимов, и знаю, что дела об убийствах расследуются прокуратурой, но районной, а не городской. Туда передают только дела особой сложности. Рауф сорвался в Шемахе, Ларченко убили в гостинице бывшего «Интуриста». Это ведь в центре города. А с Рамазановой расправились в микрорайоне. Совсем другой район. Но все дела ведет городская прокуратура. Вы не находите, что у меня был повод не совсем вам доверять?

      Керимов открыл было рот, чтобы возразить, потом оглядел присутствующих и промолчал. Возражать не имело смысла. В этот момент дверь открылась и показавшийся сотрудник полиции громко спросил:

      — Людей пускать можно?

      — Пускай всех, — зло прохрипел Керимов.

      Сержант тут же исчез, увидев недовольство начальства. А в класс вошли две молодые женщины.

      — Лейла, Оля, — поднялся к ним Керимов.

      Женщины настороженно смотрели на незнакомцев, не решаясь зайти в класс.

      — Это наши люди, — сказал, успокаивая их, Керимов. Он говорил преувеличенно громко, словно стараясь привлечь к себе внимание.

      Одна выглядела помоложе. Худая, невысокого роста, с большими карими глазами и длинными каштановыми волосами. Она была одета в темный костюм, длинную юбку, приталенный пиджак. Вторая выглядела чуть старше. Располневшая, с несколько отекшим лицом, круглыми глазами. Очевидно, это была Ольга Галушко. Курносый нос, светлые глаза, светлые волосы.

      — Здравствуй, Игорь, — сказала Лейла, шагнув к Керимову, — а меня муж не хотел отпускать. Говорил, что нечего мне сегодня на встречу ездить. Когда узнал, что ты будешь, отпустил. Тем более с охраной, которую ты организовал.

      — А меня мой не отпустил, — добавила Ольга, — приехал со мной и проводил до школы. Вместе с охранником. И обещал приехать за мной через три часа. Чтобы забрать меня отсюда.

      — Он у тебя строгий, — засмеялся Керимов, поочередно целуясь с каждой, словно на правах хозяина.

      — Будешь строгим, — ответила Ольга, — мы такого нахлебались в Таджикистане, лучше не вспоминать. Удивляюсь, как мы вообще не сошли с ума. Здравствуй, Раис, как твои дела?

      Аббасов не успел ответить, когда в класс вошел мужчина в больших очках. У него были рыжеватые волосы, несколько рассеянное выражение лица.

      — Вот еще один доктор пришел, — сказал Керимов, — теперь нам ничего не страшно. Два своих врача есть. Лейла и Леня.

      — Здравствуй, Ленчик, — сказала Лейла, — давно мы тебя не видели.

      В класс вошли еще двое — мужчина и женщина. Он — низкого роста, лысоватый, с большим носом и широким ртом — Фазиль Магеррамов, она — высокая, красивая — Света Кирсанова. Дронго поразили ее глаза. Она была действительно красивой женщиной, но у нее были глаза несчастного человека. Эффектная, хорошо сложенная, с пышной копной светло-каштановых волос, она смотрелась бы неплохо в любом обществе, если бы не глаза, которые выдавали ее боль и печаль.

      — Здравствуйте, ребята, — с наигранной веселостью сказала она, входя в класс и не обращая внимания на посторонних.

      Магеррамов с каждым здоровался за руку, начав с Керимова и закончив Олей Галушко. На нем был строгий деловой костюм темного цвета. Несколько нелепо смотрелся золотой браслет на руке и дешевый турецкий галстук. Такие продавали за один доллар, выдавая за образцы самых известных французских фирм «Кристиан Диор» и «Ив Сен-Лоран».

      — Все собрались? — спросил Ахмедов.

      — Нет, не все, — посмотрел на присутствующих Аббасов, — нет еще Вовы Габышева. Но он и раньше опаздывал.

      — И никто больше не пришел, — мрачно заметила Света Кирсанова, — как все это печально.

      — Они боятся, — сказал Альтман, — столько всего услышали. Все боятся. Решили, сегодня лучше не ходить в школу. Давайте подождем Вову, а потом пойдем в зал. Там наверняка будет веселее.

      — Нет уж, — возразила Оля, — давайте останемся здесь. У всех на виду. Так мы хотя бы все вместе, поэтому не очень страшно. А там мы будем все по отдельности. Кроме того, у дверей стоит охрана. Муж меня предупредил, чтобы я всегда с вами была, даже в туалет не отлучалась.

      — Ну и правильно, — кивнул Керимов, — оставайся с нами.

      — Эдгар, давай выйдем, — предложил Дронго , — хочу посмотреть, кто пришел из выпускников нашего года.

      — Пойдем, — согласился Вейдеманис. Они вышли из класса в абсолютной тишине. Никто ничего не спросил. Уже в коридоре Вейдеманис уточнил:

      — Хочешь оставить их одних?

      — Пусть поговорят, — кивнул Дронго, — пока они вместе, ничего плохого произойти не может. Видишь, сколько людей стоит у дверей. Сразу четверо… Я подозреваю, что они все-таки скрывают от меня какую-то важную деталь.

      Они поднялись на третий этаж. Здесь таблички распределяли выпускников по десятилетиям. Сороковые годы, пятидесятые, шестидесятые. В первом кабинете сидел только один старик. Он думал о чем-то своем, когда в класс вошли Дронго и Вейдеманис. У старика на пиджаке была колодка с наградными ленточками.

      — Здравствуйте, — вежливо поздоровался Дронго. — Вы, очевидно, закончили школу в сорок первом?

      — Откуда вы знаете? — спросил старик.

      — Я про вас слышал, — Дронго подошел ближе. — Вы были на фронте?

      — И не только там, — улыбнулся старик, — вся моя жизнь была как сплошной фронт. Мне сейчас уже семьдесят семь, а я до сих пор работаю. И совсем не жалею об этом.

      Старик говорил с характерным еврейским акцентом. У него были редкие седые волосы. Дронго обратил внимание, как тщательно выглажены его пиджак и рубашка.

      — Ваша жена за вами неплохо следит, — заметил он.

      — Да, да, — встрепенулся старик. — Мою Рахиль знает весь Баку. Знаете, какой она была красавицей, когда мы встретились после войны? Мы гуляли по бакинскому бульвару, и все оглядывались вслед нам. А когда мы ходили по Торговой, видели бы вы, как наши пижоны на нее смотрели! Это уже потом появились красивые женщины, а первой была Рахиль.

      — Я немного помню город в шестидесятые, — признался Дронго, — ощущение вечного праздника. А может, это наша ностальгия?

      — Если у меня нет ностальгии почти в восемьдесят лет, почему у вас она должна быть? — проворчал старик. — Знаете, что такое наш старый город? В мире было только два таких города. Баку и Одесса. Когда раскрывались окна и было слышно, как на всех языках поют, кричат, ругаются, дружат и любят друг друга бакинцы. Но все хорошее проходит, а все плохое остается с нами. Город сильно изменился в последние десять — пятнадцать лет, и не в лучшую сторону, молодой человек.

      — Возможно, — сказал Дронго, — сейчас многие уезжают.

      — Это не для меня, — отрезал старик, — сейчас все стали евреями, лишь бы отсюда уехать. Знаете, сколько людей уехало в Израиль? Я уже не говорю про Германию или Америку. Если они евреи, то я папа римский. Мне всегда немного обидно, когда уезжают наши бакинцы, но ничего не поделаешь. Рыба ищет — где глубже, а человек — где лучше. Так устроен мир. Сколько людей приезжали в Баку в начале века и потом — в двадцатые годы. Тогда здесь было лучше, чем в других местах. И после войны, будь она проклята, тоже было лучше. А сейчас хуже, и, значит, люди уезжают.

      — Вы думаете, там им будет лучше? — спросил Дронго.

      — Нет, конечно. Всегда лучше там, где нас нет. Хотя надеюсь, что некоторым из них повезет по-настоящему.

      — Удачи вам, — улыбнулся Дронго, — надеюсь, что мы встретимся с вами в будущем году.

      — Обязательно, — сказал старик, — иначе зачем я прихожу сюда каждый год. По моим данным, несколько человек из нашего класса еще живы. Какой позор будет, если они придут в школу, а меня здесь нет.

      Они вышли из класса. Дронго посмотрел на следующую табличку, где были обозначены семидесятые годы. Он нахмурился, но вошел в класс. В комнате было человек десять. Все посмотрели на Дронго. Он всматривался в лицо каждого, стараясь узнать кого-нибудь. Бесполезно. Здесь были «другие» семидесятые. Ни одного человека из его выпуска. Он даже помнил лица ребят из соседнего класса. Кажется, в классе «А» к концу года осталось только восемь парней. Вадим Ельенышев, Ильгар Хиндристански, Артур Оганесян, Виталий Иванов, Миша Борисов, Рамиз Мехралиев, Сережа Бабкин и Чингиз Абутидзе. Восемь парней, к последнему году в том классе осталось всего восемь парней. Но он помнил и девочек. Самой красивой была Инна Родина, хотя там было много красивых девчонок. Кого еще он помнил? Таня Орехова, Марина Эпштейн, Берта Вольфсон, нет, больше он никого не мог вспомнить. А из класса «Б» он тоже помнит совсем немногих. Вот из своего, да, он помнит всех. Он даже может сказать, кто где сидел. Тридцать пять человек. Вернее, тридцать шесть, но один ушел из школы уже в десятом классе. Тридцать пять человек. Пятнадцать парней и двадцать девушек. Это был самый большой класс в их выпуске. Класс «В». За несколько лет до окончания школы его объединили с классом «Г», и вместо четырех в школе стало три старших класса. «Мы все родом из детства, — подумал Дронго. — Это остается в нас на всю жизнь. Навсегда».

      Он часто думал, откуда в нем живет это неистовое стремление добиться справедливости? Почему он не может спокойно смотреть фильмы, в которых негодяи торжествуют? Почему в своей неприкаянной жизни он так и не научился смиряться со злом, бросая ему вызов? Не всегда он побеждал, не всегда. Но всегда смело бросал вызов и дрался до последнего. Он вспоминал свою школу. Кажется, в первом или во втором классе они должны были пойти после школы в какой-то театр. Кажется, в первом. Предстоял торжественный прием в октябрята. Всем заготовили значки, подарки. Мать встала рано утром, чтобы прогладить его костюм. А потом… Он закрыл глаза, вспоминая. Да, он пришел в школу и хотел встать вместе со всеми. И вдруг учительница закричала на него при всех. Она кричала на него так громко и так страшно, что он убежал из школы.

      Позже выяснилось: учительница узнала, что кто-то из родителей ее учеников позвонил в РОНО с жалобой на ее методы работы. Она решила, что это была его мать. А та в это время была в командировке и вернулась только накануне. Позже учительница узнала правду. Пришла к ним домой и долго плакала, просила ее простить. Конечно, это был акт мужества с ее стороны. Она все-таки пришла и попросила прощения у ребенка. Но он помнил, как испугался, когда она появилась в их доме, и спрятался в ванной комнате. И как он плакал, когда она выгнала его из школы. Он все помнил.

      — Вы в каком году закончили школу? — спросил грузный мужчина лет сорока пяти.

      — Извините, — грустно сказал Дронго, — мы ошиблись. Извините нас, пожалуйста.

      Они вышли из класса. Вейдеманис наблюдал за своим другом.

      — Мне не нравится твое состояние, — сказал он, — не обязательно лететь в Рим через Франкфурт. Отсюда летают самолеты в Лондон, Цюрих, Амстердам, Стамбул. Садись на любой и лети в Рим. Это тебе сейчас нужнее всего.

      — Да, — согласился Дронго, — наверно, ты прав. Но я надеюсь улететь не сегодня. Если, конечно, сегодня ничего не произойдет.

      — Дорогие выпускники, — заработал школьный радиоузел, — мы ждем вас в конференц-зале. Надеемся увидеть всех вас на нашем традиционном общем собрании.

      Из классов начали выходить люди. Вейдеманис посмотрел в конец коридора. Там стояли два сотрудника полиции в форме.

      — Удивительно, сколько людей они сюда пригнали, — пробормотал Эдгар, — похоже, ты прав. У них есть веские причины для беспокойства.

      — Который час? — спросил Дронго.

      — Уже девятый, — ответил Эдгар. — Почему ты носишь часы в кармане, а не на руке?

      — Привычка, — пожал плечами Дронго, — давай поднимемся на четвертый этаж.

      С четвертого этажа спускались молодые ребята, очевидно, выпускники девяностых годов. Они что-то весело обсуждали. Дронго заметил среди спускавшихся Аббасова.

      — Я думал, вы закончили школу в восемьдесят пятом, — сказал он, столкнувшись с Раисом.

      — Верно, — кивнул тот, — я поднялся наверх, чтобы проследить за своей племянницей. Она закончила нашу школу на двенадцать лет позже меня. Ее мать очень боялась отпускать девочку в школу одну. Девочка сейчас студентка нашего университета.

      — Пришел Габышев? — спросил Дронго.

      — Пришел, конечно. Уже в конференц-зале. По-моему, там половина девочек сходит из-за него с ума. Можете пройти и посмотреть сами. Наши пошли туда, но Керимов попросил сначала спуститься на первый этаж и забрать свою верхнюю одежду из гардероба. Он считает, что нам лучше забрать одежду с собой и…

      Он не договорил. Во всей школе неожиданно погас свет. Раздались чьи-то веселые крики, ребята дурачились, смеялись.

      — Включите свет, — просило несколько голосов, но в общем гвалте их было не слышно.

      — Это очень некстати, — услышал Дронго голос стоящего рядом Вейдеманиса.

      Общий веселый беспорядок продолжался несколько минут, пока, наконец, свет не включили. Дронго заметил, что Аббасова уже нет рядом с ними. Молодые люди весело обсуждали случившееся. Для двадцатилетних это был всего лишь веселый инцидент. Дронго и Вейдеманис начали спускаться вниз, когда к ним наконец пробился Курбанов. Он был очень бледен, глаза лихорадочно блестели.

      — Идемте быстрее, — пробормотал он, — вас ждут.

      — Что случилось? — спросил Дронго.

      — Убийство, — негромко сообщил Курбанов, — произошло убийство.

      — Кого? — спросил Дронго. — Кого убили?

      — Прокурора, — выдохнул Курбанов, — теперь такое начнется…

     

      Глава 8

     

      Керимов лежал на полу с перерезанным горлом. Самое страшное было то, что он лежал в туалете. Никто не мог понять, как он здесь оказался. Перед тем как потух свет, Керимов предложил спуститься вниз, на первый этаж, и вышел из класса. Все остальные держались вместе, стараясь никуда не отлучаться. Охрана на этажах уверяла, что не видела никого из посторонних и уж тем более человека с ножом. Однако многие видели, как Керимов спускался вниз. И неожиданно его нашли на третьем этаже с перерезанным горлом.

      Ахмедов сидел перед убитым на корточках. Рядом стоял офицер полиции, что-то приговаривающий про себя.

      — Какое несчастье, — услышал Дронго. Он протиснулся между полицейскими и любопытными к Ахмедову. Вейдеманиса не пустили, и он остался стоять в коридоре.

      — Как это произошло? — спросил Дронго, остановившись рядом с Ахмедовым и глядя на убитого.

      — Не знаю, — мрачно ответил тот, поднимаясь, — ничего не могу попять. Мы все сидели в классе. Он предложил забрать свои вещи из гардероба и первым вышел из класса. Что было потом, я не знаю. Рядом с туалетом, около батареи нашли пятна крови. Видимо, убийца ударил его именно там, рядом с туалетом. А потом затащил в туалет.

      — В таком случае убийца должен был испачкаться кровью, — предположил Дронго. — Хотя вряд ли. Судя по всему, он тащил убитого за пиджак, который впитал кровь.

      — Да, — согласился Ахмедов, взглянув на убитого, — его ударили в коридоре, а потом втащили сюда. Посмотрите, как набух пиджак от крови. Кровь впиталась в материю, поэтому в коридоре так мало крови. Похоже, вы правы. Черт возьми, теперь нужно будет докладывать обо всем руководству. И звонить прокурору города.

      — Вы сами позвоните в прокуратуру? — спросил с некоторым напряжением в голосе майор полиции, стоявший рядом. Очевидно, это был участковый.

      — Позвоню, — зло пообещал Ахмедов. — Курбанов, — обратился он к своему офицеру, — позвони в прокуратуру, вызови экспертов, позвони нашим.

      — Что я им скажу? — спросил Курбанов.

      — Скажешь правду, — крикнул Ахмедов, срываясь, — скажи, что мы все олухи. Что на наших глазах в присутствии двадцати полицейских зарезали начальника отдела городской прокуратуры. Скажи, чтобы прислали собаку, может, она возьмет след. И чтобы никого не выпускали из школы, — крикнул он Курбанову, — ни одного человека.

      Он отвернулся, подошел к окну. Дронго подошел и встал рядом.

      — Что вы от меня скрыли? — тихо спросил он. — Почему вы были уверены, что здесь действует один убийца?

      — Нож, — объяснил Ахмедов, — в обоих убийствах был один и тот же нож. И Ларченко, и Рамазанову зарезали одним ножом. Видимо, тот нож убийца применил и в третий раз. Черт побери! Кто мог подумать, что он пойдет на такое! Нужно было проверять всех входивших в школу.

      — Сейчас важно предотвратить панику, — посоветовал Дронго. — Соберите всех в конференц-зале, а сами пройдите по классам, поищите нож. Убийца не станет носить его с собой, слишком очевидная улика.

      — Если бы только нож, — вздохнул Ахмедов.

      — Что вы хотите сказать? — насторожился Дронго.

      — У погибшего был с собой пистолет. И он пропал.

      — Значит, сейчас по школе разгуливает убийца с пистолетом в руках?

      — Получается так. Если он его, конечно, не выбросил. Но зачем убийце выбрасывать пистолет, который он похитил? Я думаю, что он спрячет где-нибудь оружие, чтобы потом им воспользоваться.

      — Если убийца совершает свои убийства раз в году, значит, до следующего года оно ему не понадобится, — напомнил Дронго.

      — Надеюсь, — пробормотал Ахмедов. Они вышли из туалета. В коридоре стояли человек тридцать или сорок. Это были выпускники, не успевшие пройти в зал.

      — Что случилось? Кого убили? — раздались голоса.

      — Ничего не случилось, — сказал Ахмедов, — человеку стало плохо. Он упал и ударился лицом о батарею. Сейчас приедут врачи. Все в порядке, пройдите все в зал.

      Люди, продолжая обсуждать случившееся, стали расходиться.

