Чингиз Абдуллаев

      На стороне Бога

 

      «Сведенборг пишет, что ни ангелы, ни демоны не были созданы Богом такими, какие они есть. Ангелы — это люди возвысившиеся настолько, что стали ангелами, демоны

      люди, павшие столь низко, что стали демонами. Таким образом, и рай, и ад населены людьми, ставшими ангелами и демонами. Итак, к умершему приходят ангелы. Бог никого не приговаривает к аду. Бог хочет, чтобы спаслись все люди. Но в то же время Бог предоставляет человеку свободную волю, эту страшную привилегию, дающую возможность заточить себя в аду или заслужить рай».

      Хорхе Луис Борхес. «Думая вслух»

 

      ГЛАВА ПЕРВАЯ

      В этих местах можно слушать тишину. Закрыв глаза и подставив лицо уходящему за набегавшие тучи солнцу, он сидел в небольшом лесу и наслаждался тишиной. Он редко позволял себе выбираться в подобные места. Но на этот раз его уговорил Вейдеманис, который приехал отдыхать в горы после операции. Эдгар Вейдеманис считал Дронго не просто своим спасителем, но и своеобразным духовным наставником, который протянул ему руку помощи в самый тяжелый момент жизни.

      В прошлом году у Вейдеманиса врачи обнаружили рак правого легкого. Только срочная операция могла спасти несчастного. Если учесть, что в этот момент за ним охотились сразу две враждующие группировки, то шансов остаться в живых у него почти не было. Однако в самый последний момент рядом с ним оказался Дронго, который не только сумел спасти бывшего сотрудника Первого главного управления КГБ, но и настоял на сложной операции.

      В онкологическом центре врачам удалось сделать почти чудо. Они вырезали Вейдеманису правое легкое и прооперировали бронхи. В результате он потерял голос и мог говорить только хриплым шепотом. Однако остался в живых и теперь приехал вместе с Дронго, уговорив его провести несколько дней в горах.

      Вейдеманис был ровесником Дронго. Они оба были люди сложной судьбы, которая выпала на долю многих мужчин, родившихся в бывшей огромной стране и предпочитавших оставаться порядочными людьми, несмотря ни на какие сложности.

      Дронго сидел здесь около получаса. Несмотря на раннее утро, солнце уже успело спрятаться за облака, и набегавшие тучи сулили дождливую погоду. Он посмотрел на небо и улыбнулся: ему нравилась любая погода, кроме сильных холодов, которых он не выносил. Внезапно за спиной он услышал веселые голоса. Дронго обернулся. Молодой человек и две его спутницы стояли над обрывом и оживленно разговаривали. Они не видели сидевшего внизу Дронго.

      — Я не могу больше выносить его хамства, — жаловался молодой человек. — Он вечно всем грубит, ругается. А вчера, когда я увидел, как он обращается с Катей, я чуть его не ударил.

      — Не нужно, Сергей, — попросила одна из незнакомок. — Он всегда был очень требовательным. Даже говорят, что сейчас он стал лучше.

      — Это точно, — сказала другая женщина. У нее был более уверенный голос. — Раньше он был совсем другой, сейчас немного постарел и сдал, особенно после третьего развода.

      — Ничего себе сдал! — возразил Сергей. — Я представляю, каким он раньше был. Если он будет снова орать на Катю...

      — Ничего, ничего, — перебила его Катя, — я уже привыкла...

      — Что значит привыкла? — возразил Сергей. — Он ведь знает, что ты пережила, и он должен относиться к тебе по-другому.

 

      — Вопросы этики не для него, — возразила вторая женщина.

      Дронго кашлянул, поднимаясь со своего места. Голоса сразу замерли. Он легко выпрямился, повернулся и, обойдя овраг, вышел к незнакомцам. Молодой человек шагнул к нему и нахмурился. Очевидно, они не ожидали встретить здесь кого-то. И хотя в районе было спокойно, тем не менее встреча в горах с неизвестным мужчиной заставила их насторожиться.

      — Добрый день, — вежливо поздоровался Дронго. — Кажется, вы недавно приехали?

      — Да, — строго ответил молодой человек. Ему было лет двадцать пять. Высокого роста голубоглазый шатен. Дронго казалось, что он где-то видел этого красивого незнакомца. Две его спутницы также испуганно молчали, словно ожидали всяческих неприятностей от неожиданной встречи.

      Одной из них было лет тридцать пять — сорок. Короткие каштановые волосы, подстриженные, очевидно, совсем недавно. Большие красивые голубые глаза, мягкие черты лица, чуть курносый нос. В глазах — некая растерянность, которая бывает у женщин, внезапно столкнувшихся с неожиданным явлением. Светлый брючный костюм выгодно подчеркивал ее формы. Ее подруга была немного моложе. Длинные светлые волосы обрамляли лицо с более резкими чертами и несколько вытянутым носом. Однако глаза у второй женщины были миндалевидные — очевидно, она имела среди своих предков азиатов. При этом Дронго опять показалось, что он где-то видел одну из них.

      — Извините, — сказала первая женщина. — Мы не знали, что вы здесь отдыхаете.

      — Вы мне не помешали, — улыбнулся Дронго. Он вспомнил, где именно видел это лицо. — Вы, очевидно, приехали в составе киногруппы?

      — Да, — улыбнулась в ответ женщина, — наша съемочная группа приехала вчера вечером. Мы остановились в доме отдыха кинематографистов.

      — Я вас узнал, — сказал Дронго. — Кажется, вы недавно снимались в одном телесериале. Не помню названия, я не люблю детективов, но я запомнил ваше лицо. Простите, что не знаю вашего имени.

      — Наталья. Наталья Толдина. Дронго, наклонившись, галантно поцеловал протянутую руку.

      — Сергей Буянов, — представился молодой человек.

      — Катя Шевчук, — мягко сказала их спутница, протягивая руку.

      Дронго пожал ей руку, но целовать не стал, только улыбнулся еще раз.

      — Дронго, — представился он, называя свою привычную кличку.

      — Как вы сказали? — заинтересовался Буянов. -— Дранго?

      — Дронго, — повторил он. — Меня так называют достаточно давно, и я уже к этому привык.

      — Странно, — прошептал Буянов.

      — Я не могла слышать ваше имя в Москве? — спросила Толдина.

      — Не думаю, — ответил Дронго, — хотя у югославов есть имя Дранко, и оно довольно популярно.

      — Мы должны идти, — напомнил Буянов своим спутницам.

      — До свидания, господин Дронго, — сказала Толдина, снова протягивая руку. На этот раз он ее пожал. Встретить в горах столь галантного почитателя своего таланта женщине было особенно приятно.

      Они повернули в сторону дороги. Ни один из четверых даже не мог предположить, что уже сегодня вечером здесь произойдет убийство и нынешний день окажется последним в жизни одного из них. Дронго повернулся и пошел к дороге. Там уже ждал Вейдеманис. Он был в кроссовках, джинсах, спортивной куртке.

      — Ты их видел? — спросил Вейдеманис. — Приехали артисты из Москвы?

      — Конечно, видел. У них тут съемки?

      — Да, им разрешили здесь снимать. Они остановились в доме отдыха кинематографистов. Говорят, что приехала сама Наташа Толдина, заслуженная артистка республики. Ты ее наверняка видел по телевизору.

      — Может быть, — равнодушно сказал Дронго.

      Они гостили в санатории местного шелкового комбината. Кроме них, в санатории оставались лишь две семьи, приехавшие из Рустави. Грузинская граница была совсем недалеко, и сюда иногда приезжали отдыхать гости из соседней Грузии.

      Вейдеманису тяжело было идти в гору, и Дронго сбавил ход, чтобы излишне не утомлять приятеля. Они медленно поднимались к санаторию, когда мимо проехали две черные «Волги», спешившие, очевидно, туда же. Чуть выше санатория находилась правительственная резиденция, называемая Мархалом.

      Одна из машин остановилась, и из нее вышел местный руководитель, знавший Дронго в лицо.

      — Ассалам алейкум, — приветливо поздоровался он. — Почему вы остановились в санатории? Мы могли заказать для вас места на Мархале.

      — Ваалейкума салам, — ответил Дронго. — Ничего страшного нет. Мы все равно через два дня уезжаем.

      — Приехали наши таджикские гости, — сообщил местный руководитель. — Завтра вечером мы даем банкет в их честь. Просим вас быть на Мархале вместе со своим другом.

      — Спасибо, — поблагодарил Дронго. Он взглянул на небо. — Кажется, пойдет дождь.

      — Не дождь, — возразил его собеседник. — Метеорологи сообщили, что будет ураган. Очень сильный дождь и ветер. Мы боимся, что может начаться сель.

      Поэтому высылаем наших людей по всему району. А тут еще эти артисты приехали из Москвы. Не забудьте -завтра вечером у нас банкет, — напомнил он на прощание.

      Когда автомобиль отъехал, Вейдеманис спросил у Дронго:

      — О чем вы говорили?

      — Ты видишь — надвигаются тучи. Он сообщил, что ночью будет ураган. Нужно предупредить наших грузинских соседей, чтобы никуда не уходили. Хотя этот район, кажется, одно из немногих спокойных мест на Кавказе.

      — Вот именно, — мрачно согласился Вейдеманис, — во многих местах давно забыли о спокойной жизни.

      На Кавказе уже полтора десятка лет шли перманентные войны, регион был насыщен оружием, и многие области создавали собственные правительства и даже собственные страны. Казалось, что Кавказ провалился в семнадцатый или восемнадцатый век с удельными князьями, многочисленными государствами, враждующими друг с другом, и сепаратистами, не признающими власти собственных правителей.

      Однако, несмотря на подобную вакханалию беззакония, на Кавказе еще оставались места, которые можно было назвать островками стабильности. В некоторых районах местные власти изо всех сил пытались удержаться в двадцатом веке, противопоставляя анархии, безумию, национализму и бандитизму стратегию собственной стабильности.

      Таким местом на Кавказе был Шекинский район Азербайджана. Расположенный на севере республики, в южных предгорьях Большого Кавказа, он умудрился пережить все потрясения последних лет, внешне почти не меняясь и не реагируя на невероятные перемены, происходившие в республике и бывшей стране.

      В двадцати пяти километрах от города, на востоке, начиналась граница с Дагестаном, где не так давно шли ожесточенные бои. В ста километрах к югу находился Нагорный Карабах, ставший ареной ожесточенного азербайджано-армянского столкновения, в котором погибло столько людей и с трагедии которого начался распад некогда великой страны. В сорока километрах на запад находилась соседняя Грузия. Во время гражданской войны в соседней стране сюда переехало несколько семей, спасаясь от бедствий, связанных с военными событиями. Они внесли в упорядоченную жизнь города определенную тревогу, но все довольно быстро успокоилось.

      Дважды во время переворотов в Баку в городе наблюдалось некоторое волнение. Каждый раз собравшиеся горожане обсуждали, чем закончится противостояние в столице, и каждый раз приходили к выводу, что ничего хорошего ожидать не стоит. В общем, так всегда и получалось. Любые изменения не улучшали жизнь обычных людей, но они уже привыкли к неспешному течению собственной судьбы и не обращали внимания на изменения, происходившие в столице.

      Город Шеки был знаменит на Кавказе своими острословами и юмористами. Если болгарский город Габрово был известен на всю Европу, то и Шеки также прославился анекдотами и поговорками про местных жителей. Кроме того, здесь любили отдыхать многие знаменитости, прибывавшие на Кавказ.

      В Шеки до сих пор вспоминают известного польского писателя, который пробыл в их городе целых три дня, так и не придя в сознание. Воздух в горах и целые батареи спиртных напитков, щедро выделяемых главой местной власти, привели тому, что друг «Римского папы» и хороший писатель так и не понял за три проведенных дня, куда именно он попал. Через три дня его в состоя нии глубокого похмелья увезли в Баку, откуда он улетеп в Москву.

      Сюда любил приезжать и знаменитый шахматный Чемпион, самый молодой Чемпион в истории шахмат. Он родился и вырос в Баку, но иногда приезжал сюда чтобы послушать тишину в Мархале, расположенном в нескольких километрах от города, на горе.

      Наконец, именно здесь был открыт дом отдыха кинематографистов, построенный и функционирующий лишь благодаря энергии руководителя Союза кинематографистов, всемирно известного сценариста, написавшего сценарии к очень известным российским кинофильмам, среди которых есть даже картина, удостоенная голливудского «Оскара».

      Среди местных знаменитостей был и Поэт, который давно жил в столице, но никогда не забывал своих земляков. Поэт был известен своими пламенными выступлениями и гневными филиппиками в адрес любой оппозиции. И хотя оппозиции все время менялись, Поэт не изменял своей жизненной позиции, по-прежнему благословляя любую власть и критикуя любую оппозицию, возникавшую в столице.

      Словом, это было почти единственное место, где царило относительное умиротворение и спокойствие. Именно поэтому киногруппе из Москвы разрешили проводить здесь съемки, выбрав для них столь экзотическое и спокойное место.

      К санаторию Дронго и Вейдеманис подошли, когда начался дождь. Ветра пока не было, но по всему ощущалось, что надвигающийся ураган будет достаточно серьезным. Местные жители, работавшие в санатории, уже договорились, что уйдут отсюда сразу после обеда, чтобы успеть до вечера оказаться дома. Очевидно, и они получили штормовое предупреждение.

            Дронго и его напарник пошли в столовую. Дождь усиивался. Они обычно обедали на веранде, но при таком пожде невозможно было даже выйти на веранду. В небольшой столовой на первом этаже уже были накрыты все столы. Дронго удивленно оглянулся. Один стол предназначался для него с Вейдеманисом. За соседними двумя столиками обычно располагались приехавшие гости из Грузии, но сейчас их не было. Остальные два стола, сдвинутые вместе, были предназначены, очевидно, для других гостей.

      Испуганная официантка, то и дело оглядываясь на окна, разносила еду. Вейдеманис, сидевший напротив Дронго, спросил:

      — Здесь часто бывает такая погода?

      — Нет, но иногда случаются сильные наводнения. Хотя штормовые ветры для этой части гор не характерны.

      — В таком случае нам повезло, — усмехнулся Вейдеманис. Для него каждый прожитый день после приговора врачей и тяжелейшей операции был как праздник.

      В столовую вошли четверо гостей, приехавших сюда из Рустави. Это были художник Отари Квачадзе с женой Людмилой и инспектор налоговой службы Мамука Сахвадзе со своей супругой Нани. Художник был чуть выше среднего роста. Всегда чисто выбритый, в свежей сорочке, которую менял каждый день, он сильно отличался от тех бородатых художников, которые иногда приезжали в санаторий. Его супруга — высокая, с тонкой почти до невозможности талией — была молчаливой женщиной с библейскими спокойными чертами лица и красивыми голубыми глазами. Дронго еще в первый день обратил внимание, что на руках у Отари и его супруги красивые ребряные кольца-перстни необычной формы в виде Двух львов, ласкающих друг друга.

      Мамука Сахвадзе, напротив, был подвижным, низкорослым, тучным мужчиной. Плотный, коренастый, всегда смеющийся, с круглым лицом, небольшими, словно нарисованными, усиками, полными руками и ногами, он был словно пушечное ядро с приделанными к нему конечностями. Его супруга была ему под стать. Такая же плотная, небольшая, крепкая. Из их комнаты часто доносился громкий смех.

      Вошедшие, усаживаясь за свои столы, приветливо поздоровались с Дронго и его приятелем.

      — Говорят, что такой ветер бывает один раз в десять лет, — громко сказал Мамука, обращаясь к Дронго. — Значит, нам повезло — мы увидим необычное зрелище.

      Разносившей еду женщине было лет пятьдесят. Она торопилась закончить работу, чтобы успеть к вечеру домой. Вместо нее к ужину должна была приехать ее более молодая напарница. Пожилой повар иногда выглядывал из кухни. У него было плохое настроение. Свежие продукты сегодня не завезли, и, судя по погоде, ему приходилось рассчитывать на имевшиеся запасы, чтобы продержаться до завтрашнего дня.

      Они уже заканчивали обедать, когда за окнами послышался шум подъезжавшей машины. И вскоре в столовую под смех и шутки ворвались несколько человек. Дронго узнал в приехавших актеров, которых он встретил полтора часа назад. С ними были еще двое мужчин. Один был совсем молодой человек, очевидно, водитель группы. Он был одет в кожаную куртку. На голове красовалась большая кепка.

      Второй мужчина выделялся среди всех остальных. Он был ниже среднего роста, мрачный, задумчивый, с густой копной седых волос. Одет в темную вельветовую куртку, легкие брюки, рубашку. Очевидно, это был режиссер фильма. Войдя в столовую, он прошел к столу и уселся с таким видом, словно чувствовал себя по меньшей мере главой клана, собравшегося вокруг его особы. Дронго незаметно усмехнулся, он часто сталкивался с подобным гипертрофированным отношением к себе у деятелей искусства.

      Среди вошедших он увидел и Наталью Толдину. Она оглядела столовую, кивнула Дронго как старому знакомому и прошла к столу, чтобы сесть рядом с режиссером. Напротив них уселись Буянов и Катя Шевчук. На Буянове были джинсы и джемпер, надетый поверх рубашки, на Кате — брюки и светлый джемпер, надетый скорее всего на голое тело. Никто не ожидал, что вчерашний солнечный день перейдет в сегодняшнюю непогоду.

      Вошедший вместе с ними водитель почти сразу вышел — очевидно, он собирался проверить свой автомобиль.

      — Вы режиссер Семен Погорельский? — восторженно спросил Мамука, когда увидел известного режиссера. Тот степенно кивнул головой, доставая сигареты. У него были красивые холеные усы.

      От Дронго не укрылось, что при взгляде на режиссера Толдина чуть поморщилась. Вероятно, ее раздражала его самоуверенность. Но Сахвадзе был в восторге от подобной встречи.

      — Сам Погорельский? — всплеснул руками Мамука, подходя к группе приехавших кинематографистов. — Идите сюда, друзья! — позвал он своих земляков. — Мы выпьем за здоровье великого режиссера.

      Через мгновение стулья были сдвинуты, и Мамука Сахвадзе уже провозглашал тост за здоровье приехавших. Внезапно за окнами раздался гром, и молнии озарили столовую. Женщины невольно поежились.

      — Черт возьми, — довольно громко сказал Буянов, — это, похоже, надолго!

 

      ГЛАВА ВТОРАЯ

      Погода портилась буквально на глазах. Они не успели закончить обед, когда в столовой появился встревоженный повар.

      — Передали штормовое предупреждение, — пояснил он. — Вам нужно переждать на Мархале. У нас легкое строение — может не выдержать. А там каменный дом, прочный, двухэтажный. Звонили из города, просят, чтобы вы переехали туда до вечера. Сейчас приедет их представитель.

      — Черт побери! — громко и раздраженно сказал режиссер. — Только этого нам не хватало. Придется возвращаться в дом отдыха.

      — Нет, — возразил повар, — дождь усиливается, дорога может оказаться размытой. Лучше, если вы подниметесь вместе с остальными на Мархал. Я тоже поеду с вами.

      Повар был пожилым человеком — лет шестидесяти. Полное, рыхлое лицо, пышные усы, мясистые щеки, пухлые губы. Он много лет работал в местном общепите. У повара была большая семья, состоящая из пяти детей и восьми внуков. Гасана Панахова все знали и уважали в районе за его мастерство.

      — У нас только одна машина, — раздраженно сказал режиссер. — Мы все в ней не поместимся.

      — Здесь недалеко, — успокоил его повар, — несколько минут езды. Там сейчас трое наших гостей и один сотрудник дома отдыха. Их уже предупредили о нашем приезде. Сначала машина отвезет женщин, а потом поедут мужчины.

      — И долго мы там будем сидеть? — спросил Погорельский.

      — Наверное, до вечера, — ответил повар. — Вы не беспокойтесь: я заберу все продукты, и вы сможете нормально поужинать.

      — Я из-за этого не беспокоюсь,—зло заявил режиссер. — Мне жалко потерянного дня!

      Он поднялся, раздраженно посмотрел на часы. Сидевшие за столом две грузинские пары также были ему цены.

      — Всем обязательно нужно ехать? — спросил Мамука Сахвадзе. — Или нам лучше остаться в санатории?

      — Не лучше, — ответил повар. — Директора нет, а женщин мы сейчас отпустим. Наш водитель довезет их до реки, оттуда они пойдут пешком. Они живут не в самом городе, поэтому быстро доберутся до дому. А вам, лучше отправиться со всеми. Пусть сначала поедут женщины.

      — Да, да, конечно, — согласился Мамука, — пусть они едут в первую очередь. А мы подождем.

      — Верно, — согласился Отари Квачадзе, — мы можем подняться пешком.

      — Ветер усиливается, — возразил повар. — Лучше на машине. Здесь совсем недалеко. Пусть сначала уедут женщины.

      Сборы заняли несколько минут. Женщины были уверены, что уже к вечеру вернутся в санаторий, и взяли с собой лишь самые необходимые вещи. Наталья Толдина, Екатерина Шевчук, Людмила Квачадзе и Наци Сахвадзе уселись в машину, и «УАЗ» повез их на вершину горы, чтобы через несколько минут вернуться за остальными. Мужчины остались одни.

      — Вы думаете, что ветер может снести наше строение? — пошутил Мамука, обращаясь к повару.

      — Нет, — засмеялся Гасан, — но из города требовали, чтобы мы переехали на Мархал. Они боятся за вас:

      вдруг ветром выбьет какое-нибудь окно и стекло поранит одного из наших гостей.

      — Как мы поместимся в машине? — уточнил Буянов.

      — Не беспокойтесь, господа, — вмешался Дронго. — Мы с моим другом можем подождать. Пусть водитель сначала отвезет вас.

      — Так нельзя, — возразил Отари. — Давайте бросим жребий.

      — Вас ждут женщины, — напомнил Дронго, — поэтому вам нужно поехать всем вместе. Вам двоим и представителям киногруппы. А потом мы поможем нашему повару погрузить продукты и приедем вместе с ним.

      — Правильно, — согласился Гасан, и в это время его позвали к телефону.

      Он вышел из столовой, когда режиссер достал свой мобильный телефон и попытался набрать нужный ему номер.

      — В этих горах и телефоны нормально не работают, — нервно сказал Погорельский через несколько секунд.

      — Возьми мой телефон, — протянул ему свой аппарат Мамука, — я звонил сегодня утром в Тбилиси.

      — Спасибо, — кивнул режиссер, принимая аппарат. — Хочу предупредить нашу киногруппу, что мы приедем к вечеру.

      Он набрал номер и довольно долго ждал, пока произойдет соединение. Но через некоторое время он уже кричал своему помощнику, объясняя, где именно они находятся. Едва Погорельский закончил говорить, как в столовую вернулся Гасан. У него было озабоченное лицо.

      — К нам никто не приедет. Машина должна вернуться в город, — пояснил он, — поэтому нам нужно сделать один рейс и всем поместиться в «УАЗ», чтобы автомобиль не поднимался наверх в третий раз. Он должен вывезти наших женщин и успеть в город до вечера.

      — Нас семеро мужчин, — напомнил Дронго, — вместе с водителем будет восемь человек. Мы не поместимся в машину. Нужно забросить туда продукты и подниматься пешком. Я только прошу включить в экипаж моего друга. Он перенес тяжелую операцию и не сможет дойти пешком.

      — Я уступлю ему свое место, — вызвался Буянов.

      — Не нужно, — нахмурился Вейдеманис. — Я пойду пешком.

      — Нет, — твердо возразил Дронго, — ты поедешь в машине. Тебе нельзя переносить такие нагрузки после операции.

      — Я тоже пойду пешком, — вызвался повар.

      — Не стоит, — сразу сказал Мамука, — я вам уступаю свое место.

      — И я, — вмешался художник, — мы можем подняться пешком.

      — Столько благородства, чтобы пройти под дождем несколько минут! — язвительно сказал Погорельский. — Может, нам лучше вообще отказаться от этой машины?

      — Нужно перевезти продукты, — напомнил Дронго. — Я думаю, что к вечеру дождь не кончится. Обещали штормовую погоду, и, возможно, нам придется провести там всю ночь.

      — Только этого не хватало! — нахмурился режиссер. — Тогда я сразу вернусь в город.

      — Не сейчас. — Дронго подошел к окну. Быстро темнело, а дождь лил словно из ведра. Иногда слышались раскаты грома.

      — Я приготовлю продукты, — вышел из столовой Гасан.

      Квачадзе и Сахвадзе отправились в номера, чтобы собрать вещи. Дронго и Вейдеманис также прошли к себе в комнату, чтобы взять самое необходимое.

      — Напрасно ты относишься ко мне как к больному, — мрачно заметил Вейдеманис. — Врачи считают, что, кроме моего хриплого голоса, у меня нет других аномалий.

      — Вот и прекрасно. Я не хочу, чтобы они у тебя появились. Не забывай, что у тебя есть дочь, которую ты обязан выдать замуж.

      — Надеюсь, что она решит этот вопрос без меня, — улыбнулся Эдгар.

      Ну и напрасно надеешься. Она тебя обожает, и ты для нее главный советчик в жизни. Если самоустранишься, найдутся другие советчики. Я ведь не говорю, чтобы ты искал ей парня. Я только думаю, что ты можешь ей помочь своими советами. В таком возрасте молодые девушки в этом очень нуждаются.

      Они уже выходили из комнаты, когда услышали громкий голос Мамуки. Он убеждал своего друга-художника:

      — Зачем тебе нужно все рассказывать?! Это совсем необязательно.

      — Я не могу, — нервно заявил художник, — просто чувствую, что не могу. Мне кажется, что я обязан был сделать это давно. Но у меня не хватило мужества.

      — А сейчас должно хватить ума, — нервничая, произнес Мамука. — Выбрось все из Головы и собирай свои вещи. Иначе я вообще не буду с тобой разговаривать!

      Оставшийся в столовой Погорельский сказал, обращаясь к Буянову:

      — Кажется, нам придется провести в обществе этих людей весь день. Надеюсь, что они не будут нам очень докучать.

      — Они ваши поклонники, — равнодушно напомнил Буянов.

 

      — На расстоянии все видится иначе, — ухмыльнулся режиссер. — Лучше бы они меня вообще не знали. Так спокойнее. А теперь придется весь день и, возможно, всю ночь провести в обществе своих поклонников. Представляю, какими идиотскими вопросами они нас будут закидывать!

      Буянов хотел что-то возразить, но затем передумал и промолчал. Ему было неприятно не только спорить, но и вообще разговаривать с режиссером.

      Через несколько минут мужчины снова собрались в столовой. Ветер усиливался с каждой минутой. Здание скрипело, отзываясь таким необычным образом на порывы ветра. Подъехавшая к санаторию машина остановилась, и водитель, съежившись, бросился к дому.

      — Быстрее! — закричал он. — Через полчаса не сможем проехать. Такой ливень, что по дороге не подняться. Напрасно мы отвезли женщин наверх. Нужно было вызывать вертолеты и вывозить всех отсюда...

      — Какие вертолеты? — перебил его повар. — Не говори глупостей. В такую погоду в горах нельзя использовать вертолеты. Они разобьются. Давай грузить продукты, иначе действительно не успеем. Тебе еще нужно вернуться в город.

      Мужчины начали помогать выносить мешки. Когда заднее сиденье было почти Все занято мешками, Гасан наконец кивнул рукой, показывая, что все продукты погружены. Водитель обернулся к мужчинам:

      — Кто поедет со мной?

      — Вейдеманис, — сразу показал на своего друга Дронго.

      — Нет! — крикнул тот. — Я пойду пешком. У меня есть теплая куртка.

      Дронго взглянул на Вейдеманиса. Мужчине иногда нужно бросить вызов самому себе, чтобы испытать свои силы. Дронго понял состояние друга и не стал настаивать.

      — Мы пойдем с вами, — решительно сказал Отари. — Нельзя сильно нагружать машину. В такую погоду это небезопасно. Пусть поедут кинематографисты — у них нет теплой одежды.

      — Здесь недалеко идти, — показал водитель в сторону Мархала, — минут двадцать, не больше.

      — Тем более, — кивнул художник. — Если вы позволите, я положу к вам свою картину. Хочу закончить ее сегодня ночью. И свои кисти.

      — Кладите, — засмеялся водитель, махнув рукой, — только быстрее.

      — Я пойду с вами, — предложил Гасан. — А наши гости из Москвы могут поехать в машине.

      — Вы ставите нас в неудобное положение, — нахмурился Погорельский. — Почему вы считаете, что именно мы должны воспользоваться вашим предложением?

      — У вас легкая вельветовая куртка, — пояснил Отари, — а у вашего спутника вообще нет теплых вещей. Мы здесь отдыхаем несколько дней и знаем, что вечера бывают холодными. Поэтому у нас есть теплые вещи. Лучше не спорьте. Будет правильно, если вы поедете с нашим водителем. А ваш актер поможет разгрузить машину.

      — Я бы лучше пошел с вами, — несмело сказал Буянов.

      — Вам лучше поехать в машине, — возразил Дронго. — Водителю действительно понадобится помощь. Иначе он не успеет вернуться в город.

      — Хорошо, — кивнул Буянов, — я согласен.

      — А мы пойдем пешком, — громко сказал Мамука, восторгаясь собственным великодушием.

      — Мы должны уходить, — напомнил Гасан, глядя на небо.

      Погорельский не стал больше спорить, очевидно, согласившись с подобным раскладом. Отари принес свою картину, завернутую в холст, положил небольшой чемоданчик, краски. Погорельский уселся рядом с водителем, Буянов с трудом поместился на заднем сиденье. Машина тронулась и довольно быстро исчезла в тумане. Снова раздались раскаты грома. Мамука оглянулся по сторонам и поежился. Похоже, он уже сожалел о своем благородстве.

      У повара был длинный плащ, а у остальных четверых — куртки типа штормовки. Все подняли воротники и поспешили наверх, туда, где скрылась машина. Идти было тяжело с первых шагов. Не только сильный дождь, но и порывистый ветер буквально сбивали с ног. В некоторые мгновения приходилось пригибаться почти к земле, чтобы сохранить равновесие.

      Они прошли примерно половину пути, когда показалась машина. Водитель остановил ее и испуганно оглядел группу уставших мужчин.

      — Садитесь, я успею вас довезти, — предложил он.

      — Нет, — возразил Гасан, как самый старший из группы, — ты не успеешь добраться до города. В санатории остались три женщины, наши работницы. Забери всех и уезжайте. Только очень осторожно, на реке может начаться наводнение. Дождь сегодня очень сильный.

      — Хорошо! — крикнул водитель. — Я доеду до города и скажу, чтобы вам прислали помощь.

      — Не нужно пытаться добраться до города! — прокричал в ответ Гасан. — Лучше оставайся в деревне, на этом берегу реки. На другую сторону уже не попадешь. Ты меня понял?

      — Посмотрим! — закричал водитель.

      Машина во второй раз скрылась за плотной завесой дождевого тумана, и пятеро мужчин продолжили свой тяжкий путь наверх. В обычные дни дорога к дому занимала гораздо меньше времени, но в такую погоду идти было очень тяжело. Они уже различали очертания здания, когда случилось несчастье. Повар вдруг всплеснул руками, неловко оступившись, сделал шаг назад, попал в лужу и рухнул на дорогу, подвернув под себя Другую ногу. Он с размаху всем телом сел на вытянутую ногу и громко вскрикнул. Дронго бросился к нему. Вейдеманис, которому было тяжелее всех, хрипло дыша, подошел следом.

      Гасан лежал на дороге, закрыв глаза. Когда подбежали Отари и Мамука, Дронго попытался с помощью остальных повернуть несчастного на спину. Тот в ответ застонал, приходя в себя.

      — У него сломана нога, — устало сказал Дронго. — Придется нам втроем его нести.

      — Вчетвером, — упрямо возразил Вейдеманис. — Я помогу вам.

      — Сейчас не время спорить. Гасана нужно отнести в дом. Снимем с него плащ и отнесем на нем к дому.