      — Никого туда не пускать, — приказал Ахмедов сотрудникам полиции, — сейчас приедут эксперты, они должны все обследовать.

      Он прошел в соседнюю комнату и сел на парту. Дронго и Вейдеманис вошли следом.

      — Что-то нужно делать, — мрачно сказал Ахмедов, — за убийство прокурора мне оторвут голову. И всем, кто здесь сегодня дежурил.

      В комнату вошел Курбанов. У него было виноватое выражение лица. Он посмотрел на гостей, стоявших рядом с майором.

      — Говори! — рявкнул Ахмедов.

      — Прокурора города нигде не могут найти, — доложил Курбанов, — но бригада сейчас приедет. Наши тоже приедут. Наш генерал, узнав об убийстве Керимова, очень ругался, приказал, чтобы вы ему позвонили.

      — Уже успел доложить?

      — Ребята наши снизу позвонили, — отчитывался Курбанов. — Когда я пришел, они уже говорили с ним. Он приказал вам срочно позвонить.

      Ахмедов достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.

      — Добрый вечер, — сказал он. Очевидно, его звонка ждали. Ахмедов ничего больше не сумел сказать. Из аппарата слышались крики распекавшего его генерала. Майор мрачнел, но не смел перебить начальника.

      — И учти, — крикнул генерал напоследок, — если к утру убийца не будет сидеть в нашем изоляторе, ты лично подашь мне рапорт об отставке. Сам напишешь! Ты меня понял?!

      — Понял, — пробормотал Ахмедов, и генерал бросил трубку.

      Майор убрал аппарат в карман. Лицо его было серым.

      — Обещал уволить, — невесело сказал он, — если к утру не привезу убийцу.

      — Разрешите помочь вам в розыске, — предложил Дронго.

      Ахмедов взглянул на него невидящими глазами.

      — Думаете, у вас что-нибудь получится? — обреченно спросил он. — Ну что же, валяйте. Посмотрим, как гениальный Дронго найдет этого сукина сына. Если вы его найдете, я буду ваш должник до конца жизни.

      — Не нужно, — поморщился Дронго, — достаточно, если вы не будете мне мешать.

      — Почему вы думаете, что убийца был мужчиной? — спросил Вейдеманис. — А если это была женщина?

      — В мужском туалете? — спросил Ахмедов. — У нас несколько другие отношения между полами, мистер Вейдеманис. Здесь не Прибалтика.

      — При чем тут Прибалтика? — не обиделся Эдгар. — Она ведь могла назначить свидание у туалета, ударить ножом и потом втащить убитого в мужской туалет. Иначе зачем убийце прятать тело таким образом? Его все равно бы нашли через минуту-другую.

      — Откуда вы знаете, что его убили в коридоре? — мрачно поинтересовался Ахмедов.

      — Я видел пятна крови в коридоре, пока вас не было, — пояснил Вейдеманис.

      — Кто из вас Дронго? — спросил Ахмедов. — Вы или ваш друг? Или вы работаете на пару? Впрочем, мне все равно, лишь бы найти этого убийцу.

      — Где были в момент убийства остальные члены их группы? — уточнил Дронго. — Они были рядом с вами?

      — Не знаю, — признался Ахмедов, я задержался на первом этаже, следил за порядком. Некоторые прошли дальше. Я видел, как прошла Ольга Рабиева, кажется, Альтман тоже прошел. Подождите, я вспомнил, что Аббасов прошел мимо меня в обратную сторону. Потом стало темно, ничего не было видно. Хорошо, что вскоре появился сторож со свечой. Он спускался по лестнице. А вот Аббасов прошел обратно, это я точно помню.

      — Мы его встретили, — сообщил Дронго, — он поднимался в класс, где была его племянница. Кстати, нужно проверить, когда она закончила школу и была ли здесь сегодня вечером.

      — Проверим, — кивнул Ахмедов, — все проверим. Я прикажу, чтобы всех собрали заново в их классе. И на этот раз никого не выпущу, пока не найду убийцу. Курбанов, соберите всех в классе.

      Курбанов поспешил выйти из комнаты, понимая, в каком состоянии находится майор. В этот момент в класс заглянул участковый.

      — Следственная бригада приехала, — доложил он, — из прокуратуры. И собаку с кинологом прислали из городской полиции.

      — Сейчас иду, — поднялся Ахмедов. Когда он вышел из комнаты, Дронго обратился к Вейдеманису.

      — Как видишь, я оказался прав. Они знали о том, что Ларченко и Рамазанову убил один человек, но не сообщили мне подробности. Оказывается, их эксперты установили, что в обоих случаях был применен один и тот же нож. Думаю, что сегодня убийца воспользовался этим ножом в очередной раз.

      — Он действительно маньяк, — пробормотал Вейдеманис, — если решился на такое. Ведь он прекрасно видел, сколько полицейских охраняет здание школы, и тем не менее выбрал себе жертву и хладнокровно осуществил задуманное. Похоже, что здесь мы действительно имеем дело с маньяком.

      — Возможно, — согласился Дронго, — хотя мне лично кажется, что это не маньяк. Скорее, человек с ущербной психикой. Ведь он совершает не просто убийства. Он ритуально убивает своих одноклассников именно в дни их встреч. Каждый год одного человека. Маньяк не стал бы так долго ждать. И среди его жертв должны были оказаться и другие. А этот выбирает своих одноклассников.

      — Кто? — пробормотал Вейдеманис. — Их осталось всего семь человек. Раис Аббасов, который был рядом с нами и так таинственно исчез? Габышев, которого мы так и не увидели? Альтман или Магеррамов? А может быть, кто-то из женщин? С другой стороны, все три женщины были в приятельских отношениях с Керимовым. И Лейла Алиева, и Светлана, и Ольга. Получается замкнутый круг. Честно говоря, я бы в первую очередь подозревал этого прокурора. Не прошел сам через детектор, постоянно лгал, изворачивался. Был несдержан, не в меру честолюбив.

      — А мотивы? — спросил Дронго. — Для убийства должны быть сильные мотивы.

      — Пусть посмотрят, что хотят, — разрешил спускавшийся по лестнице Ахмедов.

      — Ну как ваши эксперты? — спросил Дронго.

      — Они считают, что его убили в коридоре, а потом втащили в туалет, — нехотя признал Ахмедов, — убийца, видимо, ударил ножом и, возможно, на него брызнула кровь. Нужно будет всех осмотреть.

      — Они привезли собаку?

      — Да, но ничего не получается. Собака кружит на месте и не может взять след. Там сильный запах аммиака и хлорки. Сыпали хлорку, чтобы дезинфицировать туалеты, готовились к встрече, черт бы их побрал, — зло выругался Ахмедов.

      — Кто имеет доступ к подсобке? У кого есть ключи? — спросил Дронго.

      — Я уже узнавал, — хмуро ответил Ахмедов, — только у монтера, а он сегодня выходной. Вернее, он ушел вчера и появится только в пятницу. Хорошо, что резервный ключ есть у директора. Когда свет выключился, он нашел ключ, дал его сторожу и приказал поменять перегоревшие пробки.

      — Вы не спрашивали у него, как было раньше? Пробки перегорали? — вмешался Вейдеманис.

      Ахмедов удивленно взглянул на него.

      — Сразу видно, что вы давно не из нашего города, — процедил он, — у нас проблемы с электричеством были всю зиму. Говорили, что не хватает мазута. Поэтому все время отключали свет. Каждую ночь, с часа ночи и до утра. У нас из-за этого и телевидение не работало. Отключили все программы.

      — В вашей республике не было мазута?! — не поверил Вейдеманис. — Из-за этого у вас не было света? — он повернулся к Дронго. — Иногда мне кажется, что я нахожусь в каком-то нереальном мире.

      — Он говорит правду, — кивнул Дронго, — в это невозможно поверить, но это так. В самой богатой нефтью республике бывшего Советского Союза, если не считать, конечно, сибирские запасы России, отключают по ночам свет из-за отсутствия мазута. Воровство и хищение приняло здесь размеры национального бедствия. С этим никто не может бороться.

      — Но это же абсурд, — сказал Вейдеманис, — полный абсурд.

      — Это новые реальности, — горько пошутил Дронго, наблюдая как полицейский открывает дверь. В подсобке так неприятно пахло, что он невольно поперхнулся и закашлял. Затем посмотрел на счетчик, увидел лежавшие на столе пробки.

      — Посмотри, — позвал он Вейдеманиса, — все пробки с намотанными проволочками. Поэтому и перегорают. Но убийца, очевидно, хорошо подготовился. Он не мог знать заранее, когда отключат свет, а здесь не было дежурного. Полицейский сказал мне, что дежурит здесь только последние десять минут. Никто не подумал, что нужно охранять рубильник. Никто не мог даже предположить, что все произойдет именно так. Значит, убийца наверняка проник сюда, отключил электричество и отсюда поднялся на третий этаж. Туалет как раз над нами. Чтобы подняться на третий этаж, нужно секунд десять-пятнадцать. Затем он ударил Керимова ножом, втащил убитого в туалет и спустился вниз. Ему не нужно было даже заходить обратно в подсобку. Сторож с директором, которые пришли менять пробку, просто ввинтили другую, решив, что опять произошло короткое замыкание.

      — Позовите сюда директора, — приказал Ахмедов.

      Но директор уже спешил к ним. Очевидно, он все знал, так как все его лицо было в красных пятнах.

      — Какой ужас, — тихо сказал он, — может быть я отменю встречу? Нельзя веселиться, когда в здании произошло убийство.

      — Вы хотите, чтобы через час весь город говорил об этом убийстве? — недовольно спросил Ахмедов. — Не нужно создавать паники. Пусть все идет своим чередом. Когда потух свет, где вы были?

      — В конференц-зале, — ответил директор, — я сразу понял, что произошло. У нас иногда бывали подобные случаи. Школу я хорошо знаю и в темноте легко ориентируюсь. Поэтому я вышел из зала, прошел в наше здание через коридор, нашел сторожа, и мы вместе поменяли пробку.

      — Где вы его нашли? — уточнил Дронго.

      — В коридоре, на первом этаже. Мансур зажег свечу и предложил мне пойти вместе с ним. Сначала мы прошли в мой кабинет, а потом взяли запасной ключ и вернулись сюда. Потом мы поменяли пробку и включили электричество.

      — Ничего подозрительного вы не заметили? — спросил Ахмедов.

      — Нет, ничего. Я закрыл подсобку и забрал ключ себе, как и положено.

      — Кто еще мог взять ваш ключ или получить к нему доступ? — спросил Ахмедов.

      — Никто, — удивился директор, — один ключ у монтера, второй у меня. Больше ключей нет.

      — Пойдемте наверх, — сердито сказал Ахмедов, — я попросил собрать всех подозреваемых в одной комнате. Надеюсь, у нас что-нибудь получится. С чего вы думаете начать?

      — Для начала познакомиться с Габышевым и узнать, стоило ли устраивать ненужное представление, чтобы так выгораживать этого агента. Может, было бы лучше сразу начать расследование по полной программе и найти убийцу еще в прошлом году? Попросите ваших экспертов, чтобы они сняли отпечатки пальцев, если такие будут обнаружены. Может, убийца не такой умный, как мы думаем.

     

      Глава 9

     

      В соседней комнате собрали всех подозреваемых. Они уже знали о случившемся. Ольга тихо плакала. Лейла держалась из последних сил. Только Света Кирсанова сидела молча, словно известие о смерти Игоря оглушило ее до такой степени, что она не могла уже предаваться горю. Мужчины, напротив, нервничали сильнее обычного. Альтман все время протирал очки. Магеррамов нервно ходил от парты к парте. Аббасов, напротив, сидел за партой, положив голову на руки. Ему казалось, что он виноват больше остальных. Нужно было пригласить Дронго еще в прошлом году. Зачем он послушался этих контрразведчиков?

      Только один человек выглядел внешне спокойным. Известие о смерти Керимова было неприятным сообщением, но из-за этого он не собирался убиваться, а тем более плакать. Габышев был внешне спокоен. Конечно, прискорбно, что был убит их товарищ. Но это печальное событие не должно его касаться. Он все равно завтра улетит и, возможно, больше не вернется сюда никогда. А убийца совершает свои ритуальные убийства только в день встречи выпускников.

      — Габышев, — позвал его один из полицейских, и он поднял голову, услышав, что его зовут.

      В соседнюю комнату он вошел, сохраняя внешнее хладнокровие. За учительским столом сидел Ахмедов. В этом кабинете вместо обычных парт были столы, и за первым из них сидел Дронго. За другим, в среднем ряду, расположился Эдгар Вейдеманис. Дронго оценил внешние данные вошедшего. Высокий — он был почти такого же роста как сам Дронго, — красивое мужественное лицо. Чем-то он действительно был похож на Грегори Пека. В свое время это был один из любимых актеров Дронго. Только у американца были спокойные, вдумчивые глаза. А у этого — глаза нашкодившего кота. Похоже, что больше всего на свете он любил себя.

      — Здравствуйте, — сказал Габышев, устраиваясь без приглашения за соседним столом. — Здравствуй, Ахмедов, — кивнул он майору национальной безопасности, обращаясь к нему на «ты». Он, очевидно, сразу хотел все поставить на свои места.

      — Вы Владимир Габышев? — уточнил Дронго.

      — А вы тот самый известный эксперт, про которого все говорят в Москве? — лениво уточнил Габышев. — Вот вам и карты в руки. Расследуете эти убийства — еще больше прославитесь.

      — Я приехал сюда не в поисках славы, — заметил Дронго, — но убийства необходимо расследовать, здесь я с вами согласен. И уже сейчас могу заявить, что знаю соучастника преступления, возможно невольного, но соучастника. Впрочем, как и его коллег.

      — Интересно было бы узнать его имя, — улыбнулся Габышев. — Кто это?

      — Вы!

      — Что вы несете?! — вскочил со своего места Габышев. — Думаете, если вы известный человек, можно так шутить!

      — А я не шучу, — угрюмо заметил Дронго, — я вполне серьезно полагаю, что вы стали невольным соучастником преступления.

      — Я не хочу вас слушать, — гневно отрезал Габышев, — Игорь был моим другом. Мы с Керимовым знакомы столько лет…

      — Вы думаете, убийца не из вашего бывшего класса?

      — Не знаю, — крикнул Габышев, — и знать не хочу. Мы знакомы уже много лет. Среди нас нет ненормальных. Мы с Керимовым знали друг друга много лет.

      — Рауфа вы тоже знали много лет, — напомнил Дронго.

      — При чем тут Рауф? — занервничал Габышев. — Он сам сорвался со скалы. Я видел, как он падал.

      — Я полагаю, что вы были с ним рядом, когда он сорвался.

      — Не смейте так говорить, — возмутился Габышев. Сказалась многолетняя тренировка, он почти сумел взять себя в руки.

      — У нас есть показания одного из ваших товарищей, — устало пояснил Дронго, немного блефуя, — Керимов намеренно ввел следствие в заблуждение. Он заявил, что вы были рядом с ним, тогда как на самом деле вы были около Самедова.

      — Это клевета, — спокойно сказал Габышев, — пусть тот, кто вам сказал, подтвердит это в моем присутствии. — Он понял, что, нервничая, сдает свои позиции, и поэтому усилием воли заставил себя успокоиться, снова сел за стол и даже улыбнулся.

      — Выдержка у вас неплохая, — заметил Дронго, — держитесь, как нужно. Но я не возьму своих слов обратно.

      — Я не убивал Игоря, — выдохнул Габышев. — Неужели вы не можете этого понять?

      — Вполне допускаю, что лично вы его не убивали. Но во многом из-за вас произошли эти печальные события. Чтобы выгородить вас, Керимов дал ложные показания, следователи не смогли выяснить точную версию случившегося, да им бы и не разрешили. А вашего товарища Аббасова отговорили приехать ко мне в прошлом году за помощью. Да и в этом, честно говоря, его тоже не пускали.

      — Как интересно, — ровным голосом заметил Габышев, — а я ничего не знал.

      — Вы ведь знали об убийстве Ларченко и Рамазановой. Должны были догадаться, что они связаны между собой. И вместо того чтобы помочь следствию, вы невольно подставили сначала Аббасова, которому пришлось преодолевать не только бюрократические препоны чиновников, но и ослушаться всесильной контрразведки, войдя в контакт со мной.

      — Я действительно ничего не знал, — сказал Габышев, — пожалуйста, поверьте. Я, конечно, догадывался, что может случиться нечто такое, но конкретно ничего не знал.

      — Вы работаете одновременно на две разведки, — Дронго не спрашивал, он утверждал, — и поэтому вас так охраняют.

      — Мы договорились эти темы не затрагивать, — теперь вскочил со своего места Ахмедов, — давайте не будем говорить про прежнюю службу господина Габышева. Это не имеет к данному расследованию никакого отношения.

      — Я занимаюсь бизнесом, — тихо добавил Габышев, — и не понимаю, о чем вы говорите.

      — Дело в том, Габышев, что они скрыли не только от меня, но и от вас, одно очень важное обстоятельство. Убийца наносил удары Ларченко и Рамазановой одним и тем же ножом. Вы понимаете? Одним и тем же. Значит, они знали, что действовал один человек. И в обоих случаях почерк схожий. Я думаю, что Ларченко открыл ему дверь только потому, что это был знакомый человек. И Керимова он уговорил прийти на третий этаж. Убийца точно рассчитал, что Керимов придет. Я думаю, что с Рамазановой было немного иначе. Он почему-то не стал представляться, а сразу нанес ей удар по голове, чтобы потом убить. Однако во всех случаях действует один и тот же убийца.

      — И Рауфа тоже он столкнул, — вспомнил Габышев, — хотя нет, я стоял рядом. Нет, нет. Рауфа никто не толкал. Мне кажется, он сам поскользнулся.

      — Кажется, или вы уверены? — строго переспросил Дронго.

      — Сейчас я ни в чем не уверен. Господи, получается, что это кто-то из наших ребят. Но такого не может быть. Леня Альтман, он мухи не обидит. А Фазик Магеррамов, он ведь всегда боялся Игоря. Нет, это невозможно. Игоря все боялись, все уважали, любили.

      — Что значит боялись? — уточнил Дронго.

      — Он был сильнее всех, — пояснил Габышев, — мы оба спортсмены. Я старался ребят не задирать, а он иногда оттягивался. Но ему все прощали, знали, что он всегда за наших ребят заступится. Нет, никто из них не мог убить Игоря.

      — А Раис Аббасов? — вспомнил Ахмедов. — Это ведь он не послушался нас и поехал за Дронго. Странно как-то получается. В прошлом году, когда случилось убийство, послушался, а в этом, еще до убийства, улетел в Москву.

      — Может, он передумал, — предположил Дронго, — я бы не хотел, чтобы у вас выработалось определенное мнение. Конечно Аббасов такой же подозреваемый, как остальные, если не более других. Во-первых, именно он приехал ко мне домой. Идеальный способ обеспечить себе алиби. Во-вторых, не прошел проверку на детекторе. И в-третьих, не очень ладил с Керимовым, у них были явно натянутые отношения.

      — Ты еще забыл, что в момент убийства он находился в другом месте, — напомнил Вейдеманис, — и когда погас свет, побежал наверх, якобы за племянницей.

      — Это как раз легче всего проверить, — вздохнул Дронго. — Убийца наносил удары в шею. Вам не кажется, Габышев, что это может быть человек, знакомый некоторым образом с анатомией. И потому он мог точно попасть в сонную артерию. Вот вам, пожалуйста, и аргумент против Альтмана. А ущербность низкорослого Магеррамова могла компенсироваться агрессивностью. Разве такого не может быть?

      — Господи, через столько лет, — прошептал Габышев, — нет, это невозможно.

      — Осмелюсь вам напомнить, что вы также не прошли детектор — заметил Дронго, — и вы тоже под подозрением. Игорь был первым в классе, разве недостаточно, чтобы вы чувствовали себя не совсем уверенно? Ведь вы были самым привлекательным не только в вашем классе, но и в школе.

      — И из-за этого, спустя столько лет, я взял нож и пошел его убивать? — парировал Габышев. — Чушь какая-то.

      — Я не сказал, что вы взяли нож. Я сказал про комплексы, которые могли у вас развиться. Среди подозреваемых могут быть не только мужчины, но и женщины.

      — Только наших девочек не впутывайте, — встрепенулся Габышев, — они абсолютно не при чем.

      — Три года назад ваш спор с Рауфом был из-за Светланы Кирсановой. А вдруг ей нравился именно, он? Представляете, какой шок она пережила после его смерти?

      — Я теперь понимаю, почему вас считают лучшим, — зло вымолвил Габышев, — вы специалист по придумыванию ситуаций. Нет, такого не может быть. За Кирсанову я могу поручиться.

      — А за всех остальных? — спросил Дронго.

      Наступило молчание.

      — Не знаю, — признался Габышев, — я теперь ничего не понимаю. И никому больше не верю.

      — Где вы были ночью?

      — Это мое личное дело. Хотя я видел, как за мной следили, и думаю, что вы все знаете. Именно поэтому за Кирсанову я могу поручиться. Она не точила нож сегодня ночью.

      — Вам не говорили, что вы циничны?

      — Надеюсь, что для бизнесмена это не является недостатком, — улыбнулся Габышев, снова поднимаясь со своего места. — Я могу идти?

      — Где вы были в момент убийства? — спросил Дронго.

      — У физкультурного зала, — ответил Габышев, — я обратил внимание на очаровательных выпускниц последних лет. Мы беседовали. Если хотите, я найду их и приведу, чтобы они подтвердили мое алиби.

      — Не нужно, — сказал Дронго, — позовите Аббасова. И вернитесь обратно в комнату, где собрались ваши бывшие одноклассники.

      — Хорошо, — Габышев встал, подошел к дверям и, обернувшись, добавил:

      — Удачи вам. Хотя я не совсем понимаю, чем вы занимаетесь.

      С этими словами он вышел из комнаты. Ахмедов взглянул на Дронго.

      — Будете беседовать с каждым? — спросил майор.

      — Пока не найду убийцу, — невозмутимо ответил Дронго. — Вы же сами сказали, что его нужно найти до утра. Я не хочу оставлять ему шансов на следующий день.

      В комнату вошел Раис Аббасов. Он был бледнее обычного. От обильного пота на его рубашке появились большие пятна. Он тяжело дышал, глядя на троих мужчин, сидевших в комнате.

      — Садитесь, — предложил ему Дронго, вставая со своего места и указывая Аббасову на стул, где недавно сидел Габышев.

      Аббасов покорно сел, сокрушенно качая головой.

      — Как все нелепо, — сказал он горько, — какое горе! Его действительно убили? Мне сказали, что он ударился о батарею.

      — Его убили, — подтвердил Ахмедов. — Хотите посмотреть?

      — Нет, — испугался Аббасов, — я вообще боюсь покойников.

      — Отвечайте на вопросы, — попросил Дронго. — Где вы были в момент убийства?

      — Стоял рядом с вами, — удивился Аббасов, — как раз в тот момент, когда погас свет.

      — Что вы делали после этого?

      — Сразу побежал за своей племянницей. Я испугался за девочку. В темноте разное может произойти. Про убийцу я даже не подумал. Боялся, как бы ребята ее не обидели.

      — Нашли ее?

      — Нет, не нашел, — поднял голову Аббасов, — началась давка, все толкались, ребятам было весело, многие смеялись.

      — А когда включили свет, вы спустились вниз по правой или по левой лестнице?

      — Меня не было около туалета, — поняв, о чем именно хочет спросить Дронго, ответил Аббасов, — я спускался по другой лестнице.

      — Значит, у вас нет алиби, — подвел итог Ахмедов.

      — Нет, — кивнул Раис Аббасов, — но я его не убивал. Я бы этого убийцу собственными руками задушил. Или отдал мужу Оли, чтобы он его придушил…

      Поняв, что сказал лишнее, он замер, испуганно глядя по сторонам.

      — Так, — строго сказал Ахмедов, — значит, так. Какое отношение к этим убийствам имеет муж Ольги Рабиевой? Только не лгите, что вы ничего нам не говорили.

      — Никакого, — тихо ответил Аббасов, отпустив голову, — у меня это случайно вырвалось. Честное слово, никакого.

      — Я думаю, вам лучше объясниться, — предложил ему майор, — это будет в ваших интересах.

      Аббасов посмотрел на Дронго, и тот кивнул в знак согласия.

      — Они переехали сюда несколько лет назад, — пояснил Аббасов, — я помог им с переездом, дал деньги в долг ее мужу. Он мне потом все вернул. Он много рассказывал, как они оттуда уехали. Чудом спаслись, когда город, где они жили, должны были сдать войскам другой стороны. Там ведь тогда никто не разбирал, где правые, где виноватые. Убивали всех. Странно, что до сих пор никто не вспоминает об этой трагедии. Там погиб каждый тридцатый. Если бы в Америке погибло десять миллионов человек из трехсот, об этом говорили бы сто лет. А в Таджикистане во время гражданской войны из трехмиллионного населения погибло почти сто тысяч человек. Каждый тридцатый. И никто даже не вспоминает об этой трагедии.

      — «Распалась связь времен», — вспомнил Дронго знаменитую фразу, — раньше это были красивые слова, а сейчас сама жизнь. Тогда, в девяносто первом, убивали друг друга по всей территории бывшего Советского Союза. Горбачев заботился о том, как уцелеть, а другие думали о том, как его свалить. И по пьянке развалили нашу страну в Беловежской пуще.

      — Я не уверен, что по пьянке, — поправил его майор Ахмедов, — там были такие умные люди, как Гайдар, Шахрай, Бурбулис. Они знали, что предлагали.

      — Если бы больше не погиб ни один человек, то и тогда вина за сто тысяч убитых таджиков лежит на этих людях, — горько сказал Дронго, — они обязаны были подумать и об этих жертвах. И о Грузии, где погибло столько людей. Они должны были думать и об Абхазии, где сосед убивал соседа, и о трагедии Карабаха, в котором начались широкомасштабные военные действия сразу после развала Союза. А резня в Приднестровье? Иногда я думаю, что они им должны сниться по ночам все убитые. Но они не чувствуют своей вины, и поэтому спят спокойно.

      — Многие полагают, что такова логика истории, — заметил Ахмедов, — и воля народов, населявших нашу страну.

      — Только не говорите мне про народы, — отмахнулся Дронго, — семьдесят процентов населения хотели сохранения Союза. Будем считать, что все они поддались на агитацию властей. Но как тогда объяснить, что три лидера крупнейших республик, подписавших этот позорный договор, ушли со своих постов ненавидимыми и проклинаемыми народами? Двух из трех не переизбрали, а третьего, больного и немощного, избрали, но он не смог доработать до конца срока. Разве это не логика истории? Хватит про Таджикистан. У меня всегда болит сердце, когда я вспоминаю тысячи убитых в бывшей моей стране… Значит, муж Ольги принимал участие в боевых действиях?

      — Да, — сказал Аббасов, — он сражался на стороне «вовчиков». Там были тогда «юрчики» и «вовчики».

      — Я знаю, — перебил его Дронго. — Они приехали сюда несколько лет назад? У него остались враги?

      — Наверно, — кивнул Раис, — он нам рассказывал, как однажды в горячке боя задушил врага голыми руками. Вот я и вспомнил эту историю.

      — Надеюсь, что муж Рабиевой не поднимался с вами в горы? — ядовито осведомился Ахмедов.

      — Нет, не поднимался. Он привез Ольгу прямо к автобусу.

      — Вы говорили, что приезжал и муж Кирсановой? Верно?

      — Бывший муж, — уточнил Аббасов, — верно. Но только они в городе остались и с нами в горы не пошли.

      — У меня однажды был случай, — вспомнил Дронго, — сказались последствия таджикской войны. Потерпевшая случайно узнала своего насильника, он понял это и решил с ней расправиться. Но там был конкретный повод, а здесь, похоже, убийца действует по установленному ритуалу, убивает одного человека раз в год. Может, нам подождать еще шесть лет? — невесело пошутил он. — Последний оставшийся в живых и будет убийцей.

      — Нам не дадут шести лет, — напомнил Ахмедов, — и шести дней тоже не дадут. Я не смогу объяснить руководству, куда делся убийца в закрытом здании, которое охраняли сотрудники полиции. Боюсь, что начальство меня не поймет.

      — Убийца еще здесь, — убежденно сказал Вейдеманис, — это не святой дух, чтобы его никто не видел. Нужно проверить и остальных людей, находящихся в школе.

      — Это я уже поручил нашим людям, — вздохнул Ахмедов.

      Он посмотрел на Дронго, словно ожидая от того последнего вопроса к Аббасову. И тот спросил:

      — Вы знали Керимова много лет. Как вы думаете, почему он поднялся на третий этаж, вместо того чтобы спуститься на первый? Что могло произойти? Что могло заставить его изменить решение?

      — Не знаю. Но отступать — не в его характере. Может, он узнал что-то про убийцу. Он пошел на риск, чтобы найти убийцу. Он был гордый, самолюбивый и сильный.

      — Похоже, убийца действовал внезапно, — сказал Дронго, — иначе Керимов не дал бы ему шанса. Он вам ничего не говорил перед смертью?

      — Нет, ничего. Он вообще был обижен на меня, считал, что я зря пригласил вас из Москвы. Он хотел сам найти убийцу, я это чувствовал. Поэтому он отказывался от любой помощи.

      — Понятно. Спасибо. Позовите Ольгу Рабиеву, — попросил Дронго.

      — Хорошо, — Аббасов поднялся, чтобы выйти, потом повернулся к сидящим:

      — У нас отняли мобильные телефоны, чтобы мы никому не звонили. Может, нам разрешат теперь позвонить? Предупредить родных и близких.

      — Я думаю, вам вернут ваши телефоны, — громко сказал Дронго, взглянув на Ахмедова. — А вы как думаете, майор?

      Ахмедов встал и, подойдя к дверям, крикнул в коридор:

      — Курбанов, верните всем мобильные телефоны. Пусть предупредят родных, что задерживаются.

      — Спасибо, — поблагодарил его Аббасов, выходя из комнаты.

      Ахмедов вернулся к своему столу. Тяжело опустился на учительское место.

      — Разговоры, — сказал он недовольно, — одни разговоры. Думаете, так вы что-нибудь найдете?

      — Мы пытаемся установить истину, майор, — строго ответил Дронго, — и найти виновного. Если вы знаете другой способ поиска, то я вас не задерживаю.

      — Ладно, извините, — буркнул Ахмедов.

      Дверь открылась, и в класс вошла Ольга Рабиева.

     

      Глава 10

     

      В этой располневшей женщине трудно было признать тридцатидвухлетнюю ровесницу остальных. Она выглядела гораздо старше. Войдя в комнату, она остановилась посередине, словно ученица, готовая отвечать на вопросы.

      — Садитесь, — предложил Дронго. После ухода Габышева он все еще стоял. — У нас к вам несколько вопросов.

      — Скажите, его действительно убили? — спросила Ольга.

      — Да, — сказал Дронго, — его действительно убили.

      — Какой ужас, — она всхлипнула, доставая платок, — он был такой сильный. Такой мужественный.

      — Габышев сказал, что он был самым сильным парнем в вашем классе, — вспомнил Дронго.

      — Это действительно так, — кивнула Рабиева, — он был спортсменом, с детства хотел поступить на юридический. Они с Вовой всегда состязались.

      — А остальные? Остальные с ними не пробовали состязаться?

      — Иногда Олег Ларченко. Он был легкоатлетом. Но, конечно, нет. Эти двое были для нас словно боги, остальные были где-то внизу. Остальные были просто хорошие ребята. А эти задавали тон.

      — У вас был дружный класс?, — Очень. Мы много лет собирались вместе, пока.., пока не произошла эта трагедия в Шемахе, — она снова всхлипнула.

      — Вы хорошо знали Рауфа?

      — Конечно. Он безотказный был. Мягкий такой, мямля. Мы его жалели.

      — А Эльмиру Рамазанову?

      — Она такой выдумщицей была. На первое апреля всегда ребят разыгрывала.

      — Что вы можете сказать об остальных? Я имею в виду четверых мужчин, которые сидят сейчас в соседней комнате. Если можно, подробнее.

      — Габышев — наш кумир. Мы все были в него влюблены. Вообще-то, все парни были влюблены в Свету Кирсанову, а все девочки в — Вову Габышева. Когда они начали встречаться, вся школа была в восторге. Но потом что-то у них не заладилось.

      — Почему не заладилось? — быстро спросил Дронго.

      — Не знаю. Но мне кажется, Вова никогда ее не любил. Он вообще не способен на сильные чувства. Хороший парень, но никогда он не будет связан с женщиной. Есть мужчины, которые всегда сами по себе.

      — А Раис Аббасов?

      — Вот он всегда при деле, — улыбнулась Ольга, — он у нас бизнесмен. Всегда такой рассудительный, спокойный. Очень хороший парень, всем старается помочь.

      — У них были нормальные отношения с погибшим?

      — Не знаю. Кажется, да. У него со всеми были хорошие отношения.

      — Остаются двое — Магеррамов и Альтман. Что вы можете сказать о них?

      — Нормальные ребята, — пожала плечами Ольга.

      — Это не характеристика, — сказал Дронго, подходя ближе. — Мне нужно знать ваше мнение о каждом. Как они учились, с кем дружили, с кем ссорились?

      — С Фазиком никто поначалу не дружил. Он ведь маленького роста был, все смеялись, когда он рядом вставал. И с девочками у него всегда проблемы были. В пятом-шестом классе мы вытянулись, а мальчишки еще маленькими оставались. Так на нашем фоне Фазик вообще коротышкой казался. По-моему, он только с Рауфом дружил, с погибшим. Знаете, как он переживал, когда мы в горах Рауфа потеряли! Уже ночь была, а он все не успокаивался, звал нас искать его.

      — Рауф тоже был маленького роста?

      — Нет, — ответила Ольга, — он был высокий. Выше среднего роста, — уточнила она. — Они не из-за этого сошлись. Просто у Рауфа был мягкий характер, вот он и опекал маленького Фазиля. Дружили, друг к другу ходили в гости. У Фазиля сестра была младшая, и у Рауфа тоже. Так они тоже дружили.

      — А Леня Альтман?

      — Этот сам по себе, — отмахнулась Ольга, — такой законченный единоличник. Мы его тогда с трудом заставили вступить в комсомол. Представляете, в те времена не хотел вступать в комсомол. Такой скандал был, меня чуть из комсоргов не выгнали. Восемьдесят второй год был, мы в седьмом классе учились. Вы же помните, какой это был год. Брежнев умер, Андропов стал генсеком. Как раз в ноябре, мы тогда уже в восьмой перешли. Так к нам первый секретарь райкома комсомола приехал, чтобы с Леней поговорить. В то время за такой отказ могли и из школы выгнать. Тем более, что Леню тогда в Артек не пустили. Он хорошо учился, но почему-то его не пустили. Я думаю, из-за его фамилии.

      — При чем тут его фамилия? — не выдержал Ахмедов, — в нашей республике никогда не было антисемитизма. Думайте, что говорите. Здесь наш гость из Прибалтики. Что он о нас подумает?

      — Я говорю, как есть, — пожала плечами Ольга, — мне уже бояться нечего. Комсомола все равно нет, а я свое отбоялась в горах, когда нас чуть снарядом не накрыло.

      Леня ведь лучше всех учился, а медаль ему все равно не дали. Не положено, говорили, так много медалей давать евреям. Специальная разнарядка была, вот ему две четверки и влепили.

      — Какие глупости, — возмутился Ахмедов, — можно подумать, что в нашем городе обижали евреев. Не нужно наговаривать, Рабиева, это некрасиво.

      — А я не наговариваю, — возмутилась Ольга, — в нашем городе действительно все дружно жили. И евреи, и армяне, и азербайджанцы, и русские, и украинцы. Разве я про это говорю? У нас соседка была еврейка, так я мацу до сих пор кушаю. Я не про нас говорю, а про них, — она показала куда-то вверх, — это они нас всех зажимали. И евреев, и всех остальных.

      — Не очень-то вас зажмешь, — заметил Ахмедов.

      — Значит, Альтман вступил в комсомол позже всех? — улыбнувшись, уточнил Дронго.

      — Да, — кивнула Ольга, — позже всех. Мы ему значок и билет вручили позже всех.

      — Вы сказали, что погибшая Рамазанова была выдумщицей. Что это значит? Можете привести какой-нибудь пример?

      — Сколько хотите. Она и журналы меняла, и контрольные переписывала. Такая выдумщица была. Однажды Керимов и Габышев в женской раздевалке спрятались и вылезли в тот самый момент, когда мы все почти разделись. Такой крик стоял! В отместку Эльмира предложила спрятать одежду ребят, когда они пойдут на физкультуру. Мы действительно спрятали ее во дворе, под скамейкой, а потом оказалось, что часть вещей уборщица выбросила. Решила, что это старые вещи, и выбросила все в мусорный ящик. Знаете, какой шум был! Многие наши ребята в одних трусах сидели и ждали, пока им другую одежду из дома принесут. Особенно досталось Фазику, у него отец строгий был. И Рауфу, бедному, тоже досталось. Его отец, правда, рано умер. Он нефтяником был, на буровой работал. Рано умер, а потом и мать умерла. Говорили, что она простудилась на работе. Рауф сразу после окончания школы переехал в Сумгаит к тетке. А сестра здесь осталась, у другой тети.