      — Может, позвать остальных? — предложил Мамука, с сомнением глядя на грузного повара, лежавшего на земле.

      — А его оставить под дождем? — строго спросил Дронго.— Давайте его поднимать. Нам осталось идти метров пятьдесят или сто.

 

      Никто не стал больше спорить, и они с трудом стащили плащ с несчастного. Повар был действительно грузным человеком, и следующие шаги были очень трудными. Вдобавок ко всему ветер усилился и перешел в настоящий шторм.

      — Нужно было позвать мужчин, — бормотал Мамука. Остальные молчали. Когда наконец они оказались почти у дома и остановились на мгновение, чтобы передохнуть, Мамука достал платок, который был абсолютно мокрым,вытер лицо, выжал платок и сказал, укоризненно качая головой:

      — Нужно было собрать всех мужчин. Быстрее бы донесли. У меня жена — врач, она бы помогла.

      — Давайте быстрее внесем повара в дом, — прервал эти причитания Дронго. — Нужно, чтобы ваша жена его осмотрела.

      Они снова подняли повара, который оставался без сознания, и через несколько минут были уже у дома. На их громкий стук им почти сразу открыли дверь. Они внесли тело в дом под испуганные восклицания со всех сторон. Ни один из них даже не подозревал, что все самое страшное еще впереди...

      ГЛАВА ТРЕТЬЯ

      Двухэтажный особняк был построен в дни благоденствия, когда казалось, что советская власть утвердилась в этих местах всерьез и надолго. Тогда здесь отдыхали только гости первых секретарей, которым разрешали вкусить отдых небожителей. Но ничто не вечно под Луной. Советская власть исчезла, первых секретарей больше не было, имущество частисно разворовали, но сам дом все равно остался символом прежних времен. Большой массивный двухэтажный особняк был предназначен для элитных гостей.

      На первом этаже располагались просторная гостиная и небольшой зал с камином, где стоял бильярд. К дому примыкала специально построенная сауна, отделанная мастерами из столицы. На втором этаже находились три спальные комнаты и кухня, где готовилась еда для гостей. Тут же была большая веранда, где гостям нравилось сидеть в погожие дни, наблюдая за прекрасным пейзажем, открывавшимся с горы.

      Мужчины внесли Гасана и подняли его в спальную комнату, в которой жил один из приехавших гостей. В каждой спальне стояли две кровати, и повара уложили на одну из свободных кроватей, чтобы его могла осмотреть супруга Мамуки Сахвадзе. Эта спальня находилась в правом крыле здания. Нани сразу осмотрела несчастного повара. Она подтвердила худшие опасения — у Гасана была сломана нога. Нани ощупала ногу все еще лежавшего без сознания повара и покачала головой.

      — Похоже на закрытый перелом. Нужно срочно вызывать помощь.

      — Каким образом? — услышал Дронго за своей спиной. Он обернулся. На пороге стоял неизвестный ему мужчина. Ему было лет сорок. Среднего роста, худощавый, темноволосый. Брови почти срослись на переносице, кривой нос походил на ятаган турецкого янычара, темные пышные усы дополняли его облик.

      — Кто вы? — спросил Дронго.

      — Меня прислали к гостям, — пояснил неизвестный. — Я Мехти Алиев, работаю на нашем Щелковом комбинате.

      — Очень хорошо, — кивнул Дронго. — Как быть с пострадавшим? Вы его знаете?

      — Конечно, знаю, — усмехнулся Мехти. — Это мой дальний родственник. Нужно вызвать врача, но у нас не работает телефон. Наверное, ветер порвал провода.

      — У нас есть врач, — показал на Нани Сахвадзе Дронго, — но нам нужна помощь. У нее нет лекарств. Его следует отвезти в больницу.

      — Я детский врач, — пояснила Нани. — Я одна не справлюсь.

      — У вас нет рации? — спросил Дронго.

      — Здесь никогда не держали рацию, — ответил Мехти.

      — Может, мобильные телефоны работают? — с надеждой уточнил Эдгар Вейдеманис.

      — Не работают, — развел руками Мехти. — Ни один мобильный телефон здесь не работает. Горы мешают. Нужно спуститься немного ниже, там еще телефоны могут работать. Но в такую погоду врачи к нам не доберутся.

      — Вы хотите, чтобы он умер? — разозлился Вейдеманис.

      — Нет, конечно, — испугался Мехти. — Вы думаете, это так серьезно?

      — Ему очень плохо, — подтвердила Нани Сахвадзе, сидевшая у постели. Рядом стояла супруга Отари Квачадзе, готовая помочь подруге. Остальные столпились у входа в спальню.

      — Я оденусь и спущусь вниз, — предложил Мехти. — Постараюсь найти врача. Но мы вернемся не скоро, примерно часа через три или четыре.

      — У вас есть снотворное или болеутоляющее? — спросила Нани.

      — Есть аптечка, — вспомнил Мехти. Он вышел из спальни и скоро вернулся с аптечкой в руках. Нани нашла там солпадеин и аспирин.

      — Надеюсь, это ему немного поможет, — сказала она, бросая таблетку в стакан воды, который принес кто-то из мужчин.

      Гасан застонал, когда врач подняла ему голову. Повар все еще не пришел в себя после болевого шока, но Нани, поддерживая голову несчастного, заставила его выпить содержимое стакана, после чего Гасан опять застонал и попытался вытянуть ногу.

      — Я постараюсь сделать ему хоть какую-нибудь повязку, — сказала Нани. — Вы мне пока не нужны. Людмила останется и поможет мне.

      — Хорошо, — согласился Дронго, вышел в коридор и спустился в гостиную. Кроме пришедших с ним мужчин, там находились и неизвестные ему люди. За столом сидел пожилой незнакомец лет шестидесяти. У него были редкие седые волосы, доброе лицо, небольшие усы, тонкой щеточкой выделявшиеся под большим носом, и живые подвижные глаза. Взглянув на Дронго,он усмехнулся:

      — Хорошо, что сумели добраться сюда в такую погоду. Я думал, вы уже не придете. У нас в горах бывают похожие ураганы, но только зимой.

      — Вы из Таджикистана? — понял Дронго.

      — Да, — кивнул незнакомец. — Мы приехали сюда сегодня и попали под такой дождь. Я работаю заместителем руководителя налоговой полиции республики. Моя фамилия Усманов. Рахман Усманов. А это мои друзья. Мой помощник Олег Шарай, — показал он на высокого худого мужчину лет тридцати, с длинной шеей и выпирающим кадыком. У помощника было квадратное белое лицо и немного выпученные глаза.

      Второй спутник Усманова был постарше — лет сорока или около того. У него был абсолютно лысый череп, широкие плечи, мощные бицепсы — он казался борцом, недавно покинувшим ковер. На черепе красовался большой шрам, начинавшийся над правым ухом и заканчивающийся на затылке. Он стоял у окна, мрачно глядя на разбушевавшуюся стихию.

      — Алтынбай Нуралиев, — представил его Усманов, — один из руководителей нашей оперативной службы. Мы приехали сюда в порядке обмена опытом с нашими азербайджанскими друзьями.

      Нуралиев кивнул головой, ничего не сказав. Дронго прошел к столу и сел рядом с Усмановым. Рядом устроился Вейдеманис. Он тяжело переживалСлучившееся несчастье, словно сам был виноват в произошедшем. Отари и Мамука разместились на диване у камина.

      Сверху спустился Семен Погорельский. Он был явно недоволен.

      — У наших женщин истерика, — сказал он, обращаясь к Дронго, словно тот был старшимв их группе. — Они не хотят больше здесь оставаться, Требуют, чтобы мы отправили их вниз.

      — В такую погоду? — спросил Дронго. — Вы же видите, что творится!

      В гостиной снова появился Мехти. Он уже оделся в армейскую меховую куртку. На ногах: были тяжелые ботинки. В руках он держал винтовку.

      — Я оставлю, здесь свое оружие, — сказал он; отставив винтовку в угол. —Постараюсь вернуться пораньше.

      ——— Может, мы пойдем с вами? — спросил Погорельский ... Мехти с удивлением оглянулся на режиссера.

      — Вы хотите пойти со мной?

      — Не я лично, а наша группа.

      — Женщины? — изумился Мехти. — В такую погоду? - — У них сдают нервы, — пояснил режиссер. — Неужели ничего нельзя сделать? И мобильные телефоны не работают.

      — Они, и в хорошую погоду здесь никогда не работали, — сказал Мехти, — поэтому не пытайтесь звонить. Лучше отдохните и подождите меня. Продукты есть на кухне. Вы можете попросить женщин, чтобы они приготовили вам ужин. Сейчас половина девятого. Я надеюсь, к двум или трем часам ночи мы вернемся. Может быть, даже раньше.

      — При чем тут продукты? —разозлился режиссер. — О чем вы говорите? Нам нужно вниз, в наш санаторий. Там наша группа, неужели вы ничего не понимаете?

      — Не понимаю, — искренне ответил Мехти, — извините меня.

      По-русски он говорил хорошо, но с сильным акцентом.

      — Чего вы не понимаете?! — закричал режиссер. — Мы не можем сидеть здесь и ждать, пока кончится дождь. Нам нужно вниз, в наш санаторий.

      — У меня нет машины, — немного подумав, ответил Мехти. — И я не знаю, когда она будет, — добавил он, выходя из дома.

      Наступило неловкое молчание.

      — Проклятие! — прошипел Погорельский. В гостиную спустился Сергей Буянов. Он вышел к мужчинам и молча сел на стуле в углу, недалеко от дивана.

      — Что там с женщинами? — спросил Дронго.

      — Ничего, — ответил Буянов. — Кажется, у Кати сдали нервы. Она плачет и требует, чтобы ее увезли отсюда.

      — Наверное, боится дождя, — улыбнулся Усманов. — Кстати, мы знаем только ваши имена, а вновь прибывшие еще не представились.

      — Да, конечно, — кивнул Дронго. — Это мой друг Эдгар Вейдеманис. А на диване сидят отдыхавшие вместе с нами Отари Квачадзе — он очень талантливый художник, я видел его картины — и Мамука Сахвадзе, он работает в налоговой службе Грузии.

      — Значит, мы коллеги, — обрадовался Усманов. — Интересно, что мы случайно встретились именно здесь.

      — Да, — кивнул Мамука, — очень приятно. Прямо маленький интернационал.

      — Бывший Советский Союз, — засмеялся Усманов. — Мы с Алтынбаем таджики, хотя у меня мать узбечка. Мой помощник — украинец. Вы двое из Грузии, наши кинематографисты из России, а ваш друг, кажется, из Латвии, — сказал он, обращаясь к Дронго.

      — Еще повар, он азербайджанец, — напомнил Мамука.

      — Да, действительно, — кивнул Усманов. — Полный комплект.

      — Я белорус, — вдруг сказал Погорельский, — а у Толдиной мама — полька.

      — Ну вот видите, — развел руками Усманов, — все народы представлены. Только вы не сказали, как вас зовут, — обратился он к Дронго. — Вы, кажется, тоже местный?

      — Не сказал, — согласился Дронго. — Я родился в Баку, но в последние годы чаще живу в Москве или в Европе.

      — Это Дронго, — представил его Вейдеманис» — самый известный в мире эксперт.

      — Проводите экспертизу грузов или товаров? — спросил Усманов. — Значит, мы почти коллеги. Вы работаете на таможне?

      — Нет, — улыбнулся Дронго, — не на таможне. И в этот момент на лестнице

      показалась Нани, спускавшаяся в гостиную. Она явно нервничала.

      — У него закрытый перелом, — сообщила она мужчинам. — Сейчас он спит, но нам нужна помощь. Кажется, у него поднимается температура.

      — Только этого не хватало, — нахмурился Мамука. — Ты не можешь ему ничем помочь? — спросил он по-грузински.

      — Я сделала все, что можно, — ответила она.

      — Мы в силах облегчить его состояние? — поинтересовался Усманов.

      — Пока нет, — сказала Нани, — он спит. Будем надеяться, что помощь подоспеет вовремя.

      Следом за ней по лестнице спустилась Людмила. Она подошла к мужу, взяла его за руку и села рядом с ним.

      — Нас здесь тринадцать человек, — неожиданно сообщил Мамука, — прямо дьявольское число.

      — Четырнадцать, — возразила его супруга.

      — Что? — не понял Мамука. — Почему четырнадцать?

      — Ты не посчитал раненого, — пояснила ему жена. — Вместе с ним — четырнадцать.

      — Тогда не так страшно! — засмеялся Мамука. — В этом доме есть карты или какой-нибудь телевизор?

      — Телевизор есть, но плохо показывает, — пояснил Шарай, кивая на телевизор в углу. — У нас есть видеомагнитофон и несколько кассет.

      — Можно включить телевизор! — обрадовался Мамука. — Будет не так скучно.

      — Есть еще нарды и карты, — добавил Шарай.

      - Тогда все в порядке, — улыбнулся Мамука, —мы неплохо проведем время. Только нужно поужинать. Я хотел бы перекинуться в картишки. Кто хочет играть? Все молчали.

      — Я, — сказал в полной тишине Погорельский, - я буду играть с вами в карты. — А ты? — спросил Мамука у Отари. — Может, будешь моим напарником? — Нет, — не согласился художник. — Я лучше поработаю над картиной. В такую погоду мне хорошо работа-ется.

      — Вы будете играть? — спросил Мамука, обращаясь кУсманрву.

 

      — Я верующий человек и не признаю азартные игры, — ответил тот, — но нарды уважаю.

      — Я буду вашим напарником, — предложил Буянов явно для того, чтобы не играть вместе со своим режиссером. Тот покачал головой и взглянул на Вейдеманиса.

      — Может, вы?

      — Хорошо, — согласился Вейдеманис, — я буду вашим партнером.

      — А мы сыграем в нарды с Олегом, — позвал своего помощника Усманов. — Он уже несколько лет живету нас, и нарды ему очень нравятся.

      — И включите телевизор, — попросил Мамука, — пусть играет хоть какая-нибудь музыка. Будет не так жутко.

      Шарай подошел к телевизору, включил его. Нажал кнопку видеомагнитофона, вставляя кассету. На экране замелькали кадры фильма. Это была очередная серия «Звездных войн». Мамука усмехнулся, доставая колоду карт. Отари пошел к лестнице, чтобы подняться на кухню и забрать свою картину.

      Алтынбай уселся на диване, доставая газету. Он явно не собирался присоединяться к играющим. Усманов легко поднялся. Несмотря на свой возраст, он сохранил подвижность. Взяв нарды, он кивнул Олегу Шараю, приглашая его следовать за ним. — Пойдем в бильярдную? — спросил Шарай.

      — Хорошо, — согласился Усманов. Они вышли в соседнюю комнату. Четверо игроков в карты расселись вокруг большого стола.

      — Может, женщины приготовят нам пока ужин? — спросил Мамука, глядя на свою супругу.

      — Хорошо, — кивнула Нани. — Людмила, идем вместе со мной,

      — А ваши подруги все еще в спальне? — спросил Мамука, обращаясь к Погорельскому.

      — Бабья истерика, — пробормотал тот, нахмурившись, и достал свою трубку, — но если хотите, я попрошу Сергея их позвать.

      — Да, — кивнул Мамука. — Боюсь, что нашим женщинам это будет сложно — приготовить одним ужин на столько человек.

      — Не думаю, что наши актрисы умеют готовить ужин, — пробормотал Погорельский. — Впрочем, можно попробовать. Сережа, поднимись наверх и предложи нашим девочкам помочь женщинам.

      — Вы думаете, Толдина будет готовить? — с сомнением в голосе спросил Буянов.

      — Не знаю, — раздраженно ответил режиссер. Буянов вздохнул и вышел из-за стола, чтобы пройти к лестнице и подняться наверх. Дронго проводил ее взглядом. Он сидел на диване рядом с молчавшим все время Алтынбаем Нуралиевым. Тот равнодушно смотрел на экран телевизора, словно его ничто не интересовало. Из соседней комнаты слышался стук падающих игральных костей. В нардах их называли «зарями». Удары по доске слышались через каждые несколько секунд, очевидно, игроки были очень увлечены.

      Буянов вернулся через минуту. Он подошел к столу и сел напротив Мамуки.

      — Она обещала помочь, — коротко сообщил он режиссеру.

      — Да? — удивился Погорельский. — Я не ожидал от нее такой прыти. На съемках она постоянно проявляет свой характер. А как Катя?

      — Ей плохо. Она лежит на кровати — кажется, заснула.

      — Слава Богу! В таком возрасте истерики обычное дело. Говорят, что у женщины тридцать лет — самый критический возраст. А ей, кажется, двадцать восемь. Может, из-за того, что она до сих пор не вышла замуж?

      — Не знаю. — Буянову был явно неприятен этот разговор.

      Алтынбай поднялся. Ему было скучно смотреть на мелькавшие звездолеты. Свою газету он, очевидно, уже прочел. Ни слова не говоря, он пошел к лестнице.

      — Куда вы идете? — спросил Мамука, сдавая карты.

      — К себе, — ответил Алтынбай. У него был низкий голос.

      — В вашей спальне лежит повар, — пояснил Мамука. — Мы пронесли его в первую комнату, которая была справа от лестницы. Мехти сказал нам, что это ваша.

      — Ничего, — успокоил Алтынбай, — рядом комната Олега. Я полежу там. Рахман-ака отдал свою спальню актерам. Ничего страшного. Я только заберу свою книгу,

      Дронго удивленно поднял бровь. Интересно, какую именно книгу читает этот малоразговорчивый человек, похожий на борца?

      — Только возвращайтесь! — крикнул Мамука. — Мы будем вместе ужинать.

      Алтынбай кивнул в знак согласия. Игроки продолжали с азартом сражаться в карты, в соседней комнате громко бросали кости Усманов и Шарай. Дронго смотрел в экран телевизора. В отличие от остальных ему нравился фильм Лукаса как некая игра, у которой были свои правила. Дронго всегда любил фантастику, и особенно американских мастеров этого жанра второй половины века, а фантастический фильм Лукаса был некой пародийной компиляцией многих подобных произведений. Так продолжалось около пятнадцати минут, пока вниз не спустилась Нани.

      — Скоро ужин будет готов, мы уже почти закончили, — сказала она, обращаясь к мужу, — но у нашего повара сильный жар. Я боюсь за него. И ничем не могу ему помочь. Людмила все время дежурит у его кровати.

      — Мы можем что-нибудь сделать? — спросил Мамука.

      — Нет, — ответила Нани, — нужно болеутоляющее. Он начал приходить в себя. А здесь самое сильное лекарство — это солпадеин. Его явно недостаточно.

      — И что вы предлагаете? — спросил Вейдеманис.

      — Спиртное, — пояснила Нани. — Это должно на него подействовать. Нужно дать ему выпить. Может быть, он выпьет и снова заснет. Хотя бы до прихода врачей. Но нам неудобно предлагать ему подобное «лекарство».

      — Я пойду с тобой, — сказал Мамука. — На кухне есть спиртное?

      — Очень много, — кивнула жена, — запасов хватит на несколько дней для всех желающих. Даже грузинское вино есть.

      — Превосходно! — обрадовался Мамука. — Значит, будет не так скучно ждать. Я сейчас вернусь, — обратился к остальным мужчинам, вышел из-за стола и направился к лестнице за супругой.

      Дронго поднялся следом за ним. Подумав немного, он подошел к бильярдной, деликатно покашлял, перед тем как войти, и толкнул дверь, которая сначала не поддалась. Он толкнул ее снова и затем постучал.

      — Войдите! — крикнул Усманов. — Дверь открыта! Толкните сильнее. Она заедает.

      Дронго толкнул сильнее. Дверь открылась. Усманов сидел спиной к ней. Он обернулся и улыбнулся:

      — Эти .двери давно нужно менять. Кажется, здесь и окно протекает. Ничего страшного, но неприятно. А дверь мы прикрыли потому, что оттуда сильно дует. Наши картежники еще играют?

      — Играют, — кивнул Дронго. Он заметил у кармана Шарая небольшое пятно.

 

      — Осторожнее, — предупредил Дронго, — у вас пятно на брюках.

      — Когда нес чай, немного пролил, — улыбнулся Шарай.

      Он взял кости в руки и посмотрел на Дронго, очевидно ожидая, что тот либо выйдет, либо присоединится к ним. Он чуть помедлил и бросил кости. Дронго взглянул на результат.

      Две четверки. Шарай посмотрел на Усманова. Тот обернулся к Дронго:

      — Вы хотите сыграть?

      — Нет, — улыбнулся Дронго, — спасибо, не хочу. Он повернулся и вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. В гостиной работал телевизор, а сидевшие за столом Вейдеманис, Погорельский и Буянов ждали Мамуку Сахвадзе, который уже спускался сверху по лестнице.

      — Все в порядке, — радостно сообщил он. — Я уговорил Гасана выпить два стакана неразбавленного виски. Ему даже можно делать операцию после такой порции, и он ничего не почувствует.

      : Мамука прошел мимо Дронго и сел за стол, собирая колоду карт со стола. Дронго повернулся и пошел к лестнице. Он медленно поднялся на второй этаж. Послышался какой-то шум. Дронго прошел в конец коридора, где был выход на веранду. Около двери стоял Отари, который разместил здесь свою картину. Светильник находился прямо над картиной.

      —Вам здесь удобно работать?—спросил Дронго. Он взглянул на ботинки художника. Они были мокруе.

      —— Я иногда выхожу на веранду, — признался Отари. — Меня такая погода вдохновляет.

      Дронго взглянул на картину. Отари работал, используя композиции символистов. Вероятно, художник не был реалистом. На темном фоне картины пересекавшиеся линии, очевидно, символизировали дождь, а размазанные фигуры внизу напоминали распластанных по земле людей и животных.

      — У вас мрачная картина, — заметил Дронго.

      — Жизнь вообще мрачная штука, — сказал Отари. — Разве вы не находите?

      — Нет, — ответил Дронго. — Мне так не кажется. Он повернулся и пошел обратно. Дошел до кухни, заглянув в нее. К его удивлению, Толдина стояла у плиты. Дронго невольно сделал шаг вперед. Актриса обернулась.

      — Это вы? — произнес Дронго.

      — Думаете, что я не умею готовить? — с вызовом спросила Толдина.

      — Нет. Но мне казалось, что актрисы вашего ранга несколько избалованны. Очевидно, это не слишком умное мнение, которое распространено о хороших актрисах. Считается, что они не могут быть хорошими хозяйками.

      — Вы изменили свое мнение? — улыбнулась она.

      — Теперь да, — кивнул он. — Как ваша подруга?

      — Плохо, — призналась Толдина. — Она в таком подавленном состоянии. Непонятное чувство страха и депрессии. Может быть, погода так действует на ее нервы? Она, правда, заснула, но я беспокоюсь за нее, В таком состоянии я ее никогда не видела.

      — Наверное, погода, — согласился Дронго, и в этот момент на кухню ворвалась Нани— Нужно скорее заканчивать, — сказала она. — Слава Богу, наш повар уснул. Мамука дал ему шотландское виски, и тот выпил два стакана как миленький.

      Дронго понял, что может помешать, и деликатно вышел. Когда Толдина обернулась, его уже не было. Дронго прошел по коридору, дверь в спальню была открыта. Он заглянул в комнату. На кровати лежал уснувший Гасан. Людмила сидела рядом. Дронго хотел позвать молодую женщину, но решил ее не беспокоить. Она не обернулась, когда скрипнула дверь, и он отступил назад в коридор, чтобы пройти к следующей комнате. Отари работал рядом со спальней Олега Шарая, и там должен был находиться Алтынбай. А в следующей спальне, очевидно, спала Катя. Интересно, почему дождь так действует на молодую женщину?

      Он толкнул дверь, которая легко поддалась. Дронго взглянул на кровать. Свет с веранды падал прямо на лицо молодой женщины. Дронго сделал шаг вперед — ему не понравилась ее поза. Еще один шаг, следующий. Он медленно протянул руку и дотронулся до молодой женщины.

      — Вы спите? — спросил он, уже зная ответ. Молодая актриса не спала. Она лежала в неестественной позе, откинув голову назад. Никаких сомнений: несчастная была мертва. Дронго сделал несколько шагов назад и включил свет. Затем он снова подошел к лежавшей на кровати женщине. Он увидел характерные следы на шее: молодую женщину задушили. Дронго дотронулся до ее лба. Тело было еще теплое. Очевидно, убийство произошло совсем недавно. Он медленно опустился на стул.

      «Только этого не хватало», — подумал Дронго, и в этот момент дверь в комнату кто-то открыл.

      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

      На пороге стояла Толдина. Она взглянула на лежавшую женщину, потом медленно повернула голову в сторону Дронго. Он сидел на стуле и мрачно смотрел на нее. Очевидно, она прочла нечто такое в его взгляде, что заставило ее поверить в невозможное. Она сделала шаг к убитой. Еще один шаг. И с ужасом взглянула на свою подругу.

      — Катя, — дрожащим голосом позвала она, — Катенька! — В это мгновение она еще раз повернулась к Дронго. У нее вмиг изменилось лицо, словно сползла маска сильной, уверенной в себе женщины, которую она носила. Дронго почувствовал, что еще мгновение — и она завоет, закричит на весь дом, привнося и в без того нервозную обстановку некий заряд ужаса. Он успел вскочить со стула и, метнувшись к женщине, зажать ей рот как раз в тот самый момент, когда крик готов был вырваться. Она закричала, но его большая ладонь уже закрыла ей рот. Второй рукой он придерживал ее и, очевидно, этим еще больше испугал женщину. Все ее попытки вырваться ни к чему не привели. Вероятно, она кричала, считая Дронго убийцей, но ему было важно заглушить именно этот первый крик, сдержать первый порыв.

      — Успокойтесь, успокойтесь! — уговаривал он женщину, которая все еще пыталась вырваться из его рук. Наконец она чуть обмякла. Он осторожно убрал ладонь. — Только не кричите, — попросил он. — Сейчас мы позовем людей и попытаемся выяснить, что именно произошло.

      — Зачем вы ее убили? — тяжело дыша, спросила Толдина.

      — Я ее не убивал, — ответил Дронго. — Зачем мне убивать вашу подругу? Я только сегодня утром впервые в жизни ее увидел. Даже когда мы пришли, я ее не видел Зачем мне ее убивать?

      — Она умерла? — все еще не веря даже самой себе спросила Наталья.

      — К сожалению, да. И боюсь, что умерла не сама Судя по всему, ей помогли... Только не кричите. Кто-то проник в комнату и задущил ее.

 

      Толдина подошла к постели и наклонилась над убитой. Вид мертвой явно бил ее по нервам. Она отвернулась.

      — Не кричите, — еще раз попросил Дронго. — У всех и так нервы напряжены из-за подобной обстановки а вы своим криком только усугубите общую нервозность. Нужно спокойно собрать мужчин и разобраться, что именно произошло.

      — Почему мужчин? — механически спросила Наталья. — Вы не думаете, что ее могла убить женщина?

      Он уже поворачивался, чтобы выйти, но ее вопрос заставил его остановиться. Дронго обернулся к актрисе.

      — Нет, — сказал он. — Не думаю, что это женщина;

      Вернее даже, я убежден, что не женщина. Ее задушили, сломав шейные позвонки, а на такое ни одна из наших женщин не способна. Это был мужчина, — уверенно сказал он и вышел из спальни.

      В коридоре стоял Отари Квачадзе. Художник вопросительно взглянул на Дронго.

      — Что случилось? — спросил он. — Я слышал какие-то сдавленные крики. Или мне показалось?

      — Там убили женщину, молодую актрису, — хмуро пояснил Дронго.

      — Как это убили? — не понял Отари. — О чем вы говорите?

      — Можете войти и убедиться. Вы давно здесь работаете?

      — Минут тридцать — сорок. А почему вы спрашиваете?

      — Тогда убийца должен был пройти мимо вас. Кто из мужчин заходил в комнату, где была Катя Шевчук?

      - Ее убили? — изумился Отари. — Но почему? Зачем?

      — Этого мы пока не знаем. И не нужно нервничать. Лучше позовите женщин, нужно постараться успокоиться и понять, что именно произошло. Вы не помните, кто именно проходил мимо вас?

      — Этот таджик проходил, кажется, в свою комнату. Его зовут Алтынбай, если не ошибаюсь. Наши женщины все время ходили туда-сюда. Мамука был. И вы. Больше никого.

      — Ясно. Позовите женщин. И скажите, чтобы они не волновались. Все самое страшное уже произошло.

      — Конечно, конечно. А вы уверены, что ее... Ахда, извините. Сейчас позову.

      Отари повернулся и двинулся на кухню. Дронго прошел в конец коридора, где работал художник. Он дотронулся до холста. Сырое полотно, свежие краски. Художник, безусловно, работал. Но как он мог не заметить возможного убийцу? Или он был так увлечен работой? А может быть, убийца кто-то из пришедших?

      Он услышал шаги в коридоре и повернул обратно. У комнаты, где лежала убитая, уже толпились люди. Отари привел свою жену и супругу Мамуки.

      — Какой ужас! — все время повторяла Нани. — Какой ужас!

      Людмила стояла, скорбно сжав губы. Она взглянула на Дронго и ничего не сказала. Он поспешил спуститься вниз, где четверо мужчин с азартом играли в карты. Из бильярдной слышались восклицания Рахмана-аки, очевидно обыгрывавшего своего напарника. Дронго прошел к этой комнате, толкнул дверь, которая легко поддалась, и вошел в бильярдную. Усманов обернулся,

      — Что случилось? — весело спросил он.

      — У нас несчастье, — сообщил Дронго, — убили женщину..

      — Как это убили? — Усманов легко встал, закрыл нарды. За ним растерянно поднялся Олег Шарай. Они вышли в гостиную, где мужчины уже бросили играть в карты. Слова Дронго услышали все.

      — Какое убийство? — растерянно спросил Мамука. — Кого убили? О чем вы говорите?

      — Наверху убили молодую актрису, — пояснил Дронго. — Катю Шевчук.

      — Не может быть, — ошеломленно сказал Погорельский.

      Сережа Буянов бросился наверх по лестнице, словно рассчитывая оживить мертвую. Все поспешили к лестнице.

      — Кто ее нашел? — спросил задыхавшийся Усманов.

      — Я, — признался Дронго. — Я вошел в комнату, когда она была уже убита. Но она еще теплая. Убийство произошло минут тридцать — сорок назад.

      Они ворвались в комнату в тот момент, когда Буянов безуспешно тормошил тело несчастной, все еще не веря в случившееся, а Наталья Толдина пыталась его успокоить.

      — Неправда! — кричал Буянов. — Это неправда! Это несправедливо! Все против нее. Это несправедливо!

      Погорельский, не решившийся войти в комнату, стоял в коридоре и курил трубку.

      — Успокойтесь, — попытался оторвать Сергея от мертвого тела Отари, — не нужно. Ей уже ничем не поможешь.

      Вейдеманис подошел к убитой, взглянул на нее, наклонившись, внимательно осмотрел шею, затем поднял голову и посмотрел на Дронго.

      — Ее задушили, — уверенно сказал он, — совсем недавно. Она даже не сопротивлялась. Ей сломали шейные позвонки, очевидно, убийца был сильным мужчиной.

      — Да, — кивнул Дронго, — я тоже так подумал.

      — Господи, здесь даже телефона нет! — С ужасом сказал Мамука. — Какое несчастье! Нужно организовать погоню. Убийца не мог далеко уйти.

      — Вы думаете, что убийца пришел в такую погоду сюда специально для того, чтобы убить молодую женщину? — Что-то в голосе Вейдеманиса выдало его скептицизм. Мамука не ответил. Потом пожал плечами:

      — Мы играли внизу. Усманов и Шарай тоже играли. А наверху были Отари и ваш друг.

      — Еще Алтынбай, — напомнил Вейдеманис. И в этот момент в комнату вошел Нуралиев. Он был в майке и в брюках. Услышав крики, он поднялся с постели и, выйдя в коридор, понял, что произошло несчастье.

      — Вы ничего не слышали? — спросил у него Дронго.