      — Между Рауфом и Габышевым была ссора накануне вашего восхождения в горы. Из-за чего они поспорили?

      — Из-за Светы, — вздохнула Ольга, — я же говорила, что все наши мальчики в нее были влюблены. Рауф, кажется, тоже. А Вова над всеми посмеивался, вечно колкости разные говорил. Но они не спорили. Просто сказали друг другу разные слова, потом помирились.

      — Вы не упомянули еще одного человека из вашей компании — Лейлу Алиеву.

      — А при чем тут она? — удивилась Ольга. — Лейла — девочка самостоятельная, умная. Двоих детей воспитывает, диссертацию защитила, муж у нее прекрасный, что еще нужно человеку. Думаете, она все бросит и убивать пойдет? Зачем, когда у нее все есть? Ведь убивают почему? Когда чего-то нет, чего-то не хватает. Я так понимаю. Разве вы знаете миллионеров, которые становились бы убийцами?

      — Полным-полно, — сказал Дронго, — только миллионеры и убивают людей, поверьте мне на слово.

      Она посмотрела на Дронго, лицо его казалось серьезным, но затем заметила усмешку, промелькнувшую на физиономии Вейдеманиса.

      — Да бросьте вы меня разыгрывать, — отмахнулась она. — Где вы видели таких миллионеров? Только в кино? А в жизни они на своих миллионах сидят и охраняют их, чтобы не потерять. И других забот у них нет.

      — Это концептуальный спор, — согласился Дронго и вдруг спросил:

      — Почему вы бросили учебу, Ольга? Почему вы не стали учиться дальше?

      — Что? — казалось, этот вопрос застиг ее врасплох.

      — Мне рассказывали, что вы были одной из лучших учениц, комсоргом класса. А потом вдруг все бросили и уехали с мужем в Таджикистан, даже не доучившись. Вы не пробовали поступить в институт?

      — Вам не все сказали, — она поправила волосы, взглянула на Дронго. — Вам не все рассказали, — повторила она, — я ведь в институт поступила. В политехнический, как и хотела. А потом встретила своего будущего мужа. Он старше меня, мы с ним случайно познакомились… Когда мы нашего первого ребенка ждали… Ну, в общем, что говорить… Я возвращалась домой, когда меня сбила машина. В результате у меня был выкидыш. Я потом полгода лежала в горячке, все не могла себе простить, что не заметила машину. Хотя как положено переходила, на зеленный свет. А он пьяный был, сукин сын, говорят, племянник какого-то министра. Вот мы с мужем и решили тогда уехать отсюда. Врачи мне сказали, что у меня больше детей не будет. Я с горя чуть руки на себя не наложила.

      В классе было слышно, как где-то в коридоре переговариваются сотрудники полиции. Трое мужчин молчали, ожидая окончания этой истории.

      — А потом я снова забеременела, — с вызовом сказала Ольга, — врачи говорили, что мне нельзя рожать. А я знала, что буду рожать. Знала, что нужна мужу, вот такая нужна. Больная, пустая, но нужна. Знаете, как он за мной ухаживал. И его глаза… Я тогда поняла, что у бабы одно счастье есть в жизни, когда на нее вот так мужик смотрит. И нет больше никакого счастья для женщины, что хотите мне говорите. Он мне сказал: ты мне нужна, и больше ни о чем не думай. А я думала. Думала. Знала, что сына он хочет. Как и все мужики нормальные, сына хочет, — она тихо заплакала.

      — Извините нас, — сказал Дронго, — не нужно больше ничего рассказывать.

      — Нет, расскажу, — возразила Ольга. — Я несколько месяцев на сохранении лежала. Все боялась повторного выкидыша. До самой последней минуты не разрешала проверить, кто у меня будет. Твердо знала, что будет мальчик. Я его чувствовала в себе, слышала, как он ночами бился, разговаривала с ним.

      Она вытерла лицо.

      — Там, в горах, есть такое лекарство. Сейчас о нем все знают. Мумие называется. Мне его давали пить. Врачи говорили, что шансов почти нет. Почти нет никаких шансов. А я ждала, когда, наконец, мой мальчик созреет. И через девять месяцев легла на стол. Сама попросила: если со мной что-нибудь случится, спасайте мальчика. Врач-старик, такой чудный таджик, почти по-русски не говорил. Он спас и меня, и мальчика. А вы спрашиваете, почему я не училась. Зачем же мне было бегать от своего счастья? Они сегодня за мной сюда приедут — муж мой и сынишка маленький. И я знаю, что должна к ним живой и невредимой выйти. И если я этого подлюгу убийцу найду, если только я с ним встречусь, он мне ничего сделать не сможет. Я ему, подлецу, глаза выдавлю, я ему все скажу. Я свое горе уже хлебнула, полную чашу. Нельзя мне умирать, понимаете, нельзя.

      В комнате стояла тишина. Все боялись даже шевельнуться. В такой момент лучше помолчать, слова могут оскорбить тишину. Это длилось целую минуту. И только затем Дронго сказал:

      — Я знаю о мумие. Когда у моей мамы оторвало палец, врачи пришили его и залечили этим лекарством. Я слышал о его чудесных свойствах. Спасибо, Ольга. Идите и пришлите к нам Магеррамова. Скажите, что мы хотим с ним поговорить.

      Она кивнула на прощание и вышла из комнаты.

      — Вот так в жизни бывает, — задумчиво сказал Вейдеманис, — иногда думаешь, что твоя жизнь не удалась и Бог зачем-то ставит на тебе эксперимент. А на самом деле… Может, она должна была пройти через все эти муки, чтобы обрести свое счастье? Может, поэтому она такая счастливая?

      Дронго помнил, что Вейдеманиса бросила жена, оставив ему дочь. Поэтому не торопился отвечать. Наконец он сказал:

      — Не знаю. Трудно вообще решать за других, что такое счастье. Она потеряла первого ребенка, заболела, бросила учебу, не сделала карьеры. Казалось, что все кончено и жизнь не удалась. А с другой стороны, у нее есть любимый муж, который остался ей верен в трудной ситуации, и выстраданный ребенок. Бог дал ей все, что она могла бы у него попросить.

      — Я всегда подозревал, что ты скрытый антифеминист, — пробормотал Вейдеманис, — для тебя счастье женщины в семье, в любимом человеке.

      — Да, — кивнул Дронго, — а я этого никогда не скрывал. Вместо дурацкого ора феминисток, которые спорят, кто главнее — мужчина или женщина, я искренне считаю, что важнее всего сама жизнь человеческая и чувства, которые возникают между людьми. Мне иногда кажется, что человечество выживает именно благодаря этим чувствам, этой особой энергетике, возникающей между людьми. Она материализуется и защищает наше пространство от энтропии зла, которое тоже материализуется, в не меньшей степени.

      — Вы философ, Дронго, — заметил Ахмедов, — вам нужно менять профессию.

      — У меня философская профессия, — улыбнулся в ответ Дронго, — я уменьшаю энтропию зла, пытаюсь в меру своих возможностей сузить ее размеры. Разве это не замечательная работа?

      Ответа он не услышал. В комнату вошел Фазиль Магеррамов. Вид у него был взволнованный и несколько растрепанный. Однодолларового галстука «под фирму» на нем уже не было. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. В добротном костюме он смотрелся сейчас гораздо лучше, чем раньше.

      «Еще браслет снять, — подумал Дронго, — и будешь похож на нормального мужчину».

     

      Глава 11

     

      Магеррамов был явно взволнован. Только что из класса, вся в слезах, вышла Оля. Он не скрывал своего волнения, входя сюда.

      — Здравствуйте, — осторожно сказал Магеррамов, обращаясь к присутствующим. У него была та почтительная осторожность, которая бывает только у торговых и финансовых работников при виде сотрудников правоохранительных органов.

      — Здравствуй, Магеррамов, — майор Ахмедов почувствовал в нем свой «контингент». Это был не независимый бизнесмен Аббасов, и не Габышев, работавший неизвестно на кого. Это был человек, боявшийся любого сотрудника в форме. Магеррамов знает правила игры и будет играть по этим правилам. Поэтому Ахмедов взял инициативу в свои руки и, показав вошедшему на стул, разрешил сесть. Этому можно говорить «ты», он не обидится.

      Магеррамов осторожно сел на краешек стула. По-русски он говорил с небольшим акцентом. Однако Ахмедов допрашивал его именно на русском.

      — Ты дружил с Керимовым? — сразу спросил майор.

      — Мы вместе учились, — осторожно ответил Магеррамов.

      — Это я знаю, — нахмурился Ахмедов, — я хотел уточнить: как хорошо ты его знал?

      — Много лет знал. Дружили, — Фазиль почувствовал, что чем-то вызвал недовольство сотрудника органов, и сразу попытался исправить положение. — Мы очень дружили, — добавил он.

      — До тебя нам рассказали, что Керимов вас обижал, — усмехнулся Ахмедов, — ты хоть нам расскажи, как он тебя обижал.

      — Не обижал, — приложил обе руки к сердцу Магеррамов, — совсем не обижал. Мы очень дружили.

      — С кем вы еще дружили? — неожиданно спросил Дронго. Верный своим принципам, он никогда не обращался к незнакомым людям на «ты», даже если они позволяли это делать.

      — Со всеми дружили, — Магеррамов повернулся к нему. Его смущал этот неизвестный. С одной стороны, он тоже принимает участие в допросе, а с другой — разговаривает вежливо, обращается на «вы», и вообще известно, что Раис привез его из Москвы. Он эксперт. Конечно, у него нет власти, как у этого майора, но лучше и с ним быть поосторожнее.

      — Говорят, что вы больше всех общались с Рауфом Самедовым? Это верно? — уточнил Дронго.

      — Да, да общались. Как со всеми. Наши сестры дружили, — на всякий случай сообщил Фазиль, испугавшись, что именно его могут обвинить в убийствах.

      — И вы вместе смотрели видеомагнитофон, — напомнил Дронго, — у других ведь не было такой дорогой игрушки.

      — Смотрели, — кивнул, облизнув пересохшие губы, Магеррамов, — но только разрешенные фильмы. Только разрешенные.

      «Прошло столько лет после развала Советского Союза, уже нет диктата партии и КГБ, а он все еще боится, — подумал Дронго. — Может, я и не прав. Может, тот режим, так калечивший души людей, должен был рухнуть. Рухнуть, чтобы появились другие люди, без постоянного чувства страха. Они не будут бояться смотреть те фильмы, которые им нравятся. Может, я не прав, когда сожалею о распаде Союза?.. Нет. Это разные вещи. Режим кретинов, который нужно было менять, и моя собственная страна, которую нельзя было разрывать на части. Эти два понятия не тождественны. Это совсем разные вещи».

      — Кто еще с вами смотрел «разрешенные фильмы»? — спросил Дронго.

      — Мы все вместе собирались, — облизнул губы Магеррамов, — иногда и мальчики, и девочки.

      — Коллективное приобщение к культурным ценностям, — прокомментировал Дронго. — Теперь я верю, что вы очень дружили.

      Ахмедов недоуменно смотрел на него. Он не мог понять, о чем идет речь. Вейдеманис усмехнулся. Парадоксальность мышления Дронго не была для него новостью.

      — Кто, по-твоему, мог убить Керимова? — спросил Ахмедов, решив, что пора брать инициативу в свои руки. — Кто это мог сделать?

      — Из наших никто, — испуганно прошептал Магеррамов, — никто не мог его убить. Игоря все уважали. Он был такой справедливый. Всем помогал.

      — Вам тоже? — спросил Дронго. Магеррамов метнул на него испуганный взгляд.

      — Мне тоже, — подтвердил он, — у меня всегда было все в порядке.

      — А почему вы так неожиданно ушли из Министерства финансов?

      Вопрос Дронго заставил Магеррамова вздрогнуть.

      — Почему ушел? — он явно тянул время. — Я перешел на другую работу.

      — На какую?

      — В Министерство торговли.

      — А сейчас снова вернулись в финансовые органы. Вы ведь, кажется, работаете в банке?

      — Да, — Магеррамов нервничал все больше и больше, оглядываясь по сторонам.

      Вейдеманис видел его волнение, но не понимал причины. А Дронго, почувствовавший состояние Магеррамова, уверенно задавал следующие вопросы.

      — Странно, — громко сказал он, — обычно финансисты не любят уходить в торговлю, считая это менее престижным. Кем вы работали в Министерстве финансов?

      Магеррамов затравленно посмотрел по сторонам. Даже Ахмедов насторожился, чувствуя, как он нервничает.

      — Я работал… Я работал в министерстве…

      — Кем?

      — Заместителем начальника управления, — выдохнул Магеррамов.

      — И на какую должность перешли в Министерство торговли? Отвечайте, мы вас слушаем.

      — Я… Мы… Я перешел работать сотрудником планового отдела Министерства.

      — И вы хотите нас уверить, что ушли добровольно? — закончил Дронго. — Признайтесь, Магеррамов, что у вас были неприятности.

      — Проверка была, — вздохнул Фазиль, — прокуратура начала проверку деятельности министерства. Нашего министра к тому времени сняли, и меня тоже.

      — И Керимов вам не помог? Только не лгите, Магеррамов, это ведь легко проверить. Мы можем опросить ваших бывших коллег, уточнить в прокуратуре, в вашей семье. Он вам помог?

      — Да, — почти с отчаяньем выкрикнул Магеррамов, и сам испугался собственной смелости, — да, он мне помог тогда. Он веем помогал.

      — Всем помогал, — задумчиво повторил Дронго. Он подошел ближе, взглянул в глаза Магеррамову, положил свои руки на его и очень тихо спросил:

      — Сколько вы ему заплатили?

      Магеррамов дернулся, но Дронго крепко держал его за руки.

      — Нет, — крикнул испуганный Магеррамов, решивший, что его собираются арестовывать. — Я не убивал, честное слово! Это не я. Мы с ним вместе учились… — он чуть не плакал. — Я дал ему десять тысяч, — выдавил наконец Фазиль, — десять тысяч долларов.

      Дронго отпустил руки Магеррамова и отошел от него. Потрясенный Ахмедов смотрел на Дронго, ничего не понимая.

      — Откуда вы узнали про деньги? — невольно спросил майор.

      — Я не узнал, я догадался, — вздохнул Дронго. — Мой отец всю жизнь работал в правоохранительных органах. О нем до сих пор ходят легенды. Так вот, он говорил мне, что времена изменились. Больше никто не помнит ни дружбы, ни чести, ни совести. Могут в знак уважения сделать одолжение на сто рублей. Сто первый уже хотят наличными. Я вспомнил эти слова отца. Видимо, Керимов помогал не только своему бывшему однокласнику и получал за это неплохие комиссионные. Верно, Магеррамов?

      — Все так живут, — пролепетал Магеррамов, уже понявший, что никто не собирается его обвинять.

      — Ты за всех не говори, — разозлился Ахмедов, — если ты жулик, это еще не значит, что мы все такие, — добавил он по-азербайджански, чтобы Вейдеманис не понял.

      — Где вы были в момент убийства? — спросил Дронго.

      — Спускался вниз, — вздохнул Магеррамов, — кто мог подумать, что все так случится.

      — Никого из своих одноклассников не видели?

      — Видел. Кажется, Свету Кирсанову. Она, почему-то, поднималась наверх. Дронго и Ахмедов переглянулись.

      — Кого еще? — спросил Дронго.

      — Больше никого. Когда свет выключился, я повернулся, чтобы вернуться в основное здание. Прошел по коридору. Там полно молодых ребят было, все смеялись, шутили. А потом свет включили, вернее пробки поменяли. Я как раз вышел к подсобке. Увидел, как оттуда выходят наш директор и сторож. Потом они закрыли дверь, и я вернулся в конференц-зал. Оттуда меня позвали к вам.

      — Ясно, — сказал Дронго, — у меня больше вопросов нет.

      — Кто мог это сделать? — спросил Ахмедов, — как ты думаешь? Мы хотим знать твое мнение.

      — Не знаю, — снова занервничал Магеррамов, — из наших никто. Нас всех проверяли на детекторе.

      — Когда тебя проверяли, ты больше всех нервничал, — напомнил Ахмедов, — мне кажется, и в банке у тебя не совсем чисто. Нужно будет тебя проверить.

      — Уже проверяли, — сразу сказал Магеррамов, — и ревизия была. У нас все в порядке.

      — Поэтому ты больше всех волновался? — насмешливо спросил Ахмедов. — Ладно, иди отсюда и не болтай.

      — Позовите Свету Кирсанову, — попросил Дронго на прощание.

      Когда Магеррамов вышел, Эдгар задумчиво сказал:

      — Я думал, что такие люди совсем перевелись. В нем все еще живет страх перед системой.

      — Во-первых, здесь система сохранилась, — напомнил Дронго, — и даже наоборот, усилилась. Раньше сотрудники правоохранительных органов хоть чего-то боялись. Партии, начальства, Москвы. Сейчас во многом полный беспредел. А во-вторых… Ты знаешь, мой любимый русский писатель — Чехов. Мне всегда нравились и его рассказы, и его повести. Добрые, ироничные, мягкие. Его выстраданные пьесы с массой нюансов. Но с одной его фразой я категорически не согласен. Он писал, что можно выдавить из себя по капле раба. Так вот — раба выдавить невозможно. Нужно родиться свободным человеком. И только так.

      — Разрешите? — в класс вошла Кирсанова. При ее появлении Дронго оглянулся, а Вейдеманис и Ахмедов невольно поднялись со своих мест.

      — Здравствуйте, — кивнул Дронго, — проходите, пожалуйста, и садитесь.

      Она прошла мимо него и села на стул. Женщина, очевидно, сознавала, как ее появление мобилизует мужчин. Она посмотрела на вскочивших Вейдеманиса и Ахмедова и улыбнулась.

      — Вы хорошо знали погибшего? — решил сразу исключить лирику из их общения Дронго.

      Кирсанова невольно напряглась. Обычно с ней мужчины начинали ворковать, а у этого человека в голосе был слышен металл. Или ее красота на него совсем не действует? Она внимательно посмотрела на Дронго.

      — Естественно, хорошо. Я с ним училась в одном классе. Мы были очень дружны.

      — Но сидели вы с Габышевым за одной партой. С ним вы тоже дружили?

      — Вам уже рассказали про меня гадости, — она недовольно пожала плечами, — пусть говорят. Все девочки мне завидовали, не любили меня. Так до сих пор и осталось. Да, я дружила и с Габышевым, близко дружила. Очень близко. Если вы спросите, были ли у нас интимные отношения, я вам тоже отвечу. Будете спрашивать?

      — Не буду. Меня больше интересует погибший Керимов. У него были враги?

      — А вы знаете человека, у которого нет врагов? — усмехнулась она. — Наверняка были. Игорь был прокурором, а на этой должности друзей бывает мало. В основном знакомые и враги.

      — Вы мизантроп, — сказал Дронго, глядя ей в глаза.

      — Какая есть. Не притворяюсь.

      — Нам рассказали, что три года назад во время восхождения Рауф Самедов и Владимир Габышев поспорили друг с другом из-за вас. Это правда?

      — Господи, ну и люди. Это тоже успели рассказать. Наверно, правда, раз говорят.

      — Правда или нет?

      — Ну, правда. Они действительно поспорили. Только разве Рауф умел спорить? У него всегда были такие печальные глаза. Мы однажды костюмированный бал устроили, и все надели маски, так я его тогда по глазам узнала. А у Вовы глаза были другие…

      — Не печальные?

      — Нет, конечно. Глаза победителя. Как у вас. Когда видишь глаза мужчины, сразу понимаешь — лев он или заяц. Большинство — зайцы, ну а некоторые — шакалы.

      — Будем считать, что я понял вашу звериную классификацию, — пробормотал Дронго, — но мне непонятно, почему вам не нравятся глаза победителя. По-моему, это нормально для мужчины.

      — Нет, не нормально, — они смотрели друг другу в глаза. Она выдержала его взгляд. — Такие мужчины бывают одиноки, — прошептала Светлана, — с ними рядом не бывает женщин. Они им не нужны. Такие мужчины самодостаточны. Только у Вовы глупая самодостаточность, он считает себя красивее и умнее других, а у вас, очевидно, — от сознания вашей силы. Вы ведь не женаты, верно?

      Дронго отвел глаза и посмотрел на Вейдеманиса. Тот усмехнулся.

      — Женат, — вдруг сказал Дронго с огромным удовольствием, — и моя жена ждет ребенка.

      — Возможно, я ошибаюсь, — сказала Светлана, — только бедному Игорю от этого не легче.

      — Скажите нам, Кирсанова, где вы были в момент убийства? — решив, что пора вмешаться, спросил Ахмедов.

      — Прошла в конференц-зал. Нас как раз сопровождали сотрудники полиции. Я еще подумала, что иду с эскортом полицейских. Мы были вместе с Лейлой Алиевой. Когда погас свет, мы потеряли друг друга, а потом вы нас сюда позвали, и я узнала об убийстве Игоря.

      — Вы замужем? — уточнил Ахмедов.

      — Это имеет отношение к убийству Игоря? — спросила она. — Нет, я не замужем. Разведена, у меня дочь.

      — Чем занимается ваш муж? — Ахмедов поднялся и подошел ближе, словно хотел заявить свои права на эту красивую женщину.

      — Он был режиссером в ТЮЗе. Сейчас работает в какой-то коммерческой структуре, точно не знаю.

      — А сами вы где работаете?

      — В английской фирме. Ее филиал открылся у нас два года назад. Они занимаются полиграфическими услугами. Их офис в старом городе, в Ичери-шехер.

      — Совместная англо-бельгийская фирма, — вспомнил Ахмедов, — она арендует целое здание. Кем вы там работаете?

      — Кем я могу работать? Секретарем директора по связям. Мистера Сервиса.

      — Это его фамилия? — не поверил Ахмедов.

      — Да. Мистер Джордж Сервис.

      — Сколько вы получаете? — подозрительно спросил Ахмедов.

      — Много. И налоги плачу большие. Или вы хотите, чтобы я платила еще больше? Ахмедов сконфуженно посмотрел на Дронго, потом прошел на свое место. У этой женщины язык, как бритва.

      — Вы знаете английский? — спросил Дронго, чтобы дать ей возможность успокоиться.

      … — Знаю, — кивнула она, — не в совершенстве, но неплохо.

      — Интересная работа? — тихо спросил Дронго, подходя к ней.

      — А как вы думаете? — она скривила губы. — Тоже мне, апостолы цивилизации. Ни один из приехавших сюда англичан не читал и десятой части тех книг, которые читали мы. Про Уэллса и Моэма они даже не слышали. Я уже не говорю о других. Им это не нужно. Для них главное — бизнес. Кто такой Гофман, не знают. Про братьев Гримм никогда не слышали. Такое ощущение, что их растили в инкубаторах.

      — У вас, очевидно, работают не самые лучшие интеллектуалы.

      — Вот именно, — кивнула она, — интеллектуалы. Занимаются полиграфией, а сами ни черта не смыслят в писателях. Вот о материалах для обложки или о красках они могут говорить часами. Или о ценах на бумагу.

      — А уйти вы не можете, — закончил за нее Дронго, — другой работы сейчас нет.

      — Конечно, нет. Иначе бы давно на все плюнула и ушла.

      — С мужем отношения поддерживаете?

      — Нет. Давно разошлись. Три года назад. Мой брак был ошибкой. Еще что-нибудь интересует?

      — Ваши бывшие одноклассники вспоминали, как он приезжал к вам на встречу. Перед тем, как вы уехали в горы.

      — Ну вот тогда последний раз и встречались. Он оказался слабым человеком, пил сильно, в общем, что говорить. Сейчас даже о дочери редко вспоминает.

      — Девочка живет с вами?

      — Нет, с бабушкой, моей матерью.

      — Извините меня за следующий вопрос. У вас были близкие отношения с Керимовым?

      Она посмотрела ему в глаза. Что-то мешало ей соврать. Или, как обычно, схамить.

      — Я должна обязательно отвечать?

      — Желательно.

      — Не можете успокоиться, пока не устроите мне душевный стриптиз, — она вздохнула, — ладно, скажу. Только жене покойного не сообщайте. Пусть думает, что он был ангелом. Не был он ангелом. И я ангелом не была. Достаточно? Или нужны подробности?

      — Не нужны. А с Габышевым?

      — Что с Габышевым? Можно подумать, что вы ничего не знаете. Вчера ваших стукачей Вова засек в ресторане. Знаете ведь, где я была этой ночью.

      — Вы были с ним, — сказал Дронго.

      — Вот именно. Мы с ним старые друзья, такие старые, что иногда кажемся друг другу мужем и женой.

      — Вы с ним давно встречаетесь?

      — Давно. Еще до замужества. Только я при муже ни с кем не встречалась. Думала, выйду замуж и буду нормально жить. Куда там. Невезучая я, наверное. Это я Вове со своим мужем изменила. Он ведь моим первым мужчиной был, а я — его первой женщиной. Вся школа следила, как мы встречаемся. Потом мы поссорились, и он уехал. А я назло ему замуж вышла за такого фендрика. Ну а потом пожалела. Поэтому вы меня больше про Вову не спрашивайте. Он тоже не ангел. Только среди наших ребят убийцы не может быть, это я точно знаю. Нет у нас таких нелюдей. Нет. Это кто-то нарочно делает, чтобы ребят подставить. Никто из наших на такое не способен.

      Дронго заметил движение Вейдеманиса и кивнул ему, давая возможность задать вопрос.

      — Госпожа Кирсанова, — спросил Эдгар с характерным прибалтийским акцентом, — а вы не интересовались, где именно работает ваш муж?

      — В фирме какой-то. Водой торгуют. А почему вы спрашиваете? — она повернулась к нему. Этот человек, говоривший с акцентом, был ей интересен.

      — Вы только что сказали, что никто из ваших ребят не мог на такое пойти. А если убийца — кто-то со стороны? Он, например, знает, что вы встречались с Габышевым или с Керимовым. Или не знает точно с кем, но злится, видя ваши отношения с бывшими одноклассниками. Творческий человек, бывший режиссер, а вы его оттолкнули. Да, похоже, никогда и не любили. Даже встречаться с ним не хотите. Может, он взял нож и решил таким необычным способом отомстить вашим одноклассникам. Как вы полагаете?

      — Мой муж? — она замерла, задумалась, потом решительно тряхнула головой:

      — Никогда. Никогда в жизни. Он на такой поступок не способен. Для этого силу нужно иметь особую. Или злобу. А у него нет ни силы, ни злобы.

      — Может быть, после того как вы его бросили, силы появились? Он ведь театральный режиссер, — настаивал Эдгар, — мог загримироваться и придти сюда. А потом убить Керимова.

      — Загримироваться мог, — задумчиво сказала она, — но зачем он тогда убил Олега Ларченко или Эльмиру Рамазанову? Они-то тут при чем? Нет, мой бывший муж на такое не способен.

      — Может, он ревновал вас к ним? — настаивал Эдгар.

      — К женщине? — улыбнулась Светлана. — Не думаю, что я опустилась до такой степени.

      Вейдеманис умолк. Он посмотрел на Дронго и на Ахмедова, словно давая понять, что исчерпал свои вопросы.

      — Спасибо, Кирсанова, — поспешно сказал Ахмедов.

      Она поднялась. Неожиданно Дронго подошел к ней.

      — Когда вы сейчас говорили об убитых, вы не назвали Самедова. С ним у вас тоже были близкие отношения? Если можно, я прошу вас ответить искренне.

      — Хотите узнать, какая я дрянь? Да, один раз. Я его тогда просто пожалела. Как раз за день до его дурацкой смерти. Я как чувствовала, что мы можем с ним никогда больше не увидеться.

      — До свидания, — Дронго повернулся к ней спиной.

      Когда она вышла, Ахмедов спросил:

      — Будем допрашивать остальных? Остались только двое — Лейла Алиева и Леонид Альтман. Оба врачи.

      — Врачи, — кивнул Дронго, — и оба прекрасно знают, куда нужно ударить человека, чтобы убить его наверняка. Давайте начнем с мужчины.

     

      Глава 12

     

      Альтман вошел в комнату, протирая очки. Он ждал дольше других и видел, как возвращается с допроса заплаканная Ольга, взволнованная Света, напуганный Фазиль, расстроенный Раис, мрачный Владимир. Он видел их всех и поэтому вошел в комнату уже подготовленным к испытаниям.

      — Вы хорошо знали Керимова? — с порога спросил его Ахмедов.

      Он тоже поднялся, ему надоело сидеть, захотелось размяться. А Дронго, напротив, прошел к своему прежнему месту и устало сел, слушая, как Ахмедов допрашивает вошедшего Альтмана.

      — Знал, конечно. Мы с ним вместе учились.

      — Вы с ним дружили?

      — Не совсем, — чуть подумав, ответил Альтман, — я понимаю, что сейчас нужно говорить по-другому, но мы были только одноклассниками. У него был свой круг общения, у нас свой.

      — У кого это «у нас»? — сразу всполошился Ахмедов. — Что значит «свой круг общения»? О чем вы говорите?

      — Вы же все прекрасно понимаете. Он был прокурором, а я всего лишь доцентом. Такие люди обычно не общаются. Конечно, мы встречались, говорили друг другу приятные слова, но и только. Игорь был слишком значительным человеком, чтобы встречаться с каждым из своих одноклассников.

      — А вот Магеррамов говорит, что они часто встречались.

      — У них были пересекающиеся интересы, — улыбнулся Альтман, — я же говорил, что Игорь общался только с себе подобными. Жаль, что его убили. Он был неплохим человеком. В отличие от большинства наших прокуроров, с ним можно было хотя бы поговорить. Очень жаль, что все так получилось.

      — Кто, по-вашему, мог его убить? — спросил Ахмедов. — Вы же знаете всех ваших ребят. Кто это мог сделать?

      — Мы уже не ребята, — задумчиво сказал Альтман, — мы уже давно взрослые. У каждого своя жизнь.

      — Вы хотите сказать, что мы должны подозревать каждого?

      — Нет, конечно. Я просто хотел сказать, что мы давно вышли из детского возраста, и теперь каждый отвечает за себя и за свою жизнь сам.

      Дронго улыбнулся. Ему нравился этот философствующий врач.

      — Когда погас свет, вы были в конференц-зале? — спросил Дронго.

      — Да, мы уже успели подняться наверх. Потом, конечно, спустились. Не могу понять, как это произошло. Игорь был сильным человеком. Не каждый мог бы с ним справиться.

      — Значит, вы уверены, что убийцей был сильный мужчина? — уточнил Ахмедов. — Вы на этом настаиваете? — Я не знаю, как его убили.

      — Ударили ножом в шею, — пояснил Ахмедов, — а потом втащили в туалет. Видимо, убийство произошло в темноте, и Керимов не успел среагировать. Хотя его убили у окна, а там было достаточно светло, чтобы разглядеть нож в руках убийцы.

      — Ножом могла ударить и женщина, — заметил Альтман, — для этого не обязательно нужен мужчина. Если ударили в темноте и неожиданно, то Игорь мог и не увидеть убийцу.

      — Как вы думаете, Альтман, если ударить в артерию, можно избежать пятен крови? — спросил Дронго.

      — Если убийца стоит прямо, то вряд ли. Только если он ударит сбоку. И то на несколько секунд. Нужно сразу отскочить. Хотя для жителя Баку это не проблема.

      — Что вы имеете в виду? — нахмурился Ахмедов. — Хотите сказать, что у нас столько убийц?

      — Нет, конечно, — засмеялся Леонид Альтман, — конечно же нет. У нас самые добрые люди в мире. Но в городе многие знают, как резать баранов. Вы ведь знаете, сколько баранов режут на курбан-байрам. Традиционное жертвоприношение. Я всегда удивляюсь, почему не говорят людям, что это был древний иудейский обряд. Бог приказал Аврааму убить сына своего Исаака, но в самый последний момент отвел руку его, послав жертвенную овцу, которую Авраам заколол вместо сына. Конечно, этот обряд внешне малопривлекателен, но какая прекрасная идея — чтить Бога превыше всего на свете, а Бог в милости своей спасает твоего сына, заменяя его заклание жертвенной овцой. Не нужно считать, что я против праздника. Я же еврей, а этот обычай был еще у древних иудеев. Просто я считаю, что в городе очень много специалистов, которые могут перерезать горло барану и не испачкаться кровью. Для этого не обязательно быть врачом. Вы ведь наверняка думаете обо мне. Но я врач, а не мясник.

      — Как вы думаете, кто-нибудь из сидевших в классе мог не любить Керимова? — спросил Дронго.

      — Нет, конечно. Почему они должны были его не любить? Все к нему относились хорошо. Он был лидером в нашем классе.

      — Не все, — сказал Дронго, — с Габышевым они соревновались за лидерство в классе и за красивую женщину. С Фазилем Магеррамовым у него были свои денежные расчеты. Вряд ли Фазиль так уж любил своего бывшего одноклассника. Светлана Кирсанова тоже могла испытывать к домогавшемуся ее Керимову не очень теплые чувства. Наконец, Раис Аббасов. Он просто не любил Игоря. Как видите, много людей, которые могли его недолюбливать. Меня интересует другое. Почему убийства начались с Рауфа Самедова? Почему сначала столкнули его, потом убили Ларченко, потом Рамазанову? И только теперь — Керимова. Почему? Представить, что убийца выбирал первые попавшиеся жертвы, я не могу. Ведь Самедов, судя по рассказам ваших товарищей, вообще никого не обижал. Почему начали с него?

      — Мне кажется, он сорвался со скалы случайно, — вздохнул Леонид, — он был в тот день во взвинченном состоянии, напрасно мы его с собой взяли. Они как раз накануне поспорили с Вовой. Вернее, Вова стал задирать Рауфа, мы вмешались, сказали, чтобы они прекратили. Тогда еще Олег вспомнил про нашу поездку в пионерский лагерь.

      — Какую поездку?

      — Мы тогда все вместе поехали в лагерь, а родители привезли нам черешню. Мы все, конечно, обожрались. А потом нам молоко дали. У некоторых такой понос начался, не успевали до туалета добежать. Вот Олег и вспомнил эту историю. А не успели добежать Рауф и Фазик. Представляете, как они злились. Но Фазик ничего не стал говорить. Он ведь торговый работник, ему нужно свои чувства при себе держать, за столько лет научился. А вот Рауф начал кипятиться, и потом — эта нелепая ссора.

      — Вы хотите сказать, что в тот день Олег Ларченко издевался над Магеррамовым? — вступил в разговор Ахмедов. — Он скрыл от нас этот факт.

      — А вы хотите, чтобы он рассказывал об этом на каждом углу? — спросил Альтман. — Я тоже не должен был вам об этом говорить. Просто меня спросили про ребят. Я сам не могу понять почему все так происходит. При чем тут Рауф, Олег, Эльмира, Игорь. Все так нелепо перемешалось.

      — Все ясно, — сказал Ахмедов. — Вы ничего больше не хотите добавить?

      — Если у вас нет больше вопросов.

      — У меня есть, — сказал Вейдеманис, — господин Альтман не сказал нам, как он относился к госпоже Кирсановой. И как относился к остальным убитым.

      — Мне Кирсанова всегда нравилась, — чуть подумав, сказал Альтман, снимая очки и снова протирая их, — очень нравилась. Но ей больше нравились другие. Керимов и Габышев. Я не в обиде. Все так и должно было быть. Они были высокие, красивые, сильные. А я был неуклюжий увалень, рыжий и в очках… Какой был второй вопрос? Как я относился к убитым? С Рауфом дружил до определенного времени, потом он уехал в Сумгаит и мы перестали общаться. С Олегом у нас были нормальные отношения, ровные, как и у других одноклассников. А вот Эльмиру Рамазанову я не любил.

      — Почему? — не отставал Вейдеманис.

      — Не знаю почему. Она была злая девочка, злопамятная и злая. Конечно, нельзя так говорить об умерших, но вам ведь нужна правда. Я могу идти?

      — Да, — кивнул Ахмедов и, когда Альтман вышел, возбужденно обратился к Дронго, — мы нашли убийцу! Я абсолютно уверен, что это Фазиль Магеррамов. Какой негодяй. Вы посмотрите, как он нас здесь обманывал. Ведь не побоялся очернить умершего, рассказал про взятку, которую дал Керимову, про десять тысяч долларов. Но не рассказал о случае, который произошел в лагере. Все совпадает. Он наверняка решил избавиться сначала от Рауфа — для отвода глаз, чтобы никто ничего не заподозрил. А в качестве объектов убийства выбрал троих — Ларченко, Рамазанову и Керимова. Остается найти доказательства, и мы его посадим. Хотя уже сейчас ясно, что он нас обманывал.