      — Нет, — мрачно ответил низким голосом Алтынбай. Дронго невольно посмотрел на его широкие плечи, мощные руки и перевел взгляд на Вейдеманиса.

      — Я очень устал и спал, — добавил Нуралиев, — но услышал крики и вышел в коридор.

      — Как вы ее нашли? — спросил неожиданно Усманов.

      — Заглянул в комнату и нашел, — пояснил Дронго.

      — Вы всегда заглядываете в комнаты к молодым женщинам без разрешения? — спросил Усманов.

      — Я ее не убивал...

      — Этого я не говорил. Только мне очень интересно, почему вы пошли именно к ней. — Усманов говорил с легким акцентом, но на хорошем русском языке.

      — Дверь была приоткрыта, — пояснил Дронго. — И это заставило меня насторожиться. Я проходил по коридору, кстати, за минуту до этого я беседовал с Отари, он может подтвердить мое алиби. А еще раньше был на кухне. Я толкнул дверь, и она легко открылась. Это меня удивило. Я помнил, что у молодой женщины депрессивное состояние и она вряд ли в таком настроении оставит дверь открытой. Отсюда я сделал вывод, что все это достаточно странно. А'когда;вои.гел, обнаружил убитую.

      — И вы сразу поняли, что ее убили? — насмешливо спросил Уеманов. — Может, она спала. У вас есть опыт в таких вопросах? Или вы часто делаете подобные «выводы»?

      Дронго хотел что-то ответить, но неожиданно улыбнулся. Вейдеманис взглянул на него и тоже улыбнулся. Это было так неожиданно, что Уеманов нахмурился:

      — Что смешного я сказал?

      — Вы не поняли, какой именно эксперт стоит перед вами, — пояснил Вейдеманис. — Вы решили, что если Мамука — ваш коллега, то и мой друг тоже работает в этой области. Он эксперт по расследованиям преступлений. Это Дронго, господа. Самый известный аналитик.в мире.

      Наступило молчание. Все старались не смотреть друг на друга.

      — Ну, значит, вам и карты в руки, — пробормотал Уеманов, выходя в коридор. Он был явно смущен.

      — Теперь ты просто обязан найти убийцу, чтобы оправдать мои слова, — шепнул Вейдеманис.

      — Лучше бы ты ничего не говорил, — мрачно заметил Дронго. Он подошел к Нани, которая стояла рядом с убитой.

      — Что вы думаете? — спросил он у врача.

      — Ее задушили, — кивнула она, — но я не могу понять, как убийца попал в комнату. В коридоре работал наш Отари, он бы наверняка услышал его шаги.

      — Может быть, через окно? — предположил Дронго. — Здесь рядом веранда. Она кончается у окна. Если кто-то заранее открыл окно, то убийце было нетрудно влезть на веранду и оттуда через окно проникнуть в комнату, Нужно будет осмотреть веранду. Эдгар, пойдемте вместе со мной.

      — Мы можем чем-нибудь вам помочь? -спросил Олег Шарай.

 

      — Только если не будете мешать, — ответил Дронго. — Идите вниз и постарайтесь ничего не трогать в комнате.

      — Значит, у нас есть свой комиссар Мегрэ, — прокомментировал Погорельский, стоя в коридоре. — Вас это не устраивает? — с характерным прибалтийским акцентом спросил Вейдеманис. Свой сарказм он даже не пытался скрыть.

      — Нет, почему, — хмуро ответил режиссер, — сейчас меня уже ничто не может удивить.

      Дронго и Вейдеманис прошли по коридору. Ветер и дождь усилились, это был уже настоящий ураган. Дронго попытался открыть дверь на веранду, но она не поддавалась. Вейдеманис прошел на кухню и принес небольшой топорик. Вдвоем они открыли наконец дверь. Шквальный ветер ворвался в коридор. Погорельский, все еще стоявший недалеко от них, убрал трубку. Они вышли на веранду пригибаясь.

      — Здесь мы ничего не найдем! — прокричал Вейдеманис. — В такую погоду невозможно найти какие-нибудь следы!

      — Все равно посмотрим, — упрямо сказал Дронго, пригибаясь и направляясь к окну. Тренированный мужчина мог дотянуться до него. Дронго наклонился и попытался достать рукой. Это ему удалось. К его удивлению, окно было закрыто. Он толкнул сильнее, оно поддалось. Дронго наклонился еще больше и попытался в него влезть. Кто-то закричал. Очевидно, в комнате убитой все еще были люди.

      — Не волнуйтесь, — попросил Дронго, — я проверяю, как можно было влезть в окно. Эдгар, пройди обратно в их комнату и объясни женщинам, что я не убийца.

      Вейдеманис поспешил обратно. Дронго довольно легко влез в окно и спрыгнул в комнате. Там стояли три женщины, с ужасом смотревшие на него. Нани, увидевшая, как открылись окно, даже вскрикнула. Наталья Толдина машинально отошла к двери, чтобы позвать мужчин, и только Людмила стояла у кровати убитой, замерев в ожидании возможного убийцы.

      Эдгар вбежал в комнату почти вместе с Дронго и не успел предупредить женщин. Но, услышав голос Дронго, они несколько успокоились. Лицо покойной уже было накрыто простыней.

      — Залезть можно, — прокомментировал Дронго. — Теперь нужно посмотреть внизу. Убийца мог незаметно выйти из дома.

      Снизу послышались голоса. Дронго выглянул в окно. Мамука, Отари, Усманов и Шарай обходили вокруг дома, сгибаясь от дождя и ветра.

      — Что вы ищете? — крикнул Дронго, но они не услышали. Завывающий ветер унес его голос в сторону гор. — Они там ищут убийцу, — обернулся он к Вейдеманису. — Нужно спуститься и объяснить им, что убийца вряд ли ходил вокруг дома, дожидаясь возможности убить женщину.

      Вейдеманис кивнул и вышел.

      — Не оставайтесь здесь, — попросил Дронго женщин, — лучше уйдите в другую комнату. Вам будет тяжело.

      — Ничего, — ответила Нани, — мы посидим здесь. Мы все равно с Людмилой должны следить за нашим поваром, который в соседней комнате.

      Дронго взглянул на Наталью Толдйну, но та ничего не сказала. Они вышли в коридор. Погорельский и Буянов стояли вместе, о чем-то тихо беседуя.

      — Сергей, — обратился к нему Дронго, — мне нужно с вами поговорить.

      Он посмотрел на костюм актера. На пиджаке было большое пятно.

      — Вы испачкали костюм, — заметил Дронго.

      — Минеральную открывал и пролил на себя, — пояснил Буянов. — Она сильно газированная, вот я и облился.

      — Вы никого не видели?

      — Никого, — ответил Сергей. — Послушайте, может быть, она сама умерла? — вдруг спросил он. — У нее часто болело сердце. Вы убеждены, что ее убили?

      — К сожалению, да, — ответил Дронго, направляясь к лестнице. Погорельский и Буянов остались в коридоре — очевидно, они считали себя обязанными находиться рядом с комнатой, где лежала убитая.

      Внизу, на первом этаже, никого не было. Мужчины, захватившие верхнюю одежду, обходили дом в надежде найти неизвестного убийцу. Дронго взял свою куртку.

      — Ты не выходи, — попросил он Вейдеманиса. — Мне нужно, чтобы ты остался в доме. Я хочу знать, что здесь происходит.

      Они услышали, как к ним быстро спускается Алтын-бай Нуралиев. Он успел переодеться и теперь собирался присоединиться к остальным. Дронго невольно взглянул на его мощные сильные руки с набухшими жилами. Вейдеманис заметил этот взгляд.

      — Вы спортсмен? — спросил он у Алтынбая.

      — Бывший, — мрачно кивнул он. — Занимался раньше борьбой. Но потом пришлось бросить.

      — Идемте быстрее, — предложил Дронго, выходя из дома. Алтынбай последовал за ним. Шквальный ветер, бьющий по лицу сильный дождь, неприятный холод — все это они почувствовали, едва выйдя на улицу.

      — Проклятие, — пробормотал Алтынбай, — в такую погоду лучше сидеть дома. Откуда мог взяться неизвестный убийца? Или это психопат?

      — Боюсь, что нет! — прокричал Дронго. — Давайте быстрее обойдем дом, иначе наши друзья окончательно промокнут.

      - Это оказалось непросто. С западной стороны дома ветер был особенно сильным. Им приходилось держаться за стены и передвигаться мелкими шажками, чтобы не упасть от яростных порывов ветра, кажется, решившего снести здание. Они сделали почти полный круг, когда обнаружили остальных. Под домом было небольшое подсобное помещение, просторный подвал, в который мужчины также заглянули.

      — Там никого нет! — прокричал Мамука. — Мы все осмотрели.

      — Здесь никого нет, — подтвердил Усманов; — Олег и Мамука смотрели в подвале. Никаких следов возможного убийцы.

      — Нужно спуститься к санаторию и посмотреть, — предложил Мамука. — Может быть, убийца ушел вниз?

      — В такую погоду мы туда не доберемся, — возразил Алтынбай. — Хотите, чтобы у нас был еще кто-нибудь с поломанной ногой? Или головой?

      — Не хочу! — крикнул Мамука. — Но если убийца был здесь, то он мог скрыться только внизу. Пойдемте туда! — Не успев сказать эти слова, он свалился на дорогу, едва нестолкнув Отари.

      Олег и Отари помогли Мамуке подняться.

      — В такую погоду нельзя спускаться, — громко сказал Дронго. — Идемте назад.

      — Он прав! — прокричал Мамуке художник. — Нужно возвращаться.

      — Не нужно было выходить из дома, —обернулся к ним Дронго. — Можно было понять, что, если убийца и существует, он бы не стал ждать вашего появления у дома. Пошли скорее обратно, пока вы все окончательно не промокли. Я боюсь, что опять кто-нибудь подвернет ногу и у нас будет еще один пострадавший.

      — Верно, — согласился Усманов, стоявший позади Мамуки. — Сейчас искать бесполезно. Нужно будет дождаться милицию. Скоро придет Мехти, и мы сможем позвонить.

      — Не думаю, что скоро, — возразил Дронго. — Боюсь, что он не сможет быстро добраться до города.

      Они вошли в дом и начали раздеваться. Вейдеманис показал Дронго на лужицы воды, натекшие с курток и плащей, повешенных на вешалку.

      — Что ты скажешь? — тихо спросил он.

      — Я об этом подумал, — кивнул Дронго. — Убийца должен был промочить хотя бы волосы, если он был без шапки. Но возможно, нас просто дурачат. Убийца нарочно открыл окно, чтобы все подумали о возможном госте, который залез таким образом с веранды. А сам он, вполне вероятно, вошел в комнату со стороны коридора.

      Мужчины прошли в гостиную, расселись в креслах и на диване. Сверху спустились Погорельский и Буянов. Все девять мужчин сидели в гостиной, когда Мамука неожиданно горько сказал:

      — Вот теперь нас стало тринадцать.

      Многие вздрогнули. Дронго нахмурился. Усманов попросил Олега поставить чайник, чтобы все могли согреться. Тот согласно кивнул и стал подниматься по лестнице наверх. Усманов посмотрел на остальных.

      — Давайте разбираться, — сказал он жестко. — У нас есть о чем поговорить.

      ГЛАВА ПЯТАЯ

      Трое гостей, приехавших из Таджикистана, двое гостей из Грузии, двое членов съемочной группы из Москвы и сам Дронго с Вейдеманисом — все девять мужчин

      сидели в гостиной, ожидая, что именно скажет Рахман Усманов. Он начал говорить как самый старший по возрасту, хотя ему было не больше шестидесяти и, возможно, Погорельский был даже старше его. Но режиссер упрямо молчал, потрясенный происшедшей трагедией.

      — Давайте подумаем, как такое могло произойти, — предложил Усманов. — Тем более что по счастливой случайности среди нас оказался лучший эксперт по расследованиям, — показал он на молчавшего Дронго.

      — Ее убил какой-то негодяй, — сказал Буянов. — Нужно еще раз все осмотреть вокруг.

      — Правильно, — согласился Мамука, — мы напрасно вернулись в дом. Нужно попытаться спуститься вниз, к санаторию, возможно, убийца решил спрятаться там.

      — Это возможный вариант действий, — согласился Усманов. — Но может быть, у нашего специалиста есть другое мнение?

      Все посмотрели на Дронго. Тот покачал головой.

      — Я пока ничего не решил, — признался он, — мне еще нужно подумать.

      Шарай спустился сверху, кивнул Усманову и сообщил, что чайник он уже поставил.

      — Давайте подумаем, кто мог войти в комнату к несчастной женщине, — сказал Усманов. — Вы ведь находились рядом? — обратился он к Отари.

      — Верно, — кивнул художник, — но я никого не видел. В комнату входили только женщины.

      В этот момент на лестнице показалась Наталья Толдина. Она спустилась вниз и, подойдя к Сергею, попросила у него сигарету.

      — Может, тебе лучше остаться с нами? — спросил режиссер.

      — Я не хочу здесь сидеть! — резко ответила Толдина. — После убийства Кати я уже никому не верю, тем более вашей компании.

      Она повернулась и пошла обратно к лестнице. Мужчины проводили ее долгими взглядами, пока она поднималась на второй этаж. Усманов покачал головой.

      — Какой сложный характер, — сказал он.

      — У актрис вообще сложный характер, — заметил Погорельский, — я к этому уже давно привык.

      — Вы убеждены, что только мужчина мог совершить это убийство? — спросил Буянов, обращаясь к Дронго.

      — Меня спрашивали об этом много раз, — спокойно ответил Дронго, — и я уже много раз вам объяснял, что убийцей не могла быть женщина. Шевчук не душили подушкой, что было бы естественно для женщины, которая могла навалиться на подушку всем телом и попытаться удержать ее в таком положении. Убийца задушил несчастную, сломав ей шейные позвонки. Это мог сделать только сильный мужчина.

      — Надеюсь, вы не подозреваете кого-то из присутствующих? — поинтересовался Отари.

      — Пока нет, — ответил Дронго, — но я настаиваю, что это мог сделать только мужчина.

      — Кажется, к ним в комнату входил Буянов, — показал Отари на Сергея, — но до того, как я появился в коридоре.

      — Я действительно к ним входил, — согласился Буянов, — но. я никого не убивал. И там в этот момент была Наташа Толдина.

      — Руки, — вдруг произнес Дронго, — покажите ваши руки.

      Буянов недоуменно взглянул на него и протянул руки, ничего не понимая.

      — Возможно, но. маловероятно, — сказал Дронго. — У вас небольшая ладонь. Вы не могли быть убийцей.

      — Кто тогда мог? — спросил с вызовом Мамука. — Вы будете определять по нашим рукам? Я о таком методе еще не слышал.

      — Конечно, нет. Но у Сергея маленькая ладонь. Чтобы совершить подобное убийство, нужна совсем другая рука. Большая мужская ладонь.

      — Моя подойдет? — усмехнулся Усманов, протягивая свою руку.

      — Честно говоря, не совсем, — ответил Дронго. — У вас тоже не очень большая ладонь. А вот все остальные руки подходят. И ваша, Мамука, широкая и сильная. И ваша рука с длинными пальцами, Отари, и даже ваша, господин Погорельский. Я обратил внимание на вашу ладонь. У вас рука интеллектуала — с длинными пальцами. Про вашу ладонь, Алтынбай, я даже не говорю, у вас настоящая медвежья лапа. У вас, Олег Шараи, тоже большая сильная рука. Но с таким же успехом может подойти и рука моего друга Эдгара Вейдеманиса, и даже моя рука. — Он поднял свою большую ладонь. Все присутствующие обратили внимание, что его рука не дрожала.

      — У вас тоже длинные пальцы интеллектуала, — заметил Погорельский. — И кажется, именно вы нашли убитую.

      — На этом основании я — главный подозреваемый, --согласился Дронго, — но должен быть мотив, причина. Зачем мне убивать молодую женщину? Что мне от нее было нужно?

      — Как раз с мотивом все понятно! — жестко заметил режиссер. — Что бывает нужно молодому мужчине от симпатичной актрисы? Может, вы вошли в комнату, полагая, что она одна, и предложили ей нечто, для нее неприятное. Она отказала, и вы ее задушили. Разве такой мотив исключен?

      Дронго рассмеялся — спокойно, беззлобно, затем поднялся со своего места, нависая над режиссером.

      — У меня рост метр восемьдесят семь, — сказал он с вызовом, — и я вешу почти сто килограммов. Зубы у меня свои, не вставные. И у меня всегда хватало ума и

      возможностей выбирать понравившуюся мне женщину. Посмотрите на меня, Погорельский, неужели вы всерьез полагаете, что я способен комплексовать из-за отказа женщины? Неужели вы считаете, что я могу убить женщину только из-за того, что она мне отказала? Это первое. А второе — я никогда в жизни не обижал женщин. И до сих пор не обидел и не обманул ни одну женщину. Вы меня понимаете, Погорельский? Никогда и никого.

      — Почему вы сразу обиделись? — миролюбиво спросил режиссер. — Вы ведь сами следователь, должны понимать, что я выдвигаю возможную версию.

      — Я никогда не работал следователем, а был всего лишь экспертом. Ваша версия может иметь право на жизнь только в том случае, если она подкреплена фактами. А фактов у вас нет...

      — Не нужно спорить, — спокойно предложил Усманов. — Мы собрались вместе, чтобы выслушать все предложения.

      — Нужно все проверить, — рассудительно сказал Мамука.

      — Но не обвиняя друг друга, — вставил Алтынбай. Дронго заметил удивленный взгляд Вейдеманиса во время своей тирады, но Эдгар благоразумно молчал, понимая, что в подобных случаях это самое лучшее. Однако реакция Дронго его удивила.

      — Олег, посмотри еще раз наверху, вскипел уже чайник или нет? — попросил Усманов.

      — Лучше я посмотрю, — поднялся Буянов, — заодно проверю, как там наши женщины.

      Он пошел к лестнице. Все остальные молчали.

      — И все-таки кто-то к ним входил, — сказал Мамука. — Мы вчетвером сидели за картами внизу, вы, Рах-ман-ака, играли в нарды с Олегом. Значит, шестерых можно исключить. Остаются только три человека. Наш Отари, Алтынбай и господин Дронго.

      — Я спал в своей комнате и ничего не слышал, — сообщил Нуралиев. — Если бы услышал шаги или голоса, я бы сразу вышел из комнаты.

      — Как это вы так быстро заснули? — полюбопытствовал Мамука. — Вы ведь поднялись минут за пятнадцать — двадцать до убийства...

      — У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — и поэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Вы же видите шрам на моем черепе.

      — Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — просто спросил.

      — Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарай самому Мамуке.

      — Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы дать виски нашему раненому повару. Подождите... — вдруг сказал он. — А если убийца — наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него есть абсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы на него и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входит к ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушил несчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую...

      — Только при этом вспомните, сколько лекарств дала ему ваша супруга, и про виски, которое он пил. Кажется, это было ваше предложение? — добродушно уточнил Дрон-го. — Я не думаю, что несчастный повар мог подняться с постели, задушить женщину, а потом снова заснуть.

      — Тогда это был убийца, который залез через окно, — решительно произнес Мамука.

      Внезапно моргнул свет, словно ветер задел где-то провода, вызвав внезапное колебание.

      — Только этого не хватало, — громко сказал Усма-нов. — Если останемся без света, вообще будет тяжело.

      — Здесь должен быть движок, автономный свет. Нужно проверить, — предложил Алтынбай. — Иначе, если погаснет свет, мы ничего не сумеем сделать. Вместо того чтобы ждать, лучше попытаться найти движок.

      — Верно, — согласился Усманов. — Олег, помоги Алтынбаю. А мы поищем в доме свечи, вдруг действительно свет погаснет. И посмотрите наконец на кухне, готов ли чай. В такую погоду нельзя сидеть без чая.

      — Может быть, что-нибудь более крепкое? — предложил Погорельский. — Чаем мы не согреемся.

      Усманов удивленно взглянул на Погорельского и покачал головой.

      — Я верующий человек, — мягко сказал он, — и поэтому спиртное не употребляю. Извините, но мне больше нравится чай.

      — Каждому свое, — пожал плечами Погорельский, — а я пойду выпью. В такую ночь лучше напиться до чертиков. Иначе можно сойти с ума.

      Нуралиев поднялся и вышел вместе с Олегом Шараем. Погорельский, напротив, остался сидеть в кресле, очевидно ожидая^уянова. Усманов прошел в бильярдную, куда отправился Мамука. В бильярдной горел камин и было достаточно тепло. Свет моргнул еще раз, на этот раз более ощутимо.

      — Кажется, скоро мы останемся без электричества, — невесело заметил Отари. — Можно мне пойти наверх и забрать свою картину? — спросил он, обращаясь к Дронго.

      — Почему вы спрашиваете меня? — ответил вопросом на вопрос Дронго. — Конечно, идите и соберите свои вещи. Боюсь, что мы действительно останемся без света при таком ветре.

      Отари пошел наверх, когда Дронго встал и вместе с Вейдеманисом подошел к окну. Было уже совсем темно, но разгулявшаяся непогода, казалось, собиралась буйствовать всю ночь.

      — Что ты думаешь делать? — спросил Вейдеманис.

      — Не знаю, — признался Дронго. — Боюсь, что из-за дождя мы еще не скоро дождемся помощи.

      — Ты веришь в неизвестного убийцу?

      — А ты как думаешь? — спросил Дронго, не поворачивая головы.

      — Зачем ты разыграл этот спектакль с режиссером? Ты ведь прекрасно понимаешь, что никто всерьез тебя не обвиняет.

      — Мне важна была их реакция, — признался Дронго. — Очень важно, что именно они скажут или подумают. Впрочем, я почти убежден, что убийца один из них. Просто нужно немного времени, чтобы разобраться с этим. Мне необходимо поговорить с Буяновым. Ты постарайся отвлечь внимание Погорельского, а я поднимусь наверх.

      — Он, по-моему, не прочь выпить, а мне после операции нельзя, — напомнил Вейдеманис.

      — Пей минеральную воду, — пошутил Дронго, направляясь к лестнице.

      Сверху спускались Людмила и Буянов, которые несли подносы со стаканами чая.

      — Я не буду пить чай, — громко заявил Погорельский.

      Отари, поднявшись с места, взял у жены поднос.

      — Сергей, — позвал Дронго актера, — можно вас на минуту?

      Буянов удивленно оглянулся, но поставил свой поднос на столик и подошел к Дронго.

      — Я хочу с вами поговорить, — тихо заявил эксперт. — Давайте отойдем к окну. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

      — Думаете, что я ее убил? —спросил Буянов.

      — Нет, не думаю. Но у меня есть несколько вопросов. Вы можете со мной поговорить?

      — Конечно, могу. — Буянов отошел к окну вместе с Дронго.

      — Сегодня утром я случайно слышал ваш разговор, — сообщил Дронго. — Вы стояли над обрывом, где я сидел, и я услышал, как вы жаловались на своего режиссера.

      — Подслушивать некрасиво, — чуть покраснел Буянов.

      — Это получилось случайно, — пояснил Дронго. — Вы действительно не ладите со своим режиссером?

      — С ним в последнее время трудно ладить, — ответил Буянов. — Он, кажется, сам не знает, чего хочет. И у него все чаще бывают «творческие простои».

      — В смысле запои?

      — Вот именно. Он раньше такого себе не позволял. Кажется, поэтому он и снимает гораздо хуже, чем прежде.

      — Разговаривая со своими подругами, вы сказали, что он обязан помнить о том, что пережила Катя. Вы можете мне сказать, что она пережила? Почему вы так выразились?

      — У нее были неприятности, — хмуро пояснил Буянов, — семь лет назад. Она тогда жила в Ташкенте, и Погорельский впервые пригласил ее на съемки своего фильма. Вы его, наверное, видели. «Хищники» назывался. Очень известный был фильм.

      — Может быть, — вежливо согласился Дронго. — Что там произошло?

      — Не знаю. Они были на съемках в горах, и там случилась неприятная история. Двое сотрудников съемочной группы погибли на глазах у Кати. Кажется, их убили. У нее был нервный срыв, она попала в больницу, а через год переехала из Средней Азии в Москву.

      — Так вот почему у нее миндалевидные глаза. Очевидно, мать у нее была узбечка? — Нет, — невесело улыбнулся Сергей. — Отец у нее был украинец, а мать — казашка. Они познакомились на целине, еще в начале шестидесятых. У Кати с братом восемь лет разницы.

      —— Вы ее любили? Извините, что я вас спрашиваю, но мне нужно это знать.

      — Она мне нравилась, — дрогнувшим голосом ответил Буянов. — Очень нравилась, — добавил он мгновение спустя.

      — Вы не знаете, что конкретно произошло на съемках? — уточнил Дронто.

      — Я не расспрашивал. Ей было неприятно, и она никогда не говорила со мной на эту тему.

      — Понятно. Последний вопрос. У нее действительно были сложные отношения с Погорельским? Или он иногда срывался?

      — Какие отношения? — недовольным голосом переспросил Сергей. — У них не было вообще никаких отношений. Погорельскому нравится Толдина, которую он снимал уже в четырех фильмах. Все знают, что она его «прима». А Катя была не в его вкусе, но на этот фильм он почему-то согласился ее взять. Наверное, из-за Толдиной. Они вместе с Катей работают в одном театре.

      — Понятно. Спасибо вам, Сергей. И примите мои соболезнования.

      Буянов как-то неопределенно кивнул головой и вернулся к столику. Дронго прошел в бильярдную комнату. Усманов торжественно показал ему коробку свечей.

      — Теперь мы не останемся без света, — сказал он.

      — Надеюсь, что до этого не дойдет, — пробормотал Дронго. — Лучше бы ваши друзья сумели найти и запустить движок.

      — Найдут, — убежденно заявил Усманов. — Вы недооцениваете Нуралиева. Он такой дотошный, найдет все, что угодно.

      — Я пойду и посмотрю, как они там, — сказал Дронго, надевая куртку.

      В этот момент свет моргнул в третий раз, и на целую секунду они остались во тьме. Секунда показалась долгой.

      — Хорошо, что мы нашли свечи, — сказал Усманов. Дронго взял свою куртку и, надев ее, вышел из дома. Ветер несколько стих, но дождь только усилился и теперь лил сплошным потоком. Дронго обошел дом и поспешил в подвал, где, очевидно, должен был находиться движок, рассчитанный на автономное обеспечение светом. Внизу он обнаружил Нуралиева, сидевшего на стуле, и стоявшего рядом Олега Шарая. В подсобке было темно, лампочка едва освещала все пространство, и фигуры людей, казалось, расплывались в полумраке.

      — Движок нашли, а бензина нет, — невесело объяснил Нуралиев. — Олег, иди в дом, может быть, на кухне есть бензин. Посмотри как следует.

      — Откуда там бензин? — лениво спросил Шарай. — Может быть, спирт там и есть, но его лучше в себя заливать.

      — Ступай и посмотри, — недовольно повторил Алтынбай, — давай быстрее. Хочешь, чтобы мы без света сидели?

      Когда Шарай вышел, Дронго сел рядом с Нуралиевым.

      — Думаете, там будет столько бензина?

      — Не знаю. Может, и не будет, — равнодушно ответил Алтынбай. — Все равно нужно посмотреть и успокоить людей немного, чтобы не так волновались. Главное — чтобы не было паники. Это хуже всего.

      — А вы опытный человек, — сказал Дронго.

      — Конечно, — кивнул Алтынбай. — Мне тридцать четыре, из них половину жизни я воевал. Будешь тут опытным.

      — Я думал, вам больше, — признался Дронго. — Вы кажетесь старше.

      — Это из-за контузии. Я обрил череп после ранения и настолько привык ходить лысым, что теперь уже регулярно ношу эту прическу, если можно так выразиться.

      — Где вы были ранены?

      — У нас в Таджикистане во время гражданской войны. Прямо в Душанбе меня и ранило. Я потом несколько месяцев в госпиталях валялся. Странно даже: я две войны прошел, а так глупо подставился.

      — Где вы воевали до этого?

      — Сначала в Афганистане, — сообщил Алтынбай, — а потом у нас в Таджикистане. Будешь тут опытным человеком.

      — Вы ведь говорили, что были борцом? — напомнил Дронго.

      — Был, — невесело кивнул Алтынбай, — был и сплыл.

      — Не понял.

      — Не дали мне завершить мою борцовскую карьеру, — усмехнулся Алтынбай. — Еще в восемьдесят шестом, когда я стал чемпионом Таджикистана по борьбе. Мне тогда двадцать один год был. Казалось, что впереди карьера, удача, награды. Мне говорили, что я легко стану чемпионом Европы. Я ведь не всегда был таким тяжелым. Тогда в моем весе конкурентов у меня не было. Но все получилось по-другому. Все рухнуло в один день...

      — Почему? — поинтересовался Дронго. Его собеседник молчал. — Если вам неприятно, то можете не отвечать, — тактично заметил Дронго.

      — А чего скрывать? — вздохнул Алтынбай. — Сейчас уже можно говорить. Об этой истории знал весь Душанбе. Мы отмечали мою победу в ресторане. Как раз завершился чемпионат республики, где я стал чемпионом. Потом пришло сообщение, что меня берут в сборную Союза. Представляете, в каком состоянии я был? И вот именно там появились мблодые подонки. С нами были женщины, красивые женщины. Жена одного моего друга и сестра другого. Он ее специально пригласил, хотел со мной познакомить. Мы с ее братом близко сошлись на сборах. Ну и пришли эти выскочки.

      Сейчас даже странным кажется, что такое время было. Эти пижоны не умели ничего делать, нигде не работали. Нынешние подонки хотя бы воровать научились. А те пользовались деньгами и связями своих родителей. Вы можете себе представить, как все было. Сначала кто-то из них сказал обидное слово, но мы попросили молодых людей не увлекаться. Их четверо было, а нас пятеро мужчин и две женщины. Ну, я бы сам легко всех четверых раскидал. Это было нетрудно. Но они не успокоились. Один подошел и пригласил танцевать жену нашего друга. Мы снова попытались объяснить, но он опять ничего не понял. А потом слово за слово, как это обычно бывает, и кончилось тем, что один из мерзавцев толкнул одну из наших женщин. В общем, была драка. Оказалось, что у двоих из этой четверки с собой были ножи. Кто мог подумать, что все так обернется? Они порезали двоих наших ребят, пока мы поняли, в чем дело. Тут, конечно, мы им выдали по полной программе. А когда закончилась драка, выяснилось, что у нас есть один погибший. Представляете, что с нами было?

      Приехала милиция, и нас всех арестовали. Три месяца держали в тюрьме, пока шло расследование. Мы доказывали, что он случайно погиб — ударился виском о край стола. Но погибший был сыном заведующего отделом нашего ЦК, и его отец давил на следователей и прокуроров. Потом началось расследование, и прокурор составил обвинение в умышленном убийстве.

      Нуралиев замолчал, словно вспоминая, как все было. Дронго терпеливо ждал.

      — Три месяца, — невесело подвел итог Алтынбай, — но шел уже конец восемьдесят шестого. Тогда в Ал ма—Ате были разные события, в Узбекистан приехала целая бригада следователей. В общем, уже нельзя было делать все, что раньше делали. Нельзя было в открытую над людьми издеваться и невиновных в тюрьму сажать. Тогда как раз московские газеты начали про это писать. И тут выяснилось, что погибший накурился анаши. Нас из тюрьмы выпустили, но сразу забрали в армию. И конечно, я загремел в Афганистан.

      Самые неприятные годы — это восемьдесят седьмой и восемьдесят восьмой. Это когда нас уже били по-настоящему. У моджахедов тогда было первоклассное вооружение — из Америки, из Европы, из Китая. А нам, таджикам, в это время уже не очень верили. Считали, что мы потенциальные дезертиры.

      — Я знаю, — кивнул Дронго. — Сложное было время.