      — Не думаю, — сказал Дронго, — ведь каждому человеку неприятно вспоминать такие подробности. Что касается Керимова, то вряд ли Магеррамов стал бы врать. Вы знаете прокуроров, которые не берут взяток? Если есть такие бессеребреники, значит, они давно уже не прокуроры. В этой системе иначе нельзя. Только есть прокуроры, которые принимают то, что им дают, и есть вымогатели, которые издеваются над людьми. Вот и вся градация.

      — — Послушать вас, так вообще все плохо, — отмахнулся Ахмедов, — я думаю, что главный подозреваемый — это Магеррамов. Или вы полагаете, что только вы читали Фрейда? Он маленького роста, у него с детства были комплексы. Это, вне всякого сомнения, он. Вы про фильмы какие-то спрашивали. Может, он любил садистские фильмы?

      — В таком случае, где пистолет, который он якобы отнял у Керимова?

      — Спрятал, — убежденно произнес Ахмедов, — нам нужно все обыскать. Представляю, как он ненавидел Керимова. Знаете, я заметил странную вещь. Люди обычно больше всего на свете ненавидят своих благодетелей.

      — Тоже мне благодетель за десять тысяч долларов, — усмехнулся Дронго, — ладно, давайте поговорим с Лейлой Алиевой и начнем анализировать всю полученную информацию. Хотя мне кажется, что сейчас это дело гораздо сложнее, чем представлялось вначале. Боюсь, что наше расследование может выйти совсем на другие результаты.

      — У тебя есть какие-то соображения? — спросил Вейдеманис.

      — Пока не уверен, — уклонился от ответа Дронго.

      В комнату вошел Курбанов.

      — Они в туалет просятся, — пояснил он.

      — Все сразу? — рявкнул Ахмедов.

      — Да. Мужчины стеснялись говорить, но Габышев вышел и сказал нам. И женщины тоже…

      — Хорошо. Пусть с каждой группой пойдут полицейские. Чтобы ничего не случилось. Ты меня понимаешь. Головой отвечаешь. Нет, подожди. Отведите всех в один туалет, в женский. На втором этаже. В мужской чтобы никто не заходил. Может, убийца там и спрятал свой пистолет. Нужно все проверить.

      — В канализации проверять? — зло спросил Курбанов.

      — Если понадобится, руками дерьмо копать будем, — зло парировал Ахмедов, — но пистолет найдем. Пусть ищут.

      — Пусть первой пойдет Лейла Алиева, — сказал Дронго.

      — Уже поздно, — напомнил Курбанов, — люди в конференц-зале. Двести с лишним человек. Что с ними делать?

      — Мы решим. Вы можете идти, — отпустил подчиненного Ахмедов.

      — И что вы намерены решать?

      — Пусть еще посидят.

      — Людей нужно отпустить, — подсказал Дронго.

      — Как мне их отпускать? — в голосе Ахмедова слышалось раздражение. — А если убийца среди них?

      — Двести человек, — сказал Дронго, — вы все равно не сможете их допросить. Лучше вызовите сюда из вашего управления женщину.

      — Какую женщину? — не понял Ахмедов.

      — Вашего сотрудника, — пояснил Дронго, — если преступление совершила женщина, то вы не сможете ее обыскать при выходе из здания. А если у мужчины была сообщница? Такая ситуация вполне вероятна. Вызовите своего сотрудника и начните всех выпускать.

      — Только этого не хватало, — понял наконец Ахмедов, — они разнесут по всему городу сплетни о маньяке. Вы понимаете, что вы мне предлагаете?

      — Если эти люди не вернутся домой вовремя, будет еще больший скандал. Там много молодых ребят, студентов. Вы даже не представляете, какой митинг соберется перед школой. А если узнают, что здесь кого-то убили и вы не выпускаете людей из здания, я вам гарантирую не только снятие с работы. Против вас еще возбудят уголовное дело за злоупотребление служебным положением. Вы этого хотите?

      — Черт с ним, — хмуро согласился Ахмедов, — выпустим всех. Только не нужно никого вызывать. Среди прибывших экспертов есть женщина. Она вполне может проверить всех выходящих женщин. Надеюсь, вы не будете настаивать, чтобы я отпустил и главных подозреваемых?

      — Не буду. Только не нужно их водить по школе под конвоем. Это не правильно. Пусть ваши люди следят за всеми перемещениями на всех этажах здания.

      — Хорошо, — сказал Ахмедов, — я принимаю все ваши условия. Курбанов! — позвал он офицера, — Курбанов! — закричал он на всю школу и вышел из комнаты.

      — У тебя уже есть какой-то план? — спросил Вейдеманис.

      — Кажется, да, — Дронго подошел к окну, которое выходило во внутренний дворик.

      Было темно, и он ничего не увидел внизу. Только очертания редких деревьев.

      — Сегодня весь день мы говорили об убийце, — мрачно сказал Дронго. — Нужно немного изменить точку зрения, посмотреть на все эти преступления с другой стороны. И тогда все встанет на свои места.

      — В каком смысле?

      — Сейчас все объясню. Это пока только моя точка зрения, и мне нужно немного времени, чтобы ее проверить.

      — Нашли! — услышали они крик в коридоре. Раздался топот ног, послышались чьи-то громкие восклицания.

      — Мы его взяли! — закричал еще кто-то. Дронго обернулся. Он не торопился выходить в коридор. Вейдеманис, посмотрев на него, тоже не стал суетиться. В комнату ворвался Курбанов.

      — Все! — закричал он счастливым голосом. — Мы взяли убийцу!

      — Какого убийцу? — спросил Дронго.

      — Магеррамова. Фазиля Магеррамова. Мы его арестовали, когда он пытался спрятать пистолет. Майор Ахмедов его уже допрашивает.

      — Как интересно, — ровным голосом сказал Дронго.

     

      Глава 13

     

      Они вышли из комнаты. В коридоре стояли несколько человек. Дронго увидел растерянного Раиса Аббасова.

      — Они арестовали Фазиля, — сообщил он, — надели на него наручники. Говорят, что нашли у него пистолет. Не понимаю, как такое могло произойти.

      — Где они сейчас?

      — В кабинете физики. Это в конце второго этажа. Допрашивают Фазиля. Вы можете как-то ему помочь?

      — Сейчас посмотрим, — Дронго в сопровождении Вейдеманиса прошел по коридору, туда, где толпились люди.

      — Разойдитесь, — командовали полицейские, — разойдитесь. Не толпитесь здесь.

      Рядом стоял растерянный директор школы. Дронго протиснулся к нему.

      — Не понимаю, что происходит, — несколько раздраженно сказал директор. — Неужели все это нужно было проводить в нашем здании? Для работы полицейских есть и другие места. Это не правильно.

      — Конечно, не правильно, — согласился Дронго, — но в любом случае зло должно быть наказано. Иначе исчезает само понятие справедливости. Если зло торжествует, то как люди могут поверить в идеалы, которые вы им пытаетесь привить?

      — А мы уже давно забыли об идеалах, — сказал директор, — мы теперь даем детям только информацию. Идеалы остались там, в прошлом. Может, это и к лучшему, иначе наши ребята, выходя отсюда, сталкиваются совсем с другой реальностью.

      — Вам не кажется, что это несколько цинично?

      — Зато правильно. На каждый праздник в классах собирают гроши, чтобы купить преподавателям какие-то подарки. Думаете, это не унижает людей? Самих преподавателей. И вы полагаете, что дети об этом не знают? Разве могло такое произойти лет двадцать назад? Я не жалуюсь, я просто спрашиваю. А вы говорите — идеалы…

      . — Без них трудно жить, — убежденно сказал Дронго, — и не пытайтесь показаться мне особым циником. Я все равно не поверю. Циник не стал бы столько лет работать в школе. Для этого нужен особый душевный настрой… Извините, — он прошел дальше.

      Курбанов, недовольно взглянув на него, тем не менее, пропустил их с Вейдеманисом в кабинет физики, где майор Ахмедов уже допрашивал Магеррамова. Рядом с задержанным стоял полицейский. На руках у Магеррамова были наручники. Он был явно напуган, все время озирался, вздрагивал.

      — Я был прав, — торжественно сказал Ахмедов, когда они вошли в кабинет, — он убийца. Полицейский видел, как он пытался перепрятать пистолет. И мы его сразу задержали. Он даже не успел выбросить оружие.

      — Это не я, — ошеломленно произнес Магеррамов, — я не убивал. Честное слово, я не убивал.

      — Что случилось? — спросил Дронго, усаживаясь на парту. — Как это произошло?

      — Сейчас начнет врать, что нашел пистолет случайно, — сказал Ахмедов, — но в такие игры мы не играем.

      — Давайте по порядку, — попросил Дронго. — Как все произошло?

      — Мы прошли по коридору, — лепетал Магеррамов, задыхаясь от ужаса, — и я увидел, как за батареей что-то блеснуло. Когда остальные мужчины отошли покурить, я подошел к батарее и достал пистолет. Я так обрадовался… Думал, сразу же сдам его следователям. Но кто-то из полицейских увидел меня. Наверно, наблюдал за мной. И сразу закричал. Я не успел ничего объяснить… — он попытался поднять руку, чтобы вытереть пот со лба, но обе руки поднялись одновременно — он забыл, что был в наручниках. Металл глухо звякнул. И Магеррамов тихо заплакал.

      — Ох эта ваша корпоративная солидарность, — покачал головой Дронго, — столько лет прошло, а ничего не меняется. Если вы сотрудник органов, значит, истина в последней инстанции. Если человек работает в торговле или занимается финансами, значит, априори» жулик. Дурацкие схемы. Вы не находите, Ахмедов, что сейчас несколько другое время?

      — При чем тут время? — обиделся Ахмедов. — Его нашли с пистолетом в руках. Я же не строю свою версию только на этом основании. Вы хотели конкретного доказательства, вот оно перед вами. Все совпадает. Что вам еще нужно? Я был прав. Вспомните рассказы его бывших одноклассников. Ларченко издевался над ними перед тем как они пошли в горы, причем смеялся над обоими, над Магеррамовым и Самедовым. Может, между ними тоже что-то произошло и задержанный ненавидел более всего своего товарища, с которым они так опозорились. Потом убили Ларченко, потом Рамазанову, теперь Керимова. Все сходится.

      — Вам не кажется странным, что человек, проживший тридцать с лишним лет, сделавший довольно неплохую карьеру в банке и в министерстве, вдруг становится убийцей? — спросил Дронго. — Чем вы это объясните? Только теорией Фрейда? Кстати, многие его последователи не считали его учение абсолютно совершенным. Взять хотя бы Юнга. А вы пытаетесь списать все на подсознательные мотивы. Получается, что они столько лет дремали, а затем проснулись? Так не бывает, Ахмедов.

      — Бывает, — упрямо ответил майор, — я знаю, что вы большой специалист в своей области, но мы тоже проходили психологию. Возможно, толчком явилось увольнение Магеррамова с работы, тогда он обозлился на весь мир. Он вполне мог считать виноватым в этом своего бывшего одноклассника, прокурора Керимова. И начать мстить всем, кто был рядом с ним, чтобы постепенно дойти до Керимова.

      — Какая глубокая мотивация, — иронично заметил Дронго. — Получается, что он убил троих, чтобы добраться до Керимова? Чтобы убийства выглядели как серийные? В таком случае, зачем он столько ждал? Мог бы для начала столкнуть Керимова со скалы. Это было гораздо легче, чем убивать его сегодня. Ведь прокурор, как человек физически более сильный, мог оказать сопротивление.

      — У него нашли пистолет, — упрямо сказал Ахмедов, — я обязан его задержать. Пусть следователи разбираются. Кстати, внизу уже выпускают людей, как вы и предлагали. Мы поставили двух наших сотрудников, мужчину и женщину, они обыскивают всех выходящих. Но теперь, думаю, можно отменить обыски, оружие мы уже нашли.

      — А нож? — спросил Дронго. — Его вы пока не нашли. А ведь именно нож был орудием убийства. Пистолет принадлежал убитому. Возможно, убийца просто забросил его за батарею как ненужный предмет.

      — Извините меня, но вы выступаете как адвокат, а не как эксперт по расследованиям преступлений. Вы же понимаете, что у нас есть все основания, чтобы предъявить обвинения Магеррамову. И я собираюсь это сделать.

      — Думаете таким образом решить все проблемы? — спросил Дронго. — Но вы их только усугубляете. Магеррамов не убийца, хотя бы потому, что удары убийца наносил сбоку. И он был примерно одного роста с убитым. А Магеррамов гораздо ниже. Посмотрите сами. Дайте ему условный нож и попросите ударить человека, который выше на целую голову. Удар будет обязательно нанесен снизу вверх, а не сбоку. Это очевидно.

      — Ничего не очевидно, — покраснел Ахмедов, — это пусть решают эксперты. Мое дело его задержать.

      — Я не убивал, — сказал, вытирая слезы, Фазиль, — честное слово, не убивал.

      Дронго взглянул на Ахмедова, потом на задержанного и неожиданно, не сказав ни слова, поднялся с парты и пошел к выходу. Вейдеманис молча, как тень, последовал за ним. Когда они вышли, Ахмедов удовлетворенно сказал:

      — Вот видишь, он тоже тебе не верит. Лучше расскажи мне, как ты их убил, и хватит валять дурака. Ты думал перепрятать пистолет; Решил, что тебя уже не будут обыскивать. Но мы не такие дураки, как ты думал.

      Дронго вышел на площадку перед лестницей. Там стояли женщины. К нему подошла Ольга.

      — Это правда? — спросила она.

      — О чем вы?

      — Что Фазик убийца? Это правда?

      — Его задержали с оружием убитого. Он клянется, что случайно увидел пистолет за батареей. Никто из мужчин не видел, как он доставал пистолет, но полицейский увидел оружие у него в руках и сразу сообщил своему начальству.

      — Не может быть, — сказала Ольга, — он не может быть убийцей.

      — Я тоже так думаю. Но одних слов недостаточно.

      — Лейла, иди сюда, — позвала подругу Ольга. Лейла подошла и коротко поздоровалась. Дронго помнил, что они не успели допросить именно ее.

      — Лейла может подтвердить, что он не убийца, — сказала Ольга, — вы послушайте ее.

      — В прошлом году, когда убили Рамазанову, Фазиля не было в городе, — тихо сказала Лейла.

      — Как это не было? Вы ведь встречались здесь, на своем традиционном дне выпускников. И он был вместе с вами, — напомнил Дронго.

      — Да, мы встречались, — также тихо согласилась Лейла, — но потом вместе уехали. Наши дачи находятся рядом, в Приморске. И мой муж попросил Фазика отвезти меня на дачу.

      — В феврале? — спросил, все еще сомневаясь, Дронго.

      — Там в это время проводили газовую линию, и все соседи оставались на даче, чтобы проверить подключение, — пояснила Лейла, — вы можете узнать это в газовой конторе. Мы вместе вышли отсюда, попрощались тогда с Рамазановой и поехали на дачу.

      — Сколько вы туда добирались?

      — Около часа. Фазик водит машину осторожно, он не любит лихачить. Поэтому мой муж и попросил его забрать меня.

      — Когда вы выехали?

      — Когда все закончилось. Мы поговорили, вспомнили погибшего Олега. Тогда мы не думали, что это не последнее убийство. И разъехались по домам. А мы с Фазилем уехали на дачу.

      — Час туда, час обратно, — просчитал Дронго, — кажется, у вас есть алиби на вашего товарища. Идемте со мной.

      Он взял Лейлу за руку и повел обратно в кабинет физики. Ахмедов недовольно взглянул на него:

      — Он отпирается, но мы его дожмем.

      — Не сомневаюсь, — сказал Дронго, — только сначала послушайте другого свидетеля. Мы не успели с ней поговорить, а она может сообщить вам очень интересные подробности, где именно был Магеррамов в прошлом году в момент убийства Рамазановой. Думаю, что это снимет многие вопросы.

      Оставив молодую женщину в кабинете, он снова вышел в коридор. К нему подошел Вейдеманис.

      — Ты говорил, что у тебя появилась версия, — напомнил Эдгар. — Чем дальше, тем запутаннее. Кто из них убийца? Хладнокровный Габышев или хитрый Аббасов? Может быть, Альтман? Или убийца женщина?

      — Мы все проверим, — уверенно сказал Дронго, — давай сначала спустимся вниз, я хочу побеседовать с директором. Он, кажется, ушел к себе.

      Они спустились вниз, прошли по коридору первого этажа. В вестибюле толпились люди. Их проверяли по одному, бегло обыскивали и отпускали. Люди шутили, улыбались, никто не высказывал неудовольствия. Очевидно, инцидент с перегоревшими пробками был уже забыт, а про «случайно упавшего человека» никто не хотел вспоминать, чтобы не портить себе настроение.

      Дронго вошел в кабинет директора. Вейдеманис остался в вестибюле. Увидев вошедшего, директор, что-то писавший в своем блокноте, сразу поднялся.

      — Когда это закончится? — спросил он.

      — Уже скоро, — пообещал Дронго. — Как у вас работают преподаватели? Вы заключаете с ними договора или просто оформляете приказом на работу?

      — Раньше оформляли приказом, — кивнул директор, — а сейчас по новому трудовому законодательству заключаем договора.

      В начале учебного года. С каждым из них. На один год. Правда, мы потом их все равно продлеваем. Учителей не хватает, в некоторых классах по тридцать пять — сорок человек.

      — Значит, вы обычно берете на работу людей летом? — спросил Дронго.

      — Если новых, то летом. Иногда бывает и в другое время года. А почему вы спрашиваете?

      — Я могу посмотреть трудовые книжки ваших сотрудников?

      — Нет. У меня их нет, а завуч сейчас где-то в школе. Нужно будет найти ее, чтобы открыла сейф.

      — А папка с приказами за последние несколько лет у вас есть?

      — Конечно, есть. Но она тоже не у меня. Зачем мне хранить эту папку? Хотя подождите, сейчас придет мой секретарь, она может показать вам папку с копиями приказов за этот год. У нас их не так много.

      — А за прошлые?

      — В архиве, — сказал директор, — мы храним их не больше пяти лет. Какие у нас приказы. Кого-то поощрить, кого-то уволить. Вот и все. Еще приказы о зачислении на работу.

      — Я бы хотел посмотреть документы, — настаивал Дронго.

      — Хорошо. Я скажу завучу, чтобы она показала вам папки за последние несколько лет. Вы подождите здесь или пройдите в учительскую. Она на третьем этаже.

      — Я помню, — кивнул Дронго, — пусть завуч подойдет туда, я тоже поднимусь.

      Он вышел из кабинета директора. Вейдеманис терпеливо наблюдал, как проверяли людей. Все шло спокойно. Дронго подошел к нему.

      — Давай поднимемся на третий этаж, — предложил он, — только сначала зайдем в кабинет физики. Я хочу посмотреть, чем закончилось задержание Магеррамова.

      Они прошли по коридору и стали подниматься наверх. Неожиданно Дронго остановился и взглянул на перила лестницы. На деревянных перилах его привлекло какое-то пятно. Он всегда тщательно следил за руками и коротко стриг ногти. Поэтому ему пришлось достать кредитную карточку и ковырнуть пятно.

      — Что случилось? — спросил, оборачиваясь, Вейдеманис. — Что-нибудь нашел?

      — Это воск.

      — А ты думал найти пятна крови? — улыбнулся Вейдеманис. — Тогда все было бы проще. Но Альтман прав. Я думаю, убийца ударил Керимова так, чтобы не испачкаться его кровью.

      — Возможно, — согласился Дронго. На втором этаже толпились человек десять. Здесь были выпускники злополучного класса, полицейские, сотрудники министерства безопасности. Дронго, увидев Лейлу, подошел к ней.

      — Вы его не убедили? — понял Дронго.

      — Его невозможно убедить, — вздохнула Лейла, — он считает, что это не доказательство. Наоборот. Он говорит, что таким образом Фазиль пытался устроить себе алиби. Я не понимаю, какое алиби? Ведь он меня отвез на дачу. А Эльмиру убили почти сразу после нашей встречи. Он бы не успел вернуться. Даже если бы гнал машину изо всех сил. Разве что на вертолете.

      — Самое печальное, когда человек упорствует в своих заблуждениях, — невесело прокомментировал Дронго. — Впрочем, даже если мы докажем, что Магеррамов остался на даче, то и тогда не убедим майора. Ему нужен конкретный результат. Он забудет о других убийствах и обвинит задержанного в убийстве прокурора. Тем более, что на пистолете будут найдены отпечатки пальцев Фазиля.

      — Его могут посадить? — встревожилась Лейла. — У него было столько неприятностей в жизни. Ему только этого и не хватало.

      — Если найдем настоящего убийцу, то не посадят.

      — А вы верите, что найдем?

      — Обязательно, — Дронго повернулся, чтобы подняться на третий этаж, когда почувствовал чье-то прикосновение. Он обернулся. Рядом стояла Кирсанова.

      — Вы меня извините, — сказала она, — я иногда говорю глупости. Сама не знаю, почему. Характер такой вспыльчивый. Я не хотела вас обидеть. Надеюсь, что с вашей женой все будет в порядке.

      Вейдеманис, услышав ее слова, удовлетворенно хмыкнул. Дронго укоризненно посмотрел на него и ответил:

      — Спасибо. Вы хотите мне еще что-то сказать?

      — Нет. Не знаю, — она замялась, — я не уверена…

      Он терпеливо ждал.

      — Нет, — наконец сказала она, — нет, ничего. Извините меня.

      Она отошла. Дронго нахмурился. Уже поднимаясь на третий этаж, он сказал Вейдеманису:

      — Что-то она мне хотела сообщить. Жаль, что не решилась. Нужно торопиться, иначе потом задержанного Магеррамова увезут в следственный изолятор и оттуда его невозможно будет вытащить.

      — Даже если ты докажешь его невиновность?

      — Даже в этом случае, — вздохнул Дронго, — у нас все еще советский менталитет. Вернее, менталитет времен НКВД. «Если арестовали — значит за дело. Если взяли, значит виновен. Дыма без огня не бывает». В наших судах невозможно надеяться на оправдательный приговор, если, конечно, не заплачено заранее судье и прокурору и если оправдательный приговор не согласован с вышестоящими инстанциями. Боюсь, что для ломки этой системы нужны не новые законы, а новые люди.

      На третьем этаже, рядом с учительской, стояла пожилая женщина. Это была завуч школы. Она явно нервничала, не понимая, зачем этим незнакомцам потребовались документы школы.

      — Я вам все покажу, — нервно сказала она. — Что вы хотите посмотреть?

      — Для начала я вас попрошу не нервничать, — сказал Дронго, улыбаясь, — и немного успокоиться. Мне нужны некоторые документы и копии приказов. Думаю, мы быстро во всем разберемся.

      — Надеюсь, — вздохнула женщина. «Надеюсь, что этот вечер когда-нибудь кончится, — подумала она. — Нужно раз и навсегда запретить эти встречи выпускников, и тогда все будет в порядке».

     

      Глава 14

     

      Он смотрел документы недолго, минут двадцать. Затем, подозвав завуча, о чем-то спросил ее. Вейдеманис видел, как она мялась, как медлила с ответом и, наконец, в чем-то призналась. Дронго показал ей на запись в документе и закрыл папку. Затем он поднялся и подошел к Вейдеманису.

      — Вот и все, — почему-то печально сказал он, — преступление раскрыто. Все закончено.

      — Ты хочешь сказать, что уже все знаешь?

      — Да, — ответил Дронго, — в общих чертах, пожалуй, все. Я знаю, кто убивал, почему убивал и, кажется, даже знаю, как убивал. Давай спустимся вниз, я попрошу Ахмедова снять наручники с Магеррамова и потом все вам расскажу.

      Они вышли из учительской, прошли в конец коридора, где был убит Керимов. Тело уже унесли на носилках, предварительно прикрыв простыней. Но рядом с туалетом, где произошло убийство, дежурил сотрудник полиции. Увидев Дронго, он козырнул и поздоровался. Дронго кивнул и спустился на второй этаж. Там уже стояли сотрудники Министерства национальной безопасности, готовые увезти задержанного с собой. Дронго протиснулся в кабинет физики. Вейдеманиса пропустили вместе с ним.

      — Он не признается, — зло сообщил Ахмедов, когда они вошли, — думает, что может валять дурака бесконечно. Ничего, у нас он быстро заговорит.

      — Надеюсь вы не имеете в виду физическое воздействие? — спросил Дронго, и было непонятно, шутит он или спрашивает серьезно.

      Ахмедов взглянул на него и пожал плечами.

      — Пытки запрещены законом. Мы подали заявление в Совет Европы, — очень серьезно ответил он, на всякий случай посмотрев на Вейдеманиса. Затем добавил:

      — Сам во всем признается.

      — Не сомневаюсь, что у вас он признается не только в покушении на прокурора, но еще в нескольких преступлениях, — сказал тем же иронически-невозмутимым тоном Дронго, — но будет лучше, если вы снимете с него наручники.

      — Послушайте меня, — разозлился Ахмедов, — я лично вас очень уважаю. Говорят, что вы известный эксперт, хороший специалист. Я ничего не имею против вас. Но не нужно лезть в наши дела. Даже если бы я был ангелом, а он — моим родным братом, то и тогда я должен был бы его задержать. Мы нашли его с оружием в руках. С табельным оружием, которое принадлежало убитому. Этого достаточно для задержания.

      — Но он ведь объясняет, что случайно нашел пистолет.

      — Это он будет объяснять нашему следователю. И прокурору, который будет надзирать за следствием. Сейчас я его отправлю к нам в изолятор, а потом выслушаю ваши аргументы.

      — Нет, — сказал Дронго, — не потом. А сейчас. Дело в том, что я нашел настоящего убийцу.

      Эффект был неожиданным. Ахмедов посмотрел по сторонам, потом взглянул на Дронго и, наконец, медленно спросил:

      — Вы нашли убийцу?

      — Да. И мы должны поторопиться, чтобы его арестовать. Вместо этого я трачу драгоценное время на вас, пытаясь убедить, что Фазиль Магеррамов не убивал вашего прокурора.

      — Где убийца? — быстро спросил Ахмедов. — Он еще в здании?

      — Да, — сказал Дронго, — пойдемте, я вам все объясню…

      Он не успел договорить, когда из коридора послышались крики.

      — Черт возьми! — не выдержал Ахмедов. — Неужели опять что-то случилось?! Дежурный, охраняйте задержанного, наручники не снимать и никого к нему не подпускать!

      Ахмедов поспешил в коридор. Дронго и Вейдеманис вышли следом. В коридоре царила настоящая паника.

      — Ее убили! — громко крикнул кто-то. Раздался женский крик. Это была Ольга. Она стояла бледная, как полотно. Очевидно, она была в состоянии, близком к обмороку. Все бросились в другой конец коридора. Там на полу лежала Светлана Кирсанова. Присевший на корточки рядом с ней полицейский пытался приподнять ее голову.

      — Что случилось? — крикнул Ахмедов, подбегая.

      Но его опередил Габышев. Наклонившись, он стал слушать, бьется ли сердце лежавшей женщины.

      — Если она умерла, — грозно сказал Дронго, оборачиваясь к Ахмедову, — то в этом будем виноваты мы с вами. Пока мы занимались болтовней…

      — Она жива, — сказал Габышев, — пульс есть. Сердце бьется.

      — Что здесь произошло? — снова спросил Ахмедов.

      — Она прошла в этот конец коридора, — пояснил Габышев, — ваш полицейский куда-то отлучился, здесь никого не было. Потом мы услышали крик. Когда мы сюда прибежали, она уже лежала на полу, а рядом никого не было. Правда, Раис и Леня побежали наверх вместе с вашим сотрудником, надеясь найти кого-нибудь там.

      — Слава Богу, что она жива, — выдохнул Ахмедов. — А ты где был? — крикнул он сотруднику полиции.

      — Нас позвали вниз, — стал оправдываться тот. Это был молодой, лет двадцати пяти, парень. Он с ужасом смотрел на лежавшую Кирсанову, очевидно, в его жизни это был первый подобный случай. Лишь узнав, что она жива, он как-то успокоился. — Нам сказали, что внизу, на первом этаже, много людей и нам нужно помочь там навести порядок, чтобы все организованно вышли, — оправдывался полицейский, стоя по стойке смирно.

      — Срочно нужен врач, — сказал Габышев, — она без сознания.

      — Ее хотели задушить, — уверенно сказал Ахмедов, наклоняясь к лежавшей на полу женщине, — вот, видите, на шее следы. Где вы сами были в тот момент, когда она крикнула?

      — Перестаньте всех подозревать, — рассердился Габышев, — я, между прочим, старше вас по званию. Я подполковник, а вы майор. Поэтому перестаньте приказывать. И ведите себя достойно. Лучше слушайте Дронго, поучитесь у него уму-разуму.

      — Да, — растерянно пробормотал Ахмедов, — да…

      Он обернулся к Дронго, а тот невозмутимо добавил:

      — Надеюсь, это преступление вы не собираетесь приписывать закованному в наручники Фазилю Магеррамову.

      — Что вы хотели мне сказать? — вспомнил Ахмедов.

      — Сначала нужно задержать убийцу, — сказал Дронго, — а потом решать остальные проблемы.

      Габышев поднял женщину на руки и понес в ближайший класс. Там он положил ее на стол. Дронго, войдя следом, внимательно посмотрел на нее.

      — Она сейчас придет в себя. Это от волнения, — сказал Дронго, — убийца не хотел ее убивать.

      — Я бы его пристрелил, — сквозь зубы заметил Габышев.

      Лейла вбежала в комнату следом за ними. Она сразу прощупала пульс, посмотрела зрачки.

      — Все в порядке, — вздохнула она, — сейчас Света придет в себя. Она просто потеряла сознание. Шейные позвонки не задеты, хотя кто-то пытался ее задушить. Остались даже следы пальцев. Дайте воды и принесите снизу из аптечки нашатырный спирт.

      Но воду уже принесла Ольга. Она была вся в слезах, очевидно, события этого вечера окончательно расшатали ее нервы. Лейла брызнула водой на лицо лежавшей Светланы, легко ударила несколько раз по щекам. Кирсанова тяжело вздохнула, потом всхлипнула, открыл глаза. Рядом стоял Габышев.

      — Это он, — сказала она, — он убийца. Ахмедов посмотрел на Дронго, тот покачал головой и показал на дверь, увлекая за собой майора.

      — Надеюсь, вы не собираетесь арестовывать своего коллегу Габышева. Она сейчас видит не его, а убийцу. Кстати, если вы арестуете Габышева, у вас будут большие неприятности. Арестовать подполковника российской разведки, который к тому же работал еще и на ваше министерство! Вас после этого не возьмут ни на какую работу.

      — Хватит издеваться, — сказал Ахмедов, — я уже понял, что ошибся. Сейчас Магеррамова освободят. Где убийца?

      — Идемте со мной, — Дронго пошел вниз по лестнице. За ним начали спускаться Ахмедов и Вейдеманис. В вестибюле было еще много народа, хотя основная масса уже ушла. Люди слышали крики наверху, и многие гадали, чем это было вызвано. Среди гостей передавались сплетни об убитых и загадочном маньяке, что усугубляло общую растерянность. Одни полагали, что это очередные шутки, другие верили в подобные рассказы.

      К майору Ахмедову подбежал Курбанов. Он задыхался от волнения:

      — Мы обследовали все классы наверху, — сообщил он, — просмотрели все коридоры. Нигде нет постороннего.

      — А где остальные?

      — Вот они, — показал Курбанов на спускавшихся по лестнице Аббасова и Альтмана.

      — Почему вы побежали наверх? — спросил Дронго.

      — Внизу негде спрятаться, — пояснил Курбанов, показывая на столпившихся людей и сотрудников полиции, — сюда бы убийца не показался.

      Неожиданно на лестнице появился Габышев.

      — Она пришла в себя! — крикнул он, обращаясь к Дронго. — Лейла считает, что это был обычный обморок.

      — Подождите, — прервал его Дронго. Он посмотрел на Ахмедова. — Пусть все уйдут, — попросил он, — все посторонние. Можно выпускать не обыскивая. Все равно уже ничего не найдут.

      — А убийца? — спросил майор.

      — Я его вам покажу. Только уберите отсюда людей.

      — Прекратите обыск, — приказал Ахмедов, — пусть все быстро уходят. Выпустите людей. Быстрее, быстрее!

      Курбанов бросился к дверям, чтобы ускорить этот процесс. К Дронго подошел директор.

      — Когда это кончится? — спросил он. — Сумасшедший день.

      — Уже, — сказал Дронго, — уже все закончилось, раз и навсегда. Скажите вашему сторожу, чтобы запер двери и никого не пускал.

      — Хорошо, — директор прошел в небольшую комнату, в которой традиционно находились сторожа и дежурные. Оттуда вышел, хромая, сторож.

      — Может хватит над нами измываться? — спросил Ахмедов. — Где убийца? Кто пытался задушить Кирсанову? Кто-то посторонний?

      — Нет, — вздохнул Дронго. — Один из ее бывших одноклассников. Вы были правы, когда говорили о Фрейде. Но здесь не только влияние Фрейда.

      — Кто это?! — закричал Ахмедов, глядя безумным взглядом на стоявших перед ним мужчин — Аббасова, Габышева, Альтмана.

      Было видно, как нервничает Раис Аббасов, как дрожат руки у протирающего очки Альтмана, как побледнел Владимир Габышев.

      — Кто это? — спросил Ахмедов еще раз.

      — Я сомневался, будучи не уверен в своих предположениях, — сказал Дронго, — но на перилах я нашел каплю воска, а среди документов школы обнаружил очень интересный приказ, изданный три года назад. После этого сомнений уже не было.

      — Вы сказали, кто-то из одноклассников, — напомнил Ахмедов, — Фазиль сидел с нами в кабинете в наручниках. Остались трое — Аббасов, Габышев и Альтман. Кто из них? — он протянул руку по направлению к ним.

      — Да, — сказал Дронго, — это ее бывший одноклассник. Только его нет среди тех, на кого вы показываете. Позвольте вам представить еще одного одноклассника Кирсановой. Это оставшийся в живых Рауф Самедов. Вот он перед вами, — и Дронго эффектно развернул стоявшего рядом с ним сторожа.

      — Мансур? — удивленно спросил директор. — Не может быть!

      — Он стал таким после падения, — пояснил Дронго, — очевидно, он и раньше был замкнутым человеком. А после падения стал совсем другим. Вы приняли его на работу три года назад летом, и тогда же выдали ему дубликат трудовой книжки, якобы утерянной им во время бегства из Карабаха. Все это зафиксировано в ваших приказах.

      Сторож стоял, отпустив голову. На нем был темный халат. Заросшее лицо, нестриженая голова. Он не решался смотреть в глаза окружающим.

      — Почему вы решили, что он убийца? — все еще не верил услышанному Ахмедов.

      — Сейчас я все объясню, — ответил Дронго, и в этот момент Раис Аббасов, шагнувший к сторожу, вдруг спросил:

      — Рауф, неужели это ты?

      Сторож поднял голову. Они смотрели друг другу в глаза. Потрясенный Раис отступил на шаг.

      — Это ты, — прошептал он, напуганный внезапным воскресением своего бывшего товарища, — это ты.

      — Не может быть, — громко сказал Габышев, — этого не может быть. Он ведь погиб в горах.

      Сторож обернулся, метнул горящий взгляд на Габышева. Тот вздрогнул от неожиданности. Он тоже узнал эти глаза. Габышев был более хладнокровен, но и на него подействовал вид несчастного.

      — Так значит, это ты убивал, — сжал зубы Габышев, — ах ты…

      Он шагнул вперед и замахнулся на убийцу. Тот вдруг сжался, словно вспомнив детство, когда Габышев был гораздо сильнее его.

      — Вова, — крикнул Альтман, — не смей!

      Габышев обернулся, опустил руку. Альтман оттолкнул его от несчастного.

      — Рауф, — сказал он участливым тоном, — как же ты мог? Почему ты скрывался все это время? Почему работал здесь и никому ничего не говорил?

      — Я.., у.., я… — пытался что-то произнести Рауф, потом скривился и проскулил:

      — Вы меня бросили одного…

      — Нет, нет! — взволнованно воскликнул Альтман. — Мы тебя искали, мы думали, ты погиб. Мы искали тебя до ночи. Честное слово искали. Как ты мог такое подумать! Мы не знали, как тебе помочь.

      — Я там был.., две недели.., был там… — Рауф плакал.

      Альтман подошел ближе и дотронулся до него. Убийца вздрогнул.

      — Мы виноваты, — сказал Леонид, — мы очень перед тобой виноваты, Рауф. Прости нас, если можешь. А мы постараемся простить тебя.

      Убийца вздрогнул. Оглянулся по сторонам.