      — А разве потом было легче? — спросил его Алтынбай. — Я вернулся в восемьдесят девятом. Тогда и начался наш общий бардак. В Средней Азии уже была заварушка в Ферганской долине. Помните, что там случилось? Узбеки с турками тогда разбирались. Хотя кто сейчас помнит об этом? И никто не понял, что это была первая ласточка, что потом будет еще хуже. Ну а когда распался Советский Союз, первым «взорвался» Таджикистан.

      — Я все помню, — тихо произнес Дронго, глядя перед собой. — Вы даже не можете представить себе, как я все помню. И вы снова воевали?

      — Конечно, воевал. Разве тогда можно было остаться в стороне? Самая проклятая вещь на свете — это гражданская война, — убежденно сказал Алтынбай. — Тогда весь Таджикистан разделился на «юрчиков» и «вовчиков». Мы безжалостно истребляли друг друга, как дикие звери в какой-то непонятной ярости. Убивали не только мужчин. Иногда мы сами удивлялись своей ярости и ненависти. Тогда погибло сто тысяч человек. Сто тысяч человек, — повторил он, словно вслушиваясь в эту цифру.

      — И на чьей стороне вы сражались?

      — А как вы думаете? — спросил Алтынбай. Они разговаривали, не глядя друг на друга, словно обращаясь в пустоту. — Многие полагали, что я перейду на сторону оппозиции, — сказал Алтынбай, — ведь мне сломали мою спортивную карьеру, отправили в Афганистан — я был как бы пострадавшим от советской власти. Значит, по логике вещей я должен был эту власть ненавидеть. А я ненавидел других — которые ломали мою прежнюю жизнь, которые принесли ненависть и страх в нашу страну. И тогда я сделал свой выбор...

      — Много пришлось убивать?

      — Много, — признался Алтынбай. — В рай я точно не попаду. Теперь у меня одна дорога — к дьяволу. И в этот момент неожиданно погас свет.

      — Вот не верь после этого в приметы, — заметил Дронго.

      — Куда пропал этот кретин? — разозлился Алтынбай. — Нужно было самому пойти посмотреть. Ему ничего нельзя поручить.

      — Вы его давно знаете?

      — Несколько лет. Он работает с Рахманом-ака уже не первый год.

      — Он местный?

      — Нет. Кажется, переехал из Украины. Рахман-ака был назначен заместителем начальника нашей налоговой службы в рамках межправительственного соглашения о перемирии.

      — Вы хотите сказать, что он представлял другую сторону?

      — Конечно. Но он оказался толковым человеком и совсем неплохим специалистом. Во всяком случае, дело свое он знает весьма неплохо.

      — А Олег работает его помощником?

      — Вообще-то он сотрудник отдела, который курирует Усманов. Но все считают Шарая его помощником. Давайте пойдем в дом, кажется, нам не дождаться Олега. Или он не нашел бензин.

      Нуралиев тяжело поднялся. Дронго встал следом.

      — У меня к вам еще один вопрос, — вспомнил Дронго. — Какую книгу вы читали?

      — Омара Хайяма, — буркнул Алтынбай. — В молодости дураком был, не читал. А сейчас читаю. У него встречаются поразительные четверостишия. Просто поразительные! Как будто о сегодняшнем дне.

      — Да, — улыбнулся Дронго, — гениальный поэт всегда современен. Вы окончили русскую школу?

      — Хорошо говорю по-русски?

      — Нет. Просто вы используете некоторые слова... Вы сказали, что «раскидали» своих противников и «выдали им по полной программе». Если бы вы учились на фарси, вы бы так не сказали. Кроме того, в местных школах проходили Омара Хайяма, а в русских классиков восточной литературы изучали факультативно. Верно?

      — Вы жили в Таджикистане? — удивился Алтынбай. Они вышли под непрерывный шум дождя.

      — Нет! — крикнул Дронго. — Я просто предположил! Пока они дошли до дверей, оба промокли насквозь. Когда они открывали дверь, входя в дом, молния осветила все вокруг.

      — Закройте двери, — раздался чей-то голос. Дронго вошел следом за Алтынбаем и закрыл дверь на ключ. В гостиной горели свечи, и это создавало иллюзию некой отстраненности. Словно жизнь на планете уже кончилась и здесь находились последние представители рода человеческого.

      — Где Олег? — громко спросил Алтынбай. — Куда он пропал?

      — Я здесь, — отозвался Олег, который сидел где-то в углу. — Нету там никакого бензина. И спирта нет. Водка есть, виски, коньяк, джин, но не много.

      — Садитесь с нами, — раздалось из темноты. Дронгр узнал голос Погорельского. Очевидно, одна из бутылок спиртного уже попала в руки режиссера.

      — Давайте к нам, — позвал Мамука. Он сидел рядом с Погорельским, очевидно составив ему компанию. Горели только три свечи.

      — А почему не зажгли остальные? — поинтересовался Дронго.

      — Еще три отдали женщинам, а остальные припрятали на всякий случай, — прозвучал голос Усманова, но его самого не было видно.

      Дронго вошел в бильярдную. Усманов сидел у камина. При свете огня камина был виден только его профиль.

      — Я думал, что такой погоды здесь не бывает, — сказал он, поворачивая голову. — Хорошо, что Мехти успел разжечь камин.

      — А где Сергей и Отари? — спросил Дронго.

      — Наверху, — ответил Вейдеманис. Он сидел в кресле рядом с диваном, и его тоже не было видно в темноте.

      — Эдгар, — спросил его Дронго, — кто отнес свечи женщинам?

      — Я, — отозвался Вейдеманис. — Они в подавленном настроении. Ты представляешь, что они чувствуют? Буянов поднялся наверх, чтобы быть рядом с ними.

      — Я тоже пойду туда, — сказал Дронго. — Нам для полного счастья не хватало только этой аварии. И движок нельзя включить.

      — Мне пойти с вами? — спросил Алтынбай.

      — Нет, — ответил Дронго. И в этот момент сверху раздался женский крик.

      — Господи! — воскликнул Погорельский. — Неужели еще кого-то убили? — И он вдруг пьяно расхохотался. Это было так неожиданно, что его смех подействовал на всех гораздо сильнее, чем женский крик. Первыми к лестнице бросились Дронго и Вейдеманис. За ними уже спешили Алтынбай и Олег.

      ГЛАВА ШЕСТАЯ

      Спотыкаясь, они поднимались по лестнице и уже спешили по коридору, когда едва не столкнулись с Буяновым.

      — Все в порядке! — крикнул Сергей. — Все нормально. Только у Наташи Толдиной сдают нервы. Ей почудилось, что Катя шевельнулась. Это просто молния осветила тело, а Толдина закричала. Я говорил ей, чтобы она там не сидела. Но она настаивала.

      — Пусть крестится, когда ей кажется, — недовольно заметил Олег.

      — Не нужно, — попросил Дронго, — ей и так плохо.

      — Нам всем плохо, — сказал Шарай, — но мы же не кричим по пустякам. И все держат себя в руках.

      — Особенно ваш руководитель, — заметил Дронго. — Он всегда такой уравновешенный?

      — Всегда. Я его знаю шесть или семь лет. Он всегда спокойный, при любой ситуации. Я ему иногда даже завидую.

      Дронго вошел в комнату, где горела свеча. Толдина взглянула на него и отвернулась. Вейдеманис, тяжело дыша, последовал за Дронго.

      — Может, вам лучше здесь не оставаться? — спросил Эдгар.

      — Я буду сидеть тут до утра, — упрямо сказала Толдина. — Это мой долг.

      — А почему у вас горит только одна свеча? — спросил Дронго. — Мне сказали, что вам дали три свечи.

      — Одна на кухне у Нани, — пояснил Буянов. — Все голодные, и Нани с Людмилой пошли туда, чтобы подогреть ужин. Хорошо, что газ еще есть. А третью свечу мы отдали Отари. Он снова решил рисовать. Считает, что в такой обстановке и в такую погоду лучше рисовать. Заодно он дежурит у постели Гасана. Повар может прийти в себя, и поэтому нужен человек, который постоянно находился бы около него.

      — Это, наверное, придумал Мамука, — усмехнулся Дронго. — Он считает, что несчастный повар может всех нас обманывать. Создать себе ложное алиби, чтобы безнаказанно убивать. Очевидно, он начитался детективных романов.

      — Что случилось? — спросил подоспевший Алтынбай,

      — Ничего, — ответил Дронго. — Просто одной женщине померещилась нечто неприятное. В такую погоду рядом с убитой может померещиться все, что угодно.

      — Эта ночь никогда не кончится, — прошептал Буянов.

      — В этом доме есть еда? — крикнул Алтынбай в коридор. — Хоть какая-нибудь?

      — Мы сейчас принесем вам еду! — закричала Нани, услышавшая его восклицание.

      — Может, нам пойти и помочь им? — предложил Шарай.

      — Я останусь с Наташей, — твердо сказал Буянов, — мне не хочется есть.

      — Если разрешите, я посижу с вами, — попросил Дронго и, обернувшись к Вейдеманису, сказал ему: — Эдгар, спустись вниз и побудь с остальными. В такой обстановке у любого могут сдать нервы.

      Мужчины повернули обратно, а Дронго вместе с Буяновым сели на стулья рядом с Толдиной. Она взглянула наконец на Дронго.

      — Что вам нужно? — раздраженно спросила она. -Ну, я испугалась как последняя дура. Нервы совсем сдают. А вы пришли еще и издеваться.

      — Нет, — ответил Дронго, — иначе я бы не поднялся. Я понимаю ваше состояние.

      — Что вообще вы можете понять! — крикнула она. — О чем тут говорить?! Сережа, дай мне сигареты...

      — У меня кончились, — виновато сказал Буянов. — У вас есть сигареты? —спросил он, обращаясь к Дронго.

      — Я не курю.

      — Извините. Наташа, сейчас я принесу сигареты, — сказал Буянов, поднимаясь со стула и выбегая в коридор.

      — Осторожнее! — крикнул Дронго. — Там темно! Когда они остались одни, Дронго вдруг сказал, обращаясь к Толдиной:

      — Не нужно так нервничать. Если вы соберетесь и поможете мне, может, мы и найдем убийцу.

      — Как это найдем? — спросила она, взглянув на Дронго. — Он уже давно убежал.

      — Убийца в доме, — возразил Дронго, и она вздрогнула.

      — Что? Что вы сказали?

      — Убийца в доме, — повторил Дронго, — и мы должны его найти.

      — Господи! — выдохнула она. — Как вы можете так спокойно говорить?

      — Вашу подругу убили, и мы должны понять мотивы убийства. Скажите мне, почему она вдруг так плохо почувствовала себя, попав сюда. Почему?

      — Не знаю, — очень тихо ответила Толдина, — я ничего не знаю. Почему вы думаете, что сможете найти убийцу?

      — Я его все равно найду, — твердо сказал Дронго, и очень нужно, чтобы вы мне помогли. Мы должны наказать убийцу вашей подруги.

      — Наказать, — иронически произнесла она. — Почему вы считаете, что можете казнить и миловать по своему желанию? У вас есть права Бога? Кто вы такой, чтобы судить других людей?

      — Нет, — ответил Дронго, — я, конечно, не Бог. Но иногда мне кажется, что я сражаюсь на его стороне.

      В комнату вошел Буянов. Он протянул Толдиной одну сигарету и спички.

      — Больше не нашел, — чуть виновато сказал он. — Все экономят — боятся, что нам придется здесь долго сидеть. Женщины принесли еду. Может, ты хочешь поесть?

      — Нет, — ответила она. — Спасибо, мне ничего не нужно.

      Буянов вопросительно взглянул на Дронго.

      — Мне нужно знать, почему Катя внезапно почувствовала себя плохо, попав в этот дом, — настойчиво сказал Дронго. — Поймите, я должен это знать! Вы можете мне помочь. Почему?

      — Я не знаю, — растерянно произнес Буянов. — Когда я приехал сюда, она уже была в таком состоянии. Толдина молча курила сигарету.

      — Вы говорили, что у нее были неприятности, когда погибли двое людей. Это было не в Душанбе? — спросил Дронгоу Буянова.

      — Почему в Душанбе? — вдруг уточнила вздрогнувшая Толдина.

      — Я не у вас спрашиваю, — строго оборвал ее Дронго, — вы ведь не хотите мне помогать.

      — Трагедия случилась во время съемок в Киргизии, — сказала Толдина. — Тогда и погибли двое людей. Она все видела... Это было ужасно... Просто ужасно. Люди иногда бывают как звери.

      — В каком году?

      — Не знаю. Кажется, в девяносто втором. Господи, ну о чем мы сейчас говорим?! Разве все это так важно? Разве все это интересно? Кати уже нет на свете, а вы говорите о каких-то глупостях. Вам мало ее смерти, вам еще нужно ее опозорить. Как все это гадко! Господи, как гадко и страшно! — Она разрыдалась.

      — Уйдите, — попросил Буянов. — Вы же видите, в каком она состоянии!

      Дронго вышел из комнаты. Приблизился к лестнице и заглянул в комнату, где лежал Гасан. Повар беспокойно спал, ворочаясь во сне. В углу комнаты сидел художник, который что-то рисовал. Рядом стояла его жена. Дронго невольно залюбовался Людмилой. Она была высокого роста, стройная и красивая, ее длинная тень падала на стену, вырастая до потолка. При одной горевшей свече в этой картине было нечто библейское. Он подумал, что Отари прав, рисуя именно при подобном свете и в такую ночь.

      — Как наш больной? — спросил Дронго.

      — Спит, — ответил художник. — Мне кажется, что ему плохо. Он может прийти в себя, и тогда боль снова напомнит о себе. Нани иногда заходит к нам, но у нее нет никаких лекарств.

      Из соседней комнаты донеслись сдавленные рыдания Толдиной.

      — Что там случилось? — спросил Отари.

      — Это, кажется, я довел ее своими расспросами, — мрачно сознался Дронго. — Мне пришлось задать ей некоторые вопросы.

      — Я понимаю, — сказал Отари. — Вы хотите найти истину.

      — Кстати, насчет истины, — вспомнил Дронго, подвигая к себе стул. — Я случайно слышал, как вы разговаривали со своим другом. Он советовал вам ничего не

      рассказывать. Говорил, что это совсем не обязательно, а вы убеждали его, что не можете молчать.

      — Вы слышали наш разговор, — понял художник.

      — Извините, но я случайно услышал. Вы можете сказать, о чем шла речь?

      — Могу, конечно, — взглянул на супругу Отари. Она сжала ему руку. — Я ведь не всегда был художником. Я служил в наших пограничных частях. Но когда в Грузии началась гражданская война и мне предложили сделать выбор, я отказался. Я не мог стрелять в других грузин только потому, что одни из них любят Гамсахурдиа, а другие хотят сражаться за Шеварднадзе. Я считал диким выбор, при котором я должен стрелять в своих братьев. Я тогда отказался выполнить приказ своего руководства и ушел из отряда. Но у нас. погибли двое молодых парней. Сейчас прокуратура проверяет, как они погибли, и Мамука советовал мне молчать, не вспоминать, что я служил в этом отряде. А я не хочу молчать и не могу.

      — Ясно, — вздохнул Дронго, — все как всегда. Везде идут войны, везде свои трагедии. Я все время думаю, как спят люди, которые в Беловежской Пуще устроили миллионам людей такую жизнь? Или они об этом даже не вспоминают?

      — Не знаю, — признался художник. — Мне иногда кажется, что политики вообще не думают о людях. Мы для них — абстрактная категория.

      Дронго тяжело вздохнул. Он не знал, как ответить на подобные вопросы. Вот уже столько лет не знал.

      — Вы ничего не слышали? — спросил он, меняя тему разговора.

      — А вы сами верите в неизвестного маньяка, который ходит вокруг дома? — ответил Отари вопросом на вопрос.

      — Нет, — мрачно сказал Дронго. — Теоретически я могу допустить, что подобное возможно. Но только теоретически. В такую погоду маньяки не бегают вокруг дома, чтобы убивать людей. Здесь должны быть другие причины, более глубокие, если хотите. А если это вообще не маньяк? Или, еще хуже и еще вернее, если это кто-то из нас?

      — Не говорите так, — попросил художник. — Мне страшно даже подумать об этом. Мамука считает, что мы сойдем с ума к утру, если к нам не приедут люди.

      — Может, он и прав, — равнодушно заметил Дронго. — В конце концов, ничего не бывает просто так. Возможно, что начавшийся ураган был предопределен, как и убийство, которое здесь произошло.

      При этих словах сидевшая рядом с художником Людмила вздрогнула и прижалась к мужу. Тот обнял ее покрепче, притягивая к себе.

      — Я все время думаю, чем можно оправдать такие преступления с точки зрения Бога, — вдруг сказал Отари. — Ведь любое убийство — это не просто насилие, а вызов Богу.

      — Не всегда, — возразил Дронго. — Когда солдаты защищают свою родину или когда отец убивает насильников своей дочери — это не совсем убийство. Это библейская мера, которой нужно отвечать на насилие.

      — Убийство не может быть воздаянием, — возразил художник. — Любое убийство отвратительно. Я — верующий человек. И мы с Людмилой венчались в церкви. Посмотрите, какие у нас кольца, — поднял руку Отари. — Это старинные кольца нашего рода, передаваемые уже в двенадцатом поколении. Говорят, что они немного сплавились в огне, когда одного из моих предков заперли в горящем доме. Тогда его супруга шагнула к нему в костер. И потрясенные ее мужеством враги pешили оставить жизнь обоим.

      Мы с Людмилой много обсуждали тему насилия. Разве можно решиться на такое? Убить несчастную молодую женщину. Задушить ее во сне! Нет, на такое нормальный человек не способен.

      — Я встречал столько всякой дряни в своей жизни, что вполне верю в способности мерзавца осуществить нечто подобное. Причем мерзавца, хорошо маскирующегося, — пояснил Дронго.

      — Но ведь еще есть Бог, — сказал Отари, — и значит, любое убийство — вызов небесам.

      — Не обязательно. Я в последнее время немного пересмотрел свою точку зрения на вмешательство Бога в наши дела.

      — Вы атеист? — спросил художник.

      — Один из моих друзей гениально сказал: «В Бога я еще могу поверить, но я не верю в его подсобное хозяйство — в рай и в ад». Вот и мне трудно поверить в то, что мы увидим убийцу в аду, а с вами встретимся в раю, если, конечно, мы его заслужили. Боюсь, что в другой жизни нам не увидеться, да ее и не будет. Я скорее скептик-агностик.

      — Легче жить, когда веришь в Бога, — сурово заметил Отари.

      — Согласен. Одна мысль о том, что ты будешь миллиарды лет спать в могиле на радость земляным червям, может отравить твое существование. Но в этом и состоит смысл жизни, чтобы бросить вызов невероятной Вселенной одним фактом своего появления и собственного разума. Много лет назад в Нью-Йорке один священник сказал мне, что Бог должен быть в душе каждого человека. Но я думаю, что душа любого из нас представляет собой арену борьбы между Богом и дьяволом. Каждый день, каждый. час, каждую минуту дьявол искушает нас, толкая на низменные поступки. Бог в таком случае справедлив: он не решает за человека, он предоставляет ему право выбора.

      — Встать на чью-либо сторону? — усмехнулся Отари. — А вам не кажется, что вы кощунствуете?

      — Нет. Ведь с точки зрения верующего человека борьба идет не между Богом и дьяволом. Такой борьбы просто не может быть. Ведь дьявол — тоже создание всемогущего Бога. Значит, допуская вероятность подобного вселенского зла, Бог предоставляет нам право выбора. И с этой точки зрения я вполне согласен принять Бога. Ибо каждый человек должен сам для себя решить, на чьей стороне он хочет сражаться. На стороне Бога или на стороне дьявола.

      За окном сверкнула молния и осветила их комнату.

      — У вас страшная логика, — прошептал Отари, — я об этом не думал. Мне казалось естественным соблюдать нормы, установленные Богом.

      — Большинство людей об этом не думают, — согласился Дронго. — Ведь право выбора — это самое страшное право, которым Бог наградил каждого из нас. Соблазны велики, жизнь человеческая так коротка. Мы все еще не знаем своей конечной цели: почему мы появились на свет и в чем состоит смысл нашего существования, нашего разума? Может, поэтому большинство людей и попадают в могилы, наполненные червями и навозом, так как предпочитают жить, не задумываясь о смысле своего существования. Может, поэтому большинство людей не хотят использовать своего права выбора. Ведь каждый человек в чем-то грешен, хотя бы своими мыслями. Абсолютных праведников не бывает, или бывают, но очень редко. Но как оправдать подлость? Воровство? Как оправдать предательство? Я знаю столько людей, которые спокойно присваивают миллионы долларов, пока от болезней и голода умирают дети их народа. Где оправдание? И почему Бог не хочет наказывать подобных людей? Или он предоставляет им право выбора?

      — «Я Господь, Бог твой, Бог-ревнитель, наказывающий детей за вину отцов их до третьего и четвертого рода, ненавидящих меня», — процитировал строчку из Библии Отари. Во внезапно наступившей тишине слова прозвучали особенно грозно и страшно. — Бог наказывает человека за его грехи, — убежденно заявил художник.

      — Я вспоминаю известную поговорку о том, что Бога нельзя ни о чем просить. Ибо если он справедлив, он обязан наказать любого просителя, — улыбнулся Дронго. — Я все-таки думаю, что мы должны сами определять собственное поведение, стараясь остаться хотя бы порядочными людьми.

      — Странно, — сказал Отари, — я много слышал про вас от своего брата. Он работает в Тбилиси и встречался с вами в прошлом году, когда вы к нам приезжали. Я знаю про вашу славу. Говорят, что вы помогли многим людям и сумели найти немало мерзавцев, нарушающих законы человека и Бога. А сами вы немного скептик. Или агностик, как вам больше нравится. Но я все равно думаю, что здесь нет противоречия. Вы, сами того не подозревая, сделали свой выбор. Вы сражаетесь на стороне Бога.

      — Может быть, — вздохнул Дронго, — но сегодня ночью, кажется, я проигрываю в этой борьбе.

      — Не говорите так, — вдруг попросила Людмила, прижимаясь к мужу. — Бог все равно накажет виноватых.

      — Тогда нужно следовать логике вашего мужа и сознательно выбрать сторону Бога, — заметил Дронго, — а это значит, что именно мы должны найти и покарать убийцу.

      — Надеюсь, что так оно и случится, — сказал Отари. — Если убийца среди нас, вы его обязательно найдете.

      В комнату вошла Нани. Она держала в руках свечу.

      — Как наш больной? — спросила она.

      — Сама посмотри, — предложил Отари. — По-моему, не очень хорошо. Он все время стонет.

      — Сейчас посмотрю. Вы пойдите вниз и поужинайте вместес Людмилой, а я посижу за вас. Я приготовила ужин на двадцать человек, всем хватит.

      — Спасибо, — поблагодарил Отари. — Мы сейчас спустимся. Вы идете с нами? — спросил он у Дронго.

      — Пока нет, — ответил тот. — Я лучше подожду, пока успокоится Толдина. Мне еще нужно с ней поговорить.

      Он вышел из комнаты и снова направился в ту, находившуюся рядом, где убили Екатерину Шевчук. Когда он вошел, то сразу заметил, что стул, на котором сидела Толдина, пуст. В комнате находился только Сергей Буянов.

      — А где Толдина? — спросил Дронго.

      — Она вышла на кухню выпить воды, — сообщил Буянов. — В такой темноте ничего не видно. Я просил ее взять свечу, но она отказалась. А на кухне темно.

      — Я подожду, — сказал Дронго, усаживаясь на стул.

      — Вы опять хотите ее мучить? — спросил Сергей. — Не нужно. Она и так сильно переживает смерть Кати. Может, вы отложите свои расспросы до утра?

      — Нет, не отложу. Я боюсь, что нельзя откладывать на утро расследование этого убийства. Если убийца поймет, что Толдина знала об истинных причинах смены настроения своей подруги, если поймет, что актрисы делились сокровенным, то вполне возможно, что следующей жертвой будет вторая женщина из вашей группы. Вам этого хочется?

      И не успел Дронго договорить последних слов, как раздался какой-то шум. Они прислушались. Вдруг на пол что-то упало. Никаких сомнений не было. Это был шум падающего человеческого тела.

      — Быстрее! — крикнул Дронго. — Быстрее за мной! Я боюсь, что уже поздно.

      Он выбежал в коридор и, ощупывая стену, направился на кухню. Уже при входе он внезапно споткнулся о чье-то тело и едва не упал, наклоняясь вниз.

      — Что случилось?! — крикнул Буянов.

      — Несите свечи, свет, быстрее! — ответил Дронго, ощупывая лежавшее тело. Рука, плечо, грудь! Убитой была женщина. Господи, убитой была опять женщина! Он сжал зубы от волнения. — Быстрее сюда! — закричал он на весь дом, впервые теряя самообладание.

      Снизу уже спешили люди. Из коридора бежал Буянов со свечой в руках.

      — Ее убили, — сказал Дронго, когда слабое мерцание свечи осветило его лицо. — Я же вам говорил, что ее могут убить.

      По лестнице спешили люди. Еще две или три свечи осветили коридор и вход в кухню. Все толпились вокруг.

      — Это Наташа, — прохрипел сдавленным голосом Буянов, — ее убили. Господи, он убил и ее!

      — Не шумите, — обернулся к нему Дронго. — Кажется, убийца нанес удар только что. По-моему, она еще жива. Подождите, нужно посмотреть, дышит она или нет.

      — Может, сделать ей искусственное дыхание? — робко предложил Сергей.

      — Оно не помогает при ударе ножом, — возразил Дронго, наклоняясь к умирающей. — Дайте свет! — раздраженно крикнул он. — Я не вижу ее лица. Несчастная дергалась у него в руках, очевидно, в последних конвульсиях.

      — Наташа!— с отчаянием в голосе закричал Сергей.

      — Я здесь!— вдруг крикнула из темноты Толдина. — Меня никто не убивал. Я здесь!

      Она сделала шаг вперед, и Буянов увидел актрису. Дронго повернул умирающую на спину. И услышал, как застонал Мамука. Это была Нани Сахвадзе.

 

      ГЛАВА СЕДЬМАЯ

      — Господи! — закричал Мамука. — Моя Нани! Ее убили!

      Он подскочил к телу своей супруги, бросился ее тормошить. Дронго поднял голову. Было уже поздно. Несчастная женщина умерла. Он почувствовал, как обмякло ее тело. Вейдеманис взял одну из свечей и подошел к окну. Оно было открыто.

      — Убийца выпрыгнул в окно, — сказал Эдгар.

      — Что? — поднял голову Мамука. — В окно? Я найду его! Я задушу его своими руками! Он думает убежать?

      Потрясенный горем муж вскочил и кинулся к лестнице. Очевидно, он расталкивал людей, пробираясь вниз, потому что слышались чьи-то восклицания, сдавленные крики. Мамука побежал к двери и стал дергать ручку. Затем лихорадочно, с громкими проклятиями открыл дверь и наконец выбежал на улицу с диким криком.

      — Убью! — кричал он. — Я его убью!

      Мужчины бросились за ним. Дронго наклонился к телу погибшей и посмотрел на нее. В спине женщины торчал нож, загнанный точно под лопатку. Дронго нахмурился. Хорошо, что Мамука этого не увидел. Он достал носовой платок и попытался вытащить нож, глубоко Сидевший в теле. Дронго был крупным и сильным мужчиной, но ему удалось это сделать лишь со второго раза.

      Хлынула кровь. Дронго поморщился и, разглядывая орудие убийства, осторожно повернул тело на спину.

      — На этот раз он ударил ножом, — проговорил Эдгар, подходя к нему.

      — Напрасно ты сказал про окно, — заметил Дронго, выдвигая ящики кухонного шкафа. Вейдеманис держал свечу. Вдруг Дронго обернулся. Рядом стояли Людмила и Наталья Толдина. Все мужчины были внизу.

      — Я хотел сказать это тебе, — признался Вейдеманис, — не думал, что у него будет такая бурная реакция.

      — В его положении это естественно, — пробормотал Дронго. Он держал нож в руках, оглядываясь в полутемной комнате в поисках целлофанового пакета.

      — Она умерла? — ровным голосом спросила Людмила. Дронго кивнул головой — он не хотел ничего говорить.

      Людмила подошла к телу убитой и наклонилась над ним. Дронго увидел, как ее трясет от ужаса.

      — Это я, — говорила Толдина, словно в лихорадке, — это я должна была погибнуть. Это меня должны были убить...

      — Перестаньте, — прервал ее Дронго, — сейчас не время!

      — Нет, нет, — упрямо повторяла она, — это меня должны были убить. Меня, меня!

      — Найди мне какой-нибудь пакет, — попросил Дронго, обращаясь к Эдгару. — Желательно целлофановый, чтобы сохранились отпечатки пальцев.

      — Сейчас поищу. Черт! — Эдгар выпустил из рук свечу — очевидно, капли горячего воска обожгли ему пальцы. Стало совсем тихо, только снизу слышались крики людей. Отари уговаривал обезумевшего от горя друга вернуться в дом.

      — Это из-за меня, — повторяла в тишине Толдина, — я во всем виновата.

      — Мы с вами потом поговорим, — сказал Дронго, — не уходите никуда отсюда. Будет лучше, если вы все время будете рядом со мной. Эдгар, ты еще не нашел спички? Давай быстрее, мне нужен пакет.

      — Да, да, сейчас. Черт побери, мне действительно не нужно было говорить про окно. Как все глупо получилось! Я даже не подумал, что мы на втором этаже. Может быть, убийца нарочно открыл окно, чтобы мы предположили, что он убежал. Кажется, я нашел спички.

      —Толдина, — громко спросил Дронго, — вы еще здесь?

      — Да, — ответила актриса.

      — Встаньте за моей спиной, между мной и Вейдеманисом. Людмила, вы тоже здесь? Людмила, вы меня слышите?

      — Да, — сказала супруга Отари, — я здесь.

      — Сейчас зажгу свечу, — пробормотал Вейдеманис, чиркая спичкой. Первая спичка погасла. Он чиркнул второй раз. Наконец свеча загорелась, освещая все вокруг. Людмила стояла на коленях перед телом своей подруги, словно молилась.

      — Дура я, — громко сказала Толдина, — мне казалось, что нужно дождаться милиции и тогда все рассказать. Какая я дура!

      — Вы мне потом все расскажете! — Дронго оглянулся вокруг в поисках пакета. Он все еще держал нож в правой руке. — Эдгар, — снова попросил он, — постарайся найти мне пакет.

      — Я его ищу, — пробормотал Вейдеманис. — Я волнуюсь из-за того, что совершил ошибку, крикнув про окно.

      — Я тоже был не совсем прав, — заметил Дронго. — Не нужно было звать всех остальных. Это моя ошибка. Такая погода и отсутствие света действуют всем на нервы. А тут еще и второе убийство.

      — При чем тут ты? — удивился Вейдеманис. — Это ведь я крикнул про окно.

      — Я позвал людей, — объяснил Дронго, — а мне не следовало их звать. Убийца был наверняка где-то рядом. Возможно, в коридоре или на лестнице. А когда я крикнул, все побежали сюда, и убийца мог легко присоединиться к остальным. — Если, конечно, он не выпрыгнул в окно, — заметил Вейдеманис.

      — Здесь второй этаж, — возразил Дронго. — Я не думаю, что он выпрыгнул в окно. Он бы сломал себе ноги.

      — Непонятное расположение комнат, — сказал Вейдеманис. — Зачем они сделали кухню на втором этаже? Было бы удобнее расположить ее на первом.

      — Там гостиная для приема гостей, — пояснил Дронго, — поэтому они решили, что кухня должна быть на втором.

      — А почему ты думаешь, что убийца не успел сбежать вниз?

      — Я крикнул, и люди сразу же побежали наверх. Он мог спрятаться только в коридоре или выбежать на веранду. Людмила, где вы были в тот момент, когда я закричал?

      Она молчала, глядя на свою подругу.

      — Людмила, вы меня слышите? — спросил Дронго.

      — Да, — ответила она не оборачиваясь. — Я была на лестнице, спускалась вниз.