      — Нет, — сказал он убежденно, — не нужно мне ваше прощение. Я их сам, вот этим ножом… Я их всех убил…

      — Альтман! — крикнул Дронго, понявший, что сейчас может произойти непоправимое.

      Вейдеманис бросился к Леониду и сильно толкнул его, тот упал на пол. И в этот момент в руках убийцы сверкнул нож.

      — Нет, — крикнул Ахмедов, — не нужно!

      — Я их всех убил! — закричал убийца. — Это я сделал!

      Он поднял нож и резким движением правой руки вонзил лезвие себе в грудь, прямо в сердце, и тут же рухнул, как подкошенный.

      — Нет! — крикнул Альтман, пытаясь вскочить на ноги, но его держал Вейдеманис. — Пустите меня к нему, нет! — он громко заплакал.

      Габышев подошел к лежавшему на полу убийце и молча встал перед ним. К нему подошел Аббасов и, уткнувшись другу в плечо, зарыдал, содрогаясь всем телом. Габышев стоял и молча смотрел на убитого.

      Вейдеманис наконец отпустил Альтмана. Тот, вскочив, бросился к упавшему, очевидно, рассчитывая ему помочь. Но помочь несчастному было уже невозможно. Он умер почти мгновенно, вонзив нож в свое измученное сердце.

      Ахмедов ошеломленно взглянул на Дронго.

      — Как вы его вычислили? — почему-то шепотом спросил майор.

      — Долго рассказывать, — отмахнулся Дронго, — сейчас не место. Организуйте людей, чтобы они унесли отсюда тело Рауфа. И найдите его сестру. Пусть хотя бы похоронят его достойно. Желательно уже в другой могиле, а не в той, где он якобы был похоронен.

      — Да, да, — конечно, — сказал Ахмедов, — да, мы все сделаем, — он стал неожиданно мягким и предупредительным, настолько потрясла его произошедшая трагедия.

      — А потом соберите всех наверху, — добавил Дронго, — я расскажу вам печальный конец этой истории.

     

      ЭПИЛОГ

     

      Через час они сидели в кабинете физики. Все, кто принимал участие в сегодняшних событиях. Оставшиеся выпускники некогда дружного класса — Аббасов, Габышев, Альтман и освобожденный от наручников Магеррамов. Потрясенные женщины — Света Кирсанова, Ольга Рабиева и Лейла Алиева. Майор Ахмедов со своим заместителем. Директор школы. За последней партой сидел Вейдеманис, печально смотревший на это последнее собрание сегодняшнего вечера. Была уже полночь. Муж Ольги несколько раз звонил, требуя, чтобы выпустили его жену. Наконец ему разрешили подняться и присоединиться к ним. Он сидел рядом с супругой, — сжимая ей руку, словно пытался, отвлечь от печального рассказа Дронго. Приехавший за Лейлой брат не стал подниматься наверх. Он сидел в машине и слушал музыку. Впрочем, никто и не настаивал. Кирсанова жила одна, и поэтому за ней никто не приехал. Лишь ее мама несколько раз звонила по мобильному телефону, беспокоясь, что с дочерью что-то произошло.

      Светлана уже пришла в себя и успела рассказать, что начала подозревать сторожа, когда он прошел мимо, взглянув на нее тем особенным взглядом, каким смотрел только обожавший ее Рауф. Об этом она хотела сказать Дронго, но передумала, решив, что все проверит сама. И когда она столкнулась с Рауфом в конце коридора второго этажа и громко позвала его по имени, он обернулся, и сомнения исчезли. Однако она повела себя не правильно, испугавшись его вида и безумного взгляда. Именно тогда он бросился на нее и едва не задушил. Однако, когда она потеряла сознание, он убежал на первый этаж, где и спрятался в своей комнате. Оставался последний акт драмы, все ждали объяснений Дронго. Он вышел к доске, словно ученик перед началом ответа на трудный экзаменационный вопрос. Затем подошел к учительскому столу и посмотрел на собравшихся.

      — С самого начала я не хотел сюда приезжать, — признался Дронго, — мне казалось странным и даже невероятным, что в группе людей, которые много лет знали друг друга, мог появиться маньяк-убийца. Я был абсолютно убежден, что маньяками становятся в тридцать лет. Этого не бывает.

      — Чикатило было больше, — сказал раздосадованный Ахмедов, — и он, между прочим, имел семью и вел себя, как нормальный человек, а оказался убийцей-извращенцем.

      — Вы только подтверждаете мою теорию. Чикатило всегда был таким. Он лишь искусно маскировался. В том числе и перед семьей. Ведь было в нем нечто внушающее доверие, если ему верили несчастные жертвы. И не одна. Но при этом Чикатило убивал незнакомых людей, у него была внутренняя потребность маньяка получать сексуальное удовольствие от насилия и убийства. А в нашем случае убийцей двигали совсем другие чувства. Вполне очевидно, что здесь главной мотивацией его поступков была месть. Он ведь не просто убийца, он убийца, который убивает только в определенные дни, убийца который выбирает свои жертвы из числа хорошо знакомых людей.

      Все слушали молча. Ольга вытирала слезы и, затаив дыхание, слушала рассказ. Она чувствовала рядом плечо мужа, и это ее успокаивало. Лейла сидела, мрачно уставясь в одну точку. Кирсанова, казалось, превратилась в каменную статую. Известие о смерти Рауфа вызвало у нее шок, она окаменела в своем горе. Магеррамов, еще не успевший прийти в себя, все время ежился, словно ему было холодно. Аббасов сидел с отрешенным выражением лица. Лицо Габышева напоминало застывшую маску. Альтман все время снимал очки, чтобы их протереть, и было видно, как иногда у него на глазах появляются слезы.

      — Меня все время волновал один и тот же вопрос, — продолжал Дронго, — почему убийства начались именно три года назад. Ведь если у каждого преступления бывают веские мотивы, то их нельзя держать в себе столько лет, так сказать, копить про запас. Согласитесь, что глупо убивать за детские шалости людей, давным-давно ставших взрослыми. Но потом я просто переставил эти убийства местами, и все встало на свои места. Ведь труп Рауфа тогда не нашли. По словам Аббасова, он был в смешных коричневых ботинках. Спустя несколько месяцев был обнаружен какой-то труп, и для опознания вызвали Раиса Аббасова, как старшего в той самой группе. Но Аббасов признался в разговоре с Ахмедовым сегодня вечером, что ужасно боится смотреть на покойников. Из чего я мог сделать вывод, что он не слишком приглядывался к погибшему Рауфу.

      Несчастный жил один. У него была трудная жизнь. В детстве он потерял отца, потом мать. Сказалась и любовь к Светлане Кирсановой. Он видел, как она кокетничала с Габышевым и Керимовым, даже не глядя в его сторону. В последнюю ночь перед восхождением он пришел к ней. Я не знаю, что между ними было…

      — Все, — глухо произнесла Светлана, — все, что бывает между мужчиной и женщиной.

      — Извините, — нахмурился Дронго, — я не хотел вдаваться в подробности. Но вы поступили тогда мудро, если мне разрешается прокомментировать эту ситуацию. Может, вы что-то почувствовали. Говорят, женщины интуитивно чувствуют, когда мужчины искренни. Одним словом, вы подарили ему последнюю счастливую ночь в жизни.

      — Не правда, — сказала Кирсанова тем же ровным голосом, — это он мне подарил одну ночь. Только одну ночь, когда я чувствовала себя человеком, а не красивой куклой.

      Габышев закусил губу, но не повернул головы в ее сторону.

      — Это было в ночь перед восхождением в горы, — уточнил Дронго, — потом они собрались вместе. Представляете, в каком он был состоянии? Ведь к тому времени было ясно, что, в общем, жизнь его не удалась. Он не сумел получить нормального образования, жил и работал в Сумгаите, приезжал в родной город лишь изредка. А его друзья стали прокурорами и начальниками отделов. Неожиданно Светлана подарила ему радость перспективы. Он хотел верить в лучшее, поверить в себя. И тут неожиданно Ларченко стал вспоминать, как опозорился Рауф в детстве. Это его взбесило. А потом Габышев стал делать намеки в отношении Светланы.

      — Я никаких намеков не делал, — вставил Габышев.

      — Делал, — сказала Альтман, взглянув на него с отвращением, — я помню, как ты все время хвастался перед ребятами.

      — Это уже не важно, — прервал их Дронго, — главное, что он очень страдал. И вы знаете, я сразу поверил Аббасову, когда он рассказал, что Рауф сам сорвался с горы. Кому нужно было толкать своего товарища, рискуя быть замеченным в подобном преступлении? Его никто не сталкивал, он споткнулся сам. И никакого убийства не было. Он сорвался вниз, но остался жив. Каким образом, мы, возможно, никогда не узнаем. А потом он долго выбирался оттуда. Вы же его видели. Он сказал, что провел там две недели. Его невозможно было узнать. Очевидно, он надел свои ботинки на кого-то другого. Меня насторожило, когда Аббасов сказал, что труп разложился. Труп не мог так быстро разложиться в горах, там всегда холодно. Значит, я мог предположить, что это не был труп Самедова.

      Во-первых, Аббасов не очень разглядывал разложившийся труп. Во-вторых, сестра Рауфа не участвовала в опознании, а в-третьих, главным доводом были эти ботинки. Очевидно, уже тогда Самедов решил таким образом остаться неузнанным, чтобы позже приступить к плану мщения. Эксперты дали заключение о смерти Самедова по показаниям его друга и сестры, которая даже не входила в морг.

      После падения в нем произошли необратимые изменения. Ему казалось, что теперь все перед ним в долгу, что друзья бросили его умирать в горах. Как он выжил, можно только догадываться. Но теперь он хотел отомстить. Конечно, директор не имел права принимать человека без документов, но во время войны, когда в республике миллион беженцев, кто обращает внимание на такие формальности? Нового сторожа приняли ровно через пять месяцев после падения Рауфа Самедова. При этом у новичка не было документов, и приказом ему выдали дубликат трудовой книжки.

      В феврале следующего года произошло первое убийство. И первым должен был умереть Олег Ларченко. Убийца пришел в гостиницу, и Ларченко, конечно, открыл дверь, услышав, что его бывший одноклассник оказался жив. И был убит. Потом пришла очередь Рамазановой. В воспаленном мозгу убийцы, очевидно, была картина: он сидит раздетый и ждет своего отца с одеждой. Рамазанова тогда над ними жестоко посмеялась. Может, в горах он все время видел эту картину и ждал своего умершего отца с другой одеждой. Не знаю, что он чувствовал, но могу предположить, какой ад был у него в душе. Эльмира оказалась следующей.

      А потом была очередь Керимова. Для Самедова этот прокурор был воплощением успеха. Он добился всего, чего не смог добиться сам Рауф. Он все время издевался над ним, демонстрировал свою силу. Когда погас свет, мы все поняли, что он не мог «выключиться сам по себе. Таких совпадений не бывает. Но даже тогда мы подозревали не того, кто имел доступ к подсобке и вполне мог воспользоваться другим ключом, а бывших одноклассников, не замечая, что это противоречит очевидным фактам. Я думаю, что он сумел как-то заинтересовать Игоря Керимова, сообщив ему, что хочет рассказать об убийствах. Прокурор был человеком самолюбивым, ему не терпелось похвастаться своими успехами в раскрытии очередного запутанного дела. Он пошел на третий этаж, никого не предупредив. Убийца отключил свет и поднялся следом. А потом спустился вниз и по дороге зажег свечу. Я тогда обратил внимание на слова директора о том, что на первом этаже ему встретился сторож со свечой в руках. Интересно, что эту свечу сторож должен был зажечь в своей комнате, находящейся в другом конце коридора, а потом пронести сквозь столпившихся в коридоре людей. Но его не было в коридоре первого этажа. Все, кто там был, говорили, что там было темно.

      А убийца в это время спустился вниз по лестнице и зажег свечу между вторым и первым этажами, а спускаясь, держался за перила и случайно капнул воском от свечи. Это и стало одним из главных доказательств его вины. Ведь свеча была только у сторожа. Ни у кого другого ее просто не могло быть. Я обнаружил воск на перилах второго этажа. И наконец, мне помог майор Ахмедов, который в разговоре со мной вспомнил, что на первом этаже было темно, а сторож спускался сверху. Сверху, хотя должен был принести свечу из своей комнаты. Он же не держит свечи в каком-то из классов?

      Кирсанова в разговоре с нами вспомнила про костюмированный бал, когда она узнала Рауфа по глазам. Очевидно, нечто подобное произошло и теперь. Она его узнала. И этим нарушила установленный ритуал. Я думаю, что его следующей жертвой в будущем году стал бы Владимир Габышев. Рауф был недостаточно здоров, чтобы отказаться от убийств, но и не настолько болен, чтобы не понимать, как следует скрываться. У него была болезненная страсть к этой школе, где все началось и где таятся причины его душевых потрясений.

      Конечно, он не хотел убивать Кирсанову. Но когда она его узнала, он испугался, что она его выдаст. И в тот момент, когда он начал душить ее, разум окончательно покинул его. Он не был шизофреником в полном смысле этого слова, он был одержим манией мести. Вы говорили, Ахмедов, что слышали про теорию Фрейда. Теперь представьте себе мальчика, у которого все не получается в детстве, который тайно и безнадежно влюблен, над которым смеются все его одноклассники. Добавьте к этому тяжелые семейные обстоятельства. И падение с горы, когда он чудом остался жив, но повредил себе голову. И вы получите не просто неудачника, но человека вне общества.

      — Не правда! — выкрикнула Ольга. — Мы его все любили. Не правда. Мы хотели его вытащить из пропасти, мы .. — она заплакала, — он не был убийцей, не был.

      — Увы, правда, — строго сказал Дронго, — он был убийцей.

      — У вас не правильный вывод, — заметил Габышев, все еще не глядя в сторону Кирсановой. — Вы хотите доказать нам, что все, у кого было сложное детство, должны страдать комплексом неполноценности и, в конечном итоге, превратиться в злодеев? Я вам приведу массу других примеров.

      — Не нужно, я их знаю. Кто-то из великих даже сказал, что несчастное детство для человека — лучшая школа. Он вырастает закаленным и не боится жизненных испытаний. Но одни закаляются, а другие ломаются. Вот в этом и вся разница. У вашей подруги Ольги было столько всяких испытаний в жизни, а она осталась человеком. Достойным человеком.

      Муж Ольги, сидевший рядом, обнял жену, словно собираясь защитить ее от всех несчастий на земле. Она благодарно улыбнулась.

      — Наверно, он тронулся, — мрачно предположил Габышев, — я бы его никогда не узнал.

      — Он сохранил остатки разума, чтобы действовать логично для всех последующий преступлений, — ответил Дронго, — эта жажда мщения была единственной силой, заставлявшей его жить.

      — Как страшно, — сказала Лейла, — значит, можно прожить и такую жизнь. Как мы были жестоки.

      — При чем тут его жизнь? — повернулся к ней Габышев. — Просто ему не повезло. Навалились на его голову все несчастья. Это судьба, она не зависит от человека. Бывают несчастливые судьбы. Любой человек ломается под ударом судьбы, — он говорил достаточно громко, чтобы его услышала Кирсанова, которая тоже не смотрела в его сторону.

      — Нет, — возразил Дронго, — не любой, — он показал в конец комнаты, где за последней партой сидел задумавшийся Вейдеманис.

      — Можно я расскажу про тебя? — спросил он у Эдгара.

      — Валяй, — кивнул тот.

      — Мой друг Эдгар Вейдеманис, — показал на своего напарника Дронго. — Несколько лет назад врачи нашли у него злокачественное образование в легком. Они не давали ему ни единого шанса. Даже в случае срочной операции. За то, что он был сотрудников КГБ, его уволили с работы и заставили уехать из Латвии после распада страны. Его бывшая жена от него ушла, оставив ему несовершеннолетнюю дочь, и в довершении ко всему мафия едва не убила его девочку. Как вы считаете — не слишком ли много испытаний для одного человека? А ведь он выстоял.

      Все смотрели на Вейдеманиса. Он понял, что должен сказать какие-то слова в ответ. Он поднялся и глухо произнес, показывая на Дронго.

      — Мой друг, человек, который спас сначала меня, потом мою семью. У него тоже нелегкая жизнь. Дважды он был ранен, один раз едва не погиб. В него стреляли, на него охотились с вертолетов, его топили, убивали, ненавидели. Но он остался таким, каким вы его видите. Разве это не лучшее доказательство?

      Все молчали.

      — Есть сильные люди, а есть слабые, — произнесла словно про себя Кирсанова, — а Рауф был сильным. Просто мы этого не замечали. Мы думали, что он слабый, а он обращал весь свой гнев против себя. И в конце концов наказал себя сам.

      — Я напишу рапорт, — сообщил ошеломленный майор Ахмедов, — вы совершили чудо.

      Он понял, что завтра сможет доложить обо всем начальству. Преступление было раскрыто за один вечер. Такой успех наверняка вызовет одобрение начальства.

      — Не нужно, — отмахнулся Дронго. Он посмотрел на собравшихся и сказал в заключение:

      — Надеюсь, после сегодняшнего вечера вы еще раз захотите встретиться. Может быть, не сразу, не на будущий год. Но через несколько лет вы поймете, что самые лучшие и самые светлые ваши воспоминания все равно связаны с детством и друг с другом. Конечно, если они светлые. А насчет Рауфа… В одной мудрой книге есть такие слова: «Знать слаба твоя сила, коли в час скорби ее оказалось мало». У Самедова просто не оказалось этой силы. До свидания.

      Он повернулся к двери. Вейдеманис пошел следом. Когда они ушли, в классе стояла тишина. Все обдумывали слова Дронго. Уже в коридоре их догнал Раис Аббасов.

      — Вы приехали по моей просьбе, — виновато сказал он. — Какой гонорар я вам должен заплатить?

      — Ничего, — покачал головой Дронго, — вы и так сделали мне своеобразный подарок, заставив вспомнить детство, свою школу, приехать в родной город. Больше ничего не нужно.

      — Когда вы будете уезжать, я вас провожу, хотя бы отвезу в аэропорт.

      — Спасибо, я еще должен навестить родителей. И только потом полечу в Рим. До свидания.

      Пожав руку Аббасову, Дронго и Вейдеманис спустились по лестнице. Выйдя из здания, они обнаружили, что, несмотря на полночь, было светло. Полная луна освещала город.

      — Только ничего не говори, — попросил Дронго своего друга, — сегодня у меня был тяжелый день.

      — Это был дурной сон, — сказал Вейдеманис, — завтра ты проснешься и забудешь о нем. Или постараешься забыть, если сможешь.