      — Кажется, я нашел пакет, — протянул целлофановый пакет Вейдеманис, — но здесь какой-то красный порошок. Я не знаю, что это такое. Может быть, ты знаешь? Кажется, он не пахнет.

      Он протянул пакет Дронго. Тот взял пакет и улыбнулся, а потом достал оттуда горсть красного порошка и отправил его в рот.

      — Во-первых, он пахнет, — сказал Дронго, — хотя запах очень слабый. А во-вторых — это замечательный порошок. Измельченные листья сумаха. Его употребляют для приготовления кутаба, можно и в суп.

      — Ты еще не рассказывал мне о кутабах, — заявил Вейдеманис. Он понял, что Дронго намеренно говорит об этом, чтобы немного отвлечь внимание женщин от

      происшедшего убийства. — Так что такое кутаб? — спросил Вейдеманис, пока Дронго аккуратно пересыпал сумах в пустую банку, стоявшую на столике.

      — Самая вкусная вещь на свете! — Дронго говорил намеренно бодрым голосом, тогда как глаза оставались серьезными. Выражение его лица и голос словно принадлежали двум разным людям. — Обычно все приезжающие с Кавказа люди хвалят только шашлык, — продолжал Дронго, закончив пересыпать сумах, — но на Востоке есть масса невероятно вкусных блюд. Например, кутаб. Настоящий кутаб — это фантастическая еда. Конечно, правильно приготовленный кутаб.

      Он положил нож в пакет и осторожно завернул его.

      — Нужно приготовить тесто и мясо с луком. Раньше для этого использовали мясо белых верблюдов, сейчас можно взять и баранину, — продолжал Дронго, но в этот момент Толдина простонала:

      — Хватит, прошу вас...

      Дронго сразу замолчал. Он положил пакет с ножом в карман и взглянул на актрису.

      — Нам нужно поговорить, — строго сказал он. В это время внизу послышались крики. Мужчины буквально силой втащили Мамуку в дом. Он все еще сопротивлялся, угрожая найти убийцу. Отари, Алтынбай и остальные вошли следом.

      — Пустите меня к ней, пустите меня! — Мамука вырвался из рук державших его мужчин и побежал вверх по лестнице.

      — Его нужно успокоить. Он сходит с ума, — пробормотал Вейдеманис.

      Мамука бежал по лестнице, не различая ступенек. Один раз он упал, затем поднялся и снова поспешил к телу любимой жены. Добежав до кухни, он упал рядом с убитой и завыл от горя. Многие невольно содрогнулись — настолько страшными были его крики. Отари, поднявшийся следом, и Вейдеманис пытались успокоить несчастного.

      У Толдиной, стоявшей за его спиной, началась истерика. Дронго обернулся к ней, но она трясла головой и не могла ничего сказать.

      — Людмила, — попросил Дронго, — уведите Толдину и не оставляйте ее одну. Только не в комнату, где лежит убитая. Лучше в третью спальню. Сидите там, пока я вас не позову. Эдгар, возьмите мужчин и перенесите тело погибшей в спальню, где... в общем, где уже находится убитая Катя.

      Он повернулся и пошел по коридору к веранде. Подойдя к двери, Дронго попытался открыть ее, но та никак не поддавалась. С большим трудом он открыл ее и вышел на веранду. Ветер уже почти стих, даже дождь лил не так сильно.

      Дронго прошел по всей веранде и вернулся в коридор. На кухне толпились несколько мужчин, которые уговаривали Мамуку разрешить унести тело женщины. Дронго подозвал Буянова.

      — Сережа, — попросил он, — пройдите в конец коридора и постарайтесь успокоить Толдину. У нее, кажется, истерика, и мне сейчас лучше с ней не говорить. Постарайтесь хоть немного ее успокоить. Там с ней Людмила, но я боюсь, что она ничего не сможет сделать.

      — Хорошо, — кивнул Буянов.

      Дронго, держась за перила, осторожно спустился вниз. В гостиной сидели только двое мужчин — Семен Погорельский и Рахман Усманов. Остальные были наверху — помогали Вейдеманису перенести тело убитой в спальню.

      — Вы видите, что происходит? — гневно спросил Погорельский. — Какой-то негодяй ходит вокруг дома и, пользуясь нашим положением, убивает женщин. А мы не можем поймать этого сексуального маньяка.

      — Действительно нехорошо, — тяжело кивнул Усма-нов. — Уже вторую женщину убивают. Если так пойдет и дальше, к утру этот подонок убьет всех наших женщин.

      — Я не думаю, что убийца — сексуальный маньяк, — устало заявил Дронго, усаживаясь за столик. Он обнаружил перед собой пакет томатного сока. Налив себе стакан, он сильно поперчил сок и залпом его выпил.

      — Почему не думаете? — спросил режиссер. — Ведь совершенно очевидно, что убийца нападает именно на женщин.

      — Очевидно, что он убил двух женщин. Но я не вижу сексуальных мотивов, — заявил Дронго. — Первую он задушил, и я еще мог бы тогда согласиться с вашим утверждением, что мы имели дело с маньяком, который получает удовольствие в момент убийства. Но второе убийство начисто опровергает ваше предположение. Убийца ударил ножом в темноте. Кстати, ударил очень профессионально: прямо под левую лопатку, в сердце.

      — Не нужно рассказывать такие ужасы, — попросил Погорельский. — У меня больное сердце. Мне противопоказаны такие переживания. Господи, я так и знал, что опять что-нибудь произойдет!

      — Почему опять? — спросил Дронго, снова наливая себе томатного сока.

      — Бедная Катя! — пояснил режиссер. — Она как магнит притягивала несчастья. Я ведь ее и раньше снимал, семь лет назад. Наша съемочная группа как раз полетела в Среднюю Азию. Тогда все и произошло.

      — Вы бывали в Таджикистане? — спросил Усманов.

      — Был, — кивнул Погорельский, — как раз во время съемок. Лучше бы я там не был.

      — Подождите, — прервал его Дронго. — Мне говорили, что вы снимали свой фильм в Киргизии.

      — Верно. Мы прилетели во Фрунзе — к тому времени его уже переименовали в Бишкек — и оттуда выехали в горы, на Алайский хребет, чтобы провести съемки в горах. Хребет расположен на границе между Киргизией и Таджикистаном. Откуда мы могли знать, что там идут военные действия? А река Зеравшан находилась как раз на территории Таджикистана. Но разве в советское время были какие-нибудь границы между ними?

      — Что там произошло?

      — От группы отстали три человека, — пояснил Погорельский, — двое мужчин и Катя Шевчук. Мы организовали поиски, подключили киргизскую милицию. Тогда еще между республиками не было пограничников, вообще никакой границы не было.

      — Сейчас тоже нет, — вставил Усманов. — Только на внешних границах стоят пограничники.

      — Ну вот видите! — вздохнул режиссер. Он налил себе водки на четверть стакана, посмотрел на разрезанную дольку лимона и, подняв стакан, залпом выпил. Затем снова посмотрел на лимон, но не стал даже притрагиваться к нему, лишь сильно поморщился. — В общем, случилась трагедия. Мужчины погибли. Говорили, что там, в горах, шла в это время перестрелка между двумя враждующими группировками. Катя, оказавшаяся свидетелем, была в ужасном состоянии. Это случилось недалеко от таджикского города с таким смешным названием — Лянглиф. Как будто колокольчик. Мы ее тогда отправили в больницу и вынуждены были убрать некоторые сцены из фильма. Переснимать с другой актрисой мы не могли, у нас был очень небольшой бюджет.

      — Это была наша трагедия, — вздохнул Усманов. — Просто ужас! Столько лет прошло, а мы до сих пор не можем оправиться от этих ран.

      — Поэтому и сказали, что она приносит несчастье, — выдохнул Погорельский. — Потом эта грязная история с наркотиками... Если бы не Наташа, Катю с Сережей могли посадить в тюрьму. Но, слава Богу, все обошлось.

      — Какие наркотики? — спросил Дронго. — Я не совсем понял, о чем вы говорите.

      — Господи! Я думал, что вы все знаете, — вздохнул Погорельский. — Два года назад Союз театральных деятелей организовал туристическую поездку в Турцию. А по возвращении у Кати среди личных вещей обнаружили какие-то наркотики. Не очень качественные и, кажется, самодельные. Сергей потом доказывал всем, что наркотики им подбросили. Скандал был большой, но, к счастью, его замяли. Оказалось, что еще у нескольких чемоданов порваны бирки и замки. Это и спасло наших ребят. Вот вам конкретный пример, как воровство наших аэропортовских грузчиков может спасти от гораздо большей беды.

      — Где это было? — спросил Дронго. — В Шереметьево?

      — Кажется, да.

      — Я могу рассказать вам еще более удивительную историю, — заметил Дронго. — В мае я возвращался из Вены и умудрился по наивности сдать свой чемодан. Я просидел в VIP-зале более часа, пока наконец грузчик принес мой чемодан. А когда я приехал домой и открыл его, выяснилось, что пропал мой новый ремень. Но я не сожалею о пропаже. Гораздо хуже, что они умудрились сломать статуэтку девятнадцатого века, которую я вез в подарок. И самое обидное, что негодяи не оставили отбитых частей в коробке. В результате получилось так, словно я нарочно купил для подарка сломанную вещь.

      — Человек порочен по своей сущности, — вздохнул Усманов, — так устроен наш мир. Человек рождается в грехе и проживает свою жизнь, постоянно нарушая заповеди Корана. Наверное, Аллах милосерден, раз он прощает людям все их прегрешения.

      — Я не уверен, что грешник заслуживает прощения, — пробормотал Дронго, — и не уверен, что все грешники нравятся Аллаху.

      — Человек ничтожен, а Аллах всемогущ, — возразил Усманов, — и он знает все пороки своих рабов и прощает им.

      — Это философский вопрос, — настаивал на своем Дронго. — Может быть, вы и правы. Но человек должен отвечать за свои поступки. И желательно в этой жизни, не дожидаясь Страшного суда.

      — Вы максималист, — улыбнулся Усманов.

      — Бога нет, — вздохнул Погорельский, — а значит, нет и дьявола. Ничего нет. Реальна только наша жизнь... — Он подумал немного и добавил: — И наша смерть.

      После этого он протянул руку, снова щедро налил себе водки и также залпом выпил. И снова посмотрел на дольку лимона, чуть поморщившись. Затем, подумав немного, он взял ее и, опять сморщившись, провел языком по поверхности лимона. После чего посолил дольку и с аппетитом съел.

      — Жалко, текилы нет, — сказал он со вздохом. — Вы любите текилу? — спросил он у Дронго.

      — Честно говоря, из спиртных напитков я люблю только хорошее красное вино. Но иногда позволяю себе выпить именно текилы.

      — Вот-вот, — обрадовался режиссер, — меня в Мексике научили. Такая прелесть!

      Свет от двух горящих свечей, стоявших на столике, освещал лишь пространство вокруг него. Дронго неожиданно почувствовал за своей спиной какое-то движение. Он резко обернулся. В темноте ничего нельзя было различить, но Дронго явно чувствовал, что у лестницы происходит какое-то движение.

      — Кто здесь? — громко спросил он оборачиваясь. — Кто здесь? — еще громче переспросил он.

      ГЛАВА ВОСЬМАЯ

      Послышались быстрые шаги на лестнице. Дронго вскочил и бросился следом, но, не рассчитав своих движений в темноте, с громким проклятием упал. Погорельский и Усманов поднялись следом.

      — Что случилось? — спросил режиссер. — Куда вы побежали?

      — Мне послышалось, что кто-то спускается по лестнице, — объяснил Дронго, поднимаясь и подходя к столу.

      — И куда он делся? — насмешливо спросил Погорельский.

      — Не знаю, кажется, побежал наверх. Эдгар, как у вас там дела? — крикнул Дронго.

      — Все нормально! Мы все здесь! — прокричал в ответ Вейдеманис.

      — Я ничего не слышал, — сказал режиссер, — у вас сдают нервы.

      Дронго взял тарелку со свечой.

      — Поднимусь наверх и посмотрю, как там дела, — пробормотал он, — заодно проверю, насколько сдают у меня нервы.

      — Я тоже слышал какой-то шорох, — поддержал Дронго Усманов. — Может быть, мы не закрыли дверь и кто-то посторонний вошел в комнату?

      — Господи! — испугался Погорельский. — Опять этот

      убийца!

      Дронго подошел к двери, проверил замок. Дверь была закрыта.

      — Здесь все нормально, — сказал он. — Я поднимусь наверх и проверю все сам.

      — Сумасшедший дом и сумасшедшая ночь, —пробормотал Погорельский. — В такую ночь лучше напиться до чертиков, чтобы потом ничего не помнить.

      — Лучше быть трезвым, — возразил Усманов, — так будет надежнее.

      Поднимаясь по лестнице, Дронго внимательно смотрел себе под ноги, словно стараясь что-то найти. Он прошел на кухню и увидел столпившихся там мужчин. Отари уже поднял Мамуку и отвел его в сторону. Дронго подошел к Вейдеманису.

      — Эдгар, кто-нибудь выходил отсюда? — тихо спросил он.

      — Нет, — покачал тот головой, — хотя при этих свечах ничего невозможно разобрать. Но, кажется, все были здесь. Олег Шарай стоял прямо рядом со мной. Отари увел Мамуку. Алтынбай был у холодильника.

      — Он мог незаметно уйти из кухни на несколько секунд?

      — Не думаю, — прошептал Вейдеманис. — Впрочем, может быть. Мы были заняты Мамукой, а Сергея ты сам послал к женщинам.

      — Мимо вас никто не проходил?

      — Думаю, нет. Но я был на кухне, и не смотрел в сторону коридора. Такая темень, что ничего нельзя различить.

      — Да, конечно. Отнесите скорее тело убитой в комнату и спускайтесь вниз. Только оставьте одну свечу на столе в кухне, — попросил Дронго.

      — Кончится тем, что мы подожжем дом, — проворчал Вейдеманис. — Скорее бы наступило утро.

      — Утро наступит тогда, когда оно должно наступить, — загадочно сказал Дронго, проходя дальше в коридор. Он открыл дверь в комнату, где лежал Гасан. Там горела свеча. Над поваром стояла женщина. Когда Дронго открыл дверь, она обернулась. Это была Людмила.

      — Я подумала, что нужно его проведать, — объяснила она свое присутствие, — ему может быть плохо, а Нани... — ее голос дрогнул, — Нани... уже не сможет ему ничем помочь.

      — Вы правы, — мягко согласился Дронго, — спасибо вам большое.

      Он осторожно закрыл дверь и прошел в другую комнату. Здесь никого не было, если не считать лежавшей на кровати убитой актрисы. Дронго подошел ближе. Его не пугало мертвое тело. Он привык к подобным вещам, так как слишком часто сталкивался с ними в своей беспокойной жизни.

      Дронго подошел ближе, оглянулся по сторонам и приподнял простыню. Катя словно спала. Он нахмурился и, поставив на столик свечу с тарелкой, которые он держал в левой руке, накрыл лицо погибшей.

      Затем он вышел в коридор и направился в третью спальню. Когда он вошел в комнату, Наталья Толдина сидела на стуле, а стоявший рядом Сергей в чем-то настойчиво ее убеждал.

      — Я думаю, так будет правильно, — говорил он, обращаясь к актрисе.

      Когда Дронго появился на пороге. Буянов замер и оглянулся на входившего. Увидев эксперта, он облегченно вздохнул.

      — Вы выходили из комнаты? — спросил его Дронго.

      — Неужели это так важно? — нахмурился Сергей.

      — Если я спрашиваю, значит, очень важно, — подтвердил Дронго.

      — Только что выходил. Хотел попросить сигареты. Но в коридоре ничего не видно, а свечу я оставил в комнате, поэтому пришлось вернуться. Почему вы спрашиваете?

      — Просто я хотел знать. Вы никого не встретили в коридоре?

      — Нет, никого. Если бы даже и встретил, то все равно никого бы не узнал. У вас есть своя свечка, и вам удобнее ходить по коридору, а я чуть не грохнулся.

      — Почему вы не рассказали мне, что были вместе с Шевчук в Турции два года назад?

      — Погорельский уже успел наябедничать, — нахмурился Буянов. — Вот паразит! Ведь прекрасно знает, что мы ни в чем не виноваты, но все равно каждый раз вспоминает про эту историю.

      — Значит, есть что вспоминать.

      — Ничего нет, — возразил Буянов. — Мы все вместе были в Турции. Там я и познакомился с Катей. А потом, когда вернулись домой, обнаружилось, что в наших вещах кто-то рылся. Ну и конечно, нам подсунули эти грязные наркотики. Да и не наркотики это вовсе были, а трава одна.

      — Откуда вы знаете, что трава, если их вам подложили?

      — Мне ведь показали эту траву. Целый день на таможне продержали. Милицию вызывали, ФСБ. Вся группа оставалась там до вечера. Потом разобрались и отпустили. А Погорельскому нравится рассказывать эту историю. Каждый раз, когда он бывает недоволен нами, он начинает вспоминать об этой турецкой истории. Я его уже сколько раз просил не делать этого, объяснял ему. Все бесполезно. Он считает, что Катя виновата в том, что у него ничего не выходит. Говорит, что она приносит несчастье.

      — Бедная Катя! — вдруг сказала Толдина. — Бедная девочка...

      — Она ни в чем не виновата, — твердо заявил Сергей, — но Погорельского трудно переубедить.

      В коридоре послышался шум. Дронго выглянул из комнаты и посветил себе свечой. Отари, Олег, Алтынбай и Мамука несли тело несчастной женщины. Эдгар шел впереди, освещая скорбной процессии путь свечой, которую держал в руках.

      Они вошли во вторую спальню, превратившуюся в своеобразный склеп. Оттуда донеслись рыдания Мамуки. Дронго нахмурился.

      — Вот так мы все и умрем, — вдруг сказала Толдина. — Мы все умрем, — повторила она уже более громко.

      Дронго раздраженно повернулся и прошел ко второй спальне. Он вошел в комнату в тот самый момент, когда мужчины укладывали тело убитой на постель. При этом Эдгар благоразумно прикрыл ладонью свечу, чтобы Мамука не видел раны на спине своей супруги. Он полагал, что ее тоже задушили.

      — Почему, почему? — плакал Мамука. — Почему ее убили? Кому она мешала?

      — Пойдем, Мамука. Нельзя тебе здесь оставаться. Давай спустимся вниз и посидим там, — предлагал Отари.

      — Нет! — оттолкнул его руку Мамука, снова падая на колени перед телом супруги. — Я буду здесь до утра. Не трогайте меня! Уйдите отсюда и оставьте меня одного. Мне нужно побыть здесь.

      Отари подошел к Дронго.

      — Его нельзя здесь оставлять, — твердо сказал художник. — Здесь два трупа и нет света. Он может сойти с ума.

      — Как его увести, — спросил Дронго, — если даже вы, его самый близкий друг, не можете на него повлиять?

      — Не знаю, — пожал плечами Отари, — я лучше останусь здесь, посижу рядом с ним. Его нельзя оставлять одного.

      — Правильно, — поддержал его Вейдеманис, услышавший этот разговор, — пусть останутся вместе. А мы спустимся вниз.

      Отари и Мамука остались в комнате, остальные мужчины вышли в коридор.

      — Я вернусь к Толдиной, — сказал Дронго, обраща-< ясь к Эдгару, — а вы спускайтесь вниз.

      Он снова прошел к третьей спальне и толкнул дверь. На этот раз Буянов сидел рядом с Толдиной и молчал.

      — В прошлый раз, когда я входил, вы убеждали свою собеседницу, доказывая, что так будет правильно, — сказал Дронго. — О чем вы говорили?

      — Господи! — произнесла Толдина с каменным выражением лица. — Вы еще и подслушивали!

      — Нет, не подслушивал, — возразил Дронго. — Я открыл дверь и поэтому услышал его слова.

      — Воспитанные люди прежде всего стучат, — желчно заметила Толдина.

      — А я невоспитанный человек, — парировал Дронго. — После второго убийства я стал невоспитанным. Мне кажется, что вам нужно объяснить, на чем вы настаивали.

      — Я думаю, что нужно прекратить съемки, — пояснил Буянов, — и вернуться в Москву. Все равно сцены с Катей придется переснимать. Все остальное можно снять в павильонах. Я просил Наташу убедить в этом Погорельского.

      — Он не согласится, — медленно и мрачно сказала Толдина.

 

      — Должен согласиться, — вспыхнул Буянов, — обязательно должен!

      — Вы можете рассказать мне, что произошло с вашей подругой во время съемок первого фильма? — спросил Дронго.

      — Вам это так важно?

      — Вы уже поняли, что очень важно. Возможно, что от этого будет зависеть наше расследование.

      — Сережа, — снова обратилась к Буянову актриса, — достань мне еще одну сигарету. Только не выходи без свечи. Возьми свечку у нашего гостя, тогда быстрее найдешь лестницу. Иначе ты свалишься, и я буду переживать.

      — Мне скорее всего никто и не даст сигарету, — пробормотал Сергей, поднимаясь со стула, и взял тарелку со свечой, которую принес Дронго.

      Едва он вышел из комнаты, как Толдина сказала:

      — Поймите меня наконец, что это не только мой секрет. Я не могу рассказывать при нем, осквернять память Катеньки. Какой вы неделикатный человек!

      — Сейчас не время для церемоний. Убиты две женщины. Вы должны рассказать мне правду.

      — Они были на съемках в горах, когда трое отстали от группы. Катя и еще двое мужчин. Кажется, звукооператор и помощник режиссера. В общем, они попали в очень неприятную историю — нарвались на бандитов. Обоих спутников Кати убили у нее на глазах.

      — Это я уже знаю. Но ее оставили в живых?

      — Ее изнасиловали, — выдохнула Толдина. — Она никому ничего не говорила. Только мне рассказала после той поездки в Турцию. Сказала, что это уже второе несчастье в ее жизни. Она была так потрясена, что потом целый год лечилась в больнице от нервного срыва. И затем твердо решила уехать. Переехала в Москву, сначала устроилась в какую-то студию, потом перешла на работу в наш театр. Она была очень талантливым человеком, но играла с каким-то надломом. Это трудно объяснить, нужно было видеть. Свои чувства она не играла, она переигрывала, эмоций иногда было слишком много. Впрочем, я ее не виню. Ей такое пришлось пережить!

      — Понятно, — сказал Дронго. — Но когда вы в первый раз спустились вниз за сигаретой, вы заявили, что не хотите находиться в нашей компании. Что вы имели в виду?

      — То и имела. Я думаю, что вы поняли, почему у Кати случился нервный приступ. Когда мы сюда приехали, она вдруг обнаружила среди мужчин одного из тех, кто был тогда среди ее насильников. Вы же понимаете, как это страшно. Она заперлась в комнате и сказала, что не выйдет оттуда до утра, пока мы не уедем отсюда.

      — Она назвала кого-то конкретно?

      — Нет. Но она видела вас всех. Это кто-то из мужчин, которые находятся в доме. Когда ее убили, я подумала, что это, возможно, случайность — поверила в неизвестного маньяка. Тем более что вы так ловко влезли в окно через веранду. Мне казалось, что убийца — неизвестный маньяк, который случайно напоролся на Катеньку. Но, видимо, я ошиблась. Я не думаю, что Нани убил все тот же маньяк.

      — Тот же, — выдохнул Дронго, — только он хотел убить не ее, а вас. В темноте он решил, что это вы вышли из комнаты, где лежит убитая Шевчук. Вспомните, Нани заходила к вам перед смертью?

      — Да, — растерянно сказала Толдина. — Вы думаете, что это меня... Боже мой! Какой ужас!

      — Убийца ждал вас. Он увидел женщину, выходившую из комнаты, где была убитая Шевчук, и принял ее за вас. Времени у него было мало. Он открыл окно, чтобы имитировать побег, и ударил несчастную женщину ножом под сердце. Точно ударил.

      — Значит, на ее месте должна была быть я... — Толдина закрыла лицо руками. — Какое несчастье! Какой ужас!

      — Успокойтесь, — попросил Дронго. — Будет лучше, если вы успокоитесь.

      — Значит, ее вместо меня?.. — Она снова заплакала.

      — Подождите, — дотронулся до ее плеча Дронго. — Сейчас придет Сергей, а мне нужно задать вам еще один вопрос. Вы уверены, чтб мужчина, которого она боялась, был среди гостей нашего дома? Вы в этом уверены?

      — Не знаю, — простонала Толдина, — я теперь ничего не знаю. Господи Боже ты мой, какое несчастье!

      — Но Катя испугалась кого-то из присутствующих?

      — Да, да, — убрала руки Толдина, — да. Может быть, она вас испугалась? Или кого-нибудь другого? Я не знаю, не знаю, кому верить. Как мне теперь жить? Что же мне делать?

      — У меня еще несколько вопросов. Вы кого-нибудь подозреваете? Скажите мне, вы кого-нибудь подозреваете?

      — Нет, — вздохнула она, — нет. Никого. Как я могу на кого-то подумать?

      — Почему Шевчук сразу не сказала нам о своих подозрениях? Почему сразу не указала на человека, который показался ей похожим на того бандита?

      — Разве вы не понимаете? — вздохнула Толдина, вытирая слезы. — Она не могла. Она не хотела, чтобы о ее позоре кто-нибудь узнал. Тем более Сергей. У них и без того случилась эта неприятная история с поездкой в Турцию, о которой вам рассказал Погорельский.

      — Он плохо относился к Кате? — спросил Дронго.

      — Только не он. — Слабая улыбка мелькнула у нее на лице, где еще не высохли слезы. — Только не он. На него вы не грешите.

      — Я не спрашиваю, убил он или нет. Я спрашиваю: он плохо к ней относился?

      — Не совсем хорошо, — чуть подумав, ответила она, — но на убийство он не способен. Нет, совсем не способен.

      — Надеюсь, — пробормотал Дронго, и в^этот момент в комнату вошел Сергей.

      — Нашел сигарету, — радостно сказал он, — но, кажется, это последняя. Почти у всех сигареты кончились. Люди нервничают, волнуются.

      — Спасибо, — поблагодарила, протянув руку, Толдина. Сергей поднял свечу, недоуменно взглянув на Дронго.

      — Опять вы ее доводили? — спросил он со скрытой угрозой.

      — Ничего, ничего, Сереженька, все в порядке, — пробормотала Толдина.

      — Останьтесь с ней, — строго произнес вместо ответа Дронго, забирая у Буянова свою свечу. — И не оставляйте ее одну ни при каких обстоятельствах, — добавил он, выходя из спальни.

      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

      Спустившись вниз, Дронго обнаружил сидевших за столом уставших мужчин. Перед Усмановым стоял стакан чая «армуды». Он был грушеобразной формы, чтобы долго сохранять тепло. Рядом с ним на диване сидел Погорельский. Около него разместился Олег Шарай, устало откинувший голову на спинку дивана. В другом кресле расположился Алтынбай. И наконец, на стуле сидел Эдгар Вейдеманис.

      — Как там себя чувствует Мамука? — спросил Эдгар.

      — Плохо, — признался Дронго. — Отари остался рядом с ним, но ему очень плохо.

      — Нам всем плохо, — тихо произнес Вейдеманис, — в такую ночь.

      — Нужно было еще раз поискать вокруг дома, — вставил Олег Шарай. — Может быть, убийца все еще здесь.

      — Какой убийца? — спросил Усманов. — Я думаю, что если убийца и был, то он давно уже сбежал.

      — Никуда он не сбежал, — мрачно выдавил Алтынбай. — Вполне вероятно, что убийца находится среди нас.

      — У тебя всегда самые мрачные предположения, — сказал на фарси Усманов.

      — Я просто подхожу к любому вопросу рационально, — ответил также на фарси Алтынбай.

      — Нужно достать все свечи, — предложил Вейдеманис. — Сейчас второй час ночи. Через несколько часов начнет светать, и нам они уже не понадобятся.

      — Думаете, что завтра придет помощь? — уточнил Погорельский. — Мне кажется, что нас отрезало надолго. Может быть, мы просидим здесь еще одну ночь или даже несколько дней.

      — Думаю, до этого не дойдет, — сказал Дронго. — Кажется, ветер уже не такой сильный. И дождь не напоминает тропический ливень. Думаю, что завтра к нам приедут люди.

      — Надеюсь, — пробормотал Погорельский, — иначе было бы слишком глупо — остаться здесь еще на одну ночь и снова пережить все эти кошмары.

      — Убийца не трогает мужчин, — сказал Алтынбай, — он охотится за женщинами. У нас осталось их только две. Надеюсь, что они под надежным присмотром.

      — Людмила сейчас у Гасана, но затем пойдет в комнату, где сидит ее муж, — сообщил Дронго. — Он сможет обеспечить ее безопасность. А Наталья Толдина сидит с Буяновым.

      — Вы им доверяете? — спросил Погорельский.— Ведь вполне возможно, что убийца — один из них.

      — Сначала Мамука выдвигал свои версии, а теперь вы, — вздохнул Дронго. — Я ведь не могу всю ночь дежурить около каждой женщины.

      — Хочется верить, что больше ничего не случится, — согласился Погорельский, — хотя Сергей в ужасном состоянии. Ему, кажется, нравилась Катя. Можете себе представить, как он переживает.

      — А вам?

      — Что? — не понял Погорельский. Он уже был сильно пьян и поэтому не выговаривал некоторые слова до конца. — Почему она мне должна была нравиться?

      — Она вам не нравилась?

      — А вам может понравиться женщина, которая дважды срывает съемки фильмов? И плюс еще эта турецкая история. Я ведь не хотел ее брать с собой, но меня Наташа уговорила. И вот видите, что случилось.

      — Как вы думаете, почему именно ее убили?

      — А разве маньяк выбирает, кого убивать? — удивился Погорельский. Он слабо икнул. Несмотря на свое состояние, он сохранял способность осмысленно рассуждать.

      — Что вы теперь будете делать? Снова переснимать свой фильм?

      — Не знаю, — зло ответил Погорельский, — и думать не хочу. Зачем я только согласился взять ее с собой в эту поездку!

      Алтынбай шумно поднялся и пошел в сторону бильярдной комнаты. Он уселся там перед камином, давая понять, что не собирается больше слушать бесполезные разговоры.

      — Нужно достать все свечи, — еще раз предложил Вейдеманис.

      — Я думаю, что нужно экономить, — возразил Усманов, — мало ли что может произойти.

      — Правильно, — сказал Олег. — Нам и так света хватает.

      — Эдгар, — попросил Дронго, — поднимись наверх и посмотри, как там наши женщины. И проверь заодно все окна и двери.

      Вейдеманис уже вставал, когда Шарай неожиданно спросил:

      — А если опять кого-нибудь убьют?

      — Надеюсь, что не убьют, — сказал Эдгар, направляясь к лестнице.

      Усманов встал и пошел в бильярдную, чтобы устроиться перед камином. За столом остались сидеть только режиссер и Олег Шарай.

      — Вы давно живете в Таджикистане? — спросил Дронго.

      — Не очень, — признался Шарай, — несколько лет.

      — Раньше жили на Украине?

      — Да. В Львовской области. Но потом решил, что лучше переехать.

      — Странно, — пробормотал Дронго.

      — Почему странно? — не понял Шарай.

      — В последние годы все бегут из Таджикистана, а вы, наоборот, решили туда переехать.

      — Ничего странного. На Украине у меня не было ни работы, ни конкретного дела. А здесь Рахман-ака меня к делу пристроил, ну, я и остался. У меня брат жил в Таджикистане, вот и я решил переехать.

      — В каком году?

      — Кажется, в девяносто шестом. Вы меня подозреваете? — криво усмехнулся Шарай.

      — Нет, не подозреваю. Просто уточняю. Значит, во время войны вас не было в Таджикистане?

      — Там все время война, — ответил Олег, — никогда не прекращается. Но во время гражданской войны меня там не было.

      Усманов вернулся обратно к столу и сел на свое место.

      — Неуютно там, — буркнул он. — Один Алтынбай сидит и все время молчит.

      — Значит, вы переехали к брату? — уточнил Дронго.

      — Ты еще брата вспомнил, — засмеялся Усманов.

      — Переехал, — кивнул Олег, — и теперь живу в Душанбе.

      — Храбрый вы человек, Шарай. Все оттуда бегут, а вы, наоборот, решили ехать в самое пекло.

      — У нас не так страшно, как вы думаете, — добродушно вставил Усманов, — жить можно. А Олег — хороший специалист. Кстати, специалист, принеси мне ещё стакан чаю. Только осторожно поднимайся и спускайся. И возьми одну свечу.

      Шарай поднялся и взял свечу. Он осторожно двинулся к лестнице, стараясь идти так, чтобы свеча не погасла. Дронго, проводив его взглядом, встал и вышел в бильярдную комнату, где перед камином сидел молчаливый Алтынбай.

      — Скучно с ними, — кивнул он на гостиную, где за столом остались сидеть Погорельский и Усманов.

      — Сегодня ночью нельзя пожаловаться на скуку, — заметил Дронго, усаживаясь рядом со своим собеседником перед камином.

      — Да, — вздохнул Алтынбай, — сумасшедшая ночь. Надеюсь, что к утру все будет нормально. Нужно вызвать сотрудников милиции и прокуратуры, провести экспертизу. На ноже могут быть отпечатки пальцев убийцы. И тогда все выяснится.

      — Откуда вы знаете, что Нани Сахвадзе убили ножом? - сразу спросил Дронго.

      — Заметил, когда мы ее перетаскивали в спальню, — пояснил Алтынбай. — Я ведь говорил вам, что был на двух войнах. И знаю, как убивают человека ножом. Все знаю.

      — Ее убили с одного удара, — вставил Дронго.

      — Тогда, — сказал Алтынбай, — убивал наверняка человек опытный. Обратили внимание, как он ударил ножом? Точно под лопатку. Прямо в сердце.

      — Кто это мог быть?

      — Тот, кто умеет убивать, — ответил Алтынбай. — Среди присутствующих два таких человека. Вы и я. И еще мне кажется, что ваш друг Эдгар Вейдеманис тоже человек довольно опытный. Мне так показалось по некоторым деталям его поведения.

      — Он бывший офицер КГБ, — пояснил Дронго.

      — Ну вот видите! Тем более. Значит, уже три человека. Достаточно много.

      — Вейдеманис только недавно перенес тяжелую операцию. У него вырезали правое легкое. Он не в состоянии задушить женщину или, тем более, ударить ножом

      так сильно.

      — Вы думаете, для этого нужна сила? — спросил Алтынбай. — Для этого нужна только ловкость.

      — И тем не менее я в нем уверен.

      — Тогда получается, что я — единственный подозреваемый. Если, конечно, женщин убили не вы, — усмехнулся Алтынбай.

      — В каком смысле?

      — Оба раза. вы первым находили убитых. Согласитесь, что у сотрудников прокуратуры такое совпадение может вызвать подозрение. А учитывая профиль вашей работы, вас вполне можно подозревать в совершении этих преступлений.

      — Получается, что я — главный подозреваемый, — невесело заметил Дронго.

      — Возможно, что и так, — ответил Алтынбай. — Во всяком случае, именно вам придется объясняться с их сотрудниками.

      — Значит, мне нужно до утра найти убийцу, — сказал Дронго.

      — Да, — согласился Алтынбай, — если сможете, конечно.

      — Вы принимали участие в боевых действиях во время гражданской войны?

      — Я же вам говорил, что принимал. Или вы хотите поймать меня на неточностях?

      — Не хочу. Вы сражались на севере или на юге?

      — Это имеет отношение к нашему расследованию?

      — Может быть, — уклонился от ответа Дронго. — Так где вы воевали?

      — Где только не воевал. Повсюду.

      — На Алайском хребте вы были?

      — Я не понимаю ваших вопросов. Что значит был? Я везде был в нашей республике.

      — Хорошо, тогда я спрошу более конкретно. Вы были в районе Алайского хребта в девяносто втором?

      — В девяносто втором? Нет. Точно не был. Тогда самые ожесточенные сражения шли на юге республики, там и был наш отряд. А почему вы спрашиваете?

      — У меня свои соображения. А Рахман Усманов мог находиться там в это время?

      — Может быть, — кивнул Алтынбай. — У нас такие вещи не спрашивают. Была война, а потом мы подписали соглашение с оппозицией и сейчас все вместе работаем. Мы — граждане одного государства и должны уметь договариваться.

      — И где воевал Усманов, вы не знаете?

      — Конечно, нет. Но вы напрасно думаете, что он может быть убийцей. Вы же сами обратили внимание на его маленькие руки. Он бы не сумел задушить женщину. И уж он наверняка не смог бы одним ударом ножа убить вторую женщину. Он вообще, кажется, не выносит вида крови. Я один раз видел, как при нем резали барана. Он отвернулся, чтобы не смотреть на кровь. Это точно не он.

      — А Олег Шарай? Он мог быть на севере во время войны?

      — Нет, не думаю. Он переехал к нам в середине девяностых. Нет, его, кажется, не было в Таджикистане во время войны. А почему вас все время интересует именно этот вопрос?

      — Погибшая Катерина Шевчук участвовала в съемках фильма в девяносто втором году именно на границе Киргизии и Таджикистана. Тогда произошла страшная трагедия. Двоих ее спутников убили, а молодую женщину изнасиловали. Оказавшись здесь, она увидела среди нас кого-то из бандитов. Именно поэтому она спряталась в комнате и не хотела выходить, чтобы дождаться утра и уехать отсюда.

      — Если насильник, то точно не я. И не Рахман-ака. Он для этого слишком стар. А Олег приехал к нам поздно, он не принимал участия в войне. Поэтому вы напрасно думаете, что это кто-то из нас. Вполне вероятно, что там мог оказаться ваш спутник. Он ведь бывший офицер КГБ, а тогда на границе полно было всяких спецслужб.

      — Опять вы про него.

      — Не только про него. Она ведь была в составе киногруппы. Мало ли, что там произошло. Вполне возможно, что виноваты были ее товарищи по съемочной группе. Вы бы более подробно расспросили этого режиссера и молодого человека.

      — Молодой человек давно с ней знаком. Несколько лет. Они вместе были в Турции. А с режиссером все ясно — он вообще не хотел ее брать с собой на съемки нового фильма.

      — Ну вот видите. Может быть, он недоговаривает о каких-нибудь подробностях.

      — Думаете, что он убил женщин?

      — Нет, не думаю. Но вы должны проверить все версии. Она ведь приехала сюда и впервые увидела обоих грузин. Может быть, один из них был во время войны у нас в республике. Вы спрашивали их об этом? Вполне вероятно, что так оно и есть, а вы подозреваете совсем не того, кого нужно.

      — Тогда получается, что я должен подозревать всех присутствующих мужчин. Согласитесь, что это нелогично.

      — Согласен. Но убийцу все равно нужно найти. Или вы верите в неизвестного маньяка, который ходит вокруг дома?

      — Не верю, — Дронго поднялся, — но я думаю, что вы правы. Убийцу обязательно нужно найти до утра.

      Он вернулся в гостиную, где, кроме Усманова и Погорельского, за столиком уже сидели Вейдеманис и Шарай.

      — Наверху все в порядке, — доложил Эдгар. — Людмила сидит в комнате с мужчинами. Отари и Мамука рядом с ней. Слава Богу, что Гасан все еще спит. А в другой комнате находятся Буянов и Толдина. Они о чем-то тихо говорят. Двери на веранду я проверил. Все окна закрыты.

      — До утра осталось не так много, — напомнил Усманов, — утром все будет по-другому.

      Он отпивал чай маленькими глотками. Погорельский, сидевший на диване, уже заснул, смешно свесив голову и раскрыв рот.

      — Кажется, нас становится меньше с каждым часом, — пошутил Усманов, взглянув на режиссера.

      — Это у него реакция на события сегодняшней ночи, — объяснил Дронго. — Думаю, что больше ничего не произойдет.

      — Вы считаете, что убийца теперь не полезет в дом? — спросил Олег Шарай.

      — Надеюсь, что не полезет. Осталось не так много времени до утра, и я очень рассчитываю, что у нас больше ничего не случится.

      — Как было бы хорошо, если бы вы оказались правы, — произнес Усманов, поставив пустой стакан на столик, — хотя ни в чем нельзя быть уверенным. Нужно было заколотить дверь на веранду хотя бы до утра. Тогда мы будем знать, что убийца точно не ворвется к нам.

      — Он и так не ворвется, — сказал Дронго. — Рахман-ака, вы принимали участие в гражданской войне?

      — К сожалению, да, — вздохнул Усманов. — Это было большое несчастье для нашего народа. Брат пошел на брата...

      — И вы воевали на стороне оппозиции?

      — Это вам Алтынбай рассказал? Он — как это говорят по-русски? — не компромиссный человек. Нет, бескомпромиссный. Ничего не может простить и забыть.

      — Вы воевали на стороне оппозиции? — настаивал Дронго.

      — Разве я могу воевать? — добродушно спросил Рахман-ака. — Мне уже много лет. И мне трудно держать в руках автомат или пулемет. Я перешел на сторону тех, кому мог верить. И я, конечно, не сражался. Я только морально поддерживал сомневающихся.

      — А ваш помощник Олег Шарай тоже не сражался?

      — Конечно, нет, — вставил Олег.

      — Он прибыл к нам в республику только в середине девяностых, — прервал порыв своего помощника Усманов. — Я понимаю ваши вопросы. Вы хотите обвинить кого-то из нас. Хотите доказать, что печальные события девяносто второго года, о которых говорил вам режиссер, каким-то образом связаны с таджиками, находящимися в этом доме. Но вы избрали неправильный путь. Здесь нет виноватых. Мы все жертвы неизвестного убийцы.

      — Я не хотел вас обидеть, — заметил Дронго.

      — А я и не обижаюсь. Я только вам объясняю, что вы не там ищете. Олег, пожалуйста, принеси мне еще стакан чаю.

      — В чайнике вода кончилась, — сказал Шарай, — нужно заново поставить.

      — Ну и поставь, — посоветовал Усманов, — только не оставляй нас на всю ночь без чая.

      Шарай поднялся и пошел к лестнице, не забыв взять свечу. За столиком остались сидеть четверо мужчин. Погорельский по-прежнему спал, Усманов сидел в кресле, а Дронго и Вейдеманис разместились на стульях.

      — Когда вы уезжаете отсюда? — спросил Усманов.

      — Хотели завтра утром, но боюсь, что теперь придется остаться.

      — Думаете найти убийцу?

      — Обязательно. И найду, можете не сомневаться.

      — Ваш друг сказал, что вы лучший эксперт, — добродушно заметил Усманов, — но я, кажется, догадываюсь, о чем вы думаете. Хотите скажу?

      — Будет интересно, — кивнул Дронго.

      — Вы связали убийство молодой актрисы со случаем, происшедшим в Таджикистане. Не знаю почему, но вы так думаете. И конечно, вы решили, что убийца находится среди нас. Кроме того, вы рассуждаете как бывший следователь в Советском Союзе. Алтынбай сражался на стороне действующей власти, значит, он честный человек. Я был на стороне оппозиции, значит, не совсем честный. Но вы понимаете, что я не мог быть убийцей — у меня не хватит сил удержать молодую женщину и задушить ее голыми руками. Значит, остается Олег, вот его вы и подозреваете. Именно поэтому все ваши расспросы касаются девяносто второго года. Верно?

      — Вы очень наблюдательный человек, — кивнул Дронго.

      — А кого еще вы можете подозревать? Только Шарай не виноват, он переехал к нам в девяносто шестом и ничего не может знать о нашей войне. Ничего.

      Из бильярдной вышел Алтынбай и направился к ним. Посмотрел на столик, очевидно, в поисках воды.

      — Пить хочется, — сказал он, поворачиваясь к лестнице. Он не стал брать свечу, так как стоявшие на столике три свечи почти догорели. Алтынбай сделал несколько шагов к лестнице.

      Всхлипнул во сне Погорельский.

      — Нельзя плохо думать о людях, — нравоучительно произнес Усманов.

      Вейдеманис взял со стола яблоко, и Дронго невольно посмотрел на своего друга. На лестнице послышались шаги, показался свет от свечи. И в этот момент , прогремел выстрел...

      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

      Выстрел прозвучал так внезапно, что многие даже не поняли, что именно произошло. Некоторые подумали, что снова прогремел гром. Однако падение тяжелого тела наверху и крик проклятия не оставляли сомнений. Затем об пол ударилась винтовка, словно убийца решил избавиться от улики.

      — Опять не слава Богу, — сказал в наступившей тишине проснувшийся Погорельский.

      — Сюда! — крикнул из темноты Алтынбай. — Быстрее сюда!

      Схватив свечи, Вейдеманис и Дронго подбежали к лестнице. На полу весь в крови лежал Олег Шарай. Пуля попала ему в живот, и теперь он умирал — мучительно и страшно. Открывая рот, он пытался что-то сказать, но от этого страдания только усиливались. Усманов тоже подошел ближе.

      — Олег, — воскликнул он встревоженным голосом, наклоняясь к тяжелораненому, — что произошло?

      Шарай все еще пытался что-то сказать, но изо рта у него шла кровавая пена.

      — Убийца! — крикнул Усманов, показывая наверх. — Посмотрите, где находится убийца!

      Вейдеманис и Алтынбай поспешили наверх. Дронго наклонился к умирающему. Тот задыхался. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять тяжесть ранения. Даже если бы рядом были врачи, они бы ничего не смогли сделать — с такими ранениями нельзя выжить. Все внутренности несчастного были разворочены прямым попаданием картечи в живот.

      — Врач нужен, — горько сказал Усманов.

      — Какой врач! — возразил подошедший Погорель-. ский. Он видел, как мучается Шарай. — Здесь уже священник нужен, — пробормотал режиссер.

      Дронго отвернулся, чтобы не смотреть в лицо умирающему. Шарай поднял руку, чтобы коснуться Усманова, но рука внезапно упала, и Олег откинул голову.

      — Он умер, — трагическим голосом прокомментировал Усманов. — Какой-то негодяй убил его.

      Рахман-ака наклонился и закрыл глаза умершему, затем он взглянул на Дронго и спросил:

      — Теперь вы его уже не подозреваете? Или вам кажется, что он сам себя застрелил?

      — Не кажется, — угрюмо ответил Дронго, взглянув на убитого. Он отошел к входной двери, пока Рахман-ака, наклонившись к убитому, читал молитву.

      Наверху показались мужчины. Кроме Вейдеманиса и Алтынбая, там стояли Сергей Буянов и Отари Квачадзе.

      — Что у вас? — крикнул Дронго.

      — Никого нет! — закричал в ответ Вейдеманис.

      — А где Мамука? — спросил Усманов.

      — Он в комнате убитой, — ответил Отари. — Я сидел рядом с ним, когда прогремел выстрел.

      — А где были вы, Сергей? — спросил Дронго.

      — Рядом с Наташей Толдиной, как вы мне и поручили.

      — Посмотрите на веранде! — приказал Дронго. — И проверьте все окна.

      Вейдеманис поспешил выполнять указание друга. Через несколько секунд он крикнул сверху:

      — Дверь заперта!

      — Может быть, это Гасан убивает наших людей? — спросил Усманов. Он был явно не в себе.

      Дронго, перескакивая через несколько ступенек, поднялся по лестнице на второй этаж. В коридоре, кроме Вейдеманиса, никого не было. Он открыл дверь в первую спальню. У тела погибшей супруги сидел Мамука. Дронго невольно вздрогнул. У несчастного за два часа поседели волосы. Дронго закрыл дверь, ничего не спросив. Во второй комнате он увидел, как Людмила кладет влажный платок на голову стонавшему повару.

      — Как он? — спросил Дронго.

      — Плохо, — ответила она, — он приходит в себя. Боль дает о себе знать.

      — Может быть, дать ему еще виски? — предложил Дронго.

      Людмила взглянула на него так, что он понял бессмысленность вопроса.

      — У них осталось двое детей, — сказала она с болью.

      — До утра уже не очень долго, — пробормотал Дронго, не зная, что говорят в таких случаях. При столкновении с подобными человеческими трагедиями он всегда немного терялся. — Скоро начнет светать. И дождь, кажется, прекратился, — несколько растерянно добавил он.

      Она ничего не ответила, и Дронго вышел из комнаты. В третьей спальне находилась Наталья Толдина. Когда он открыл дверь, она вскрикнула.

      — Вы пришли меня убить? — спросила она.

      — Успокойтесь, — посоветовал Дронго. — Скоро будет утро, и вы отсюда уедете.

      — Нет, — вдруг сказала она, — мы отсюда не уедем. Мы все останемся в этом доме. Я слышала выстрел. Слышала, как кто-то крикнул. Выстрел. Я все слышала. Кого-то опять убили. Людмилу, да? Ее убили? Они хотят убить всех женщин в этом доме.

      — Она жива и здорова, — успокоил Дронго. — Я не совсем понял, что вы сказали. Вы слышали крик и потом выстрел. Или наоборот?

      — Нет, не наоборот, — упрямо заявила Наталья. — Сначала был крик. Даже не крик, а окрик. А потом уже выстрел. И я слышала, как падал человек. Скажите мне, кого убили?

      — Мужчину, — признался Дронго, — поэтому выбросьте из головы все мысли о маньяке. Я думаю, вам лучше спуститься вниз и не сидеть здесь одной или даже

      с Буяновым. В эту ночь может произойти все, что угодно. Пойдемте со мной.

      — Кого убили? — настойчиво переспросила она. — Погорельского?

      — Вы способны любую трагедию превратить в фарс, — заметил Дронго. — При чем тут ваш режиссер? Он напился и спит в гостиной. Кажется, ему вообще все равно, что тут происходит. Идемте со мной.

      — Вы не сказали, кого убили.

      — Олега. Кто-то выстрелил ему в живот.

      — Он умер?

      — Не знаю, — соврал Дронго, — может, он ранен, Пойдемте со мной. Вам лучше не оставаться одной.

      Они вместе вышли из комнаты, прошли по коридору. У лестницы еще толпились мужчины.

      — Отари, вернитесь к жене и приведите ее вниз, — попросил Дронго. — Нужно будет уговорить Мамуку спуститься тоже.

      — А как быть с поваром?

      — Мы перенесем его вниз. Нужно быть всем вместе.

      — Мамуку лучше не трогать, — сказал Вейдеманис. — Он в таком состоянии, что к нему даже не стоит обращаться. Он не уйдет из комнаты, ты ведь понимаешь. Но нам нужно перенести тело убитого.

      — Может, он еще жив, — громко произнес Дронго, посмотрев на Толдину. — Давайте вместе спустимся вниз. Отари, вы ничего не слышали?

      — Нет, ничего. Мы были с Мамукой. Я пытался как-то его отвлечь, о чем-то говорил, но он безутешен.

      — Вы не слышали какого-нибудь крика перед выстрелом?

      — Нет, не слышал. Но я и не прислушивался. Может быть, кто-то кричал, но я ничего не слышал.

      — Скажите, Отари, когда я вас позвал во время убийства Нани, где вы были?

      — Я спустился вниз, а Людмила вошла кТасану, чтобы проверить, как он себя чувствует. Я был внизу, но без свечи. И когда я услышал ваш крик, сразу вернулся обратно, поднявшись по лестнице вместе со всеми остальными.

      — Идите сюда! — крикнул снизу Вейдеманис. — Кажется, он умер.

      Мужчины направились вниз. Толдина спускалась, держась за руку Сергея Буянова. Увидев убитого, она рухнула на лестницу, потеряв сознание. Очевидно, ее нервы уже не выдержали.

      — Я отнесу ее наверх, — предложил Буянов.

      — Нет, — возразил Дронго, — ни в коем случае. Лучше перенесите ее в бильярдную комнату. Там горит камин. Будет лучше, если она останется вместе с нами.

      — Хорошо. — Сергей поднял Толдину на руки и понес ее в бильярдную комнату.

      — Ты как себя чувствуешь? — спросил Вейдеманис у Дронго, когда тот подошел поближе к нему и встал рядом с убитым. Усманов, стоявший рядом, тяжело вздохнул.

      — А как ты думаешь? — обернулся к своему другу Дронго.

      — Представляю. Кто может совершать все эти чертовы убийства? Ума не приложу.

      — Думаешь, что все-таки посторонний?

      — Уже не знаю. Просто не могу себе представить. Может быть, среди нас есть какой-нибудь маньяк?

      — Ты тоже в это поверил?

      — Не знаю. Ничего не понимаю. Но ведь кто-то совершил все эти убийства! Я сидел рядом с тобой. Усманов тоже был с нами. Погорельский спал, значит, мы четверо автоматически отпадаем. Остаются Алтынбай, Отари, Мамука и Сергей. Но Отари говорит, что сидел вместе с Мамукой. Сергей находился рядом с Толдиной.

      Тогда получается, что убийца — Алтынбай. Он как раз стоял внизу, а убитый был ранен выстрелом в живот. И винтовка лежала около него.

      — Давай перенесем тело, — вместо ответа предложил Дронго, — потом все обсудим.

      Четверо мужчин — Дронго, Вейдеманис, Алтынбай и Отари — перенесли тело убитого и положили на диван. Погорельский, уже пришедший в себя, тяжелым взглядом смотрел, как труп кладут на диван, где он еще совсем недавно так мирно посапывал. Режиссер увидел пустое кресло и, направившись к нему, уселся с таким видом, словно не собирался никому уступать это место.

      — Это все ваши теории, — зло сказал Усманов, обращаясь к Дронго. — Нужно было сразу собраться всем вместе, после первого убийства. Тогда все было бы нормально.

      — Такое ощущение, что сюда проник дьявол, — пробормотал Погорельский.

      — Или кто-то ему помогает, — добавил Вейдеманис.

      — Кто мог стрелять? — задумчиво произнес Алтынбай. — Я ведь стоял внизу и никого не видел. А ему выстрелили в живот, когда он спускался по лестнице. Получается, что, кроме меня, никто не мог в него выстрелить. Но я не стрелял. И рядом со мной никто не стрелял. Стреляли сверху, я абсолютно убежден. А потом убийца бросил винтовку вниз.

      — В таком случае кто стрелял? — спросил Вейдеманис. — Вы понимаете, что говорите? Получается, что погибший спускался по лестнице и кто-то в него выстрелил сверху. Но тогда пуля должна была попасть ему в спину, а не в живот. А наверху никого не было, если не считать Отари и Сергея.

      — Я пойду к жене, — торопливо сказал Отари, направляясь к лестнице. Внезапно он заметил, что дверь в дом открыта. — Почему открыта входная дверь? — спросил Квачадзе.

      — Не может быть, — сказал Вейдеманис. — Дверь должна быть закрыта.

      — Людмила! — закричал Отари, бросаясь наверх. — Людмила!

      От его крика зазвенели стекла в окнах дома. Он побежал по лестнице, не разбирая ступенек.

      — Людмила! — кричал он.

      — Только этого не хватало, — пробормотал Алтын-бай, сжав свои огромные кулаки.

      Послышались шаги Отари по коридору.

      — Кто открыл входную дверь? — недоумевал Эдгар, направляясь к выходу. — Она ведь была закрыта. Я сам ее закрыл, когда мы вошли в дом.

      — Может, вы путаете? — спросил Погорельский. — Вам не кажется, что в такой обстановке вы могли забыть закрыть входную дверь?

      — Нет, не кажется, — упрямо ответил Эдгар. — Даже в такой обстановке я не мог ошибиться. Это абсолютно точно. Я сам закрыл дверь.

      — Мы все сейчас в таком состоянии, что запросто можем и ошибиться, — примирительно сказал Усма-нов. Он был задумчив, словно размышлял о чем-то своем.

      Все смотрели на Вейдеманиса. Дронго решил, что пора вмешаться.

      — Мой друг — бывший офицер КГБ, — пояснил он. — Вряд ли Эдгара мог напугать неизвестный убийца. Если он говорит, что запер входную дверь, значит, так оно и было.

      — Ах, вы еще и бывший кэгэбешник! — проворчал Погорельский. — Тогда все понятно. У нас может произойти все, что угодно. И вы, наверное, тоже из их числа? — спросил он у Дронго.

      — К сожалению, нет, — ответил Дронго. — Но вы напрасно вкладываете в это определение столько сарказма. Я бы гордился тем, что работал в КГБ. Я считал и считаю их работу очень важной для государства.

      — У нас разные понятия о благе государства, — отчеканил Погорельский.

      — Поэтому вы его и развалили? — спросил Дронго.

      — Я лично ничего не разваливал! — парировал режиссер.

      — Здесь все-таки есть посторонний, — вставил Усманов. — Или, может, это вы открыли дверь? — спросил он у режиссера.

      — Зачем мне открывать дверь? — пожал плечами Погорельский. — Я вообще спал на диване, когда раздался выстрел. Кто убил вашего ассистента?

      — Он был сотрудником нашего отдела, — поправил режиссера Усманов, — ия думаю, что убийца ходит вокруг дома.

      — Наташа, Наташа, — пытался привести в чувство актрису Сергей Буянов.

      — Все в порядке! — крикнул сверху Отари. — Людмила здесь, рядом со мной.

      — Слава Богу! — проворчал Вейдеманис. — Запритесь с ней в комнате у Гасана и не выходите никуда. Он подошел к входной двери и запер ее на замок.

      — Кто мог открыть дверь? — громко спросил, не обращаясь ни к кому, Эдгар.

      — А как быть с Мамукой? — уточнил сверху Отари. Тучи разошлись, и дождь прекратился. Ветер еще завывал, но на небе появилась луна, как бывает обычно после сильных дождей. Уже можно было различить неясные тени в доме.

      — Пусть будет с вами или останется один. Но не открывайте никому дверь и не оставляйте свою жену одну. Или пусть лучше она спустится к нам.

      — Нет, она будет со мной. И потом, если она спустится вниз, кто будет смотреть за Гасаном? — спросил художник.

      — Он прав, — кивнул Вейдеманис, обращаясь к Дронго.

      — Здесь сегодня все правы, — зло ответил Дронго, — а в результате мы имеем трех убитых.

      — Уже скоро утро. Вызовем милицию. Нужно осмотреть оружие, — предложил Вейдеманис.

      Дронго подошел к винтовке, лежавшей на полу.

      — У меня будет целая коллекция оружия, — пробормотал он. — У тебя есть чистый носовой, платок? Я свой испачкал в крови, когда доставал нож.

      — Возьми, — протянул Эдгар.

      — Посвети мне, — попросил Дронго, осторожно поднимая винтовку. Он осмотрел ствол, затем курок, и тут что-то привлекло его внимание. Дронго еще раз внимательно исследовал оружие, из которого был произведен выстрел. Какие-то царапины на рукоятке, рядом со спусковым крючком. Стреляли картечью — очевидно, ушедший Мехти использовал винтовку для охоты на кабанов или медведей. Дронго вдруг так неловко взмахнул платком, что Вейдеманис даже вскрикнул.

      — Будь осторожен! Ты можешь стереть отпечатки пальцев.

      — Не волнуйся. — Дронго отнес винтовку в угол и положил ее на шкаф.

      — Надеюсь, до утра ее оттуда никто не достанет, — задумчиво пробормотал он.

      — Нам следовало бы поспать, но в такую ночь заснуть невозможно, — сказал Вейдеманис, усаживаясь у стола. — Зачем мы принесли сюда убитого? Может, поднять его наверх?

      — Вы хотите, чтобы наверху был настоящий склеп? — разозлился Алтынбай. — Вы как-то спокойно относитесь к этим убийствам.

      — Вы знаете, я недавно перенес сложнейшую операцию, — признался Эдгар, — и с тех пор как-то философски отношусь к смерти. И к собственной смерти в том числе.

      — А я — нет! — зло парировал Алтынбай. — Мне не нравятся убийства, которые происходят в этом доме каждый час. Мне не нравится то, что здесь творится. Я неверующий человек, но, проведя здесь всего одну ночь, готов поверить в сверхъестественные силы.

      — Дьявол бывает многолик, — вздохнул Усманов.

      — Вот именно, — сказал Алтынбай, — и мне не нравятся эти постоянные убийства. Я был на двух войнах, но такого не видел. Здесь какой-то негодяй прячется в доме и убивает людей. Когда рассветет, нужно будет обыскать весь дом, чтобы найти этого типа.

      — Вы поверили в неизвестного маньяка? — спросил Дронго.

      — Я верю в факты, — твердо сказал Алтынбай, — и в этих убитых, — кивнул он на тело Олега, лежавшее на диване, — и пока никто мне не доказал, что это не так.

      — Я постараюсь это сделать, — задумчиво произнес Дронго. — Нужно дождаться утра, и я непременно раскрою эти загадочные преступления.

      — Хватит! — отмахнулся Алтынбай. — Мы всю ночь болтаем, а убийца в это время действует.

      — У вас есть какой-нибудь план? — уточнил Дронго.

      — Дождаться милицию, арестовать всех присутствующих и проверить каждого на детекторе лжи, — отчеканил Алтынбай. — Причем можно задавать только один вопрос: ты убивал или нет?

      — Вы убивали, Алтынбай, или нет? — вдруг спросил Дронго.

      Алтынбай замер. Потом махнул рукой.

      — Я не в том смысле. Я хочу, чтобы проверили каждого из нас.

      Это не так просто, как вы думаете. А детектор не всегда панацея от всех бед, иначе его давно бы применяли для расследования любых преступлений. Никто еще не отменял доказательства и логику.

      — Тогда дайте мне ваши доказательства. Продемонстрируйте вашу логику.

      — Постараюсь, хотя признаюсь, что впервые сталкиваюсь с такими изощренными преступлениями. Но думаю, что вскоре нам все станет ясно.

      В гостиную вышел Буянов.

      — Ей плохо, — объяснил он, имея в виду Таллину. — Кажется, у нее опять начинается истерика.

      — У нее постоянно истерика, — вставил Погорельский. — Почему-то у творческих натур всегда истеричный характер. Вы не знаете, с чем это связано? — спросил он, обращаясь к Вейдеманису. Тот покачал головой. — Вообще глупо было сюда приезжать, — сказал режиссер, — все получилось так непонятно.

      — Дайте ей воды, — предложил Эдгар, — может быть, она успокоится. Вообще-то можно ее понять. Она потеряла подругу, и столько событий за одну ночь..

      — Мне на всю жизнь хватит, — пробормотал Погорельский. — Лучше бы мы сюда не приезжали.

      Неожиданно из бильярдной раздался дикий-крик. Все повернулись в ту сторону. Пламя свечи освещало фигуру Толдиной. Она протянула руку и показывала на окно с безумным выражением лица.

      — Ну хватит, — поморщился Погорельский, — опять ее капризы! Дурацкие истерики. Мы же видим, что никого нет. Буянов, скажите ей, что здесь не сцена...

      Толдина повернулась. У нее в глазах был дикий ужас.

      — Там никого нет, — растерянно сказал Алтынбай. Все мужчины, находившиеся в гостиной, видели, в каком состоянии была актриса. Она, казалось, вот-вот задохнется от ужаса. Первыми опомнились Дронго и Вейдеманис. Они поспешили в бильярдную.. За ними побежал Сергей. Ворвавшись в комнату, все испуганно замерли.

      На этот раз Толдина не ошибилась. За окном стоял кто-то, прижимаясь лицом к стеклу. Даже Дронго почувствовал необычайное волнение, словно все рассказы о неизвестном маньяке внезапно стали реальностью. Он услышал, как Вейдеманис пробормотал какое-то проклятие.

      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

      — Кто это? — прошептал пораженный Вейдеманис.

      — Где винтовка?! — закричал Буянов. — Нам нужно его убить.

      Дронго тряхнул головой. Верить в маньяка не хотелось. Толдину била крупная дождь. С расширенными от ужаса глазами она показывала на окно. Дронго подошел поближе. Неизвестный отпрянул от окна. Незнакомцу было лет пятьдесят. У него были редкие волосы на голове и изжеванное лицо пожилого человека. Дронго даже удивился — почему этот человек мог так напугать его? Мужчина показал на дверь, словно давая понять, чтобы ему открыли.

      — Я открою, — кивнул Дронго в знак согласия.

      — Это убийца! — закричал Буянов. — Что вы делаете? Он войдет в дом и прикончит всех нас.

      — Это не фильм ужасов, молодой человек, — строго заметил Дронго, выходя в гостиную.

      — Что там случилось? — спросил Алтынбай, когда Дронго направился к входной двери.

      — Кто-то постучал в окно, просит открыть дверь, — объяснил Дронго.

      — Вы его знаете? — тревожно спросил Погорельский.

      — Не имею ни малейшего представления, — ответил Дронго, подходя к двери.

      — Тогда не открывайте! — крикнул режиссер, но было уже поздно. Дронго отворил дверь, ожидая, когда появится незнакомец. Теперь он видел его хорошо и понимал, что такому тщедушному типу никогда не справиться с мужчинами, которые находились в доме.

      В дом вошел невысокий незнакомец с чемоданчиком в руках. Он был в плаще, какие носят в горах чабаны.

      — Доброе утро, — поздоровался он. — Погода совсем плохой. Очень плохой.

      — Доброе утро. — Дронго взглянул на часы — четвертый час утра. Незнакомец был по-своему прав.

      — Аллейкума салам, — сказал Усманов, подходя к ним и с любопытством оглядывая незнакомца. — Кто вы такой? — спросил он. — Что вы здесь делаете?

      — А вы наши гости из Таджикистана? — любезно спросил неизвестный. — Мне сказали, что вы отдыхаете на Мархале. — По-русски он говорил с сильным акцентом.

      — Кто вы такой? — снова спросил Усманов.

      — Я ветеринар, местный ветеринар. Новрузов моя фамилия. Керим Новрузов. Ночью пришел Мехти к нам в село, сказал, что Гасан ногу сломал. Гасан — мой родственник, я поэтому и решил подняться. Немного подождал, пока дождь кончится, и пришел. Я всегда людей лечу, когда рядом нет врачей.

      — Вы прямо герой, — усмехнулся Вейдеманис. — Как вам удалось подняться в такую погоду? Я думал, внизу на реке теперь селевой поток.

      — Правильно, — кивнул Новрузов, — поток очень сильный. Реку перейти нельзя. Только я не переходил реку. Я из села, которое находится выше реки. Мне сказали, чтобы я к вам пришел Гасана посмотреть. Я принес лекарства. Где Гасан? Он на диване лежит? — спросил ветеринар, показывая на тело убитого, лежавшее на диване.

      — Нет, нет, — сказал Вейдеманис. — Идемте со мной, я вам покажу, где он. Вы как раз вовремя пришли.

      — Вы не таджик? — удивленно спросил Новрузов.

      — Нет, я латыш. У нас здесь настоящий интернационал. Все нации представлены: русские, азербайджанцы, таджики, грузины, латыши, украинцы, узбеки — в общем, все кто хотите. Идемте быстрее, нужно посмотреть вашего родственника. У него сломана нога, а у нас нет обезболивающих.

      — А этот больной? — уточнил Новрузов.

      — Вы его потом посмотрите, — сказал Вейдеманис, чтобы не пугать его раньше времени. — Он уже никуда не спешит.

      Они начали подниматься по лестнице.

      — Почему у вас нет света? — спросил ветеринар.

      — Не знаю. Наверное, перегорел. Осторожнее, здесь еще одна ступенька. — Вейдеманис нес в руках свечу.

      — Теперь будет полегче, — заметил Погорельский. — Раз этот тип сюда поднялся, значит, и другие дойдут.

      — Уже поздно, — хрипло сказал Усманов. Смерть Шарая на него сильно подействовала. Он сидел в кресле и молчал, даже не вспоминая о своем чае.

      — Скоро рассветет, — произнес Дронго. — Надеюсь, что к этому времени сюда придет хоть какая-нибудь помощь. Может, они ждут утра, чтобы выслать вертолет.

      — Им придется перевозить трупы, — грубо заметил Алтынбай.

      — Не нужно так, — попросил Погорельский, — нам и без ваших грубостей плохо.

      — Нужно унести убитого отсюда, — вздохнул Алтынбай, — он на меня сильно действует. Я очень нервничаю. Извините меня.

      — Я позову Сергея, и мы перенесем убитого наверх, — предложил Дронго. — Он в самом деле на всех действует плохо.

      — Почему его убили? — вдруг спросил Усманов. — Как вы думаете?

      — Не знаю, — признался Дронго, — пока не знаю.

      — А я знаю, — вздохнул Погорельский. — Здесь нет никакого сексуального маньяка. В эту ночь нас всех должны уничтожить. Мы не доживем до утра. Так было задумано с самого начала.

      — Вы фаталист, — покачал головой Дронго, — только что советовали Алтынбаю нас не нервировать, а теперь говорите такие «приятные» вещи.

      — Я говорю правду. — Погорельский посмотрел на пустую бутылку из-под водки и отвернулся. — Откуда мог взяться этот проклятый убийца? Не знаете? А я знаю. Здесь сконцентрировано зло. Наверное, раньше сюда приезжали партийные секретари, а у них на душе столько грехов было, что зло здесь и сконцентрировалось. Все правильно. Может, здесь какую-нибудь девочку зарезали или обидели.

      — Хорошо, что вас не слышат местные жители, — возразил Дронго. — Между прочим, здесь любил отдыхать Гарри Каспаров. Судя по его энергетике, он вряд ли ощущал присутствие какого-нибудь зла.

      — Значит, зло принес кто-то из нас, — упрямо возразил режиссер.

      — Это больше похоже на истину, — согласился Дронго.

      — О чем вы говорите? — разозлился Усманов. — Мы же сидели рядом с вами, когда в Олега кто-то выстрелил! Кто это мог быть? Мы сидели втроем — значит, мы не в счет. Остаются еще несколько человек. Алтынбай? -Зачем ему убивать Олега? Он работает с ним уже несколько лет. Кто? Кто его убил? Сергей? Отари? Мамука?

      Вейдеманис? Больше никого нет. Кто из них мог стрелять?

      — Может быть, кто-нибудь из женщин? — усмехнулся Погорельский. — Например, наша Толдина.

      — Хватит, — отмахнулся Усманов, — вам нравится шутить на такие темы, а мне нет. Кто мог убить нашего Олега? Кто задушил наших женщин? Я хочу все знать.

      — Мы тоже этого хотим, но пока не знаем, — заметил Дронго. — Сергей, идите сюда. Помогите нам с Алтынбаем поднять тело покойного наверх.

      — Может, нам всем остаться наверху? — предложил, выходя из бильярдной комнаты, Буянов. — Вам не кажется, что мы ведем себя как сумасшедшие? Какой-то убийца разгуливает по дому, убивает наших товарищей, а мы делаем вид, что ничего не происходит.

      — Что вы предлагаете? — спросил Алтынбай. — Ходить строем? Или снова обыскать все комнаты? Уже скоро будет светло, и мы все осмотрим.

      — Ага! И найдем дух этого дома, — проворчал Сергей, взяв за ноги убитого.

      Они подняли тело Шарая и внесли в комнату, где не так давно спал Алтынбай. Положив труп на кровать и накрыв его простыней, мужчины вышли из спальни.

      — Найду, кто это сделал, и разорву его на куски! — проворчал злой Буянов.

      Дронго вошел в комнату, где ветеринар уже сделал укол своему родственнику. Гасан спокойно спал. Рядом стояли Людмила и Вейдеманис.

      — Как он? — спросил Дронго.

      — Ничего, — ответил ветеринар. — Закрытый перелом, но ничего страшного нет. Я боялся, будет совсем плохо. Слава Аллаху, все нормально. Нужно будет отправить его больница, сделать рентген. Кто его смотрел? Где этот врач? Мне Мехти сказал, что здесь был врач.

      Людмила отвернулась, ничего не сказав. Вейдеманис нахмурился.

      — Нету больше врача, — глухо произнес он.

      — В такой погода ушел? — изумился Новрузов. — Кто этот врач? Местный?

      — Нет, — ответил Дронго, — он не местный. Мы подождем до утра и вызовем врачей.

      — Почему до утра? — удивился ветеринар. — Сейчас нужно врача вызывать. Уже утро. В семь утра вертолет должен прилететь. Мне так сказали.

      — Какой вертолет? — спросил Дронго. — Откуда вертолет?

      — Мне Мехти сказал, что вертолет прилетит. Он мне так объяснил.

      — Как жаль, что не работает телефон, — проворчал Дронго.

      — Здесь не работает, — согласился Новрузов, — а ты наверх поднимись и лицом к солнцу встань. Там работать будет. Здесь часто скалы мешают. А там работает.

      — Мобильный телефон работает в этих горах? — уточнил Дронго. Он взглянул на Вейдеманиса. — Я пойду звонить, — сказал он, доставая телефон. — Нужно вызвать представителей прокуратуры и милиции. Хотя в такую ночь наверняка есть дежурный и в руководстве города. Как мне позвонить? — спросил Дронго у Новрузова.

      — Как самому главе, я не знаю, — испугался тот, — но телефон дежурного знаю. — Он пробормотал номер телефона.

      — Может, мне пойти позвонить? — предложил Вейдеманис. — Уже четыре часа утра. Ты не думаешь, что будешь полезен здесь?

      — Не знаю. Надеюсь, что больше ничего страшного не произойдет.

      — Будь осторожен, — пробормотал Вейдеманис.

      — Собери всех внизу, и чтобы никто никуда не отл^ чался, — приказал Дронго. — Особенно следи за Толдиной, — добавил он. — Я постараюсь быстро вернуться. Если телефон будет работать, я позвоню руководству города или в милицию и попрошу, чтобы сюда прилетел следователь прокуратуры. Только следи за Толдиной, — еще раз попросил он.

      — Не беспокойся, — заверил его Вейдеманис, — я все сделаю.

      Дронго поспешил вниз. Когда он подошел к входной двери, его окликнул Алтынбай.

      — Куда вы идете? — спросил он.

      — Я скоро вернусь, — повернулся к нему Дронго. — Закройте за мной дверь и никого не впускайте.

      Он торопливо вышел из дома, уже на ходу надевая куртку. На улице было довольно холодно. Дождь почти кончился, но порывы ветра все еще были ощутимыми. Дронго зашагал к скале в направлении, которое ему указал ветеринар. Через десять минут он был уже на месте. Достав мобильный телефон, он включил его, ожидая сигнала о начале работы. Прошло несколько секунд — никакого сигнала не было.

      «Жаль», — подумал разочарованный Дронго, уже собираясь выключить телефон, когда послышался характерный писк, означающий, что аппарат подключен и готов к работе. Дронго быстро набрал номер исполнительной власти города.

      — Дежурный по городу слушает, — сразу ответил мужской голос. Очевидно, в эту ночь в городе было установлено специальное дежурство. Такой обильный ливень мог вызвать настоящий селевой поток.

      — Это говорят с Мархала, — торопливо сказал Дронго. — У нас здесь произошло убийство. Свяжитесь с прокуратурой и милицией, сообщите им.

      — Кто говорит? — растерянно спросил дежурный.

      — Не важно, кто говорит. Позвоните в прокуратуру и сообщите, что здесь произошло убийство.

      — Гасана убили? — Очевидно, дежурный знал, что повар повредил себе ногу и ему нужна была помощь.

      — Нет, он жив, позвоните в прокуратуру, — недовольно попросил Дронго.

      Он подумал немного и затем снова набрал тот же номер.

      — Как позвонить дежурному в милицию?.— спросил Дронго.

      — У нас нет милиции, — ответил дежурный, — у нас теперь полиция.

      — Какая разница? Вы позвонили в полицию?

      — Я уже передал, — сообщил дежурный по городу. — Вы не скажете мне, кого убили? Может быть, кого-то из наших гостей? Мне сказали, что там отдыхают гости из Таджикистана.

      — Да, — ответил Дронго, — поэтому постарайтесь действовать более оперативно.

      Он отключился и пошел к дому. Погода уже установилась, дождя не было, а воздух в горах всегда чистый, прозрачный, тем более после такого ливня. Был уже пятый час утра, когда он вернулся в дом.

      — Где вы были? — спросил Алтынбай. — В такую ночь лучше сидеть в доме.

      — А я не верю в призраков, — усмехнулся Дронго. — И никогда в них не верил, — добавил он.

      Пройдя к столику, он взял стул и уселся напротив Погорельского. После того как унесли тело Олега, никто не садился на диван. Усманов сидел во втором кресле, а Алтынбай разместился на стуле. Из бильярдной слышались стоны Толдиной.

      — Когда все это кончится? — жаловалась она. Буянов пытался ее успокоить, но делал это настолько неуклюже, что вскоре замолк, понимая, что в такой ситуации вообще лучше молчать. Погорельский недовольно оглянулся на бильярдную и потом тихо заметил:

      — Кажется, сегодня ночью на моем фильме поставлен большой жирный крест. Я потерял обеих актрис.

      — Не нужно так говорить, — хмуро сказал Алтынбай. — Она еще придет в себя.

      — Это надолго, — вздохнул режиссер, — я ее давно знаю. Во время ее обычной хандры мы простаивали по несколько дней, ожидая, когда она наконец сможет приступить к работе. А уж после подобных потрясений я не думаю, что она скоро сможет сниматься.

      Он достал трубку, чтобы закурить, и огляделся в поисках спичек. Уже светало, но коробок найти было еще невозможно.

      — Может, вы мне скажете, где находится хотя бы одна новая свеча? — раздраженно спросил Погорельский, обращаясь к Усманову. — Кажется, нам уже не нужно экономить. Дождь прекратился, и я думаю, что довольно, скоро здесь будут люди, которые помогут нам покинуть этот не очень гостеприимный дом.

      — Они в коробке в шкафу, — показал Усманов. — Я сейчас их достану. Мы обязаны были думать об экономии.

      Усманов поднялся и пошел к шкафу.

      — Экономия, — горько повторил режиссер, — вместо экономии подумал бы о человеческих жизнях. Если бы мы зажгли все свечи, может быть, убийца и побоялся бы влезть в наш дом.

      — При чем тут Усманов? — примиряюще сказал Дронго. — Мы ведь сами решили, что нужно экономить. Ураган мог продолжаться довольно долго, а свечи нам были нужны.

      — Я не обвинял лично его, — нервно заметил режиссер, дернув рукой. При этом его трубка упала на пол рядом с Дронго.

      Погорельский наклонился, чтобы поднять ее, пошарил рукой по ковру под столиком.

      — Вы не видите мою трубку? — спросил он, обращаясь к Дронго.

      Тот взял уже почти сгоревшую свечу, чтобы посветить режиссеру. Трубка лежала у ножки стула. Дронго наклонился, чтобы взять ее, и вдруг заметил под столиком какой-то предмет. Он протянул руку.

      — Что это? — спросил Погорельский.

      — Ничего, — поднял Дронго белую шашку, — обычная шашка. Закатилась под столик. — Он машинально положил находку в карман.

      — А моя трубка? — спросил режиссер.

      — Вот она. — Дронго достал трубку и протянул ее Погорельскому. Тот благодарно кивнул.

      Вернувшийся Усманов протянул коробку свечей.

      — Там осталась половина, — сказал он. — Можете забрать все и зажечь их. Надеюсь, что нас отсюда вытащат.

      — Скоро прилетит вертолет, — сообщил Дронго.

      — Откуда вы знаете? — спросил Погорельский, доставая сразу две свечи.

      — Ветеринар сообщил. Он мне объяснил, откуда нужно звонить, чтобы горы не мешали мобильному телефону. Я позвонил в прокуратуру и в милицию.

      Наступило молчание. Погорельский чиркнул спичкой, зажег одну свечу, затем вторую.

      — Вы сказали им о том, что здесь произошло? — спросил режиссер.

      — Конечно, сказал. Я думаю, что они довольно быстро сюда прилетят.

      — Это правильно, — вздохнул Усманов. — Нужно как можно скорее узнать, кто убил нашего Олега и двух женщин. Я очень переживаю: он мне был как сын. Сегодняшняя ночь была самой трудной в моей жизни. Все, что здесь случилось, так страшно и невероятно. Разве поверит следователь, что мы не видели убийцу, хотя тот стоял рядом с нами, когда стрелял в Олега. Разве он нам поверит?

      — Думаю, что должен поверить, — ответил Дронго. — Во-первых, было темно, во-вторых, была ужасная погода, и в-третьих, здесь много свидетелей. Хотя признаюсь, что все случившееся этой ночью действительно выглядит довольно неправдоподобно.

      — Вот именно, — кивнул Рахман-ака.

      Сверху спускались Вейдеманис и ветеринар. Последний был явно напуган и все время оглядывался по сторонам.

      — Я ему рассказал, что здесь произошло, — пояснил Эдгар.

      Новрузов прошел к дивану и сел. Эдгар нахмурился, взял стул и уселся рядом со всеми. Ветеринар огляделся, внезапно вспомнил, что здесь лежал труп, и с криком вскочил с дивана. Он взял свободный стул и сел.

      — Мы заходили в комнату к нашим женщинам, — пояснил Вейдеманис. — Мамука все еще там. Он всю ночь ничего не пил и не ел. Отари с супругой тоже рядом с ним. Мы им предлагали спуститься вниз, но они отказались.

      — Как наш повар? — спросил Дронго.

      — Все нормально, — кивнул Вейдеманис. — Ему сделали укол, и он заснул. Если вертолет прилетит вовремя, то он не проснется до самой больницы. Ты дозвонился?

      — Да, — кивнул Дронго, — скоро они прилетят. Наступило молчание. Никто не знал, о чем можно говорить в такую ночь. Из бильярдной слышался шепот Толдиной. Очевидно, она уже не плакала, а что-то быстро говорила Сергею Буянову, который молча ее слушал. Дронго знал, что после истерики наступает период, когда человеку нужно выговориться, чтобы избавиться от страха и сомнений, накопившихся за определенный период. Более слабые натуры засыпали, более сильные старались выговориться.

      С каждой минутой становилось все светлее. И казалось, что все ужасы прошедшей ночи исчезают вместе с рассеивающейся тьмой. Еще через несколько минут Алтынбай поднялся со стула.

      — Пойду поставлю чай, — сказал он. — Нам всем нужно позавтракать.

      — У вас нервы прямо из стального троса, — заметил Погорельский.

      Алтынбай обернулся и хотел что-то ответить, но в этот момент все услышали нарастающий шум.

      — Вертолет, — уверенно произнес Новрузов, глядя на остальных. Он удивился — лица сидящих за столом не выражали радости. Скорее в их глазах были пустота и безразличие.

      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

      Вертолет сел недалеко от дома через несколько минут. Из кабины выбрались двое незнакомцев. Один был небольшого роста, молодой, в кепке и кожаной куртке. Второй — в форме, очевидно, офицер полиции. Все мужчины вышли из дома, чтобы встретить гостей. Даже Буянов на время оставил Толдину.

      Первый из незнакомцев, увидев Керима Новрузова, подошел к нему и о чем-то тихо его спросил. Тот утвердительно кивнул головой, показывая на Дронго. Незнакомец подошел к эксперту и протянул ему руку.

      — Следователь городской прокуратуры Сеидов.

      — Здравствуйте, — пожал ему руку Дронго.

      — Нам сообщили, что здесь произошло убийство.

      - И не одно, — мрачно сообщил Дронго, — а целых три.

      — Три убийства? — не поверил следователь. Как это случилось? Они погибли в горах?

      — Нет, их убили в доме.

      — Как это убили? — не понял следователь, оглядываясь по сторонам. — Кто убил?

      — Этого мы не знаем, — ответил за Дронго Вейдеманис.

      — Почему здесь так много людей? — недовольно спросил офицер полиции. — Нам сказали, что тут должны быть только три человека — гости, приехавшие к нам из Таджикистана.

      — Нет, — ответил Дронго, — здесь было трое из Таджикистана, четверо из киногруппы и еще шесть человек из дома отдыха шелкового комбината, не считая Гасана.

      — Кого убили? — спросил следователь, который все еще не понимал, что произошло.

      — Эдгар, — устало попросил Дронго, — покажи им. второй этаж. И расскажи обо всем, что случилось.

      — Я Рахман Усманов, руководитель таджикской делегации, — представился Усманов. — Пойдемте, я вам все покажу.

      — Вот и хорошо, — согласился Дронго. Следователь прокуратуры и офицер полиции вместе с Усмановым и Вейдеманисом пошли на второй этаж. Новрузов подумал немного и тоже последовал за ними.

      Дронго вернулся в гостиную, а потом прошел в бильярдную комнату. Толдина достала зеркало и пыталась привести в порядок свою прическу. Было уже совсем светло. Увидев Дронго, она торопливо убрала зеркало.

      — Все в порядке, — сообщил он, — приехал следователь прокуратуры.

      — Мы можем уехать? — спросила она.

      — Пока нет. Но я думаю, что скоро весь этот ужас

      закончится.

      — Слава Богу, — прошептала она. — У меня уже нет никаких сил. Сережа, посмотрите, пожалуйста, там осталась вода?

      Буянов пошел к столу, взял бутылку минеральной воды и принес ей. Когда он попытался открыть бутылку, вода брызнула в разные стороны.

      — Осторожнее, — попросила Толдина. Дронго задумчиво посмотрел на него.

      — Вы всегда так неаккуратны? — спросил он, думая о своем.

      — Здесь минеральная вода, наверное, закачивается в бутылки под сильным давлением, — попробовал оправдаться Буянов, — или они долго лежали в тепле.

      — Скорее второе. — Дронго засунул руку в карман и вдруг, резко повернувшись, вышел из бильярдной.

      Он поднялся наверх как раз в тот самый момент, когда следователь осматривал тело убитого Шарая, выслушивая объяснения Усманова и Вейдеманиса. Стоявший рядом офицер полиции, большой, полный мужчина с роскошными черными усами и сросшимися темными бровями, изумленно смотрел на свидетелей, не веря ни одному слову. В самом тихом месте этого района, где десятилетиями не случались убийства, были убиты сразу три человека! Офицер снял фуражку и вытер вспотевший лоб.

      — Извините меня, Сеидов, — вдруг сказал Дронго, вошедший в комнату, — сколько вам лет?

      — Это имеет отношение к нашему расследованию? — нахмурился следователь. Как и всякого молодого человека, его самолюбие задевали намеки на молодой возраст.

      — Не обижайтесь, — попросил Дронго. — Вам, наверное, не больше тридцати.

      — Ну и что?

      — Вам, очевидно, не сказали, кто я. Ваш прокурор меня знает. Я Дронго.

      — Вы Дронго? — Сеидов изумленно оглянулся на Усманова и Вейдеманиса.

      — Да, — кивнул Эдгар, — это он. Вам повезло. Сеидов. Вы видите перед собой живую легенду.

      — Вы действительно Дронго? — Следователь не мог поверить в то, что перед ним легендарный эксперт.

      — Действительно, — кивнул Дронго, — поэтому я прошу вас закончить осмотр и спуститься вниз. Кстати, попросите, чтобы все собрались в гостиной. Кажется, я уже знаю, что именно произошло здесь этой ночью.

      — Как это знаю? — разозлился офицер, вмешиваясь в разговор. — Что говорит этот человек? Кто вы такой?

      — Это Дронго, — остановил его Сеидов. — Собери всех и давай спустимся вниз.

      Офицер полиции, с опаской взглянув на Дронго, замолчал. Когда тот повернулся и вышел, он шепотом спросил у Вейдеманиса:

      — Где он работает? В прокуратуре республики?

      — Выше, — улыбнулся Вейдеманис.

      — В Кабинете министров?

      — Еще выше.

      — Неужели в президентском аппарате? — испугался офицер.

      — Еще выше, — засмеялся Вейдеманис.

      — Выше не бывает, — разозлился офицер. — Где он все-таки работает? Или он депутат? Министр? Кто он?

      — Эксперт по расследованиям. Эксперт-аналитик, — пояснил Вейдеманис, с трудом сдерживая улыбку.

      — Этого я не понимаю, — сказал офицер. — Где он работает? В каком ведомстве?

      — У Бога, — подумав, ответил Вейдеманис.

      Офицер махнул рукой, решив, что его разыгрывают. Его только недавно перевели из участковых на оперативную работу, и он не знал, что такое «эксперт-аналитик». Но указания следователя он добросовестно выполнил, собрав в гостиной всех находившихся в доме гостей.

      Все присутствующие ждали, что именно им скажет Дронго. Мужчины принесли стулья из бильярдной комнаты. На диван сел офицер полиции, не понимавший, почему никто не хочет к нему присоединиться. Остальные разместились на стульях и в креслах. Буянов принес сверху еще два стула, отдав их Погорельскому и Толди-ной, которая отодвинулась от режиссера, стараясь быть ближе к сидевшему рядом с ней Сергею Буянову. В своем кресле остался Рахман Усманов. В другом кресле сгорбился Алтынбай. На двух стульях рядом сели супруги Квачадзе — Отари и Людмила. Мамуку, поседевшего от горя, посадили поближе к Отари. И наконец, Эдгар Вей-деманис поставил стул чуть поодаль.

      Все смотрели на Дронго. Он почувствовал некоторое волнение, словно перед выступлением в аудитории. Впрочем, выступлений об никогда не боялся. Ему было легко и просто говорить перед людьми.

      Следователь сидел чуть в стороне, ожидая, что именно скажет этот необычный человек. Он тоже немного волновался. Еще учась на юридическом факультете, он слышал о легендарном аналитике, который может распутать любую загадку. И теперь он сам мог проследить за ходом рассуждений великого аналитика. Следовательно, он твердо решил не вмешиваться в монолог Дронго, давая ему возможность высказаться без помех.

      — С самого начала я не верил в преступления, совершаемые маньяком, — начал Дронго. — Мне казалось невероятным, что в такую погоду, при таком ветре и здесь, в горах, вдруг оказался сексуальный маньяк, который нападает на наших женщин. Однако обстоятельства первого убийства наводили на эту мысль.

 

      В момент первого убийства все складывалось так, чтобы мы приняли именно эту версию. Катя Шевчук была в комнате одна, когда туда вошел убийца, который успел задушить ее и исчезнуть. Предположить, что он поднялся по лестнице и прошел по коридору, я никак не мог. Во-первых, его могли увидеть работающие на кухне женщины. А во-вторых, он не мог выйти на веранду незаметно для Отари Квачадзе. Но учитывая, что наверх поднимались двое — Сергей Буянов, что-то выяснявший у женщин, и Мамука Сахвадзе, который вызвался напоить нашего повара, так неудачно поскользнувшегося по дороге на Мархал, вполне понятно, что именно их я и должен был подозревать в первую очередь. Ведь остальные сидели рядом со мной. Был еще Алтынбай, у которого вообще не было никакого алиби и который, единственный из всех остальных, мог спокойно выйти из своей спальни, пройти за спиной художника в комнату Кати и своими сильными руками легко ее задушить.

      Все посмотрели на руки Алтынбая, которые он скрестил на животе. Тот чуть смутился и убрал руки за спину.

      — Вы хотите из меня сделать убийцу? — с отвращением спросил он.

      — Я хочу установить истину, — возразил Дронго. — И будет лучше, если вы не станете мне мешать. Итак, число подозреваемых оказалось не столь велико. Но мне важно было понять мотив преступления. Убийца мог проникнуть в дом и с веранды. Однако дверь плохо поддавалась, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы открыть ее. Отсюда я сделал конкретный вывод, что убийца вряд ли мог воспользоваться этой дверью и скорее всего проник в комнату, где находилась Шевчук, через окно.

      Я предположил, что так и было. Тогда получалось, что убийца, выйдя из дома, подтянулся на руках, залез на веранду, потом через окно забрался в дом и задушил несчастную женщину. Мне казалось логичным, что первое убийство произошло именно так. И я стал анализировать, кто мог незаметно выйти из дома — так, чтобы мы ничего не заподозрили.

      — Все были в доме, — возразил Погорельский. — Мы знаем, где был каждый из нас. Ваша дедукция дает очевидный сбой.

      — Возможно, — улыбнулся Дронго, — но я продолжу. Мне было важно установить, кто мог выйти из дома. Я разгадал эту загадку, когда произошло второе убийство. Смерть Нани Сахвадзе не вписывалась в модель моего расследования.

      При этих словах Мамука вздрогнул.

      — Модель, — пробормотал он, — для вас она всего лишь модель расследования.

      — Извините меня, Мамука, я не хотел вас обидеть, — сказал Дронго. — Итак, произошло второе убийство. Убийца на этот раз поднялся наверх и ударил несчастную женщину ножом.

      — Как это ножом? — вскочил Мамука. — Он ведь ее задушил!

      — Мамука, подожди, не волнуйся, я все объясню, — поднялся следом Отари, который обратился к другу на грузинском языке.

      — Что он говорит?! — кричал Мамука. — О каком ноже он говорит?! Значит, ее закололи? Закололи, как свинью? И вы мне ничего не говорили?! Значит, ей сделали больно? — От волнения он путал русские и грузинские слова.

      — Сядь, Мамука, — почти силой усадил своего обезумевшего от горя друга Отари. — Нужно выслушать, что скажет этот человек, — добавил он по-грузински.

      — Вашу супругу убили, — сурово подтвердил Дронго, — но ее убили по ошибке. Убийца метил не в нее. Ему нужна была Наталья Толдина.

      — Он хотел убрать меня, — горько сказала актриса. — Я так и думала. Ублюдок, негодяй! Кто меня хотел убить?

      При дневном свете и следователе прокуратуры она была гораздо смелее, чем вчера ночью.

      — Вы не даете мне говорить, — мягко упрекнул ее Дронго. — Итак, произошло второе убийство. Я начал размышлять, почему убили несчастную Нани Сахвадзе. Ведь очевидно, что до сегодняшнего дня она никогда не встречалась с Шевчук. Но здесь я вспомнил, как пришла за сигаретами Толдина. Вы помните, что именно вы сказали, когда спустились вниз после первого убийства?

      — Я ничего не помню! — резко ответила Наталья. — Я вообще хочу забыть все, что произошло этой ночью.

      — Ваш режиссер предложил вам остаться внизу, с нами, но вы резко ответили, что после сегодняшней ночи вообще не хотите даже разговаривать с кем-либо из нашей компании. И я понял, что вы, может быть, знаете, почему у Шевчук произошла такая резкая смена настроения и почему она заперлась наверху в комнате. Но ваши слова слышал и убийца. Он тоже понял, что вы можете знать, из-за чего убили вашу подругу. И тогда убийца решил действовать.

      — Получается, что я виновата в смерти Нани? — с вызовом спросила актриса.

      — Не совсем. Вы ведь сказали это не нарочно. Просто не хотели оставаться с нами, и у вас непроизвольно вырвались эти слова. Но убийца все понял. И когда вы находились в комнате убитой, он, воспользовавшись отсутствием света, который у нас так некстати погас, прошел на кухню, чтобы взять там нож. Он ждал, когда вы выйдете из комнаты, где лежала убитая. Ведь он был уверен, что врач Нами находится в спальне, где спит повар, а вы сидите в другой, где находится ваша убитая подруга.

      — Хватит! — простонала Толдина. — Мне страшно это слушать.

      — Говорите, — попросил Буянов. — Мы обязаны все знать.

      — Убийца стоял на кухне и ждал, когда вы появитесь. Он предусмотрительно открыл окно, чтобы все подумали, что он и на этот раз проник в дом через окно. Но влезть на второй этаж под дождем гораздо труднее, так как здесь не было никакой веранды. А если учесть, что я появился почти сразу после убийства, то можно сделать вывод, что убийца решил нас обмануть, открыв окно.

      — И что ему это дало? — спросил Буянов.

      — Необходимые несколько секунд, — пояснил Дрон-го. — Когда убийца ударил свою жертву, он отступил во тьму коридора, полагая, что убитую сразу найдут. И он правильно думал. Я, конечно, совершил ошибку, но простительную ошибку — я сразу позвал людей, надеясь еще помочь несчастной. Но именно в тот момент, когда все побежали наверх, убийца спокойно к ним присоединился. И все. В это время Вейдеманис крикнул про открытое окно, Мамука бросился вниз, и за ним поспешили все остальные. Момент был упущен, мы уже не могли вычислить убийцу.

      — Интересный детектив! — сказал Погорельский. — Но вы еще не назвали имя убийцы. Кто убил наших женщин, кто стрелял в Олега Шарая? Кто совершил все эти страшные преступления?

      — Шевчук не хотела признаваться в том, что в девяносто втором году на их отставшую группу напали бандиты. Тогда двух ее спутников убили. Убили у нее на глазах. — Он заметил, как блеснули глаза Толдиной, и понял, что не имеет права говорить про насилие. — Конечно, молодая женщина была тогда в шоке. Приехав сюда, она узнала в одном из гостей человека, который. был в банде. Катя испугалась. Именно поэтому она и заперлась наверху в спальне.

      Кого мне следовало подозревать? Того, кто был тогда с ней в горах? Возможно, Погорельский что-то знал и поэтому так не хотел брать ее с собой на новые съемки.

      — Это интересно, — пробормотал режиссер. — Вы думаете, я убил свою актрису? Зачем мне для этого нужно было приезжать сюда? Я вполне мог сделать это в Москве.

      — Не могли, — возразил Дронго. — Вашу актрису задушил человек, у которого очень сильные руки. Женщины сразу исключались. По той же причине исключались и еще двое — вы и Рахман Усманов.

      — Хорошо, что вы меня исключили, — улыбнулся Усманов, — а то я сидел и гадал, кого вы назовете в качестве главного подозреваемого.

      — Вас, — сказал Дронго, — именно вас.

      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

      — Теперь и до меня добрались, — пробормотал Усманов. — Сначала вы говорите, что я не мог убить несчастную девочку, а потом утверждаете, что это сделал я. У вас поразительная логика!

      — Она вас узнала, Усманов. Но и вы ее тоже узнали. Это ведь именно вас она испугалась.

      Рахман Усманов благодушно улыбнулся:

      — Я знал, что рано или поздно вы все сведете к обвинениям против меня. У вас сильные предубеждения против оппозиции, я вам уже об этом говорил. Напрасно вы произносите такую длинную речь. Я ни в чем не виноват. Я не убивал и не применял насилия к этой несчастной молодой женщине.

      — А разве я сказал, что ее насиловали? — спросил Дронго.

      — Не ловите меня на слове, — поморщился Усманов. — По-вашему выходит, что я вылез в окно, забрался на веранду, сначала задушил одну женщину, потом вогнал нож в сердце другой и, наконец, застрелил несчастного Олега. Кстати, когда его убили, я разговаривал с вами. Вам не кажется, что ваши предположения построены на дикой фантазии? Любая экспертиза докажет, что я не могу вонзить в человека нож с такой силой или задушить своими руками здоровую молодую женщину.

      — Верно, — кивнул Дронго, — я тоже об этом думал. Но вы не сказали мне, что вы с севера Таджикистана. Достаточно было мне позвонить в город, чтобы проверить через аэропорт, где вы проходили пограничный контроль. Вы ведь родом с севера?

      — И поэтому вы думаете, что я убийца? — иронично спросил Усманов.

      — А я не сказал, что вы убивали. Но «дьявол в деталях», Рахман-ака. Когда убитый Шарай свалился к вашим ногам, вы вдруг занервничали, закричали на Отари, интересуясь, где находится Мамука. В этот момент вы испугались мести мужа убитой по вашему приказу женщины. Вы поверили, что он вдруг мог понять ваш план, и впервые испугались.

      — Какой бред! — сказал Усманов. — Место моего рождения или мой крик — это не доказательства. Я испугался не его мести, а за него. Мне было важно, где он находится, ведь я видел, как он страдал. Нельзя обвинять человека на основании ваших нелепых домыслов, господин эксперт. Это некрасиво.

      — Некрасиво, — согласился Дронго, наблюдая за своим противником, — но у меня появилось доказательство, которое опрокидывает всю систему вашей защиты. В разговоре со мной Олег все время говорил, что приехал к вам в девяносто шестом. Он без конца повторял эту дату, очевидно, подсказанную ему вами.

      — Правильно говорил. Так и было. Он приехал в девяносто шестом.

      — А в разговоре со мной он признался, что знает вас шесть-семь лет. Если учесть, что до его приезда вы не были знакомы, то получается, что он мне врал. И я спросил себя — когда? В первом или во втором случае?

      — Какая мне разница, когда он приехал? При чем тут Олег?

      — Вы были знакомы с ним много лет. С девяносто шестого прошло три года, а не семь лет. Интересные расхождения, вы не находите?

      — Я знал его брата, поэтому и его, — пожал плечами Усманов. — Хватит говорить на эту тему. Я думал, вы собрали нас, чтобы рассказать о конкретной версии, а вы пытаетесь поймать меня на неточностях. И вы забыли о самом важном — все участники гражданской войны уже давно амнистированы. Была общая амнистия для обеих сторон. Мы не отвечаем за прошлые преступления. Это вы можете понять?

      — Значит, вы скрыли конкретные преступления от властей.

      — Ничего я не скрывал. И у вас ничего нет.

      — Но у меня есть конкретное доказательство вашей вины, — добавил Дронго.

      — Какое доказательство? — спросил, насторожившись, Рахман-ака.

      — Одна маленькая деталь, на которую вы не обратили внимания. Убийце нужно было время, чтобы незаметно выбраться из дома, залезть на веранду и задушить

      женщину. И это время, и его алиби обеспечивали именно вы.

      — Каким образом? — зло спросил Усманов. Все следили за их диалогом затаив дыхание.

      — Вы вошли в бильярдную и словно случайно закрыли дверь. Обратите внимание, что после вашей игры двери никогда не закрывались. После того как вы вошли туда, ваш сообщник Олег Шарай бросился к окну, вылез из дома, забрался на веранду, а затем в комнату и задушил несчастную актрису. Потом он спустился вниз и снова залез в окно, чтобы попасть к вам в бильярдную. В это время вы имитировали игру в нарды: громко стучали игровыми шашками, бросали кости. Вы играли сами с собой, создавая алиби своему сообщнику. Или ассистенту, как однажды назвал его режиссер Погорельский, на что вы довольно нервно отреагировали.

      — Какая чушь!.. — уже менее уверенно сказал Усманов.

      — Когда я попытался пройти в комнату, дверь даже не открывалась, ведь вы заперли ее на замок. Но потом вы отомкнули замок и крикнули, что дверь открыта. Я вошел в бильярдную и увидел на брюках вашего напарника небольшое пятно. Он сказал мне тогда, что пролил на себя воду. Теперь я понимаю, что, вернувшись к вам, он вытер лицо и волосы носовым платком, который сунул в карман, а вода проступила сквозь брюки.

      — Все это ваши домыслы! — отчеканил Рахман Усманов. — Он мог вспотеть и вытереть пот. Он мог случайно пролить на себя воду. Пятно от воды на его брюках еще ничего не значит.

      — Если учесть, что он лез на закрытую веранду, он не должен был намокнуть, но когда он вылезал из окна, его лицо и волосы намокли под дождем, — заметил Дронго, — тем более когда он лез в окно на второй этаж. Он должен был высунуть голову, потом подтянуться и прыгнуть в комнату. Кстати, это была ваша спальня, которую вы любезно уступили гостям и заранее открыли окно.

      — Он подставил голову под дождь, — зло парировал Усманов, — я открыл окно. Что за фантазии? Хватит, я не хочу вас больше слушать. Вы не имеете права надо мной издеваться! У вас нет и не может быть никаких доказательств.

      — Кроме этого. — Дронго достал из кармана белую шашку.

      — Что это? — дрогнувшим голосом спросил Усманов.

      — Вы ведь играли со своим партнером, когда я туда вошел. На доске у вас не было ничего, кроме костей и шашек. Откройте нарды и сосчитайте все шашки. У белых было четырнадцать камней. Четырнадцать, уважаемый Рахман-ака, а не пятнадцать, как положено в нардах. Дело в том, что я хорошо играю в нарды. В этой игре не берут фигуры противника, как в шахматах или шашках. До конца игры все пятнадцать камней должны быть на игровом поле. Но вы так торопились, что, расставив шашки, даже не сосчитали их. Согласитесь, что невозможно начать игру без одного камня.

      Обычно недостающую шашку или камень заменяют чем-нибудь другим. Но когда я вошел в комнату и посмотрел на доску, там не было ни одного заменителя. Вы намеренно громко бросали игральные кости, предоставив возможность своему напарнику вылезти в окно. Вы торопились создать ему алиби и поспешили. Вы очень поспешили, Усманов. Мы нашли эту шашку под диваном. Согласитесь, что это и есть конкретное доказательство вашей вины. Или вы играете в нарды четырнадцатью камнями против пятнадцати вашего партнера?

      Усманов открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл его. Оглянулся по сторонам, словно рассчитывая на чью-то поддержку.

      — Подонок! — сказал гневно Мамука. — Это ты все организовал!

      Усманов хотел возразить и как-то оправдаться, но Дронго по-прежнему держал в руке свое доказательство. Возражать было невозможно. Усманов чуть привстал и вдруг, схватившись за сердце, начал сползать со своего кресла.

      - Новрузов! — закричал следователь. — Быстрее сюда! У него, кажется, сердечный приступ.

      Ветеринар, прибежавший на крик следователя, стал считать пульс у рухнувшего без сознания Усманова.

      — Ему плохо, — сказал он, — у него, наверное, больное сердце. Пульс сильный. Очень сильный. Я ему укол сделаю.

      — Лучше введите ему яд, — предложил Сергей. — Он вполне его заслужил.

      — Что вы говорите? — испугался Новрузов.

      — Не обращайте внимания, — сказал следователь по-азербайджански, — делайте свое дело. Этот человек, кажется, преступник.

      — Если вы все рассказали правильно, — задумчиво произнес Алтынбай, — то кто же тогда убил самого Олега Шарая? Кто в него стрелял?

      — Он сам, — пояснил Дронго, заметив изумленное лицо Вейдеманиса. Но предпочитая делать вид, что он его не замечает, эксперт продолжил свой монолог: — Он захватил винтовку — видимо, хотел подняться наверх и выстрелить в Наталью Толдину. Но он шел в темноте и на лестнице, очевидно, поскользнулся. Винтовка выстрелила ему прямо в живот. Именно поэтому он лежал рядом с винтовкой. Но перед тем как подняться наверх, он по привычке открыл входную дверь. Поэтому дверь была распахнута — он хотел имитировать свой обычный трюк. Однако на этот раз у него ничего не получилось. Я думаю, что следователи заберут винтовку и не найдут на ней отпечатко» пальцев. Наверное, он держал ее, обернув руку своим платком или полой пиджака. А вот на ноже, который я уже передал следователю, наверняка обнаружатся его отпечатки. Хотя думаю, что и на винтовке могут быть отпечатки пальцев Олега Шарая. Вот, собственно, и вся разгадка.

      Все молчали. Новрузов, набрав лекарства в шприц, протер руку Усманова ватой, смоченной спиртом, а затем сделал укол.

      — Мы возьмем его с собой, — сказал следователь, — а потом, как только восстановится дорога, мы приедем на автобусе и заберем погибших. Нужно будет все оформить. У меня сейчас только один вертолет, да и тот мне дал лично глава исполнительной власти. Я не могу сейчас взять с собой трупы. Извините меня, но мы пришлем специальный санитарный вертолет — вызовем из Гянджи.

      Инспектор уголовного розыска сложил в свою сумку винтовку и нож в пакете, которые им передал Дронго. Офицер полиции изумленно смотрел на Дронго, словно на инопланетянина. Теперь он наконец понял, что такое «эксперт-аналитик».

      — Когда прилетит санитарный вертолет, я поеду с ним, — решительно сказал Мамука. — Я не хочу, чтобы ей делали вскрытие.

      — Это зависит от прокурора, — ответил следователь, — можете потом поехать к нему. У нас в вертолете не так много мест. Кроме летчика и нашего инспектора уголовного розыска, там могу поместиться только два человека. Но мы должны забрать Усманова, которого я отвезу в больницу, и Гасана, потому что у него сломана нога. Извините меня, но больше я никого не могу взять, даже погибших.

      — Понятно, — произнес неприятным голосом Погорельский. — Значит, вы предлагаете нам остаться здесь вместе с трупами.

      — Нет, не предлагаю, — сказал следователь. — Сейчас сюда приедет ваша машина. Шофер поехал в объезд и должен быть здесь с минуты на минуту. Вы можете уехать вместе с ним. Только возьмите нашего ветеринара. Ему тоже нужно домой.

      — Не надо, — улыбнулся Новрузов, — Я доберусь пешком. Мне здесь недалеко.

      — Давайте сначала перенесем Гасана, — предложил следователь, — а потом погрузим и этого, — кивнул он на Усманова.

      На матраце спустили Гасана, который все еще спал. Ветеринар вкатил ему лошадиную дозу снотворного и обезболивающего. Повара положили в кабине вертолета, после чего вернулись за Усмановым. Он уже пришел в себя и сидел на диване. Когда к нему подошел офицер полиции, Усманов взглянул на Дронго.

      — Ты, — сказал он с ненавистью, — ты... Как ты мог догадаться? Ты настоящий дьявол...

      — Зачем вы их убили? — спросил Дронго.

      — Я никого не убивал... — Усманов закрыл глаза, потом снова открыл. — Они тогда случайно вышли на Зеравшане на наших людей. Когда я приехал, все уже случилось. Мы даже наказали одного нашего человека. Кто мог подумать, что мы здесь увидимся? Столько лет Прошло, а она меня сразу узнала! Только Олега там тогда не было. Он потом к нам приехал.

      — Значит, вы были не только в оппозиции, — жестко вставил Алтынбай. — Я всегда подозревал, что ваш отряд действовал на Зеравшане.

      — Ты тоже не ангел, — отмахнулся от него Усманов. — Если бы мы победили, все было бы точно так. Люди не меняются... Только он, только он... — Усманов хотел что-то сказать, указав на Дронго, но не стал более ничего добавлять.

      Вейдеманис и офицер полиции, поддерживая Усманова с двух сторон, подняли его и повели к вертолету. Тот обернулся и в последний раз посмотрел на Дронго. Его усадили в кабине вертолета. Инспектор уголовного розыска сел рядом. Следователь пожал всем по очереди руки и подошел к Дронго.

      — Я много о вас слышал, — сказал он на прощание, — и вы оправдываете свою репутацию. Спасибо вам. Теперь мы проверим все факты.

      Он направился к вертолету, придерживая рукой свою кепку. Маленького роста, он совсем не был похож на следователя прокуратуры — скорее на обычного городского мальчишку, случайно оказавшегося в горах. Не успел вертолет взлететь, как к дому подъехала машина киногруппы. Молодой водитель требовательно просигналил, словно рапортуя о своей победе.

      — Нам нужно ехать, — сказал Погорельский, — машина уже пришла. Не вижу необходимости здесь задерживаться.

      — А Катя? — спросил дрогнувшим голосом Сергей. — Вы оставите ее здесь?

      — Вы можете ей чем-то конкретно помочь? — зло огрызнулся режиссер. — Садитесь в машину, Буянов, мы потом разберемся.

      — Я останусь, — твердо сказал Сергей, — никуда я с вами не поеду. Мы вместе с Мамукой поедем к прокурору и попросим, чтобы женщин не трогали. Я остаюсь.

      — Вы можете поехать к прокурору чуть позже, — сказал Погорельский. Затем он тяжело вздохнул и добавил уже более спокойным голосом: — Не глупи, Сережа, у них в вертолете места для всех не будет. А ты ей не муж и не брат. Поедем к себе. Переоденемся, побреемся, и я с тобой пойду к прокурору. Нам еще много сил понадобится. Нужно перевезти ее в Москву, чтобы похоронить по-людски. Поедем, Сережа.

      — Я тоже поеду с ними, — решительно сказал Алтынбай, — буду ждать вас в больнице. Не могу оставить старика одного. Он хоть и мерзавец, но мы приехали вместе, и я должен знать, что с ним будет. Кроме того, он один из руководителей нашей службы и мой соотечественник. Посла нашей страны в Азербайджане пока нет. Значит, мне лучше поехать к прокурору.

      — Вам жалко этого подлеца? — удивился Вейдеманис. — Ведь он все организовал, все эти убийства.

      — Его не жалко, — жестко ответил Алтынбай, — жалко нас всех. Эти войны еще долго будут мстить всем нам таким страшным образом, и никто не сможет остаться в стороне. Несчастная Шевчук думала, что уедет из Средней Азии — и война ее больше не коснется. Но так не бывает. Этот проклятый бардак длится уже столько лет! Вы можете мне сказать, кому было выгодно, чтобы мы так жили?

      — Не нужно, — тихо попросил Вейдеманис, — не нужно об этом. Меня выставили из Латвии, обвинив в том, что я работал в КГБ. Моя жена осталась в Риге, а я живу в Москве. Значит, кому-то было нужно, чтобы мы так жили.

      — Я думаю, что долго так не будет продолжаться, — убежденно сказал Дронго. — Рано или поздно народы поймут, что их специально поссорили и разъединили. Поймут и выгонят тех, кто это сделал.

      — Поедем, — подвел итог Погорельский, — машина нас ждет. — Он подошел к Дронго. Режиссер был абсолютно трезв — страшная история его потрясла. — Я сниму фильм о нашей встрече, — неожиданно сказал он.

      — Не думаю, что это нужно делать, — ответил Дронго.

      — Вы так полагаете? Может быть, вы и правы... Режиссер кивнул на прощание и поспешил к машине, ничего больше не сказав. Толдина подошла к Дронго.

      — Этого мерзавца Бог покарал! — убежденно сказала она, имея в виду Олега Шарая. — Вы видели, как он умирал без врача? Он ведь своими руками убил человека, который мог его спасти.

      — Нет, — не согласился Дронго, — спасти его было уже невозможно. Он и так чудом продержался несколько секунд.

      — Поделом ему! — в сердцах воскликнула Толдина.

      — До свидания, — кивнул Дронго на прощание.

      — Спасибо вам, — тихо произнесла женщина и пошла к ожидавшему ее у машины режиссеру.

      — Я тоже поеду к прокурору, — сказал Сергей, обращаясь к Мамуке, — там мы с вами встретимся. До свидания.

      Он по очереди пожал всем руки и побрел к машине немного сутулясь, словно боялся, что его окликнут.

      — Спасибо вам за все, — протянул руку Алтынбай, — и извините меня за моего соотечественника. Мне жаль, что все так получилось. Вы, наверное, меня подозревали больше, а не его?

      — Не подозревал. — Дронго протянул в ответ руку. — Не бывает немного честных или немного порядочных людей. Кажется, Толстой сказал, что нельзя быть немного беременным. Порядочный человек должен быть порядочным во всем. Как только я поговорил с вами, я сразу понял, кто передо мной. А он все время врал, юлил, изворачивался. Нет, я вас ни минуты не подозревал. До свидания.

      Алтынбай пошел к машине. Погорельский уже сидел впереди. Толдина и Буянов разместились на заднем сиденье. Алтынбай помахал рукой и уселся в кабину машины, которая осела под его весом.

      — Может, ты мне объяснишь?.. — начал Вейдеманис, но Дронго сжал ему руку, и тот замолчал.

      — Я тоже пойду, — сказал Новрузов. — Мой работа закончилась. Скоро Мехти приходить сюда.

      — Спасибо вам, — кивнул ему Дронго на прощание. Он повернулся и вместе с Эдгаром направился в дом. Вейдеманис удивленно смотрел на своего друга. Когда они вошли в гостиную, он снова спросил:

      — Ты ничего не хочешь мне сказать?

      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

      Дронго молчал. Он взял стул и сел за столик, словно ожидая остальных. Отари предложил одно кресло своему другу, а второе подвинул Людмиле. Она была в темном длинном платье и казалась похожей на фарфоровые статуэтки прошлого века. Но женщина не села в кресло, уступив его своему супругу, а вместо этого подвинула стул и устроилась около мужа. Вейдеманис расположился рядом с ними.

      — Я кое-чего не понимаю, — сказал Отари, — меня не совсем устраивают ваши объяснения. Я понимаю, что Усманову нужно было убрать ненужного свидетеля, который его узнал. Я понимаю, как он нас всех обманул, делая вид, что играет в нарды. Пока он бил камнями и бросал игральные кости, Шарай вылез в окно и забрался на второй этаж, чтобы задушить женщину. Я все понял. Но как могло получиться, что он сам застрелил себя? Как это могло быть? Я в это не верю.

      Вейдеманис кивнул головой в знак согласия. Он все время хотел задать именно этот вопрос. Как мог Шарай, даже если он нес винтовку в руках, выстрелить в себя? Как это могло получиться? Но он видел, что Дронго не хочет говорить, и поэтому не задавал лишних вопросов.

      — Конечно, вы правы, — сознался Дронго. — Он не мог выстрелить в себя сам. И винтовка не могла выстрелить. Я думаю, что у следователя еще будут вопросы, но доказать уже ничего нельзя. Там нет никаких отпечатков пальцев.

      — Вы хотите сказать, что он не сам застрелился?

      — Конечно, нет. Его убили, — ответил Дронго.

      — Господи, — прошептал Отари, — я думал, что его наказал Бог, а оказывается, его тоже кто-то убил! Значит, вы считаете...

      — Его убили, — подтвердил Дронго.

      — Вах! — сказал, скрипя зубами, Мамука. — Кто бы это ни сделал, он мой брат. Я буду обязан этому человеку всю жизнь. Убить такого подонка! Кто его убил? Вы?

      — Нет, конечно. Я в этот момент разговаривал с Усмановым.

      — Я думал, что вы назовете его фамилию, — признался Отари, — ведь было логично, что он уберет своего помощника, после того как тот сделает за него всю грязную работу. Разве не так?

      — Не совсем, — ответил Дронго. — Усманов уже пожилой человек. Зачем ему стрелять в своего, тем более с кем они повязаны кровью? Шарай никогда бы его не выдал, это, очевидно, было не в интересах самого Олега. И кроме того, он не выполнил главного условия, поставленного перед ним Усмановым. Он должен был убрать не только Шевчук, но и Толдину, а он не сумел этого сделать.

      — И тогда его кто-то убил? — с волнением спросил Отари.

      — Вот именно, — кивнул Дронго. — Этот человек стоял наверху, прямо над лестницей. Он дождался, пока Шарай пройдет мимо него, затем окликнул, и, когда тот повернулся, прозвучал выстрел.

      — Вы сказали «этот человек», — заметил Отари. — Вы не назвали его убийцей. Это намеренно или мне так показалось?

      — А я не считаю убийцей человека, который стрелял в Шарая, — пояснил Дронго. — Я считаю, что он покарал негодяя и, значит, сделал все правильно.

      — И вы знаете имя человека, который это сделал? — спросил Мамука.

      — Знаю, — кивнул Дронго, — я могу вам все объяснить.

      Он тяжело вздохнул и оглядел оставшихся людей.

      — Вы действительно хотите, чтобы я все вам рассказал? — спросил Дронго, обращаясь к Отари.

      — Конечно, хочу. Я не могу понять, как погиб Олег. Не могу.

      — Вы тоже хотите? — Теперь Дронго глядел на Мамуку.

      — Я хочу знать все. Все, что случилось этой ночью, — твердо сказал Сахвадзе.

      — Ты тоже, Эдгар? — уточнил у своего друга Дронго.

      — Мог бы меня и не спрашивать, — ответил Вейдеманис, — я бы все равно от тебя не отстал, ты ведь меня знаешь.

      — И вы, Людмила? Вы тоже хотите узнать правду? — посмотрел на супругу художника Дронго.

      Та кивнула головой, ничего не сказав.

      — Неизвестный стрелял сверху, — начал Дронго. — Толдина слышала какой-то крик, а потом раздался выстрел. Очевидно, стрелявший хотел, чтобы Шарай повернулся к нему лицом. За несколько минут до этого я слышал шорох в углу, где стояла винтовка. Когда я повернулся, там уже никого не было. Я намеренно подошел и посмотрел. Винтовки тоже не было. Ее забрали, чтобы выстрелить в убийцу.

      — Кто забрал? — спросил Отари.

      — Я не хотел рассказывать при всех, — сознался Дронго. — Когда убили Нани, я закричал, чтобы вы все поднялись ко мне. И убийца должен был спрятаться в коридоре, чтобы дождаться остальных мужчин. Но один человек не находился внизу. Этот человек соврал мне, сказав, что стоял внизу, у лестницы, тогда как на самом деле он был в коридоре.

      Вейдеманис взглянул на остальных. Все напряженно ждали развязки этой кровавой истории.

      — Тогда я стал спрашивать, кто именно спустился вниз. И вы, Отари, сказали мне, что были внизу один. А ваша жена, когда я попытался уточнить у нее, где она была, тоже сказала, что находилась внизу. Но вы убеждали меня, что спустились один, тогда как Людмила зашла к Гасану. И я понял, что кто-то из вас говорит неправду. Тогда я стал думать: кто из вас меня обманывает и почему? Логично было предположить, что Людмила действительно пошла к Гасану, чтобы посмотреть, в каком состоянии он находится, перед тем как спуститься вниз. А если это так, то она видела убийцу. Услышав крики, она вышла из комнаты и должна была разглядеть хотя бы фигуру убийцы. Но она сказала, что была внизу. Значит, она намеренно меня обманула. «Почему? — спрашивал я себя. — Почему она мне ничего не сказала?» И в этот момент я услышал, как кто-то неизвестный взял винтовку.

      Людмила сжала руку своему мужу так сильно, что тот недоуменно взглянул на нее. Но она слушала Дронго, наклонившись к нему, словно была готова вскочить со своего места, собравшись, как натянутая пружина.

      — У меня хороший слух, — продолжал Дронго, — но я почти не слышал, как поднимались по лестнице. Значит, тот, кто взял винтовку, обладал легким шагом. Он поднимался очень мягко. Логично предположить, что Людмила увидела человека, который прятался в коридо

      ре. Она узнала его и поняла, что своим обвинением ничего не добьется: у нее не было ни доказательств, ни фактов. Возможно и то, что убийство подруги сильно на нее повлияло. И вообще события этой ночи на нас всех плохо подействовали. Она взяла винтовку и спрятала ее в комнате Гасана.

      Отари посмотрел на жену и перевел изумленный взгляд на Дронго. Даже Мамука был взволнован и напуган этой историей.

      — Людмила дождалась, когда Олег снова вышел из кухни. Он начал спускаться по лестнице, и тут она позвала его. Толдина, которая в страхе прислушивалась к каждому шороху, услышала, как Людмила окликнула убийцу. Затем, когда он обернулся, она выстрелила ему в живот. Он свалился с лестницы, а она бросила ему вслед винтовку — орудие смерти и снова вернулась к Гасану. Вот, собственно, и все.

      Отари только сейчас почувствовал, как сильно сжимают его руку тонкие пальцы жены. Он с невольным стоном высвободился.

      — Людмила, это правда? — спросил он, не веря Дронго.

      Супруга молчала.

      — Хотите знать, как я определил, кто именно стрелял? — спросил Дронго. — Я осмотрел винтовку — на ней были заметны характерные царапины. Такое впечатление, что на руке стрелявшего было большое серебряное кольцо, которое и оставило эти царапины.

      — Не может быть, — прошептал Отари по-грузински, — этого не может быть. Людмила, скажи, что это неправда. Скажи, прошу тебя!

      Людмила встала со своего места. Она гордо подняла голову.

      — Да, — сказала она громким голосом, — это я убила мерзавца. Я видела, как он ударил Нани. Я не успела закричать, и он отступил в коридор. Но на кухне горела свеча, и я все видела. Я не успела крикнуть, но поняла, что Бог выбрал меня, чтобы покарать убийцу. Потом я взяла винтовку и выстрелила в него. Это я убила его. И мне не стыдно.

      — Людмила, — прошептал Мамука. Он поднялся со. стула и бросился перед ней на колени. — Прости меня, прости, — шептал он, обращаясь к жене своего друга. — Это я виноват. У меня от горя помутился рассудок. Ты святая! Спасибо тебе. Но как ты могла? Как ты могла?

      — Очевидно, у нее был шок после убийства вашей жены, — предположил Вейдеманис, — так иногда бывает. Но в любом случае самосуд — это не метод...

      — Вы ей ничего не сделаете! — закричал Мамука, поворачиваясь к Дронго. Он вскочил на ноги. — Вы расскажете всем, что стрелял я. Вы слышите меня? Я стрелял в убийцу своей жены, и я должен быть наказан по закону. Вы меня понимаете?

      — Нет, — сказал Дронго, — не понимаю. Мамука сжал кулаки и сделал шаг вперед.

      — Тогда я убью вас!

      — Подожди! — крикнул Отари, обращаясь к другу. — На винтовке остались отпечатки пальцев моей жены. При чем тут ты, Мамука? Ты же слышал, что он сказал про царапины. Там остались отпечатки пальцев Людмилы.

      Он взглянул на жену.

      — Зачем ты это сделала сама? Почему не сказала мне?

      — Я испугалась, когда увидела его, — призналась она, — а потом разозлилась на себя. Я вспомнила о дедах Нани... Я вспомнила... о твоих предках, кольцо которых я ношу. Если она могла войти в пламя ради любимого мужа, разве не должна была я сделать то, что сделала? Это не так страшно. Прости меня, Отари.

      — Господи, теперь тебя посадят в тюрьму! — закусил губу ее муж. — Как же ты могла такое сделать?

      — Там нет ее отпечатков, — вдруг сказал Дронго.

      — Что? Что вы говорите? — повернулся к нему Отари. — Как это нет отпечатков?

      — Я сразу понял, кто именно стрелял, — ответил Дронго, — как только увидел царапины. И поэтому я взял винтовку и стер все отпечатки пальцев. Там нет ее отпечатков, Отари. А про царапины никто, кроме меня, не знает. Вы снимете кольца и спокойно уедете отсюда. И никогда больше не вспомните эту историю.

      — Ты берешь грех на себя, — изумленно пробормотал Отари.

      — Это не грех, — возразил Дронго, — это и есть то, что ты называл сражаться за Бога. Покарать убийцу своей подруги, наказать зло — значит сражаться на стороне Бога против дьявола. Двое детей Сахвадзе остались сиротами. Иногда люди, сами того не осознавая, сражаются на стороне Бога. Так, кажется, ты говорил.

      Отари оглянулся на жену. Она ждала его приговора. В глазах женщины стояли слезы.

      — Ты это сделала! — прошептал потрясенный муж. — Ты его покарала! — И он обнял супругу, прижимая ее к сердцу.

      — Людмила, ты святая! — пробормотал Мамука. — Ты святая! — Он разрыдался.

      — Но кто тогда открыл входную дверь, если Шарай не стрелял, а Усманов сидел рядом с тобой? — настаивал Вейдеманис. — Кто тогда открыл входную дверь, сбив нас с толку? Ведь Людмила стояла наверху...

      — Ты не догадываешься? — спросил Дронго.

      — Боже мой! — ахнул Вейдеманис. — Это сделал ты? Неужели ты это сделал?

      — На стороне Бога, — повторил Отари, протягивая руку Дронго. — Спасибо вам за все.

      Дронго пожал ему руку и посмотрел в глаза его супруге. «Теперь она всю жизнь будет помнить о том, что сделала, — подумал он с содроганием. — Теперь она будет об этом все время вспоминать».

      — Спасибо вам, — пробормотала женщина. — Я не хотела его убивать. Сама не знаю, что со мной произошло. Но когда я увидела, как он ударил Нани...

      — Вы поступили правильно, — убежденно сказал Дронго. — Каждый из нас выбирает, на чьей стороне сражаться. Выбирает каждый день и всю свою жизнь. Вы сегодня сражались на праведной стороне.

      Он бережно взял ее руку и поцеловал. Вейдеманис улыбнулся. Впервые в жизни Дронго целовал руку человеку, которого он только что изобличил в убийстве.